The Covenant of Salt

Из дневников Неринды Джейн Эйрд 29 апреля 1952 года, Сегодня у меня день рождения. Днем, когда я пришла из школы, почтальон принес посылку на мое имя. Милли была со мной, и она взяла коробку. Я спросила, от кого посылка, и Милли сказала, что это от моей мамы. Я попросила ее отдать мне посылку, но Милли сказала, что ей нужно будет сначала спросить у папы. Сейчас я сижу в своей комнате, а внизу мои гости - папочка устроил мне вечеринку. Надеюсь, он отдаст мне мамин подарок, когда я спущусь вниз смотреть остальные подарки. 2 мая 1952 года, Папочка так и не отдал мне мамин подарок. Я не знала, где он, а Милли сказала, что отдала коробку отцу. Сегодня за ужином я спросила:"Папуль, я знаю, ты не очень любишь маму, но она прислала мне подарок, я знаю, я видела. Неужели это может быть что-то плохое?". И тогда папа побледнел. Бабушка с дедушкой переглянулись. На меня они не смотрели, папа просто ответил:"Нет". Тогда я сказала:"Я бы очень хотела его получить". Дедушка вдруг громко сказал:"Ты видел, как она подписала открытку? Да как она посмела!". А бабушка перебила его и произнесла:"Пожалуйста, не будем обсуждать это за столом!". Неужели мама могла написать что-то обидное? Потому что они все выглядели так, словно вместо еды в тарелках у них лежали червяки. *** Тереза стояла и смотрела вдаль. Сам момент завораживал ее: то, что она видела, то, что она чувствовала, то, где находилась. Она стояла на смотровой площадке водопада "Подкова" - самого большого среди Ниагарских водопадов. Водопад был намного больше, чем Тереза себе представляла. Он шумел и ревел, и ежесекундно с огромной высоты в бездну летело два с половиной миллиона литров воды. Внизу брызги разбивались о камни, разлетаясь на несчетное множество частиц, и поэтому там всегда клубился туман. Туман был очень плотный, постоянно поднимался в воздух, и было такое ощущение, что гигантский водопад кипел. При плохой погоде и неправильном ветре второй загнутый конец водопада – на Канадской стороне – было даже не видно. Мощь этого природного чуда пугала и вдохновляла. Тереза жалела, что не взяла с собой краски. Но они собирались впопыхах. Тереза вспомнила события последних месяцев и то, как они повлияли на ее жизнь. Она наконец-то оплатила членский взнос в Союзе художников-постановщиков, и теперь два раза в неделю работала над декорациями к одной околобродвейской постановке, которая, по мнению театральных экспертов, могла быть оглушительно успешной в новом сезоне. Оставшиеся три-четыре дня она была помощником Харкеви, который привык к ней и не хотел отпускать ее от себя навсегда. Она была не против - он был самым лучшим начальником, которого она могла себе представить, и ей очень нравился его стиль. Владелец мебельного магазина, где работала Кэрол, в феврале открыл филиал в Нью-Джерси. Он и повысил Кэрол, сделав ее директором этого филиала. Кэрол была очень рада, ведь новая должность значила бóльшую зарплату, и Кэрол мгновенно стала строить планы на поездку в Европу. Однако, планы эти суждено было отложить в долгий ящик, потому что теперь Кэрол и работать стала больше. Каждый день она вставала ни свет ни заря и ехала в Нью-Джерси на машине. Возвращалась она всегда поздно вечером, вымотанная за день настолько, что у нее не оставалось времени на Терезу. Так продолжалось три месяца. Тереза, которая и сама периодически работала шесть дней, а не пять, поначалу не отнеслась серьезно к сложившейся ситуации. Но время шло, и ничего не менялось, а усталость на работе расшатывала нервы и укорачивало терпение. Они с Кэрол стали ругаться, а на то, чтобы решить возникшие проблемы и помириться у них не хватало времени. И вот, в начале этой недели их графики насколько не совпали, что они не сказали друг другу больше пары слов на протяжении пяти дней. И, когда Кэрол застала Терезу рыдающей поздно вечером, она без разговоров тут же каким-то чудом смогла взять несколько дней выходных, и увезла Терезу в Апстейт, на Ниагару-Фолс. И, хотя Тереза была рада и горда за продвижения Кэрол по работе, хотя сама она была заинтересована в своей новой околобродвейской постановке, сейчас она хотела никогда больше не возвращаться в Нью-Йорк. Потому что здесь, в окружении этой чудесной природы, у них будто бы был медовый месяц. Кэрол в основном отдыхала молча - она уже была на водопадах когда-то давно. А Терезу все они вдохновляли, как вдохновляли ее эти новые ночи с Кэрол. Правда, в первую ночь приезда Кэрол заснула, как только ее голова коснулась подушки, но зато теперь, отдохнувшая и посвежевшая, она могла и гулять с Терезой днем, и любить ее ночью. Тереза была счастлива, эгоистично и немного по-детски. Ей очень нравилось, что Кэрол не отпускала ее от себя ни на шаг. Вот и теперь она стояла неподалеку, облокотившись о металлические поручни смотровой площадки, курила, глядя куда-то за канадскую границу водопада. Майское солнце взбиралось по ясному небосклону. Сейчас оно было еще очень низко, и сквозь туман от брызг протягивало свои бледные лучи. Тереза должна была задержать взгляд на Кэрол всего на секунду, но снова застыла, как всегда плененная красотой этой женщины. Кэрол шло все и всегда она была прекрасна: в холодных зимних сумерках, в ясно-забрызганном утре весны, жаркой летней ночью, золотым осенним вечером. Здесь, высоко на севере штата было еще холодно, особенно утром, и на Кэрол был бежевый шерстяной кардиган. Широкие белые брюки скрывали ее мокасины из светлой кожи. Единственный ярким элементом был красным шейный платок, тон-в-тон к ее губной помаде. Они приехали в пятницу вечером, и все выходные на водопадах было достаточно много народу. В субботу Кэрол и Тереза поплавали на пароходике, который подвозил туристов почти к самому жерлу "Подковы", и где невозможно было разговаривать – оглушительный рев летящих потоков воды был единственным звуком, наполнявшим уши, устрашающим и величественным. В воскресенье они сходили на экскурсию в «Пещеру ветров», где смогли побывать позади одного из водопадов. Терезу пугало и пленило открывшееся ей зрелище. Вода, всегда означавшая – жизнь, здесь легко могла значить – смерть. Особенно после того, как экскурсовод сдобрил свой рассказ описанием случаев случайного или преднамеренного прохождения людьми водопадов. Теперь же наступило утро понедельника. Они удивительно рано встали, позавтракали в ресторане отеля и сейчас, после очередного - по настоянию Терезы - посещения смотровой площадки "Подковы", отправились на прогулку по Козьему острову. Тишина была изумительная. Молодые клейкие листочки плавно качались на ветках деревьев. Какая-то птица пела в кустах, радуясь весне и теплоте солнца. На острове был разбит парк, и то тут, то там вдоль дороги стояли скамеечки. Но на них никто не сидел. Основная масса туристов уехала, и теперь Терезе казалось, что они здесь совершенно одни. Это было странное ощущение, особенно после постоянного многоголосья такого большого города, как Нью-Йорк. Тереза шла, прислушиваясь теперь к совершенно другим звукам: бурлению реки справа от них, глухому цоканью каблуков своих туфель по асфальту, шелесту листьев. Дорога немного изогнулась, уклоняясь в противоположную от реки сторону. Кэрол обернулась, потом поглядела по сторонам. И взяла Терезу за руку. Тереза крепко схватила ее теплую ладонь. Сердце ее застучало сильнее, прыгая все выше и выше, туда, где в ярко-голубой вышине порхала узкокрылая ласточка. - Не спеши так, - мягко сказала Кэрол, максимально замедляя ход. И они побрели, покачивая сцепленными руками, смакуя каждую секунду того счастья, которое приносило им это уединение. Вскоре они добрались до группы маленьких островков, названных Островами Трех Сестер. По маленькому мостику они перешли на первый остров. Второй был намного меньше, и делать там было особо нечего. Они вернулись на первый остров, и там, на низкой скамейке, спрятанной от посторонних глаз, Кэрол долго целовала Терезу, пока их не испугала выпрыгнувшая из травы белка. Когда они вернулись в отель, консьерж вручил Кэрол письмо. Кэрол разорвала конверт и принялась читать, и улыбка тут же расползлась у нее на лице. - Это от Эбби. Она нас потеряла, - сказала Кэрол, кивком головы показывая Терезе, что она готова следовать за ней, если та поведет ее к лифтам. - Я надеюсь, на этот раз нас никто не преследует? - мягко спросила Тереза. Кэрол оторвала взгляд от письма, посмотрев на Терезу заинтересованными глазами, а потом с расстановкой сказала: - Нет. Эбби просто перестраховалась. Не знаю, как она нашла нас, я не оставляла ей адреса. Они вошли в лифт, и Кэрол снова погрузилась в чтение письма. Вдруг она громко расхохоталась, и Тереза ощутила неприязнь. Она пождала губы: слишком уж все это напоминало ей их первое автопутешествие. Тереза вспомнила, как Кэрол тогда не говорила и половину того, что писала ей Эбби. У Кэрол были причины – она хотела оградить Терезу от своих проблем. Но теперь все должно быть по-другому, и ей хотелось бы, чтобы Кэрол ничего от нее не скрывала. - Что там у Эбби? - спросила Тереза. - На-ка сама почитай. Оно, кстати, адресовано нам обеим, - все еще широко улыбаясь, ответила Кэрол, и сунула Терезе письмо. Оно было небольшим, всего на полтора листа. Тереза передала Кэрол ключи от их номера, а сама стала читать: "Привет, красотки! Надеюсь, вы хорошо отдыхаете, и водопады еще не пересохли. С вашей стороны было свинством уехать, не прощаясь, ведь вашу ненаглядную Эбби чуть удар не хватил, когда она не смогла дозвониться вам ни в пятницу, ни в субботу. И вот, сейчас утро воскресенья, я сижу в холле вашего здания, и, поговорив с консьержем, пишу вам это все. Кэрол, дорогая, мы должны были с тобой сегодня встретиться, потому-то я и звонила тебе в пятницу - сказать, что, скорее всего, не смогу. Но ты меня опередила и не смогла сама. Я очень сердита на тебя, но понимаю, что вы бы не уехали просто так. Надеюсь, что у вас все в порядке, и жду вашего возвращения. Раз встречи не получилось, то расскажу свои дела тут. У нас тоже все прекрасно. Моя мать скучает по мне, говорит, дом опустел без меня. Такое ощущение, что мне десять лет, и я носилась по дому с криками и визгами, а теперь, понимаете ли, ничего этого нет. Я думаю, она просто привыкла, что я почти всегда ночевала дома - меня могло не быть максимум одну ночь - а теперь я подолгу застреваю "на этом грязном Манхэттене", и она недоумевает. Или делает вид, что недоумевает. По крайней мере, вся ситуация настолько мне осточертела: все ее вопросы, капризы, жалобы и т.п., что я собираюсь все ей рассказать. Ну, как вам идейка? Кстати, у Виви появились очень интересные знакомства. Мы были на одной вечеринке у ее новых друзей, и, скажу я вам, это что-то с чем-то! Они проводят свои сборища каждые две недели, и в следующий раз нас попросили привести друзей. Так что, пожалуйста, никуда не уезжайте на следующие выходные! Ну, или хотя бы вернитесь в Нью-Йорк до этого времени! Приятных снов, Эбби". - Эбби собирается рассказать все своей матери? - недоверчиво уточнила Тереза, откладывая письмо на стол. - Первый раз об этом слышу, - ответила Кэрол, вытянув ноги на кровати, - Ох уж эта Эбби. Никогда не знаешь, говорит она всерьез или шутит. - Ее мать показалась мне очень милой женщиной, - задумчиво продолжила Тереза, - И она любит свою дочь. Может быть, Эбби и права, что хочет все ей рассказать. - Сложно представить. Миссис Герхард уже немолода, и такая новость будет для нее шоком. - А мне кажется, мать Эбби догадывается о ней. - Это бы очень помогло в этой ситуации. Но я бы не надеялась на месте Эбби. Я бы ожидала худшего...Надо обязательно побеседовать с ней по приезде. - А когда мы возвращаемся в Нью-Йорк? - А когда ты хочешь вернуться? - Никогда. Кэрол улыбнулась ей и поманила к себе. Тереза забралась к ней под бок, обвивая ее руками и утыкаясь носом ей в шею. - Прости, что я так много работаю. - Все в порядке, Кэрол. Я тоже больше работаю. Просто...понимаешь, я думаю, нам надо перераспределить свое свободное время. Чтобы получалось иногда быть вместе. Я не знаю пока, как я это сделаю, может, мне нужно отказаться от одного дня у Харкеви. - Мне приятно, что ты говоришь об этом, - сказала Кэрол, целуя Терезу в макушку, - Что тебя это беспокоит, и мы это обсуждаем. Нам надо было обсудить это еще раньше, тогда бы у нас не возникло этой проблемы. - Но тогда ты бы не увезла меня на Ниагару, - Тереза крепче сжала Кэрол в объятиях. - Кто знает, когда бы мы в итоге приехали сюда? Так что я лично очень рада, что всё так сложилось. И ты чувствуешь себя достаточно виноватой, чтобы принадлежать только мне эти несколько дней. - Э-эй! - Что? Разве не здорово, что все случайно так получилось? Когда я планирую, у нас ничего не выходит. - Потому что планировать - это моя обязанность. - Тогда спланируй, пожалуйста, так, чтобы бывать дома хотя бы иногда к ужину. - Это временно, милая. Когда я со всем разберусь, когда смогу почувствовать себя уверенно, тогда я буду знать, где и как сэкономить время. - Кэрол? - Тереза подняла голову, – Уже прошло - сколько? - почти три месяца, но ты до сих пор чувствуешь себя неуверенно? - Иногда - да. Потому что у меня нет многолетнего опыта, какой есть у моих коллег, у моего босса. Весь мой опыт - совместный магазин с Эбби, который недолго просуществовал. Но, если ты не заметила, я смогла взять выходные во время работы, а это значит, что прогресс уже есть. - Я заметила. Что ты им сказала, кстати? - Что у моего отца проблемы со здоровьем, и я должна срочно улететь в Вашингтон. Тереза отодвинулась от Кэрол и серьезно на нее посмотрела: - Но на самом деле твой отец в порядке? - Думаю, да, - немного улыбнулась Кэрол, внимательно следя за Терезой. - Мы так к нему и не доехали тогда... - Я знаю. - Я бы хотела с ним познакомиться. - И я бы хотела вас познакомить. - Как ты думаешь, я ему понравлюсь? - Ты имеешь в виду, если я познакомлю тебя с ним так же, как Эбби хочет познакомить Виви со своей матерью? Тереза прыснула со смеху. - Можешь представить меня просто как свою подругу. - Спасибо, мисс Беливет. Думаю, ему этого вполне будет достаточно. Раздумывая над словами Кэрол и пытаясь представить себе ее отца - такого же красивого блондина с серыми глазами - Тереза плотно сжала губы, и улыбка, отголосок ее смеха, исчезла. Кэрол, видимо, тоже думала о чем-то серьезном. По крайней мере, молчание обеих затянулось. - Ну, так что, когда мы обратно? Ру там скучает, должно быть. - Я тоже по нему уже соскучилась. Никогда не думала, что буду так скучать по собаке, - Тереза сморщила нос в притворном недовольстве, - Мы можем остаться еще на один денек? - Конечно! - сказала Кэрол, - Как бы ты хотела его провести? Тереза вдруг отодвинулась от нее и сказала, оглядывая Кэрол в той позе, в которой та сидела: - Я бы хотела нарисовать тебя. Кэрол удивленно подняла бровь и приоткрыла рот в немом вопросе. - Я не такой уж хороший художник, – начала объяснять Тереза, – Но...знаешь, у меня такое состояние...Я - как Ниагарские водопады. Все из меня льется, столько эмоций и мыслей! Мне хочется одновременно бежать вокруг всего Козьего острова; сидеть в тишине где-нибудь под деревом, слушая шорох листвы и бурление потоков воды сквозь камни; что-то творить и что-то созерцать. И я хочу нарисовать тебя, потому что желаю запомнить это состояние и ощущение. И запомнить нас. Кэрол долго-долго смотрела на нее, ничего не говоря. Потом протянула руку и дотронулась до щеки Терезы. - Я люблю тебя, – сказала она, и привлекла Терезу к себе. И во вторник после обеда они вернулись домой в Нью-Йорк, а уже в среду ужинали с Эбби и Виви в «Colony»на углу Пятой авеню и 61-й улицы. Тереза ожидала, что разговор пойдет о планируемом признании Эбби своей матери, но, к ее удивлению, никто за весь вечер не коснулся этой темы. Вместо этого Эбби с Виви восторженно рассказали о своих новых знакомых. Это были представители нью-йоркской богемы, которые устраивали у себя в домах встречи клуба по определенным интересам. Все они были творческие люди, открытых взглядов, любители экспериментировать и сторонники всего необычного. Царицей этих вечеринок была польская эмигрантка и талантливая художница Тамара де Лемпицка. Тереза, которой очень нравились ее работы, с этого момента стала слушать особенно внимательно. - Значит, Тамара де Лемпицка - завсегдатай этих вечеринок? - негромко спросила Кэрол под общих стук приборов о тарелки. В ресторане было многолюдно, и они вели разговор на пониженных тонах. - Не совсем, - ответила Виви, - Они чтут за честь, если она там появляется. Все-таки Тамара - немного другой уровень. Она - сливки нью-йоркского общества. Но вместе с тем, она очень простая в общении. Она любит эти вечеринки, можно даже сказать, что она в некотором роде патронирует их. - Как вы вообще попали туда впервые? - поинтересовалась Тереза. - Через Джека Кессиди, - сказала Виви, подцепляя с тарелки Эбби кусочки помидоров, которые та не любила, - Это бродвейский актер, только-только начинает свою карьеру. Мы вместе не играли, но пересекались пару раз на театральных вечеринках. - Следующий сбор назначен на шестнадцатое мая, - объявила Эбби, которой не терпелось выложить всю информацию, которой она обладала, - И мы пойдем все вчетвером! - Хорошо! Куда и во сколько подходить? - Это будет выставка де Ниро. Детали сообщим позже. Очередная выставка Роберта Генри де Ниро проходила, как обычно, в галерее Чарльза Игана. Кэрол и Тереза приехали на Восточную 57-ю улицу, где их уже ожидали Женевьева и Эбби, и все вчетвером, по пригласительному Виви, прошли внутрь. Виви познакомила их с Джеком Кессиди, который был на вечере со своим приятелем по новой бродвейской постановке, которая должна была выйти в конце июня. Заговорили о пьесе, она называлась "Я бы хотел, чтобы ты была здесь", и Джек по секрету сообщил всем, что на сцене будет настоящий бассейн. Виви, видя интерес Терезы, представила ее ему, и он тут же живо стал интересоваться, в каком театре она работает. У них оказались какие-то общие знакомые, но беседа долго не продержалась, потому что нашлись другие желающие пообщаться с Джеком. Сожалея, Тереза вынуждена была отступить. В конце концов народу в помещении оказалось так много, что Тереза почувствовала непреодолимое желание куда-то спрятаться. Было по-светскому слишком шумно, слишком торопливо, слишком часто щелкали вспышки фотоаппаратов. Приехала Нэнси Кит, нью-йоркская икона стиля, и все внимание журналистов было привлечено к ней, пока не появилась ее подруга и постоянная участница всех светских мероприятий Барбара Пэйли. С этого момента сам виновник мероприятия и хозяин галереи перестали быть интересны обществу, ведь все теперь центральными фигурами вечера стали две женщины - блондинка и брюнетка, богатые красавицы в мехах и бриллиантах. Поэтому потихоньку гости стали разъезжаться, и Эбби, которая и в этот раз была в курсе всего происходящего, сообщила, что настоящее веселье только впереди. Оказывается, выставка была только предлогом, так называемым местом сбора для той избранной группы людей, которую позвали продолжить веселье. Они все были приглашены в Гринвич-виллидж, где в чьей-то квартире, адрес которой им дали, должна была, судя по всему, собраться довольно интересная компания. В такси, по пути в Виллидж, Кэрол заинтересованно спросила у Виви: - А Джек Кессиди, что, тоже...кхм...будет присутствовать на вечеринке? - Ну, конечно, - ответила Виви, - Он очень миловидный. По-моему, там все понятно с первого взгляда. Какие у него ямочки на щеках, а? - Как вы вообще узнали друг о друге такие подробности? - Кэрол, это - театр! Здесь как-то все само получается... И в этом плане люди немного больше доверяют друг другу. И потом, есть же интуиция...А еще есть люди, которые не скрывают своих пристрастий. Они-то и выступают обычно связующим звеном между такими, как я или Джек. Он, кстати, женат. - Вот неудача! - И не говори. Джек хочет продвинуться в кино и телевидении. А для этого нужно быть семьянином, примером для подражания. - Само собой. Здесь было уже не так много народу, а шум распределялся равномерно. Чувствовалась какая-то своя, пока непонятная Терезе, атмосфера, которая, однако, очень к себе располагала. Все встречаемые ею люди приветливо и даже одобряюще улыбались. И, как только Виви, спустя минуту после их появления в этом доме, прямо при всех обняла Эбби за талию и, склонившись к ней, что-то сказала ей на ухо, Тереза стала понимать, почему все были так добродушны и расслаблены. Это была одна из тех закрытых вечеринок высших кругов нью-йоркцев, на которые невозможно было попасть с улицы. Это было очередное "заседание" клуба того меньшинства людей, которого не терпело и презирало американское общество. Но здесь эти люди были в определенном большинстве. И никого ничего не смущало. Тереза никогда не думала, что попадет в такое место и будет им восхищаться. Но все располагало к тому, чтобы понравится: еда, музыка, интерьер, окружение. Здесь было много известных людей. Кто-то иногда подходил к кому-то. Мужчины стояли по парам, и некоторые вели себя немного по-женски, обнимая своих более мужественных собеседников. Тереза не могла оторвать взгляд, хотя и понимала, что некрасиво, если она будет в открытую пялиться. Однако, дальше нежных объятий не заходило ни у присутствующих мужчин, ни у женщин, и вскоре Тереза предположила, что таково было негласное правило вечера, а может быть, и самого клуба. Все было итак слишком явно, слишком бросалось в глаза с непривычки. Терезе казалось, что она подглядывает в замочную скважину. И единственное, что ей хотелось - это открыть дверь и присоединиться к веселящимся. - Пойдем-ка возьмем что-нибудь выпить! - сказала Кэрол, беря ее за руку. Это была отличная идея, и Тереза поняла, что просто жаждет, когда алкоголь расслабит ее, унося прочь все ненужные мысли. Кэрол шла впереди, прокладывая путь сквозь или обходя группки людей. Их пальцы иногда расцеплялись, и Кэрол тогда приостанавливалась, ожидая, пока Тереза найдет ее ладонь и им можно будет снова продолжить путь. Как и прежде в любом месте до этого, многие смотрели на Кэрол, многие поворачивали головы ей вслед. Теперь же в большинстве своем это были женщины: глядящие заинтересованно, напряженно, оценивающе. - Что с тобой? - спросила Кэрол, когда они подошли к бару и заказали выпить. - Ничего, - нахмурилась Тереза, пытаясь подавить волну жгучей ревности. У бара было особенно дымно от бесконечно выкуриваемых сигарет. Звенели рюмки, раздавались веселые голоса. Кэрол протянула Терезе стакан мартини и дотронулась донышком своего стакана о край ее. - А мне здесь нравится, - с веселым удивлением оглядывая большую гостиную, сказала Кэрол, – Всегда было интересно, как проходят подобные вечеринки. Сейчас я понимаю, что проходят они именно так, как я себе и представляла в своей голове. Кэрол отпила из своего стакана, а потом радостно улыбнулась: - Идеальный мир, не правда ли? Представь, если бы всем в современном обществе было хотя бы все равно? Если бы такие вечеринки можно было устраивать в открытую? - Или если бы и не нужно было устраивать никаких специальных вечеринок, – добавила Тереза, подстраиваясь под ее мысли, – Если бы все были равны, и можно было бы любить любого человека? - Жить стало бы намного проще, – вздохнула Кэрол, и еще раз обвела глазами комнату. Свет был ярким, и все было на виду. Никто не прятался, но и никто не выставлялся напоказ. Люди, которые были чем-то известны, непринужденно общались с ничем не известными. Тереза услышала, как кто-то упомянул Джуну Барс, разглядела в толпе Гора Видала. Ей вдруг стало очень приятно от того, что и она принадлежит к этой группе людей, непонятых своим поколением. Быть такой же, как они, словно приравнивало ее к ним и в других аспектах. Она ощущала себя счастливой, и много улыбалась. И только Тереза стала чувствовать себя увереннее, глядеть по сторонам прямо, а не как бы исподлобья, на вечеринку пришла Тамара де Лемпицка, и все стали смотреть на нее. Она появилась в комнате быстро и внезапно, и своим приходом привнесла еще большее оживление. Тереза впервые видела знаменитую художницу так близко: ее тяжелые веки, длинный, загибающийся книзу нос, полные губы. Она была запоминающейся во всем, и Тереза с удовольствием поняла, что именно такой ее себе и представляла: экстравагантно одетой, с движениями быстрыми, словно в них самих отражалось ее нетерпение, ее желание увидеть как можно больше и запечатлеть, если не на холсте, то хотя бы у себя в памяти. Она влетела в комнату, как ураган, и, как и ураган оставляет последствия, там, куда она ступала, словно преображался сам воздух. Люди зашевелились, и самой многочисленной, самой шумной группой стала группа, собирающаяся вокруг Тамары. Потом Тамара увидела Гора Видала, сидящего на диване рядом с хозяйкой дома. Она пошла к ним, наперерез группе людей, которые посторонились, пропуская ее. Два человека, однако, попытались привлечь внимание художницы, и перегородили ей путь, горячо приветствуя. Она отступила в сторону, и все рукопожатия, возгласы, мелкие шажки, которые эти трое делали чуть левее середины комнаты, напоминали Терезе необычный танец. Ей тоже захотелось оказаться рядом с ними, легко переступая с ноги на ногу, мягко трепать рукава друг друга, улыбаться губами, полными секретов, радоваться тому, что вы вместе разделяете эту тайну - быть непохожими на других. - Ну, Виви, я должна искренне поблагодарить тебя, – сказала Кэрол, когда через пару часов все четверо, наговорившись и насмотревшись, встретились у барной стойки, – Мое любопытство с лихвой удовлетворено, но, боюсь, мне слишком все это по душе. Здесь совершенно неповторимый вид отдыха! Думаю, я давно так нигде не была расслаблена. Разве что у себя дома. - Так что же, вы хотите прийти еще раз? – уточнила Виви, переводя взгляд с Кэрол на Терезы. - О, если Тереза не против. - Вовсе нет, – честно ответила Тереза, – Мне тоже очень нравится. И люди... - А здесь у нас кто? - раздался совсем рядом незнакомый голос, и Эбби с Виви обернулись и расступились, давая Тамаре де Лемпицке встроиться в их кружок. В руках у Тамары, в отличие от всех остальных присутствующих, не было стакана с алкоголем. Только дымящаяся сигарета, которой она затянулась, молчаливо оглядывая четырех женщин. Она остановила свой взгляд на Кэрол гораздо дольше, чем того требовало приличие, и Тереза заметила, как Кэрол первый раз в жизни отвела глаза, немного покраснев. - Меня зовут Женевьева Кранелл, я играю в театре. Меня пригласил мой друг Джек Кессиди. А это - мои друзья. Эбби Герхард, Кэрол Сэнн и Тереза Беливет. Тереза пожала протянутые пальцы. Рука была удивительно мягкая и чуть-чуть влажная. Завязался разговор, легкий и ничего не значащий. Тамара была внимательным и интересным собеседником, но вскоре, когда все поверхностные темы были исчерпаны, показалось вдруг странным, что она до сих пор стоит в их кружке. Как-то так само получилось, что все стали рассказывать, кто где работает, и Кэрол оказалась последней. - Вы занимаетесь мебелью? - переспросила Тамара, пристально глядя на Кэрол. - Да, я работаю в мебельном магазине. Мы покупаем и реставрируем старую мебель, занимаемся обстановкой квартир и домов в Нью-Йорке и Нью-Джерси. - Надо же? И что, у вас есть какие-нибудь по-настоящему интересные предметы? - Не в данным момент, - улыбнулась Кэрол, - Точнее, не думаю, что вас бы могло у нас что-то заинтересовать. Тереза подумала, что ответ Кэрол касался не только мебели. Похоже, и Тамара поняла это именно так, потому что усмехнулась: - Я не интересуюсь покупкой. А вот продажей - да. Если попрошу вас приехать посмотреть кое-что у меня, сможете дать оценку? - Боюсь вас разочаровать... - Не разочаруете. - Мой опыт в подобном деле ограничивается любительскими знаниями, а не профессионализмом. - Так зачем же вы вообще там работаете? Кэрол улыбнулась уголком губ, а потом серьезно ответила: - Ну, надо же мне чем-то кормить семью. И они с Терезой переглянулись. Взгляд Кэрол длился несколько секунд, но смог убедить, что волноваться было не о чем. Тамара, возможно, этот взгляд перехватила, потому что с веселым интересом стала смотреть теперь на Терезу. Интерес этот, однако, долго не продлился, и вскоре, выждав удобный момент, Тамара извинилась и покинула их. Поздно ночью, когда они стояли в прихожей, прощаясь с новыми знакомыми и уславливаясь об очередных встречах, снова откуда-то возникла Тамара. Она подошла к Кэрол и отвела ее в сторону буквально на два шага. Говорили они негромко, а стоять и слушать было некрасиво. Тереза в волнении поглядела на них, а потом вышла вслед за Эбби и Виви через входную дверь, встречаясь с прохладным майским ночным воздухом, обдувшим ее разгоряченные щеки и шею. Эбби поглядела на нее многозначительно и, когда они немного отошли от дома, Тереза в волнении выпалила: - Думаете, мне стоит нервничать? - Конечно! - воскликнула Виви, - Она - настоящая Донья Жуанна. - Виви! - цокнула языком Эбби, - Ты сейчас совершенно ей не помогла. - Я так и знала, - простонала Тереза, - Так и знала, что нужно волноваться! - О чем ты волнуешься? Это была Кэрол. Она только вышла на улицу, и теперь набрасывала на плечи пиджак. Между губами у нее качалась незажженная сигарета. Они были снова в своем реальном мире - мире, где о личном надо было говорить тихо и нельзя было держаться за руки. И, хотя со всей округи доносился шум от прилегающих баров и домов, где до утра веселилась нью-йоркская богема, Тереза не хотела привлекать лишнего внимания, поэтому сделала несколько шагов навстречу Кэрол. - О тебе и Тамаре, - негромко сказала Тереза. Кэрол выдула воздух через губы: - Ну уж нет. Мне другие девушки нравятся. Точнее - одна девушка...Эй, красотки! Спокойной ночи! Эбби и Виви, которые уже садились в такси, обернулись и стали махать, посылая воздушные поцелуи и обещая звонить завтра. Тереза улыбнулась и тоже помахала им. Сердце ее было такое большое, что, казалось, разорвет грудную клетку и выпрыгнет прямо на колени Кэрол.