As Dark Longs For Day/Пока тьма стремится к свету

Короткое время спустя после рассвета, и того, как Эрик вернулся в свой привычный облик, он увидел записку, нацарапанную в грязи, буквы были начертаны гораздо более аккуратно, чем ему когда-либо удавалось: Ты зашел с Рейвен слишком далеко. Я позволил ей уйти. Как только Эрик закончил отправлять в небо проклятья, он поспешно оделся и оседлал Черного Дрозда. Девчонка не могла убежать далеко, уж точно не дальше, чем он сможет доехать. Но, может быть, Чарльз был прав? Эрик едва ли связал девчонку… но если сохранять любое положение достаточно долго, то это могло стать болезненным, и ночь была холодной. Это он понял. Так же он вспомнил слова, которые написал очень долгое время давно, когда испугался, что стал превращаться в копию Себастьяна. Если я и стал жестоким… …нет. Время, чтобы задать вопросы, будет позже, если в его жизни еще осталось время для «позже». У Рейвен не останется никаких шрамов от еще нескольких ночей трудного путешествия. Кроме того, она глазела на его пожитки с алчностью, достаточной целой шайки воров. Если он не выживет, тогда она сумеет сбежать с хорошим уловом. Это была настолько хорошая сделка, что он согласился на неё вместо неё. Как только он вскочил на Черного Дрозда, то немедленно пустил его галопом. Она была городской воришкой – это Эрик мог утверждать точно. Рейвен рассчитывала на то, что сможет затеряться в толпе, будучи неприметной на вид… а не на то, что нужно было заметать за собой следы. Вместо того, чтобы вернуться к ручью на который они наткнулись вчера днем, где она легко могла пройти немного по воде и полностью сбросить его со следа, она побежала прямо, сминая траву и ломая ветки на своем пути. Проследить за целым стадом скота было бы труднее, чем за этой безрассудной девицей. Твое благородство оказалось бессмысленным, Чарльз, – подумал он, когда ястреб устроился у него на плече. – Рейвен плохо справляется со своей свободой, подобно пьянице, который плохо обращается с медовухой. Что этой девчонке нужнее всего, так это сторож. Он не услышал голос Чарльза – в этом ему было отказано уже очень и очень долгое время. И все же, этот голос был в его разуме, такой же чистый, как небо над головой: Не об этом ли думал епископ, когда запер её в темницу? Эрик осадил своего коня. Когда Черный Дрозд замедлился и остановился, ястреб двинулся на его плече, что сделало восстановление самоконтроля еще более трудной задачей. Одно дело – ненавидеть. И его ненависть была заслуженной. Но совсем другое – превращаться в иную версию епископа, стать горьким и злым человеком, срывающимся на любом, кто оказывался у него на пути. Эрик был готов сделать все, что угодно, чтобы удовлетворить свою ненависть и освободить мир от зла, которое творил епископ Себастьян… Он был готов на все, кроме того, чтобы стать иной версией человека, которого он так ненавидел. Он превратился бы в такого человека давным-давно, если бы не Чарльз. Как ты это делаешь? Как ты направляешь меня, ведешь меня, даже не будучи рядом? Почему я знаю твои слова даже после двух лет молчания? Как так вышло, что твой голос все еще звучит в моем сердце? Когда дыхание Эрика снова стало ровным, а взгляд прояснился, он изменил свое решение по поводу Рейвен. Да, она была маленькой девчонкой-мошенницей, но все же, умной и с хорошим чувством юмора. Она сделала то, что до неё не смог сделать ни один человек: победила епископа в его же собственной игре. Ему, конечно же, стоило уважать хотя бы это, если больше ничего не оставалось. И он решил ехать по душу Себастьяна, даже не предполагая, что у него может быть проводник, который поможет ему пробраться в крепость. Если он позволит Рейвен уйти, тогда ему будет не хуже, чем когда он был без неё. Его кулаки медленно разжались. И понадобилось много силы воли, чтобы отвести взгляд от пути, который Рейвен так явно оставила на поле, и повернуться к горизонту. А потом он услышал её крик. Ястреб встревоженно встрепенулся на его руке. Эрик заставил Черного Дрозда скакать вперед, направляясь к тому месту, откуда послышался крик. Его плащ развевался за ним, глаза слезились на ветру, пока он ехал вверх по склону холма. Как только они взобрались на вершину, он увидел, что происходило внизу – полдесятка стражников епископа гнались за Рейвен через молодой ячмень. Эрик вспомнил одного из стражей, которому он позволил сбежать два дня назад. В то время он сказал себе, что это не имело значения, поверив в то, что рисковал он только собственной жизнью. А теперь его фатализм может привести к гибели Рейвен. Его рука сама нашла рукоять меча. Прошло два года с тех пор, как он сражался верхом на лошади, но он ничего не забыл. Стражи обернулись назад слишком поздно, продолжая преследовать её, только когда он уже почти настиг их. Кровь и крики, дрожь, проходящая через его руку: появились только они, когда металл ударил по кости. Он почти скучал по этому. Один из людей епископа, более быстрый, чем его товарищи, схватил Эрика за колено, чтобы стянуть его с лошади, чего Эрик избежал только тем, что решил сделать свободный прыжок. Но это позволило ему ударить ниже и более смертоносно. Черный Дрозд начал делать круг, пока Эрик сражался. Ястреб устремился к Рейвен, которая изо всех сил старалась пробиться к Черному Дрозду. Затем последний стражник поднял свой арбалет, и Эрик проклял себя за то, что не подумал о щите… …но арбалет был нацелен выше, в небо, и стражник выстрелил в ястреба. И попал. Птица камнем упала на землю, когда Эрик закричал. Но даже все еще крича, он пронзил мечом горло последнего стражника. Кровь хлынула фонтаном, и умирающий человек заклокотал, но Эрику было плевать. Он отпустил меч, позволив ему упасть на землю вместе со свежим трупом, чтобы стремглав подбежать к месту, где, как он видел, упал ястреб. Господи, нет. Не так. Два года страданий не могли закончиться подобным образом. Эрик упал на колени рядом с птицей, которая лежала на спине, слабо вздрагивая. Стрела торчала из груди ястреба, она вошла глубоко. Её конец, должно быть, был достаточно большим, чтобы пронзить тело ястреба насквозь. Дрожащими руками он взял его в свои ладони. Он мог чувствовать его дрожь, кровное биение сердца. – Эрик! – выдохнула Рейвен, пробираясь через ячменные колосья по направлению к нему. – Как ты нашел меня? – Я знал, что нужно следовать за хаосом и раздором, и тут-то ты и окажешься! – он стянул с плеч плащ и нежно обернул в него раненого ястреба. – Иди сюда, девочка. – Почему ты… Ох. Бедный охотник, – её голос был мягким, но даже её слов было достаточно, чтобы разозлить его. – Это точно должно прикончить его. – Не прикончит, – он мог сделать только одно, у него не было выбора, и не имело значения, как Эрику не хотелось это делать. – Ты возьмешь Черного Дрозда, и ты поедешь так быстро, как только сможешь к деревне под названием Факстон. На восток, практически точно. В Факстон, ты поняла меня? Рейвен кивнула, но её вид выдавал её замешательство. – Но… почему ты… Эрик! Ты ранен! Ножевое ранение на его руке было пустяком. Царапиной. Кровавой и болезненной, но не имевшей никакого значения по сравнению болезненными звуками, которые издавал ястреб. – Ты возьмешь с собой эту птицу. Ты будешь держать её рядом с собой и заботиться о ней, каждый шаг твоего пути. Когда доедешь до Факстона, спросишь об алхимике, который, скорее всего, известен под именем Генрикус, хотя он всего лишь Генри. – Генрикус, – её лицо побледнело. – Ты имеешь в виду одного из тех колдунов? – Алхимика! Ты отдашь ему эту птицу, скажешь ему мое имя, и скажешь, что он должен спасти эту птицу, или не видать его душе бессмертия. Скажи, что ему приказывает Эрик Ланкаширский! Ты меня поняла? Она кивнула. – Да. я поняла. Я все сделаю. Эрик подумал, что она была правдива, но как можно было быть уверенным с этой девчонкой? – Тогда пойми и это. Ты будешь беречь жизнь этого ястреба так, словно от неё зависит твоя собственная. Потому что если я обнаружу, что ты отказалась выполнить мое поручение, если ты думаешь о том, чтобы украсть моего коня и легко сбежать, то, Богом клянусь, я найду тебя снова и в этот раз тебе никто не поможет. Ты поняла? Рейвен, казалось, хотела запротестовать, но всего лишь вытянула руки вперед. – Забирайся на лошадь, глупое дитя. Как только она взобралась на Черного Дрозда, Эрик поднялся на ноги, держа ястреба в руках. Мир кружился вокруг него, и он задумался, сколько же крови он потерял. Это не имело значения. Он доберется до Факстона, и неважно, сколько времени это займет. Он снова посмотрит Генри в лицо и поймет, сработала ли эта последняя отчаянная мера. Он устроил раненого ястреба на сгибе локтя Рейвен. Стрела торчала из-под складок плаща Эрика, и птица снова издала звук – но очень слабый. 

Эрик хлопнул Черного Дрозда по крупу, и конь сразу же перешел на галоп. Рейвен, должно быть, знала, как ездить, или же как держаться. Он стоял посреди поля в окружении трупов, смотря на руки, запачканные кровью: своей и ястреба.