The Covenant of Salt

Кэрол настояла, чтобы Тереза ездила на новой машине, и Тереза приняла это. Она забрала и свою одежду - только ту, которую когда-то покупала себе сама. Красивые костюмы и дорогие платья - подарки Кэрол - были отвергнуты и, вместе с толстым нераспечатанным конвертом, внутри которого лежало непрочитанное письмо от Кэрол, были возвращены обратно Эбби. Эбби служила передатчиком между Кэрол и Терезой уже две недели, и теперь, когда она привезла очередную порцию вещей Терезы из квартиры Кэрол, она надеялась, что та прочтет письмо, которое Кэрол составляла целых три дня и которое теперь одиноко покоилось на стопке одежды. - Ты забыла письмо, дорогая, - вкрадчиво начала Эбби, зайдя в комнату и увидев, как Тереза пакует чемодан. Тереза собиралась пожить несколько дней у Дэвида. Он был не против – он только что получил трехнедельный отпуск и хотел навестить отца в Пенсильвании, но, узнав, что Терезе нужно где-то остановиться, отложил поездку. Они встретились вчера в кафе и обо всем договорились. Он не спросил причину ее нужды, потому что оказался достаточно мудр для этого. А она не сказала ему, потому что не нашла в себе силы обсуждать это на людях. - Я не забыла письмо, - порывисто ответила Тереза, - Я не буду его читать. - Тереза! - Эбби в отчаянии всплеснула руками, - Ну что за упрямство! - Называй это, как тебе хочется. Но давай я сама решу, когда и что мне делать. - Что за наказание, - капризно протянула Эбби, театрально плюхаясь на диван, где Тереза сложила свои вещи. Когда она приземлилась на мягкое сиденье, две горки одежды развалилась, и часть оказалась на полу - вместе с письмом, которое проскользнуло под диван, - Сколько это может продолжаться? Я как между двух огней! И это заставляет меня огорчаться. Тереза хмуро посмотрела на угол конверта, белеющий на паркете, потом подняла с пола те вещи, которые собиралась взять с собой, и перенесла их в чемодан. Практически все было упаковано, утром ей надо было только сложить свои ванные принадлежности. - Прости, Эбби. Я знаю, я задержалась в гостях. Но завтра я уеду, и ты не будешь больше огорчаться. - Я не об этом, глупенькая, - Эбби раскинула руки по спинке дивана и откинула назад голову, - Я так больше не могу: видеть, как она страдает. Я люблю ее, ты же знаешь. Она замолчала, стушевавшись. Потом, все еще смотря в потолок, Эбби поморгала, несколько раз взмахнув длинными ресницами, и невозмутимо продолжила: - Как подругу, я имею в виду. Мы столько лет знакомы, и я знаю все ее настроения, Тереза. Ей худо без тебя, дорогая. - Мне тоже несладко! Не надо думать, будто я развлекаюсь и радуюсь жизни. - Нужно научиться прощать! - Я пытаюсь! - вскричала Тереза, - Я так сильно люблю ее, что мне сложно это сделать!.. Если любишь – прости, - тихо сказала Эбби, внимательно изучая лицо Терезы, - Прости, пока не поздно спасти ваши отношения! Прости и вернись к ней, полюби ее такой, несовершенной, предавшей тебя. Прими ее великодушно, и, вот увидишь, это будет новый виток в ваших отношениях, новая жизнь. Ты почувствуешь, рано или поздно, как много ты выиграла от этого. Поверь мне. Да, будет горько поначалу, когда ты будешь вспоминать ее измену, но время вылечит тебя. Ты такая добрая, Тереза. Я верю, что ты сможешь простить. Она замолчала, и какое-то время они просто смотрели друг на друга. Многое было сказано глазами, может, чересчур многое из того, что Эбби хотела бы скрыть. В конце концов она слабо улыбнулась, а Тереза вытерла костяшкой большого пальца слезы, стоявшие в уголках глаз. - Мне кажется, Кэрол очень повезло, что у нее есть такая подруга, как ты. - Мне тоже так кажется. Иди-ка сюда и обними меня. А потом проваливай к своему приятелю, только веди себя там хорошо. - Ой, Эбби! Ты же знаешь Дэвида! Он никогда... - Помнишь ту историю про моего друга? Я тоже думала, что "он никогда". - Я доверяю Дэвиду. Мне кажется, он единственный на этом свете, кому я доверяю. - А я? - Ты - человек Кэрол. Я не могу тебе доверять. - И правильно. Но все равно: будь осторожна, дорогая. - Не волнуйся. - Кэрол волнуется. - А ей - можно. Пусть. Дэвид жил в небольшой квартирке в Хэлс Китчен, с окнами, выходящими на Гудзон. Тереза зачарованно смотрела на заходящее солнце, богато раскрасившее небосвод в золотые и бледно-розовые тона. Она держала пальцами занавеску, из какой-то гладкой ткани, напомнившей ей кожу Кэрол, ее шелковую ночнушку и тот комплект скользких простыней, в котором они утонули однажды и из которого не могли выбраться часами. Воспоминание накрыло ее с головой, такое же ярко-рябое, как вода Гудзона в окне. - Что ты будешь пить? - спросил Дэвид, и Тереза вздрогнула от его голоса. Она обернулась. Вместо головы у него было темное пятно - Тереза слишком долго смотрела на солнце, и теперь, даже быстро моргая, не могла вернуть исходное зрение. - У тебя есть ржаной виски? - Найдем. Тереза отвернулась от окна и отпустила занавеску, снова начав разглядывать квартиру Дэвида. Она была самая обыкновенная, и ничего в ней не указывало, что здесь живет летчик. Ничего не указывало и на то, что здесь живет одинокий мужчина – все было очень уютно и обжито. Тереза знала, что, когда Дэвид уезжал надолго, за квартирой и за Хьюго ухаживала его соседка, мисс Чэпмэн, худая и строгая, но очень порядочная старушка, как описал ее Дэвид. - Очки летчиков хорошо защищают от солнца? - спросила Тереза, подслеповато двигаясь по комнате. - Конечно. Можешь сама убедиться. Мои лежат на тумбочке в прихожей. Тереза двинулась в указанном направлении и нашла на высокой резной тумбочке из темного дерева красивые каплевидные очки. Она нацепила их на нос и посмотрела в зеркало, которое висело тут же, справа. Они ей совершенно не шли, заостряя подбородок и скулы. Или, может, она просто так сильно похудела за последнее время? Переживания волновали ее, желудок практически отторгал еду, допуская ее изредка в очень маленьких количествах. Зато курить Тереза стала теперь постоянно, запивая сигареты исключительно ржаным виски. Она вдруг поняла, что все это время ей невольно хотелось постоянно напоминать себе о Кэрол и о той боли, которую та ей причинила. Боль эта проникала сквозь каждую клеточку Терезы, отзываясь внутри нервными импульсами, терзавшими тело. Это было изнуряюще мучительно, но Терезе казалось, что она зачем-то должна пройти через это. Пятно в глазах окончательно исчезло, и Тереза, положив очки Дэвида на место, снова прошла в гостиную, пронизанную, словно легчайшей желтой сеткой, лучами заходящего солнца. - Мне очень нравится твоя квартира, - сказала Тереза. - Спасибо. Да, на закате она преображается! - Дэвид, который хлопотал с закусками, отвлекся, и, с ножом в руке, выпрямился от стола, - Но это только на закате и в хорошую погоду. В остальное время здесь скучно. Я специально позвал тебя именно в такое время: чтобы произвести впечатление. Завтра утром ты проснешься – и магия исчезнет. Тереза улыбнулась, отвечая на улыбку Дэвида. В который раз она пожалела о том, что Дэвид так и не смог найти себе девушку после смерти своей жены. Точнее, он говорил, что он просто не хотел. Он говорил, что не представляет, что смог бы кого-нибудь так полюбить, как любил свою Мадлен. Тереза его прекрасно понимала. Для нее тоже не было жизни без Кэрол. Она вдруг представила, каково это: жить в мире, где не было бы больше Кэрол. Сейчас она точно знает, что Кэрол – где-то в Нью-Йорке или Нью-Джерси, едет домой или уже дома. Она скучала по ней, но она всегда знала, что Кэрол была в паре миль от нее, на расстоянии телефонного звонка. А если бы у нее не было больше возможности позвонить Кэрол или увидеть ее? Никогда не услышать ее голоса, не увидеть серое пламя в глазах? Никогда больше не почувствовать ее руки, обнимающие ее, губы, целующие ее? Каково это - ощущать пустоту каждое мгновение, горевать каждую секунду, зная, что время нисколько не вылечит? Разве можно свыкнуться и забыть в конце концов? Разве можно когда-нибудь найти успокоение? Дэвид казался таким безмятежным порой. Но это было не тогда, когда он говорил о Мадлен. Когда он вспоминал ее, то голос его дрожал, а на лбу залегала морщина. Он рассказал Терезе о своей жене лишь однажды, когда они были сильны пьяны и до крайности сентиментальны. Она тогда рассказала ему о Кэрол, и он отнесся с пониманием и уважением к их отношениям. Они были благодарны друг другу за откровенность и стали с тех пор еще больше дорожить своей дружбой. - Что случилось, Тереза? Она очнулась от своих грез, вздрогнув и обнаружив, что кусает губы и хмурится. Она качнула головой и отпила еще виски из своего стакана. - Вы поругались? Она выгнала тебя из дома? Тереза вздохнула. Дэвид поманил ее рукой и, усаживаясь на стуле, указал ей на соседнее место. - Расскажи мне, - мягко попросил Дэвид, - Я уверен, что пойму. И она рассказала, всё с самого начала. Дэвид слушал очень внимательно, не перебивая. Изредка он только кивал или говорил "угу", или подливал Терезе в стакан еще виски. Его взгляд совершенно не изменился, пока Тереза добавляла деталей в свой рассказ, и она говорила всё больше и всё искреннее. - Почему ты не хочешь поговорить с ней? - спросил Дэвид, когда Тереза закончила и замолчала. - Я не знаю, смогу ли относиться к ней теперь так, как раньше, - пожала плечами Тереза. Она внезапно поняла, что от ее злости уже ничего не осталось – теперь это было тихое отчаяние. - Не сможешь, конечно. Случилось кое-что необратимое. Но ваши чувства крепки - твои, по крайней мере. Да, думаю, и ее тоже - она просто ошиблась. - Просто ошиблась? – повысила голос Тереза, но Дэвид остановил ее порыв, приподняв руку. - Взвесь все хорошенько. На одной стороне: жизнь без нее, жизнь гордая, достойная. И жалкая, потому что твоей любимой не будет рядом. На другой стороне: жизнь с ней. Она искренне раскаивается – ты прощаешь ее. Да, с болью в сердце, да, доверять ты ей больше уже так не будешь. Но время сгладит и эту шероховатость, и вскоре связывающие вас узы окрепнут. - Я не представляю, чтобы смогла...ну...- Тереза на мгновение запнулась, потому что она никогда не обсуждала такое ни с кем, а уж тем более - с мужчиной, - Не представляю, что смогу лечь с ней в постель. - С этим посложнее, - согласился Дэвид, кивнув, - И тут я тебе мало чем смогу помочь, потому что, думаю, мужское мышление работает по-другому. - Мне казалось, и во время измены оно работает по-другому. - В смысле, мужчинам проще изменять? Возможно. Никогда не разговаривал об этом с женщиной, если честно. Кстати, ты не допускаешь мысль, что у Кэрол могла быть мужская точка зрения на измену? Что для нее это было – не хочу тебя обидеть – не такое уж большое дело? - Но...Кэрол же...- начала Тереза, а потом задумалась, - Возможно. Возможно, что-то такое в ней есть...Мужское. Желание заботиться обо мне постоянно, чрезмерно! Я думала, это продиктовано ее материнским инстинктом. Но она всегда заботится, чтобы мы жили в достатке, чтобы ни в чем не нуждались. Она часто спрашивала меня, но раньше...раньше меня это задевало. Мою гордость, которую ты правильно упомянул. Ты хороший наблюдатель. - Ну, мы же не первый день знакомы. - И ее скоро сделают партнером в фирме, где все боссы - мужчины. И, знаешь, иногда она в шутку водит машину или курит, как мужчина. И в сексе...определенно... Тереза замолчала, быстро поднеся ко рту почти пустой стакан с виски. Она проглотила последние капли жидкости и жестом попросила Дэвида налить ей еще. Он протянул ей стакан, и Тереза вспомнила Элизабет. Та протягивала ей тогда почти такой же стакан с виски. Видимо, ассоциации еще долго будут преследовать ее. Что ж, пора, вероятно, учиться жить с ними. - Я просто думаю... – Тереза облекла в слова те мысли, которые не давали ей покоя уже долгое время, – Я всё время гадаю, пошла бы она на встречу к той женщине второй раз? Ведь в то утро получилось так, что ее планы круто поменялись. И я, когда вспоминаю, как она собиралась...какая красивая была в тот день...мне хочется волосы рвать на себе от досады. - Ты никогда не узнаешь, пока не спросишь ее сама. Я думаю, чтобы трезво оценить всю ситуацию, тебе нужна и точка зрения самой Кэрол. А вдруг эта Элизабет совратила Кэрол? Вдруг это она на протяжении какого-то времени пыталась добиться от Кэрол желаемого, и в один вечер просто воспользовалась моментом? А тебе сказала всё наоборот. Вот поэтому я считаю, что вам нужно поговорить как можно скорее. И жаль, что ты отказалась читать ее письмо – возможно, там были ответы на многие твои вопросы. - Я просто испугалась, – прошептала Тереза. - Что? Я не расслышал. - Однажды она уже отправляла мне такое же толстое письмо. Ничего хорошего в нем не было. Я думаю, здесь сыграла роль ассоциативность. В итоге я, конечно же, корю себя за то, что не взяла этот чертов конверт с собой! Он так и остался валяться под диваном в квартире Эбби... - Знаешь, о чем я думаю? – спросил Дэвид, опираясь локтями о стол и пристально глядя на Терезу, – Ты готова встретиться с ней. Ты рассуждаешь, ты спокойная... - Я просто пьяная, – улыбнулась Тереза, - И потом, ты мне очень помогаешь. Твоя бесстрастность...и то, что ты предположил про Элизабет...всё это заставляет меня по-новому взглянуть на произошедшее. И Эбби мне сегодня сказала много таких вещей, которые заставили меня задуматься. - Значит, ты уже находишься на стадии принятия. - Что это? - Психология. Пять стадий принятия неизбежного: отрицание, гнев, торги, депрессия и принятие. - Когда ты успеваешь все это изучать? И не помню, чтобы у меня была стадия торга. - У меня много свободного времени. И ты могла пропустить парочку стадий, они не обязательны и не должны следовать именно в этом порядке. Они помолчали какое-то время, думая каждый о своем. Тереза увидела, что взгляд Дэвида затуманился, а на лбу снова стала появляться продольная морщина. Интересно, сколько ему понадобилось времени для того, чтобы пройти все эти стадии, когда умерла его жена? Был ли с ним рядом кто-то, кто помог ему пройти через это всё, или он предпочел пережить все один? - Как здорово, что мы с тобой встретились тогда случайно в Парке! – сказала Тереза. Дэвид в задумчивости почесал подбородок, а потом, словно бы ему потребовались какие-то физические усилия, потер руками лицо, несколько раз проведя ладонями вверх-вниз. Он посмотрел на Терезу уже с другим выражением, и его лоб разгладился. - Это все благодаря Хьюго. Кстати, как там Рузвельт? - Я не знаю, – растерянно призналась Тереза, – Я не видела его с того вечера, как ушла...Скучаю по нему ужасно, если честно. - Ну, так навести его! Он же остается дома, когда Кэрол на работе? - Да. - Вот и съезди повидайся с ним. Я могу поехать с тобой, подождать тебя внизу, а потом мы сходим погулять с собаками. - Хорошая идея. - Хочешь сигару? - Дэвид поднял бровь, резко сменив тему. - Что? - рассмеялась Тереза. - У меня есть отличные кубинские сигары - контрабанда! * * * Они с Дэвидом договорились погулять с собаками через день, но Терез пришлось приехать на Мэдисон авеню еще раньше, чтобы забрать кое-что по работе. И одним вечером в начале апреля, когда сумрак уже охватывал большой город, Тереза поднималась в лифте и разглядывала себя в то зеркало, которое знало и видело когда-то очень интересные картины из ее жизни. Ее наручные часы показывали половину седьмого, и Тереза думала о том, что Кэрол, возможно, скоро освободится с работы. Эта мысль пришла ей в голову чисто автоматически, потому что очень уж много раз до этого Тереза возвращалась так с работы одна, глядя на часы и прикидывая, как долго еще осталось ей ждать Кэрол. Теперь она ее не ждала; теперь она приехала специально так рано, как только смогла, чтобы избежать с ней встречи. В прихожей было темно, и Тереза потянулась к выключателю. Она тут же услышала шевеление и поскуливание, а затем Ру – а это был он – попытался, встав на задние лапы, дотянуться до ее лица и лизнуть ее в губы. У нее, в отличие от Кэрол, никогда не получалось утихомирить его в этом, и она просто-напросто опустилась на колени и разрешила ему вылизать ей щеки. Она была рада его восторгу от ее присутствия, обнимала пса за шею, гладила между ушами и смеялась. Когда первый порыв прошел, Ру, завиляв хвостом, стал отходить вглубь комнаты и будто бы звал Терезу за собой. - Что такое, дорогой? - спросила у него Тереза, - Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? Она сделала несколько шагов, а потом остановилась. На диване в темной гостиной угадывался силуэт Кэрол. Было сумрачно, свет из прихожей не доставал даже до середины комнаты, но Тереза смогла разглядеть стакан в руке Кэрол, который она поднесла ко рту. - Я зашла забрать кое-что, - зачем-то стала объяснять Тереза, - Я думала, тебя не будет дома, иначе... - Извини, - глухо сказала Кэрол, - Я могу уйти, если что. - Не надо. Все хорошо. - Как ты? - Я в порядке. А ты? - Со мной тоже все нормально. Это было так странно. Неужели они теперь чужие друг другу люди? Как тогда в ресторане, когда Тереза сказала "нет" в ответ на предложение Кэрол съехаться. Но сейчас они казались даже дальше друг от друга, чем тогда. Сладкое томление не терзало теперь душу Терезы, притворяясь пустотой и безразличием. Теперь была горечь и покорность. - Ты нормально живешь? Тебе всего хватает? - учтиво поинтересовалась Кэрол. - Вполне, - ответила Тереза. Рузвельт снова вернулся к ней, и она потрепала его по холке. В воздухе повисло тяжелое, неудобное молчание, и Терезе было неприятно. Никогда прежде ей не доставляло дискомфорта молчать вместе с Кэрол, и поэтому она досадовала. Досада была на себя, на Кэрол, на сложившуюся ситуацию. - Я...пойду...мне надо в спальню, - и она стала быстро пересекать гостиную. - Почему ты не хочешь поговорить со мной? - спросила Кэрол. Голос ее звучал мучительно больно, и Тереза остановилась на полпути. - Я не чувствую, что готова, Кэрол. - Сколько можно готовиться? И - к чему? - К тому, чтобы принять эту правду, наверное. Возможно, вскоре я смогу это сделать, и тогда мы поговорим о нашем будущем, - начала Тереза, развернувшись к Кэрол. Руки ее бессильно повисли вдоль тела. - Я люблю тебя и хочу быть с тобой. В нашем будущем. - Если бы ты подумала об этом в тот момент, когда... - Боже, я раскаиваюсь в этом так, как не раскаивалась ни в чем в своей жизни! - Кэрол вскочила с дивана и быстро приблизилась к ней, - Это была моя самая глупейшая ошибка, дурацкая слабость, тотальная потеря контроля во время выпивки!.. - Я не хочу это вспоминать! - Тереза остановила ее движением руки, - Пожалуйста, давай не будем об этом пока. Ты как будто заново заживо сдираешь с меня кожу! А она только-только начала заживать. - Прости, - тихо сказала Кэрол, - Прости, что причинила тебе такую боль. Я страдаю не меньше твоего. - В самом деле? - Я люблю тебя. И мне тебя не хватает. Каждую минуту моя жизнь, когда тебя нет рядом, проходит впустую. - Я не могу больше всецело верить твоим словам, Кэрол, - поморщилась Тереза, отходя в сторону на несколько шагов. - Но я прошу поверить! Поверить и простить. Послушай меня! – Кэрол снова подошла и схватила руки Терезы выше запястий. Кожу обожгли прикосновения сильных, горячих пальцев. Она была слишком близко – настолько, чтобы Тереза почувствовала и ее духи, и ее дыхание. Обезоруженная, Тереза удивилась желанию своего тела подчиниться. Она с удивлением ощутила, как словно бы дернулась навстречу телу Кэрол и, испугавшись, что это могло быть слишком заметно, она попыталась выдернуть свои руки из рук Кэрол. Та ее не держала. Она вдруг замерла и посмотрела Терезе в глаза. Та попыталась спрятать взгляд, ведь серые радужки вдруг ожили, заискрились, а взгляд стал любопытно проникать в нее, изучая. Тереза отвернулась и пошла к двери в спальню, не помня себя. - Останься, - попросила Кэрол. - Мне надо идти... - Но ты вернешься? Ты вернешься сегодня? - Ты просишь слишком многого, Кэрол, - Тереза держалась за ручку двери, не в силах ни отпустить ее, ни потянуть. Затылком она ощущала взгляд Кэрол, и волосы на ее шее, под красивой прической, будто пошевелились, сгоняя мурашки вниз по спине. - Посмотри на меня, Тереза. Тереза обернулась и, казалось ей, весь мир, качнувшись, сделал оборот. Кэрол стояла на коленях, в смущении сцепив руки, потирая пальцами одной кольца на другой. Ее Кэрол. Ее гордая, любимая женщина, которую не сломили адвокаты. Женщина, отказавшаяся от своего ребенка и всю жизнь ненавидящая себя за это. Женщина с большими амбициями и большими эмоциями. Кэрол не должна была унижаться – о нет! – ни перед ней, ни перед кем бы то ни было. Кэрол не должна стоять на коленях – Кэрол должна стоять прямо, гордо подняв голову, ничего не боясь. - Кэрол, не надо...встань, - Тереза устремилась к ней. - Я клянусь, что не предам тебя больше. Я клянусь, что ничего не будет священнее и ценнее нашего союза. Хоть он никем не освещен и не закреплен, я клянусь, что сама я буду ценить его как следует. Мы ценим только то, что теряем, я убедилась в этом сполна. Я не хочу потерять нашу семью, Тереза. - Встань, Кэрол! - Тереза простерла к ней руки. - Я встану, если простишь. - Кэрол, еще слишком рано!.. Мое сердце еще болит. - Когда ты отказываешься простить меня, мое сердце тоже начинает болеть. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя... Она схватила ее руку и прижала к своей щеке. Затем стала покрывать поцелуями ее пальцы. Прикосновения ее мягких губ находили отклик в теле Терезы быстрее, чем она успевала дать оценку тому, что происходило. Кэрол взяла ее за вторую руку и потянула вниз. И Тереза склонилась, целуя ее лицо, держа его в своих ладонях. В перерывах между поцелуями Кэрол просила прощения, говорила, что любит, а Тереза бормотала, что не может простить. Постепенно словесная борьба превратилась в борьбу двух прекрасных женских тел: Кэрол наступала яро и резко, а Тереза противостояла слабо, но отчаянно. Отчаянно потому, что в душе, в сердце и в разуме давно сдалась под напором Кэрол, и не могла поверить, что та, как владела ей полностью, так и продолжает владеть и будет владеть всегда, до конца ее дней. - Я хочу в спальне...я хочу, чтобы это было в спальне, - как безумная, шептала Тереза. И Кэрол повела ее в спальню, и любила неистово, и слезы катились у нее из глаз. Обнимая ее, Тереза целовала эти слезы и плакала сама. Когда Тереза открыла глаза, перед ней было лицо Кэрол. Так же, как и она, Кэрол лежала на боку. Она нежно и как будто бы немного застенчиво улыбалась и гладила Терезу по волосам. Какое-то время Тереза лежала, не шевелясь, изо всех сил прислушиваясь к ощущениям: пальцы Кэрол, попадая в ложбинку ей за ухом или спускаясь по шее, рождали "мурашек", которые быстро сбегали вниз по ноге. Тереза наблюдала за лицом Кэрол: таким мягким и усталым. Она выглядела немного отчужденной, и Тереза подумала, что, вероятно, это из-за того, что на ней не было макияжа. Она казалась старше и моложе одновременно: ее глаза были старше, а губы – моложе, чем обычно. К ним хотелось прикоснуться рукой или губами, и Тереза дернулась, прогоняя желание. - Мой ангел, - тихо, почти шепотом, произнесла Кэрол. Эти слова теперь потеряли священное, волшебное значение. Они казались Терезе насмешкой. - Не называй меня так. Улыбка стала исчезать с лица Кэрол, и она убрала руку. Тереза перекатилась на другой бок и встала с кровати. Она пошла прямиком в ванную и залезла под струю горячего душа. Знакомый запах мыла проник ей в ноздри, и она почувствовала успокоение. На несколько минут ей показалось, что все снова так, как было раньше. Но потом она выключила воду и отодвинула занавеску. На стене висело лишь одно полотенце, и она, озадаченно задумавшись, в конце концов протянула руку и схватила его. Кэрол, в махровом халате, завязанным на поясе свободным узлом, сидела, откинувшись в кресле, в спальне и курила. Одну ногу она вытянула вперед, а другую, согнутую в колене, поставила на край кресла. Полы халата задрались, бледные руки, торчащие из рукавов, были распростерты в грациозном положении: одна лениво лежала на подлокотнике; вторая, согнутая, держала у ее лица сигарету. Вся поза Кэрол выказывала спокойствие и удовлетворенность. Тереза не смогла отвести взгляд, и ее глаза как-то слишком медленно разглядывали Кэрол. Та смотрела на нее и ничего не говорила, а потом первая слегка отвернула голову в сторону. Тереза к тому моменту уже ясно отдавала себе отчет в том, что, несмотря на только что случившееся – а, может, и благодаря этому – она снова хотела Кэрол, хотела даже больше, чем обычно. - Я взяла твое полотенце, - неловко сказала она, отворачиваясь к шкафу, из которого собиралась взять некоторые вещи. - Ничего, - просто ответила Кэрол. Кэрол глядела, как Тереза вынимала и складывала на кровати свои вещи и, Тереза заметила, стала немного нервничать. Тереза поняла, что Кэрол всерьез была уверена до этого момента, что сможет убедить всеми правдами и неправдами Терезу вернуться к ней. Она видела это измученное, тревожное выражение на ее лице, и ей вдруг захотелось и дальше мучить Кэрол. Она почувствовала странное желание причинить ей боль, хотя бы толику той боли, которую та причинила ей. Но вместе с этим она с удивлением допускала, что месть, возможно, и не принесет ей желаемого облегчения. Она оделась, сложила свои вещи в сумочку и сходила в кабинет, чтобы взять оттуда папку с набросками, которую обещала принести завтра на работу и показать заезжему кинорежиссеру из Лос-Анджелеса. Режиссер этот гостил у директора театра, где работала Тереза, и был представлен ей как «старинный друг», хотя интуиция подсказала ей, что между двумя мужчинами возможно было что-то большее. Тереза как-то давно слышала такие слухи про своего босса, но теперь, увидев воочию подтверждение высказанным кем-то предположениям, невольно тянулась больше узнать и про своего босса, и про его друга. Терезе захотелось пить, и она прошла на кухню за водой. Открыв холодильник, она хмыкнула: он был пуст, за ислючением нескольких банок с пивом и содовой. То ли Кэрол не ела теперь дома, то ли не ела вообще. Тереза взяла колу и, откупорив жестянку, стала пить прямо из горла. Звеня бляшкой на ошейнике, к ней пришел Ру и сел рядом, встряхнув головой. Тереза отставила банку, опустилась на один из стульев и подозвала пса к себе. Вид у него был какой-то грустный. - Ну, как ты тут без меня, дорогой? Скучал? Я тоже скучала... И твоя морда говорит сама за себя. Слушай, а почему бы нам не пойти погулять прямо сейчас, м? Как тебе такая идея? Услышав знакомое слово, ретривер завилял хвостом. Тереза приподнялась и, улыбаясь, вышла из кухни. - Можно я погуляю с Рузвельтом? - спросила Тереза, заглядывая в спальню. Кэрол все еще сидела в кресле, но теперь голова ее опустилась на ладонь руки, где раньше была сигарета. И вся ее фигура ссутулилась и будто бы сжалась. Но, увидев Терезу, она немного встрепенулась и даже попыталась улыбнуться. - Да, конечно. - Хорошо. Я верну его где-то через полчаса. - Договорились. Она пристегнула поводок к ошейнику пританцовывающего на месте пса и, закрыв за собой дверь на ключ, спустилась на лифте вниз. Ру был очень рад и поначалу прыгал вокруг нее, как бы желая убедиться, что ему не кажется и это действительно она – та, кто идет сейчас с ним гулять. Потом, через несколько блоков, он стал поспокойнее, но все равно время от времени оборачивался и поднимал на нее голову, как бы проверяя, здесь ли она. Сердце Терезы разрывалось от осознания собачьей преданности, но она говорила себе, что не может вернуться только из-за Ру. Уже совсем стемнело, и город потихонечку успокаивался. То тут, то там еще показывались пешеходы, спешащие вернуться в свои теплые жилища, где их ждали их семьи.Тереза поглядела наверх, на светящиеся квадраты окон дома напротив, гадая, что скрыто внутри каждого большого или маленького прямоугольника квартир: любовь или ненависть, слезы или радость. Возможно, где-то палитра чувств была ярче и многограннее – такой, какой была она сейчас у них с Кэрол. Поведение Ру не отвечало ее задумчивому настроению, и она вскоре перестала обращать на пса должного внимания. Ру прилежно обнюхивал деревца и пожарные гидранты, останавливался рядом с железными почтовыми ящиками и не пропускал ни одного заборчика, огораживающего клумбы. Тереза давно свернула в одну из улочек, и теперь поводок, который она обмотала вокруг запястья, стал натягиваться, потому что она-то шла дальше, а вот Ру застрял где-то позади. - Рузвельт, хватит, малыш! Ну, что ты там такое нашел? Пойдем! Она дернула поводок и сделала было шаг, краем глаза угадывая в темноте очертания золотистого ретривера. Пес перепрыгнул через заборчик, а потом внезапно пронзительно взвизгнул. Тереза резко остановилась и обернулась на него. Он подбежал к ней, припадая на одну лапу. - Что такое, Ру? - Тереза увидела, как он поджимает заднюю лапу, не в силах полностью встать на нее, и холодок пробежал у нее по спине, больно покусывая кожу. Она подвела его к свету уличного фонаря на углу улицы и наклонилась, протягивая было руку к его лапе. Но тут же рефлекторно отдернула пальцы, когда увидела, что из лапы сочится кровь. - О господи, - хрипло пробормотала Тереза. Она почувствовала, как закружилась ее голова и ноги стали слабеть. Она никогда прежде не видела столько крови. Нижняя часть лапы пса становилась бурой, шерсть - мокрой. Тереза в прострации опустилась на бордюр и подозвала Ру к себе. Там, где он ступал, на асфальте оставался темный отпечаток его лапы. Надо было посмотреть, насколько серьезной была рана, хотя, предполагала Тереза, серьезность была очевидной. Она пыталась заставить себя взглянуть на ногу Ру, и не могла. Ей быстро становилось дурно, и она часто дышала, пытаясь отогнать головокружение. Тереза знала, что время идет, и ненавидела себя за промедление. Наконец она собралась с духом, вдохнула и, задержав дыхание, склонилась к ретриверу. Порез был рваный и кривой. И, судя по всему, глубокий. Она не смогла рассмотреть слишком подробно, но того, что она увидела, было достаточно для принятия дальнейшего решения - ехать в ветеринарную клинику. Тереза сняла с шеи свой темно-зеленый шарф, кое-как обмотала им лапу Рузвельта и, взмахнув рукой, стала ловить такси. Через двадцать минут спокойный, но немного усталый доктор в круглых очках выслушал ее сбивчивый рассказ, покивал и увел Рузвельта, приказав ей ждать в приемной. Она хотела позвонить Кэрол, но не могла заставить себя. Она знала, как та любила пса и была уверена, что Кэрол будет сильно волноваться. Шло время, и Тереза всё крепче сжимала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. И почему она только потащилась гулять с собакой по такой темноте черт знает куда? Через полчаса, показавшиеся Терезе вечностью, из кабинета вышла медсестра и сказала, что операция по сшиванию разреза прошла успешно. Тереза заглянула ей за спину и в кабинете, на сером металлическом столе, увидела лежащего Ру. Она прошла вслед за медсестрой к стойке регистрации, чтобы заплатить за услуги ветеринара, и только после этого поинтересовалась, где есть телефон, которым она бы могла воспользоваться. - Кэрол, - тон вышел не слишком уверенным, и Тереза досадно замолчала. - Тереза? Где ты? Почему ты не вернулась? Почему ты звонишь? Что-то случилось? - Всё нормально. То есть, не очень. Но не страшно. Пожалуйста, не волнуйся. - Что с тобой? Где ты? Почему ты не отвечаешь на мои вопросы? Ты... - голос Кэрол, такой тревожный, напомнил Терезе о той любви и заботе, которую дарила его владелица. - Я в больнице с Рузвельтом, - начала Тереза, а потом заговорила очень быстро, - Он прыгнул через какую-то железяку и порезал лапу. Ему наложили швы. - О, Господи! - перебила ее Кэрол. - Все в порядке. - Всё не в порядке! - Дорогая, пожалуйста, успокойся. - Рана глубокая? - Да, но он поправится. Это же собака. - Это не просто собака!...Где ты находишься? Тереза назвала адрес, и Кэрол сказала, что сейчас же приедет. Через пятнадцать минут она и правда показалась в дверях: в синих клетчатых штанах, синем свитере и в пальто нараспашку. Голова ее была повязана ярко синим с золотыми прожилками в ткани шарфом, а свою сумку она крепко держала под мышкой. Она кинулась к Терезе, а та поднялась ей навстречу. - Где он? - Еще в кабинете. Ему уже сделали перевязку. Доктор пошел принести мне рецепт мази, которой надо будет смазывать рану. Он выйдет и расскажет, как менять повязку. Кэрол с силой сжала пальцы Терезы, тревожно заглянув ей в лицо своими серыми глазами, холодный огонь которых увлажнял ее блестящие глаза: - Как...как он? - Все хорошо, Кэрол, милая, - успокаивающим голосом проговорила Тереза, подбадривающе похлопав Кэрол по плечу, - Он выглядит точно так же, как обычно. - Правда? - Да, я видела его. Не переживай. Кэрол вдруг резко отошла от нее и присела на один из стоявших у стены стульев. - Я так счастлива, - прошептала она, кладя свою сумочку на колени и устало положив на нее скрещенные руки. - Что? - Какое облегчение!... Ты не представляешь, что я пережила в тот момент, когда ты позвонила. Тереза наблюдала за ней, ничего не говоря, приглашая продолжать. Кэрол выдохнула, а потом снова заговорила: - Я думала, что-то случилось с тобой. Но потом ты сказала про Ру...И я...я сначала обрадовалась, что ты жива и здорова, потому что я бы не пережила...Я бы не простила себе, если бы с тобой что-то произошло! Конечно, я ужасно испугалась насчет Ру, ведь я люблю его очень сильно. Но я волновалась за тебя. Я волновалась за тебя больше, чем за него, и всю дорогу сюда ругала себя, что не могу переживать из-за собаки так же, как я в тот краткий, но полный потрясений момент переживала, что что-то произошло с тобой. Кэрол подняла на нее взгляд, полный нежности, беспокойства и невысказанных мыслей. Они вот-вот готовы были обернуться в слова и вырваться из ее приоткрытого рта. - Но что могло со мной произойти? - улыбнулась Тереза, не желая сейчас обсуждать такие серьезные вещи. - Я не знаю. Все, что угодно. Я рада, что все хорошо. И с тобой, и с Ру. По пути домой они заехали в аптеку и купили все необходимое для Ру. И потом, когда он сидел на сиденье между ними, пахнущий лекарствами и чрезмерно спокойный, она наблюдала, как Кэрол обнимает его за шею. Ее рука с кольцом и красными ногтями, кожа которой отсвечивала гладким перламутром в свете уличных фонарей, всколыхнула воспоминания недавних событий. И Тереза захотела, чтобы Кэрол обняла так ее, чтобы так же прижимала к себе, чтобы так же чесала за ухом, заправляя волосы и проводя пальцами по шее. Кэрол была сейчас желанна ей, но, что важнее всего, Кэрол вдруг стала не частью ее мира, а снова его центром. Квартира Кэрол - их квартира - стало конечной точкой блужданий Терезы, и ее мысли, поняв это, успокоились и перестали метаться в голове, как птицы в клетке. Такси остановилось у дома на Мэдисон авеню, и Кэрол вылезла первая, осторожно потянув за поводок Рузвельта. Она подождала, пока он спрыгнет на тротуар, а потом бросила взгляд на Терезу, все еще сидящую в машине. Тереза сунула таксисту деньги и быстро пробормотала, что сдачи не надо. - Могу ли я тоже?.. - начала Тереза, но потом Кэрол протянула ей руку и с улыбкой помогла выбраться из машины. Таксист уехал, окутав их едким облаком выхлопных газов. Но они все стояли на тротуаре, глядя друг другу в глаза, не в силах вымолвить ни слова. Их руки все еще были сцеплены, и Кэрол коротко пожала пальцы Терезы. - С возвращением, дорогая, - мягко сказала она тихим голосом, - Пойдем домой. И потом она развернулась и направилась к двери, ведя прихрамывающего ретривера рядом с собой. Тереза пошла за ней следом, чувствуя легкость и радость, такую легкость и такую радость, которую бы не смогла описать словами, если бы ее кто-то об этом попросил. Возможно, это наконец освободилось от выплаканного горя ее маленькое бедное сердечко, застучав теперь быстро и волнительно. В лифте она не могла сдержать улыбку, даря счастливые взгляды Кэрол, с которой она наконец собиралась воссоединиться. И которую, возможно, наконец простила... В любом случае, сегодня вечером ее сознание сдвинулось с мертвой точки, и больше не было у нее вопросов о том, что делать дальше. Дальше была Кэрол, потому что Кэрол была ее прошлым, настоящим и будущим. "Пока смерть не разлучит нас", - подумала Тереза, открывая своим ключом дверь их квартиры и впуская внутрь Кэрол и Ру. - Ну, и кто наш герой? - спросила Кэрол, наклоняясь к ретриверу и похлопывая его по спине, - Надо бы дать ему немного вкусных собачьих галет как награду за пережитое. Она пошла на кухню, а Тереза, заперев дверь на замок, сделала несколько шагов и остановилась посреди гостиной, с приятным удивлением оглядывая знакомую обстановку. Все было таким же, как и две недели назад, и лишь легкий налет отчужденности необозримо присутствовал в самом воздухе. Она пыталась уловить или увидеть то, что было другим: вот парочка новых журналов на стеклянном столике; вот бумажный пакет у двери. В другом порядке лежали вещи на комоде у зеркала. И на диване, там, где она сегодня нашла Кэрол, все еще лежал смятый плед. Зазвонил телефон. - Милая, возьми трубку! - прокричала ей из кухни Кэрол, и Тереза послушалась. Сначала она не поняла, кто звонит, ведь даже после того, как она сказала "Алло", на другом конце было молчание. Потом был шум и треск и какой-то отдаленный голос. - Алло? - еще раз сказала Тереза. - Эбби, - смогла разобрать Тереза сквозь помехи, оказавшиеся, как она поняла, рыданиями, - Эбби... - Что случилось, Женевьева? - Эбби...она...она... И больше Виви ничего не могла сказать.