As Dark Longs For Day/Пока тьма стремится к свету

Они отдались своей страсти там же, в тот же момент. Их обнаженные тела переплелись на брошенных белых одеждах епископа. С каждым мгновением их поцелуи становились все более яростными, словно они не чувствовали степени своего голода, пока не получили пищу. Каждое касание казалось более возбуждающим, более необходимым, чем предыдущее. Чарльз никогда не был в постели с кем-то, и Эрик не хотел причинять ему боли в какой-либо форме. Вместо этого они переплелись телами, защищая и принося друг друг удовольствие. Затем там был лишь жар их переплетенных тел, вкус их поцелуев, дыхание, которое становилось все более сбитым, и их стоны, которые потом перешли в крики. Чарльз держал голову Эрика руками, смотря на свет, излучаемый где-то в вышине арок сверху, и благодарил Бога за то, что они дожили до этого момента. Эрик прижался губами к шее Чарльза, чувствуя биение его пульса губами, и подумал о том, что никакой рай не может с этим сравниться. Затем, в одно сердцебиение они оба подошли к пику, вскрикнули и наконец успокоились. В первое мгновение после, они смеялись и целовались, безмолвно улыбаясь. Но тепло их единения сошло на нет, как и морок ненависти, который они испытывали по отношению к епископу. Они изгнали его прочь, изгнали того человека, который стоял между ними, и теперь они были вместе, наедине… в первый раз за два года. Они никогда не осмеливались надеяться, что этот момент придет. Ни один из них не знал, что сказать. В каком-то смысле они были почти незнакомцами. И, несмотря на то, что они написали бесчисленное количество слов на стенах своей тайной комнаты… но какие-то из тех слов были написаны в моменты злости, выражая только желание найти выход из этой ужасной ситуации. И ни один из них на написал другому «люблю». Чарльз был тем, кто нарушил молчание. – И что будет теперь? Эрик пожал плечами и потянулся за своим плащом. Он мог думать только о том, чтобы прикрыть себя от холода. Чарльз подумал, что это означает конец, и потянулся за своей робой. – Влияние епископа исчезнет, как только остальные поймут, что он не вернется. Он превратится в страшную сказку для детей. Никто больше не будет охотиться за нами. Каждый из нас может делать все, что захочет. Как мало он понимал, какое темное значение Чарльз увидит в небольшом слове «каждый». Чарльз ответил: – Я вернусь домой, конечно, но ты… что ты будешь делать? Он всего лишь хотел отпустить Эрика с миром так мягко, как это было возможно, но это чувствовалось так же больно, как любой удар. – Я еще не знаю, – наконец сказал Эрик. Они оба избегали смотреть в глаза друг другу. – Я никогда не надеялся надеяться на это. Я полагаю, все возможно. – Все, что угодно. Теперь ты можешь отправиться на поиски любой судьбы или богатства. – Да. И они снова замолчали. Каждый пытался быть счастливым за другого. Эрик думал, что Чарльз наконец начнет управлять своим поместьем, что он и должен был делать уже два года, будучи мудрым управителем и хозяином, стать которым у него был весь потенциал. Чарльз думал, что Эрик поедет заграницу, возможно, во Францию, чтобы сражаться вместе с королем, и где никто бы не поставил под сомнение его храбрость. Ни один из их не думал, что любая награда вне досягаемости другого. Но все же, их сердца разбивались. – Это будет непросто, – сказал Эрик. – Начинать сначала. Мы изгои. Забытые всеми. Чарльз с трудом улыбнулся. – И все же, мы свободны. – Свободны, – повторил Эрик. Даже сейчас это слово было сладким. Чарльз медленно поднялся и поправил свою робу. – Ты… Может быть, ты сможешь сказать мне, куда ты собираешься, или написать мне письмо. Я оплачу все расходы. Я могу нарисовать его на стене, чтобы закончить её. Но в душе он не мог заставить себя принять, что между ними все было кончено. Чарльз предвидел долгие годы чтения каждого слова, которые Эрик писал ему там, словно это могло вернуть его назад. Мысль о той комнате сломала Эрика. Когда он понял, что больше никогда там не побывает… что у него не будет даже мгновения присутствия Чарльза рядом… он впервые понял всю глубину своей скорби и заговорил: – Я знаю, что ты сожалеешь о встрече со мной. Я часто проклинал день, когда я встретил тебя. Но сейчас… – его голос замер, прежде чем он продолжил. – Теперь, когда у нас есть наша свобода, я все равно не могу уйти прочь. Чарльз замер. Он с трудом мог поверить в то, что услышал. – Ты имеешь в виду… Ты жизнь, которая у нас была… Ты бы согласился вести её снова? Эрик почувствовал, как первые дуновения надежды подняли его дух. Словно он был кораблем с надувшимися парусами. – Не жизнь, которую мы вели до этого, когда мы были прокляты и изгнаны. Я имею в виду жизнь, которую я представлял для нас, когда проснулся на мягкой постели, которую ты сделал для меня, или же когда читал слова, которые ты написал. Это я бы выбрал, – когда Чарльз не ответил сразу, Эрик испугался худшего и быстро добавил: – Но ты должен сделать свой собственный выбор. Ты заслуживаешь каждой свободы, каждой радости, и я не буду давить на тебя, заставляя тебя принять решение, каким бы оно ни было. – Можешь спросить меня, что бы выбрал я? – прошептал Чарльз. Эрик понимал, что ему хочется верить, но он хотел этого так сильно, что боялся довериться. Его рассудок с радостью отказал бы ему в легчайшем намеке на надежду в этом. – Скажи мне. Чарльз сделал шаг к Эрику, поднимая лицо выше. – Я научился любить твою тень. Одну мысль и надежду о тебе. Я знаю пустоту, которая наступила в мире, когда тебя не было рядом, и я не хочу выносить её снова, – его лицо осветилось легкой улыбкой, которая содержала больше счастья, чем Эрик видел когда-либо до этого, чем Чарльз когда-либо чувствовал. – Если мне нужно сделать выбор, тогда я выбираю никогда тебя не покидать. Никогда, до конца моих дней. Мое сердце принадлежит тебе, и моя жизнь тоже, начиная с этого самого момента. – Я с трудом могу в это поверить, – Эрик медленно начал улыбаться в ответ. – Это счастье правда возможно? – Теперь мы знаем, что все возможно. Затем Эрик поцеловал Чарльза, и в течение долго времени им не нужны были слова. В конце концов они стояли в объятиях друг друга, прижавшись как можно ближе. Чарльз пробормотал: – Я знаю тебя лучше, чем я знаю кого-либо из всех живущих, и все равно ты для меня словно только что появился. Удивительно. Эрик рассмеялся и поцеловал волосы Чарльза. – Мы привыкнем друг к другу, – его голос стал задумчивым. – Мы с тобой никогда не знали спокойных времен. Более сложного времени. Долгих зимних недель, когда слишком холодно, чтобы выходить на улицу, горит огонь, и мы должны каждый вечер притворяться, что не знаем того, что рассказывает другой. – Если мы смогли преодолеть то, то и с этим справимся, – Чарльз прижал ладонь к широкой груди Эрика. – Я буду просить тебя рассказывать мне все эти истории по сотне раз, лишь бы слышать твой голос. И несмотря на улыбку Эрика, в нем еще осталась настороженность. – У тебя есть обязательства. Твоя семья... ты последний из своего рода. Когда-нибудь тебе придется жениться, чтобы получить наследника. – Нет, если появится еще один. – Что ты имеешь в виду? К изумлению Эрика, Чарльз начал смеяться, в восторге от новой идеи… И от возможностей жизни вместе, которая сияла перед ним так же ярко и разноцветно, как солнце через витражные окна. – Увидишь. Ты все увидишь. А теперь, пойдем, я хочу еще раз выйти на свет. Эрик взял его за руку, и вместе они вышли на улицу в дневной свет. Чарльз моргнул, увидев непривычную яркость, но его улыбка стала только шире. Птица пролетела над их головами. Чарльз наполовину изумленно уставился на неё. Эрик сказал: – Я хотел спросить у тебя… На что это похоже, летать? Чарльз поднес ладонь Эрика к губам и поцеловал её, а затем положил её поверх своего сердца. – На это. Полет похож на это.