The Covenant of Salt

Как в прострации, Тереза брела по городу, засунув руки в карманы пальто и подняв воротник. Ледяной ветер пронизывал ее насквозь, но холод лишь усугубил апатию в ее мыслях. Зато движения стали быстрыми - тело предпринимало попытки согреться. Она воспроизводила в голове события последних часов. Тереза снова и снова переживала эти несколько минут, когда полнейшее счастье сменилось отчаянной грустью и болью. Эмоции накрывали ее с головой, прыгая одна на другую, заставляя сердце с бешеным ритмом биться о грудную клетку. Тереза смотрела вперед и не понимала, где находится и куда идет. Она вдруг словно проснулась. Взгляд перестал быть туманным, и мысли в голове успокоились. Она поискала глазами столб с зеленой табличкой и прочитала название улицы: "East 40th street". И пока Тереза складывала в голове увиденную картинку и ее значение, ее осенила догадка. Кэрол может быть уже дома, а она бесцельно бродит по городу! Ослепленная предположением, она бросилась через дорогу, и одна из машин громко засигналила ей, останавливаясь на полном ходу. Тереза не обратила никакого внимания. Она продолжила бежать. Она вихрем пронеслась оставшиеся несколько блоков и дернула ручку входной двери. Влетела в холл и остановилась у лифта, нажав кнопку. Пытаясь отдышаться, Тереза чувствовала, как воздух обжигает ее горло, и только тогда поняла, насколько холодно было на улице. В лифте она наклонилась, сложила ладони лодочкой и потрогала свои ледяные колени. Сбоку на правой ноге колготки были порваны, и Тереза невольно провела по тому месту пальцами, проверяя, насколько глубока рана от коньков. Но это оказалась всего лишь царапина, и Тереза забыла о ней, как только открыла дверь в квартиру. - Кэрол! - громко позвала она, быстрым движением скидывая сапожки. К ней в прихожую вышел Ру, тряся металлической биркой на ошейнике. Тереза дважды похлопала его по голове, проходя мимо и снова позвав Кэрол. И только обойдя все комнаты, тихие, погруженные в темноту до того, как она в каждой из них включила свет, она поняла, что Кэрол не возвращалась домой. Тереза, оказавшись в кабинете, села на диван. Она поставила локти на колени, опустила голову на руки и вздохнула. Из прострации ее вывело чувство голода. За окном начинало темнеть. Тереза встала с дивана и прошла на кухню. С тех пор, как они с Кэрол стали жить вместе, аппетит Терезы улучшился, и она никогда не пропускала приемов пищи. Она достала упаковку с яйцами из холодильника и, когда сковородка нагрелась, разбила туда два яйца. Но от запаха ее затошнило, и Тереза даже подскочила к раковине и стояла, склонившись, какое-то время. Содрогнувшись от бессилия, Тереза схватилась за стол. Она выкинула недожаренную яичницу и налила в стакан немного молока. Со стаканом в руке Тереза приблизилась к окну и, отодвинув край занавески, посмотрела вниз. Город уже ожил после сонного утра Рождества. Терезе подумала, что Кэрол может сейчас быть на подходе к дому. Тереза отставила пустой стакан с молоком и медленно прошла из кухни обратно в гостиную. Как призрак, она кружила там, переходя от предмета к предмету, от одной вещи к другой. Все было такое родное, во всем была Кэрол. Ощущать ее в каждой мелочи только усугубляло опустошение от ее отсутствия. Тереза остановилась напротив домашнего бара Кэрол. Она открыла дверцу, взяла бутылку с ржаным виски и плеснула жидкость в стакан. Затем отчаянно запрокинула голову и выпила все залпом. Она закашлялась, на глаза выступили слезы. Тереза бросилась на диван и заплакала. Ру скулил и скреб когтями дверь, сидя у порога. И Тереза вспомнила, что с собакой погуляли только утром. Она не хотела никуда идти, но потом ей пришло в голову, что Кэрол, если где-то рядом, возможно, увидит их с Ру и подойдет. Тереза поднялась с дивана, вытерла слезы и, надев пальто и сапожки, быстро вышла из дома. Она подумала, что Ру мог бы найти Кэрол по запаху, но у нее с собой ничего не было. Тереза прошлась со щенком вокруг блока. Постояла немного на Мэдисон авеню, заглядывая в окна каждой проезжающей машине такси. Потом у нее замерзли уши, и она вернулась домой. Несколько часов она ходила по темной квартире из угла в угол, не зная, что еще ей предпринять. Она хотела позвонить Эбби, но та была в Англии с Виви. Она хотела поехать на Маячке искать Кэрол, но боялась, что та может прийти, пока ее нет дома. Она не знала, были ли у Кэрол с собой ключи. Еще было темно, когда ключи зазвенели. Ру поднял голову, а потом встал и побежал в прихожую. Тереза вскочила с дивана, на котором задремала, и замок в это время повернулся. Тереза увидела Кэрол, которая наклонилась к собаке - в распахнутом пальто, без перчаток. Она не знала, бежать ли навстречу Кэрол после того, как та ее прогнала. Потом Кэрол посмотрела на Терезу и попыталась выпрямиться, но Терезе показалось, что у той закружилась голова - настолько резко она схватилась за дверной косяк. Тереза прыжками оказалась около нее, поддерживая, повела на диван. От Кэрол смутно пахло алкоголем и сигаретами, но Терезу испугало другое - от нее прямо-таки веяло холодом. Тереза уложила Кэрол на диван, стала стягивать сапоги - ноги Кэрол были ледяными от ступней и даже выше колен. Она накрыла ладонью ее пальцы - негнущиеся и такие же ледяные. - Где ты была, Кэрол? - дрожащим голосом спросила Тереза, - Ты вся холодная. Кэрол согнула ноги и подтянула колени к самому подбородку. Тереза заметила, как она стала дрожать, стараясь лучше укутаться в свое пальто. Тереза ощупывала своей теплой ладошкой шею и щеки своей любимой и приходила в отчаяние. Должно быть, та провела не один час на холоде и ветре. - Я не могла вернуться домой, - сказала Кэрол хриплым голосом. Она казалась очень усталой, да и слова будто бы давались ей с трудом. Она прикрыла глаза, одной рукой лениво трепля Рузвельта, который пришел и лег у дивана, - Мне нужно было побыть одной. Но в баре...в баре стало слишком шумно. И я пошла на улицу. - Ты...тебя не было больше двенадцати часов! - выпалила Тереза, вконец разволновавшись из-за спокойного и, как ей казалось, безразличного голоса Кэрол, - Я волновалась. Ты не можешь так со мной! - Прости...дорогая...ты согреешь мне молока? - Кэрол распахнула глаза и посмотрела на Терезу, слабо улыбнувшись. Вместо ответа Тереза помчалась на кухню. Она подогрела молоко с щепоткой корицы, принесла толстый плед и укрыла им Кэрол. Потом согрела воды для двух грелок и положила их в ноги Кэрол, которые были всё такими же холодными. - Тебе надо принять горячую ванну, - Тереза присела на краешек дивана и подала Кэрол стакан с молоком. - Обязательно. Только не сейчас. Кэрол с усилием привстала, взяла стакан и сделала несколько глотков. Потом она прислонилась к спинке дивана и устало выдохнула. Она снова закрыла глаза, и Тереза еле успела поймать стакан, покачнувшийся в ее ослабленных пальцах. - Ты что-нибудь ела? - Я не помню. Тереза сжала губы. Ей не хотелось корить Кэрол за то, что та довела себя до состояния изнеможения. Сначала надо было накормить и согреть Кэрол, а после уже заботливо ругать. Тереза терпеливо подождала, пока Кэрол допьет молоко, а потом вскочила с дивана и снова побежала на кухню. Когда нехитрый ужин был готов и она вынесла его в гостиную, Кэрол уже спала. Разочарование быстро сменилось успокоением: Кэрол наконец-то была дома, живая и здоровая. Больше не нужно было волноваться. Тереза легонько пощупала лоб Кэрол - тот был прохладный. Успокоившись, она придвинула рекамье от окна к дивану и забралась на него, вытянув ноги. Она какое-то время понаблюдала за спящей Кэрол, которая казалась спокойной и умиротворенной, и сама не заметила, как уснула. Днем Кэрол приняла душ и поела и, хотя она жаловалась на тяжелую голову и усталость, сама же объяснила это похмельем и практически целым днем, который она провела на ногах. Она кратко рассказала Терезе, что первые часы после их расставания она оставалась в первом попавшемся ей на пути баре, куда она зашла после того, как водитель такси высадил ее где-то на Восьмидесятых улицах. А потом, поняв, что алкоголь не приносит облегчения и что в баре слишком шумно, дымно и много мужчин, Кэрол вышла на улицу и пошла, куда глаза глядят. - Я помню, что вышла из бара уже в сумерках. Потом помню, что зашла в Парк, и в итоге чуть не заплутала там, когда окончательно стемнело. Алкоголь к тому моменту уже начинал выветриваться. Если бы мои мысли тоже выветрились!.. Я просто стала бродить, пока не заметила, что очутилась около дома , - бесстрастно закончила свой рассказ Кэрол. Тереза не знала, как начать говорить о Ринди. Она хотела спросить, надумала ли Кэрол что-то определенное, или она провела это время в одиночестве, чтобы просто справиться со своими эмоциями, просто снова запрятать их далеко от Терезы и самой себя. Теперь Ринди словно впервые ожила для Терезы, приобретя плоть и кровь. Она не могла забыть взгляд девочки, и ощущала непонятное чувство вины. Она хотела бы, чтобы Кэрол уверила ее, что любит ее, Терезу, по-прежнему. Молчание Кэрол тяготило и давало пищу для сомнений. А вечером состояние Кэрол резко ухудшилось. У нее поднялась температура и начался кашель. Ее сильно знобило, и Тереза принесла из спальни одеяло, дополнительно укрыв им Кэрол. Ту перестало трясти, только когда Тереза снова набрала горячей воды в грелки и подсунула их в ноги Кэрол. Тереза опять хотела ночевать на рекамье у дивана, но Кэрол уговорила ее пойти лечь на кровать в их спальне и хорошенько выспаться. - Со мной ничего не случится, милая. Это обычная простуда, и завтра, я чувствую, мне уже будет намного лучше. Я, конечно, совершенно не предполагала, что смогу так легко простудиться, просто пробыв на улице дольше, чем я бываю обычно! Вот горло и заболело - от холодного воздуха. Но ты не волнуйся, дорогая, и спи спокойно. Ру останется со мной для компании. Тереза нехотя ушла в спальню и еще долго и тревожно слушала периодический сухой кашель, доносившийся из гостиной. Она смогла заснуть только после того, как уснула Кэрол. В квартире стало тихо, и только изредка доносился издалека звук сирены пожарников или скорой помощи. Тереза провалилась в неглубокий и беспокойный сон. Утро не принесло облегчения - Кэрол окончательно разболелась, и ее температура держалась все такой же высокой. Наконец и она сама признала, что чувствует себя не важно и позвонила на работу, прося больничный. И Тереза забеспокоилась. Сама она давно не болела, и теперь стала вспоминать, чем лечили больных в доме-интернате, где она прожила так много лет. На ум пришло то, что обычно делали монахини почти во всех случаях - давали больным много пить. Тереза подогрела чай, добавила лимон и мед. Посидела с Кэрол, пока та медленно пила из большой дымящейся кружки, а потом поставила на столик перед ней графин с оставшимся теплым чаем и наказала выпить его за ближайшие несколько часов. Кэрол лишь слабо улыбнулась и безвольно откинулась на подушку. Она тяжело дышала, лоб был горячий. Кашель ее усилился, и она не могла нормально поспать. В пятницу днем Кэрол, проснувшись после очередного короткого сна, кашляя и дрожа под двумя одеялами, попросила Терезу сварить ей бульон. Раздосадованная, что сама не догадалась об этом, уставшая от постоянной тревоги за состояние Кэрол, в котором не было видимых улучшений, Тереза стояла на кухне и то и дело заглядывала в кастрюлю, где варилась курица, а мысли ее были где-то далеко. Она думала о том, что, если температура Кэрол не спадет и завтра, то надо будет вызвать врача. Она корила себя за то, что не позаботилась о Кэрол как следует в первый же вечер, что не предприняла каких-то мер, и теперь болезнь прогрессировала. Тереза была рада только тому, что так совпало, что на работе у нее была спокойная послерождественская неделя, и ее присутствие не было необходимым. Тереза только что вернулась с прогулки с Рузвельтом и тихо закрыла за собой входную дверь. Она отсегнула поводок от ошейника пса, и тот посеменил в гостиную. - Мы должны были лететь в Ниагару-Фолс сегодня, - услышала Тереза слабый голос Кэрол. За этим сразу последовал приступ кашля. Тереза вошла в гостиную и присела на край дивана. Кэрол подвинулась, давая ей больше места. Лицо ее было бледным, веснушек почти не было, под глазами залегли мешки. Тереза взяла ее за руку, такую горячую и сухую сейчас. - Я все испортила, - продолжила Кэрол, с трудом глотая, - Я испортила тебе Рождество. Уже второе Рождество. А теперь из-за меня ты не попадешь на водопад. - Ну, что ты такое говоришь? - улыбаясь, перебила ее Тереза, другой рукой убирая со лба Кэрол ее влажные волосы. - Я говорю правду. Я приношу тебе одни тревоги и проблемы. - Перестань. Ты приносишь мне счастье. Я люблю тебя и не променяю ни на какие водопады, ты же это знаешь. - Ты возишься со мной, как с ребенком... - Ты же болеешь... И потом, ты всегда так делаешь со мной. Надо же мне когда-то было отплатить тебе. - Что бы я делала без тебя, мой ангел? - Что бы я без тебя делала? Поправляйся побыстрее, пожалуйста. - Мы так и не съездили в Европу. А теперь еще и на Ниагарский водопад не поедем. - Не страшно. У нас вся жизнь впереди. Просто помни об этом, когда будешь гулять по городу зимой в легком пальтишке. Кэрол ухмыльнулась, и ее тяжелое дыхание вновь сбилось кашлем. Когда приступ закончился, Кэрол поморщилась и положила руку на грудь. - Болит? - Да...немного. - Наверное, надо вызвать доктора. - Он выпишет все тоже самое, плюс какие-нибудь дурацкие таблетки. - Мне кажется, что уже пришло время пить дурацкие таблетки, Кэрол. - А мне кажется, что ты в состоянии дать мне аспирин и без рецепта. Тереза покачала головой: - Думаю, тут не аспирин нужен. Температура Кэрол упала под вечер тридцатого декабря и оставалась на уровне 37,5. Кэрол немного поела - первый полноценный раз за последние дни, и, наблюдая за ней, Тереза с ужасом осознала, как та похудела за это короткое время. Они провели день вместе на диване. Тереза читала вслух стихотворения Уолта Уитмена, играя пальцами с пластинками на своем браслете. Иногда Кэрол засыпала, и тогда Тереза долго сидела и просто смотрела на нее, не в силах оставить ее даже во время сна. Она размышляла о своих действиях, своем первом опыте заботы о Кэрол, и до сих пор очень сильно переживала за ее здоровье. Ночью Тереза проснулась от странных звуков, кои спросонья долго не могла охарактеризовать. Ей показалось сначала, что кто-то плачет, но потом она осознала, что это скулит Ру. Тереза мигом откинула одеяло и побежала в гостиную. Ночник горел у постели Кэрол, голова которой металась по подушке. Ее била легкая дрожь, а на лбу блестели капельки пота. Она тихо стонала, и Тереза поняла, что Кэрол без сознания. Она вмиг почувствовала, как холод бежит по ее собственной спине, кусая за шею и скручивая позвоночник. - Господи, Кэрол! - Тереза упала перед диваном на колени. Слезы застилали ей глаза, и шок словно парализовал ее мозг, мешая что-то предпринять. Одной рукой Тереза обняла Кэрол, успокаивая, а другую положила ей на лоб. Ей показалось, губы Кэрол стали какими-то синими, но она сосредоточилась на другом. Снова поднялась температура, и Тереза апатично потянулась за градусником. Она стряхнула его несколько раз, подождала несколько минут, а потом взглянула на показатели. Она водила глазами туда-сюда, потому что никак не могла найти, где заканчивалась полосочка ртути. На отметке "39" ее не было, и Тереза опять посмотрела влево, где были меньшие цифры. Она крутила градусник в руках, подставляя его свету. И тут она вскрикнула, потому что нашла ту отметку, где остановилась ртуть. "40,4". Тереза нахмурилась, пытаясь успокоить дыхание и сердцебиение. "Скорее всего, это ошибка" - сказала она себе и еще раз стряхнула градусник. Кэрол снова охватил приступ кашля, такой сильный, что верхняя половина ее туловища приподнималась, и Терезе пришлось поддерживать ее под шею. Дыхание Кэрол было хриплым, а конвульсии - явно видимыми. И она все еще не приходила в себя. Тереза почувствовала, как и ее саму начинает бить дрожь. Второй раз градусник показал ту же температуру. Тереза почувствовала, как ее покидают силы. Она вдруг стала страшно уставшей, и ей захотелось прилечь куда-нибудь, свернуться калачиком, уткнуться головой в колени и уснуть. Но это был секундный порыв. Следом за этим она ощутила, как вверх по телу поднимается жар, оставляя горячие следы на щеках, лбу, коже головы. Неужели она и дальше будет сидеть, предоставляя случаю решать ее судьбу? Она вскочила и побежала к телефону, по пути запнувшись о складку ковра. Нога ее подвернулась, и она чуть не уронила высокую тумбочку, на которой стоял телефон. С гулко бьющимся сердцем, в адреналине, пульсацией разливавшемся по телу, Тереза стала крутить телефонный диск. Тереза не знала, приехал ли врач быстро или она ждала его долго. Все время она провела на коленях у дивана, где в лихорадке лежала Кэрол. Все время Тереза звала ее, пытаясь привести в чувство. Все время она делала ей холодные компрессы, с отчаянием понимая, что полотенце нагревается слишком быстро, а лоб Кэрол все так же горяч. Зазвонил домофон, и на слабых ногах Тереза пошла открывать. Ее руки дрожали, когда она поворачивала замки, открывая дверь доктору, бросая тревожные взгляды через плечо на диван, где лежала Кэрол. Доктор, пожилой мужчина с густыми седоватыми усами, был серьезен, с движениями быстрыми и точными. Он спросил у Терезы, как долго Кэрол была без сознания, померил ей температуру еще раз и хмуро посмотрел на градусник. Потом он поинтересовался о других симптомах болезни. Терезе показалось, что он слишком отстранен и холоден, как будто бы его совершенно не беспокоит состояние Кэрол. - Хорошо, - сказал он, закончив осмотр и идя мимо Терезы к двери, - Точнее, совершенно ничего хорошего. Придется нам ее госпитализировать. Тереза, как маленький, ничего не понимающий ребенок, повторила про себя последнее сказанное им слово, словно не до конца понимая ее смысл. - Все настолько плохо, доктор? Что с ней? - Боюсь, что это может быть пневмония. - Пневмония? - Да. Точный диагноз я сейчас поставить не могу, мы сделаем это в больнице. Но все описанные вами симптомы указывают на то, что у нее был грипп или сильная простуда, которая переросла в воспаление легких. Мы должны как можно быстрее доставить ее в госпиталь. То, что она без сознания, означает, что инфекция слишком широко распространилась. Вы говорите, что она не принимала никакие серьезные медикаменты, поэтому сейчас ее состояние я оцениваю как тяжелое. Если мы не примем меры в самое ближайшее время... Доктор замолчал, глядя, как у Терезы начинает дрожать губа, а глаза наполняются слезами. - Ну же, ничего страшного еще не произошло! - попытался подбодрить было доктор. Потом понял, что опять сказал не то, и смущенно пробормотал, - И не произойдет, если мы будем действовать слаженно. Прошу простить меня, мне нельзя более задерживаться. Когда Тереза хотела было подняться в машину вслед за санитаром, доктор крепко схватил ее за рукав и спросил, глядя прямо в глаза: - Вы являетесь родственницей больной? - Нет. - Тогда вам нельзя. - То есть - как? Почему? - Только родственники, - покачал головой доктор, закрыл задние двери машины и направился к месту рядом с водителем. - Скажите мне хотя бы, в какой ее везут госпиталь? - В Белльвью. - Спасибо! - и Тереза бросилась ловить такси. Ехать до Белльвью было недалеко, но Тереза искусала все губы, пока сидела в большом желтом автомобиле, неспеша катившимся по манхэттенским улицам. Как только водитель затормозил у госпиталя, Тереза сунула ему деньги и, не дожидаясь сдачи, выскочила из машины и понеслась ко входу. А дальше...дальше дело совсем не пошло. - Да? Чем могу помочь? - уставшая медсестра за стойкой удивленно подняла брови. - Я пришла...к подруге. Ее должны были привезти на "Скорой"... - Мисс, время два часа ночи. В больнице существуют часы посещений, - она привстала и похлопала пальцами по объявлению, висевшему сбоку. Тереза глянула на цифры. "С 7 до 1" были утренние часы, и "с 4 до 10" - вечерние. - Но она...она была без сознания, и я не знаю, что с ней, - начала Тереза, почувствовав комок в горле. - Она была при смерти? - Что? Нет! - вскричала Тереза. - Приходите утром, - медсестра выдавила из себя улыбку и опустила глаза. - Могу я хотя бы узнать, в каком она отделении? - Вы сказали, это ваша тетя? - спросила медсестра. Похоже, она уже забыла то, что пару секунд назад сообщила ей Тереза. - Нет. Это моя...моя хорошая подруга. - Только родственники могут получить информацию о пациенте, мисс. - Но...но...это же абсурд! У нее никого нет в Нью-Йорке, кроме меня. - Позвоните ее родителям, - безразлично пожала плечами медсестра, - Пусть они свяжутся с нами, а вы потом все от них узнаете. - Нет, я...я не могу. Послушайте, я не понимаю...Она моя близкая подруга, мы давно знакомы. Если бы мне только удалось увидеть ее, узнать о ее состоянии. Может, ей что-то нужно! Как же быть, если ей что-то понадобится? Медсестра выдохнула себе под нос, а потом подняла глаза на Терезу: - Простите, мисс. Правило есть правило. Найдите родственников, и мы устроим им свидание. - Но это займет время! – гневно сказала Тереза, - У вас что, не бывает пациентов без родственников? Неужели они, кто приезжают сюда в одиночестве, вынуждены так же в одиночестве страдать? Кто им помогает? - Врачи и медсестры. Вы уж за это не волнуйтесь, у нас здесь всем оказывается должный уход. И медсестра снова склонила голову. Тереза поняла, что разговор был окончен. Кэрол была в этой самой больнице, но Тереза не могла узнать, в каком та состоянии. Пришла ли она в себя, или ей стало хуже? Ни один из докторов не стал бы обсуждать это с Терезой. Ни одна медсестра не пропустит Терезу в палату Кэрол. И ни один человек в целой больнице не посчитает, что Тереза имеет право быть со своей любимой. Потому что такие, как они - отвратительны для общества. Потому что их отношения ничего не значат для всех этих людей. В связи с этим, у Терезы нет никаких прав требовать что-то ни от медицинского персонала больницы, ни от кого-либо другого. У нее вообще нет прав. Она - такой же человек, такой же гражданин своей страны. Но чувствовала ли она себя сейчас полноценным человеком? Сейчас, когда общество в очередной раз отвернулось, в очередной раз показало свое отношение? Ей вдруг очень захотелось поговорить с Эбби. Эбби была сильная, Эбби была такая же, как она и Кэрол. Эбби могла бы сейчас что-то решить, она бы придумала что-то! Но Эбби была далеко, и Тереза не знала ее телефонного номера в Лондоне. Тереза не могла рассчитывать ни на ее слова одобрения, ни на ее плечо для поддержки, ни на ее живой ум, генерирующий идеи. Тереза была одна. Тереза развернулась и медленно побрела на улицу. Зимняя ночь сразу приняла ее в свои ледяные объятия. Тереза соединила рукой два конца воротника и так, придерживая их и наклонив голову против ветра, пошла по тротуару. Она прошла несколько шагов и остановилась. Что ей делать дальше? Ее никто нигде не ждет. И не от кого ждать помощи. Не первый раз чувствовала она себя одиноко, но впервые - беспомощно. Может, усталость и волнения были тому причиной, но Тереза вдруг в бессилии прислонилась к решетчатому забору и, дотронувшись лбом до холодного чугуна, заплакала.