А давайте заключим сделку!

      Тело бьёт крупная дрожь. Подчиняясь желаниям хозяина оно сворачивается комочком, обнимая руками подтянутые к животу колени, словно пытаясь защититься от чего-то.       — Эван! Эван, проснись!       Глаза не желают раскрываться, будто паутина кошмара склеила веки.       — Давай же!       Я просыпаюсь резко, сажусь на кровати глотая воздух, как рыба, выброшенная на берег. Щека горит от боли. Взгляд привычно скользит в сторону тумбочки, на которой стоят электронные часы с подсветкой.       2:32       Сильные руки прижимают меня к груди и успокаивающе гладят по спине. Я ещё не успел разглядеть и, тем более, понять, чья же кожа пахнет еловыми ветками, но этот факт пока не кажется мне особенно важным: слишком сильно я нуждаюсь в том умиротворении, что дарит мне ощущение близости.       — Идём на кухню, я сделаю нам кофе, — мужчина будто бы нехотя размыкает кольцо рук и выходит из комнаты.       Я иду следом. На данный момент этот человек — единственная стабильная часть до жути пугающей реальности, и мне не хочется терять своеобразный якорь, островок спокойствия.       Пока мужчина готовит напиток, я молча рассматриваю его, усевшись на стул с ногами. Фигура его тонкая, будто из одних жил, но не кажущаяся девичьей, напротив, чувствуется, что силы в человеке этом немерено. Черты лица правильные, симметричные до ужаса, а глаза яркими синими огоньками блистают в мою сторону.       Его внешность кажется зловещей в этом огромном помещении, единственным источником света в котором является конфорка включённой электрической плиты. Но темнота нисколько не мешает, мужчина прекрасно знает, в каком из ящичков лежит то, что ему нужно. По лицу его нельзя понять, что его терзает, до того оно нечитаемое. И всё же мне кажется, что я чувствую исходящее от него беспокойство.       Вода в турке закипает, и комнату заполняет восхитительный аромат экзотических стран. Я закрываю глаза и представляю, что воздух заполнен множеством серебристых нитей, из которых и состоит тишина. Кажется, что если я сделаю хоть что-то, то непременно задену одну из них. Молчание бесконечно уютно, и я стараюсь сидеть неподвижно, дабы таковыми оставались и нити.       — Твой кофе.       — Спасибо, — осиплым голосом благодарю я.       — Ты кричал во сне, — отвечает на невысказанный вопрос мужчина и снова замолкает.       Кофеин действует на мой организм странным образом: я не чувствую себя более бодрым, вместо этого успокаиваюсь и расслабляюсь. Немного, лишь до того момента, чтобы всё ещё быть способным удержаться от касания нити.       — Расскажешь, что тебе снилось?       Вопрос застаёт меня врасплох, вытягивает из замедливший для меня одного ход реальности. Приходится потратить время на осознание вопроса. Мысли текут вяло, разрозненно и категорически не желают это менять. Я молчу.       — Что последнее ты помнишь?       Фраза, призванная помочь, только вызывает у меня панику: в моей голове нет ничего, кроме густого белого тумана, ни единого воспоминания. Я не знаю, где родился и вырос, какие отношения были у меня с родителями, как много я имею друзей и как часто мы встречаемся. Чёрт, я не могу вспомнить даже своего собственного имени!       Сердцу становится тесно в груди, и оно пытается пробить грудную клетку, чтобы наконец освободиться, весь мир представляется вдруг нереальным, как тот самый туман в моей голове, меняя свою форму. Вокруг меня всё оказывается чужим и страшным, в горле появляется ком, и у воздуха уже не так легко получается посещать мои лёгкие. Из застенков сознания выходит ужас и воцаряется над туманным царством. Тело охватывает дрожь.       Я не вижу, как он делает рывок, приближаясь ко мне, только внезапно чувствую, как меня притягивают к груди и крепко-крепко обнимают.       — Тише, я здесь, я рядом. Моё имя — Том, а твоё — Эван.       Он продолжает шептать что-то успокаивающее, но слов не разобрать: всё моё внимание сосредоточено на ровном тоне и мерном покачивании из стороны в сторону, его не хватает на то, чтобы вдобавок ко всему вникать в смысл предложений.       Спокойствие в голосе служит отличным оружием, спустя считанные минуты зверь в моей голове послушно затихает и уходит в свой темный угол, напоследок преданно глянув в ярко-синие глаза.       Способность относительно трезво мыслить возвращается не сразу, но мой спаситель мгновенно чувствует это и отстраняется, оглядывая меня оценивающим взглядом. По всей видимости, зрелище кажется ему в достаточной степени приемлемым, он с удовлетворением кивает и отходит в сторону.       — Том. Томас. Томми, — произношу я на разные лады, будто бы пробуя имя на вкус. — Ты расскажешь мне всё, правда?       Он позволяет себе лёгкую, почти незаметную улыбку.       — Разумеется.