The Covenant of Salt

Нью-Йорк – Нью-Джерси, 14 апреля 1955 г. Тереза еще долго видела всё как в тумане. Как детские воспоминания, что-то она запомнила очень хорошо, а что-то - почти нет. Она запомнила лицо Кэрол. Как оно изменялось. Почему она перестала улыбаться? Почему она так напугана? Вскоре она поняла, что Кэрол, словно отражение в зеркале, копирует выражение лица ее, Терезы. А что же тогда могло так испугать ее саму? Она все еще держала трубку у своего уха, с удивлением осознавая, что только что говорила с Виви. Виви просила приехать в больницу и дала адрес, и Тереза этот адрес запомнила. Теперь надо было рассказать все Кэрол, но она никогда в жизни не сможет повторить слова Виви. Иначе они станут правдой. А такого просто не могло быть. - В чем дело? Кто это? - голос Кэрол был слишком громкий. Он звонко-неприятно раздался где-то в пустой, но тяжелой голове Терезы. - Эбби попала в аварию, - медленно говорили губы Терезы, а сама она вся напряглась, словно следила за тем, чтобы сердце не оборвалось и не скакнуло куда-то вниз. - Где она? В больнице? - Кэрол не говорила, а словно кричала. Тереза поморщилась, и слезы выступили у нее на глазах. Она кивнула. "Ах, Кэрол, Кэрол, почему я должна сказать тебе такое? Держись, держись, дорогая!". Она помнила, как Кэрол осела, и она успела ее подхватить. Тереза не знала, что люди могут бледнеть так быстро, она никогда не видела таких белых, с синевой, губ. Губы Кэрол - то, что она запомнила очень хорошо в тот долгий вечер. Сначала Кэрол лежала в постели, и рот ее был очень близко, маняще. Теперь ее дыхание начало сбиваться, словно она задыхалась, и губы были страшными, отталкивающими. Тереза посмотрела на часы. Только-только пробило полночь, и новый день принес тяжелую, горькую весть. - Я не верю...этого не может быть! - шепотом сказала Кэрол. Тереза всё пыталась представить, что это могло быть реальностью, она пробовала подумать эту мысль:"Эбби уже нет...нет...но как? Как ее может не быть? Ее нет, но где-то же она есть!". Это было бессмысленно - пытаться представить то, что случилось. Тереза помнила, что принесла Кэрол два полных стакана: в одном была вода, а в другом - виски. Они выпили их вместе, и Тереза обнимала Кэрол, уткнувшуюся ей в плечо. Она не плакала, просто крепко-крепко, до боли, обняла Терезу. На улице они ждали такси. Черная ночь была вокруг, и Тереза со всей силы прикусила язык. Для Эбби ночь никогда уже больше не сменится светлым днем... Кэрол была напряжена - Тереза чувствовала это, сидя рядом на сиденье. Кэрол прерывисто дышала, и дыхание ее прерывалось тихими, глухими вскриками. Горе раздирало ее сердце, и она словно пока готовилась его принять. А потом они оказались в больнице. Там были родители Эбби, ее брат с женой, Виви. Все они плакали. И Кэрол, оглядев комнату, вдруг тяжко выдохнула и жгутом скрутила перчатки, которые успела снять с рук. Глаза ее были влажными, но плакать она не стала. Она будто взяла на себя ответственность быть сильной, и – Тереза помнила – именно Кэрол сделала много трудных сейчас для семьи Эбби, но необходимых дел и распоряжений. Тереза видела, как двигалась фигура Кэрол, как качалась в такт шагам ее юбка, как горбились усталые плечи, и как новые морщины пролегли на ее лице. Она впитывала боль, но не давала боли завладеть собой. Она была очень сильная, и Тереза искренне удивлялась сейчас этой силе. Периодически что-то менялось в ее лице, оно искажалось словно бы на мгновение, и Тереза боялась того, что могло за этим последовать. Но потом Кэрол словно брала себя в руки, снова сдерживая эмоции, бушующие, видимо, только внутри нее. Тереза переживала, ей хотелось обнять Кэрол и разделить горе с ней, но это было невозможно сейчас. Были родители Эбби, которым надо было выразить сочувствие, и была Женевьева... Картина произошедшего сложилась у Терезы по рассказам брата Эбби, Джонатана. С бледным лицом и остекленевшими глазами, он безэмоционально рассказал ей и Кэрол следующее. В доме Герхардов разгорелся в тот вечер неслыханный скандал. Эбби не была его зачинщицей – скорее, она просто не смогла пропустить мимо ушей слова матери. Мать сетовала, что Эбби так и не вышла замуж, что теперь уже никогда не родит ребенка – а Джонатан с женой как раз объявили о будущем пополнении в семействе. - Она тогда сказала, что с удовольствием бы вышла замуж, если бы это было разрешено законодательно. Мама не поняла и переспросила. Эбби сказала, что у нее есть любимый человек, и, если бы она смела надеяться на адекватное восприятие своей личной жизни, то давно бы их всех познакомила. Но нет же, она вынуждена до сих пор претворяться, что живет одна и просто еще не встретила подходящего мужчину. И потом она закончила тем, что подходящего мужчину она никогда не встретит, потому что просто-напросто их не любит, не воспринимает, как объект интереса. Наша мать остановила ее, она не хотела дальше слушать. Эбби ушла из-за стола, и мы еще какое-то время сидели молча. В конце концов маме стало плохо, и я испугался. Струсил. Я пошел в комнату к Эбби и обвинил ее в этом. Она пила, перед ней стояла полупустая бутылка водки. Мы поругались, и на наши крики прибежал отец. Он подлил масла в огонь, разговаривал с ней, словно она была провинившимся ребенком. Она сказала, что хочет уехать, просила отпустить ее. Я сказал, что она слишком пьяна, чтобы садиться за руль. Она ответила, что никто никогда не сомневался в ее водительских способностях, и алкоголь этому не помеха... Джонатан выскочил за ней на улицу, все еще ругая, отпуская ядовитые слова ей вслед. Отец не отставал от него. Эбби просила оставить ее в покое, но они ее не слушали. Не слышали. До тех пор, пока она, все еще держа бутылку водки в руках, не кинула ее, с размахом, в одно из окон. Звук битого стекла отрезвил всех. Но не Эбби... Она уехала, оставив недоуменных отца и брата на пороге их дома. Это случилось около одиннадцати вечера. Через двадцать пять минут, подъезжая к туннелю Линкольна со стороны Нью-Джерси, Эбби попала в аварию. Врач сказал, что Эбби умерла мгновенно – грузовик врезался в ее машину немного сбоку, и удар пришелся точно в водительское сиденье. - Я бы никогда даже не узнала, что она умерла, если бы не прислуга, - ядовито прошипела Виви, когда Тереза и Кэрол остановились около нее, - Наша Глория - сестра их домработницы, которая сообщила нам сразу после того, как из больницы позвонили в дом Герхардов. Я...я даже ничего не подозревала, знаете...не предчувствовала...Я ждала ее завтра к вечеру, ее саму...А получила весть через прислугу. Я каким-то образом должна теперь забыть о том, что она была частью моей жизни. Забыть, пытаясь сделать вид, что мы были никем друг другу... - Пойдем-ка выйдем туда, где можно курить, - сказала Кэрол, вытирая костяшкой пальца набежавшие было слезы. Потом она мягко подтолкнула в спину Виви, которая замешкалась, глядя ей через плечо. - Она ненавидит меня, - тихо пробормотала Женевьева, пока они проходили по коридору, - Ненавидит только за то, что я любила ее дочь. Какая глупость! "И правда," - подумала Тереза, а потом вспомнила отца Кэрол, с которым до сих пор не была знакома. Видимо, на то всё-таки были причины. - Она не позволит мне прийти на похороны, Кэрол, - качала головой Виви, дрожащими пальцами прикладывая к губам сигарету и почти сразу же выпуская изо рта струйку дыма, - Я не была на опознании и меня не пустят на кладбище. Понимаешь ли ты, что я для них – никто, и не могу требовать увидеть мою Эбигейл в самый последний раз! - Не говори так, - мягко начала Кэрол, но Виви перебила ее, заговорив быстро и исступленно. - Я хочу видеть ее! Я хочу видеть ее, хочу убедиться, что всё это - не сон. Сейчас я думаю, что происходит какой-то глупый и жестокий спектакль. Они говорят: "Ее больше нет", но как поверить им на слово? Почему я должна верить этим черствым людям?.. Господи, сколько можно жить в этой лжи, в этом притворстве!..Эбби не выдержала, она хотела, чтобы ее семья знала, как она счастлива. - Я знаю, дорогая, - кивнула Кэрол, - Она давно хотела это сделать. Она хотела рассказать, что ты была для нее самым важным человеком в жизни. - А они не послушали ее, в очередной раз. Насмеялись, смешали ее мнение и ее выбор с дерьмом. - Ви... - И так везде, Кэрол! - Виви не дала ей договорить. Слезы катились у нее по лицу, и печаль ее была невыносима, - И так будет всегда! Не будет счастья у таких, как мы... Нас просто не должно существовать, даже для наших семей... Может быть, она не увидела будущего? Может быть, она не захотела жить... - Нет, нет! Не думай, пожалуйста, что она...она не могла сделать это специально. Только не Эбби. Эбби бы боролась... - Ох, ну зачем же она была так неосторожна! - проговорила Виви так горько, что сквозь губы Кэрол вырвался тихий, короткий возглас. Тереза кинула на нее быстрый взгляд, беспокоясь, что она тоже может сорваться. Кэрол обняла Виви и прижала ее к себе: - Я тоже не могу поверить, дорогая!.. Знаешь...дай мне несколько минут. Возможно, я смогу договориться с миссис Герхард, чтобы она разрешила тебе присутствовать на похоронах. Может быть, теперь-то она поняла, как важна ты была для ее дочери. - Сомневаюсь, что что-то получится, Кэрол. Но спасибо за твою попытку. Кэрол прошла обратно через двери, и Тереза с Виви остались вдвоем. Виви прикурила одну сигарету от другой и в волнении выдохнула неровную струйку дыма. Терезе наблюдала за ней: как она, чертыхнувшись, прислонилась спиной к стене, как прикрыла рукой глаза, а под пальцами на щеках вскоре снова показались слезы. Тереза слышала тихий гул жизни вокруг, и не могла принять то, что другие жизни продолжаются, когда одна – остановилась. Она подумала о том, что, если бы умерла Кэрол, то для нее не было бы больше жизни. Сама она исчезла бы в тот же самый момент, когда сердце Кэрол перестало бы биться. Женевьева в нетерпении затушила недокуренную сигарету, а потом переступила с ноги на ногу. Закусив губы, она посмотрела на Терезу. Лицо той, видимо, было встревоженным, потому что Виви подозвала ее и заключила в объятия. - Я не могу выразить словами то, как я сожалею о твоей утрате, Виви, – сказала Тереза. - Спасибо, Терри. Спасибо вам с Кэрол. Вы здесь, и мне как будто бы немного легче. Я не чувствую, что я одна в этом мире...в этой стране. Кэрол вернулась через несколько минут. - Мне неудалось убедить ее, – покачала она головой, – Прости, Виви. Она убита горем, но... - Винит в этом меня, и поэтому отказывается знать? – предположила Женевьева. - Все не так категорично, – Кэрол поджала губы, а потом вздохнула, – Но общий смысл ты ухватила. - Я имею полное право точно так же обвинять ее в смерти ее дочери!... Они еще немного постояли втроем, выкурив по сигарете. - Я хочу остаться, потому что Эбби где-то здесь...и хочу уйти, потому что мне невыносимо находиться рядом с этими людьми. - Эбби уже не здесь, милая, – мягко сказала Кэрол, – Ее уже забрали... - Ну, и хорошо, – через паузу ответила Виви, тряхнув головой. – Тогда и я ухожу. А вы? - И мы тоже. Ты хочешь, чтобы мы побыли с тобой немного? - Спасибо, я справлюсь. Поезжайте домой, ребята. - Ты уверена? - Да. Давайте встретимся завтра в Элизабеттаун. Там ресторанчик, который нравится Эбби. Нравился... Они расстались с Виви у выхода и пошли в другую сторону. - Давай немного пройдемся, – попросила Кэрол, – Не хочу сейчас ловить такси. - Хорошо, – Тереза получше завязала шарф вокруг шеи, а потом спросила, – Кэрол, неужели даже в такой момент мать Эбби не может принять свою дочь? - Не может, дорогая. Она не может понять, как это всё у нас происходит. Она не понимает, что...любовь не зависит от того, какого пола оба партнера. Она не допускает отличий от веками назад установленных правил. - Ты знаешь, что на твоем месте я бы сказала ей...сказала всё, что я думаю по этому поводу. - Я знаю, дорогая. И ты знаешь, почему я промолчала, ведь правда? Тереза знала, но ей трудно было все это представить. Она никогда не принадлежала к тому обществу, из которого вышли Эбби и Кэрол, она не знала, насколько легко они врали или уклонялись от правдивых ответов, если были вынуждены играть по правилам тех, кто с легкостью судит других. - Да. - Одно дело – моя личная жизнь, Тереза. Я живу ее так, как хочу. Но я не вправе диктовать, как жить другим людям. Даже если они и считают, что могут что-то советовать мне... Умный человек всегда промолчит. Надо учиться избегать ненужных конфликтов, дорогая. Может, я эгоистка в этом плане... - Ты считаешь, Эбби сглупила, что не стала молчать? - Нет, я так не считаю, – Кэрол кивнула, приглашая Терезу перейти дорогу, пока не было машин, – Это то, что она хотела сделать. Это то, без чего она не чувствовала себя полноценной. Просто...просто все так сложилось, что... Голос Кэрол сорвался, и она замолчала. Тереза увидела, что мужество покинуло Кэрол, и та держится из последних сил. Домой они вернулись поздно. В лифте Кэрол начала плакать, и Тереза с тревогой смотрела на нее. Она протянула руку, и Кэрол сжала своими пальцами ее пальцы: - Я пытаюсь не плакать, но не могу. - Она бы не хотела, чтобы ты расстраивалась. - Я знаю, - попыталась сквозь слезы рассмеяться Кэрол - Она бы ругала меня. - Ты так хорошо держалась в больнице, милая. Эбби была тобой довольна, я знаю. - Господи, я не могу поверить! - зашептала Кэрол, вытирая глаза. Лифт остановился на их этаже и они вышли из раскрытых дверей. Тереза не помнила, что было дальше. Ей очень хотелось спать, и она корила себя за это. - Заваришь нам кофе? – попросила Кэрол, проходя и садясь на диван в гостиной. Тереза прошла на кухню, поставила на стол две большие чашки одинакового цвета. На полке она увидела кружку, из которой любила пить Эбби, когда приходила к ним в гости – только из этой, из одной и той же каждый раз. Она вспомнила визиты Эбби к ним домой, и странное единение этих двух женщин: ее и Кэрол. Они были связаны годами дружбы и интимным прошлым, и, невидимая, эта связь была крепка и нерушима. Тереза никогда не могла совсем не ревновать Эбби к Кэрол, и, догадывалась она, это было не беспочвенно. Но, с другой стороны, Тереза всегда чувствовала защищенность. Она знала, что Эбби никогда более не переступит черту дружеских отношений и, кроме того, Эбби всегда заботилась о Кэрол. Именно поэтому Тереза тогда, после измены Кэрол, пришла к Эбби – дома у Эбби она чувствовала себя словно в крепости. Эбби не дала разрушиться ее миру, заключив Терезу в свои стены. Присутствие ее в квартире у Эбби обещало тогда покой, и, хотя Тереза поначалу не могла и представить, что сможет когда-либо успокоиться, подсознательно она хотела именно того, что могла дать ей Эбби. Возможно, Эбби обладала удивительным качеством. И если она, Тереза, чувствовала себя так умиротворенно рядом с Эбби, то что было говорить про Виви! Что же сейчас чувствует Виви? Она одна теперь, в их большой квартире... Тереза разлила кофе по кружкам и понесла их, дымящиеся, в гостиную. Кэрол развела огонь в камине, но сама осталась на диване. Она почти машинально гладила Рузвельта, недвижно сидящего у ее ног. Пес словно бы все понимал. Увидев Терезу, он повел бровями и слабо забил хвостом об пол. Тереза протянула Кэрол чашку и села рядом. Она подула на жидкость, а потом сделала пару небольших, обжигающих ее рот глотков. Они молчали какое-то время, а затем Тереза отставила почти пустую чашку на столик и вскочила с места. - Я тогда тоже не пойду на похороны, - заявила Тереза, сжав губы и пытаясь унять пробирающую ее гневную дрожь. - Что? Почему? - Если бы они знали правду, Кэрол, то точно отшвырнули бы меня в сторону, как сделали они с Виви. Тебя, быть может, они бы не тронули по старой памяти...Но если бы это была твоя семья, - Тереза замолчала, потому что голос все-таки начал ее подводить. Она сглотнула и продолжила: - Ты говоришь, что твоя семья, то общество, в котором ты воспитывалась и к которому принадлежишь, они все никогда бы не приняли меня как твою спутницу. Виви права. И я хочу быть с ней, потому что...потому что Эбби была со мной, когда мне было плохо. Эбби поддержала меня тогда, когда мне это было необходимо. Я думаю, она бы хотела, чтобы я была с Виви завтра. Кэрол ничего не говорила. Она лишь улыбалась какое-то время, но потом - снова слезы. Они прорвались, сломав невидимую преграду, стащив маску с лица Кэрол, сделав его некрасивым, незащищенным. - Ты мой ангел, - проговорила она. Она слишком много плакала: нос опух, глаза были красными, губы не имели четкой линии. Ее голос звучал глухо, и ей трудно было дышать, - Я люблю тебя. Тереза слушала свое сердце - то, как оно реагировало на слова Кэрол. Боль была тихая, тупая, но все еще была. И были волнение и страх. - Мне так жаль, Кэрол, - сказала Тереза, кидаясь к ней и обнимая, - Мне так жаль, что Эбби больше нет. - И мне жаль, – выговорила Кэрол около уха Терезы, - Мне невыносимо больно, дорогая. Она отстранилась, а потом тревожно зашептала, качая головой: - Я весь день ждала ее. Я все думала, что она выйдет сейчас к нам...выйдет, и я расскажу ей...Но я внезапно вспоминала, и мои мысли пресекались. Я не смогу рассказать ей, как мне ее не хватает, потому что... Мне уже ее не хватает, ты понимаешь? Я не знаю, как я буду жить без нее дальше... - Кэрол, мне страшно. Мне страшно за тебя. И за Виви. Не знаю, за кого из вас больше. Не знаю, что хуже - лишиться лучшей подруги или любимой. Она накрыла руки Кэрол своими. - Скажи, что мне сделать. - Просто будь со мной. Я хочу, чтобы ты была рядом. И так, держа друг друга в объятиях, в полудреме, они встретили рассвет. Встало солнце, прогнав темноту. Вдалеке сигналили машины, громыхали кузова грузовиков, раздавались сирены пожарников. Нью-Йорк начал свой новый день, бесстрастно, стремительно, без оглядки. Этот грязный, шумный город не считался с отдельным человеком: он пожирал его, растворял в общей массе людского потока, кормившего город своим трудом, своей жизнью. Как легко было затеряться в нем и как трудно никогда не найтись! Тереза нажала кнопку звонка, и Глория открыла ей дверь. Виви встретила Терезу в черном платье, чересчур роскошном для похорон, на которые ее, правда, не пригласили. Она выглядела возбужденной, и не дала Терезе сказать ни слова. - Ты знаешь, какое кладбище? - взволнованно спросила она. - Да, но... - Пойдем, - она накинула на голову черный полупрозрачный платок и вышла из квартиры. Внизу ждала машина с шофером. Длинная, черная, английская, она была роскошной и молчаливой, как и сама Виви. Они уселись на заднее сиденье, и Виви еще раз уточнила у Терезы адрес. Тереза повторила то, что сказала ей утром Кэрол. - Она учила меня ездить по правой стороне, - глухим голосом начала Виви, когда машина тронулась и мягко покатила по улице, - Я говорила, что мне хватает Джорджа - моего шофера. И ее. Она была отличным водителем. Чересчур лихачила, конечно, но всегда контролировала ситуацию... - на последних словах Женевьева задохнулась слезами. Тереза сжала ее руку в черной перчатке. - Это так нечестно, Терри...нечестно, что ее больше нет. - Я знаю, - только и могла произнести Тереза, - У нас всегда забирают самых лучших. Может, это потому, что их ждут где-то в лучшем мире? Погода была очень солнечная и теплая, совершенно неподходящая для такого грустного события. Тереза, однако, подумала, что именно так этот мир и должен провожать Эбби: с теплом и светом - даря то, что она дарила окружающим. Эбби, которая всегда улыбалась, всегда была в веселом настроении и с позитивом смотрела на жизнь, уходила сегодня с почестями, в изобилии предлагаемыми ей природой. Они проехали туннель Линкольна, и Тереза заметила, как сразу после него Женевьева закрыла руками лицо. Видимо, авария была где-то здесь, догадалась Тереза. Она не хотела смотреть, но взгляд ее сам забегал по сторонам. Однако, их автомобиль ехал быстро, и ей не удалось высмотреть ничего необычного. Машина медленно ползла по дороге кладбища. Слушая, как шуршат гравием шины колес, Тереза вертела головой во все стороны, пытаясь высмотреть группу людей в черном. Виви увидела их первая, потому что она сидела слева, и они были по левой стороне от дороги. Тереза посмотрела туда, куда указывала Виви. Можно было подъехать ближе: дорога здесь разветвлялась, и, если бы они свернули налево, то могли бы оказаться почти у могилы. Виви так и приказала Джорджу поначалу, но потом, спохватившись, крикнула, чтобы он остановился. Резко затормозив, машина качнулась. Мотор заглох. Виви пристально глядела через стекло, приставив руку к глазам, защищаясь от солнца. На коричневом лакированном гробу пышно пенились пучки белых цветов. Стулья стояли в два ряда по одной стороне, и там сидели родственники. На другой стороне от могилы стояли знакомые и друзья Эбби. Кэрол была среди них. Она стояла полубоком, склонив голову, и сквозь вуаль на ее лице было сложно разглядеть, плачет она или нет. Священник в белом читал что-то по молитвослову, и Тереза видела, как синхронно шевелились губы всех присутствующих в какие-то моменты. Когда опускали гроб, Женевьева отвернулась. Тереза увидела, как она покачала головой. Она не плакала. - Это не моя Эбби там. Моя Эбби...она где-то в другом месте, но не здесь. - Я тоже так чувствую, – сказала Тереза, а потом увидела, как Кэрол, кинув белый цветок в могилу, выпрямилась и, будто чувствуя, повернулась прямо туда, где стояла их машина. Она попрощалась с родителями Эбби и общими знакомыми, а потом медленно, словно неуверенно, пошла к ним. В пути она пыталась разглядеть, кто сидел в салоне, и Виви облегчила ей задачу, опустив окно и слабо взмахнув рукой. Кэрол пошла увереннее, и вскоре, обойдя Роллс-Ройс с носа, открыла пассажирскую дверь и села рядом с Джорджем. Она поздоровалась с ним, затем бросила короткий взгляд на Виви и Терезу. Какое-то время все молчали, ожидая действий друг друга. А потом внезапно Кэрол сказала: - Я похоронила сегодня часть моего сердца. Виви зарыдала, уткнувшись в плечо Терезы. - О, Кэрол! – с укором вымолвила Тереза, обнимая и утешая Женевьеву. - Все нормально... – сквозь слезы сказала Виви, – Она права, ведь так и есть. Для меня это была огромная часть сердца. - Я не хочу быть больше грустной, – проговорила Кэрол, – Давайте-ка съездим в одно чудесное место. И они снова поехали на Манхэттен, в самую северную его часть. Там на холмах был разбит большой парк, а в парке – музей, стилизованный под средневековый замок, с квадратной башней и крытыми галереями, просеивающими золотой солнечный свет. В тени каменных галерей было холодно, и они вышли на солнце. И там Кэрол заговорила. - Эбби привезла меня сюда перед своим отъездом в Европу. Ей было шестнадцать, мне – четырнадцать. Музей только-только открылся, и народу здесь собралось немеряно. На мне было, разумеется, платьице: бледно-желтое, в клеточку. И новые туфельки. Как сейчас помню, я боялась, что запачкаю их, пока мы шли по дороге в Клойстерс. Эбби...Эбби была в брюках, конечно же. Ее родители ненавидели, когда она одевалась по-мальчишечьи. А она с детства любила их раздражать своими дерзкими выходками. Вот и в этот день...это был предпоследний день перед ее отъездом. Она приехала ко мне, такая серьезная, немного раздраженная. Мы отпросились у моего отца: Эбби была убедительна, и он разрешил мне поехать с ней. Она была с водителем, на новой родительской машине. Шофер привез нас к подножию холма, а дальше мы пошли пешком. Я запыхалась, потому что Эбби шла быстро, и я за ней не успевала. Я беспокоилась за свои туфельки и за прическу больше, чем за то, что еще долго не увижу Эбби... Кэрол замолчала и оглядела лица Терезы и Виви. Оставшись удовлетворенной их заинтересованностью, она продолжила: - Дороги, проложенные по холму, петляли, чтобы не было такого резкого подъема наверх. Мы остановились где-то на полпути: тропинка как раз вильнула налево, и перед нами раскинулся чудесный вид: Гудзон, утопающий в зелени высоких берегов. Река текла, такая медленная и величественная. Я помню, как клонившееся к закату солнце перебирало лучами по воде. Я тогда сильно захотела купаться – день выдался катастрофически жарким. И вот, я стояла там, зачарованная, представляя, как окунаюсь в холодную воду, а Эбби вдруг сказала, что будет по мне скучать. И я увидела, что она едва сдерживает слезы. Вид у нее был такой жалкий, что мне захотелось обнять ее и пожалеть, что я и сделала. Мы кинулись друг к другу, и она расплакалась у меня на плече. Я гладила ее по волосам – гладким и мягким, я помню, я успела тогда подумать, что у нее необычайно мягкие, как у ребенка, волосы – и что-то приговаривала, что-то по-детски нежное, что-то из нашего прошлого, из совместных игр. И она...она в конце концов затихла и отодвинулась от меня - на чуть-чуть. Всхлипывая, она смотрела мне в глаза, долго-долго. А потом...потом она меня поцеловала. Тереза бросила на Кэрол удивленный взгляд: - Ты никогда не рассказывала об этом... - Это было...я никогда почему-то не придавала этому такое большое значение, - Кэрол улыбалась, - Тогда уж тем более. Я вспомнила это спустя много лет, и напомнила Эбби... Это было в разгар нашего романа. - Расскажи о вашем романе, – попросила Виви. - Я думала, Эбигейл говорила тебе, – улыбнулась Кэрол. - Она говорила, но без подробностей. Расскажи про нее то, чего я не знаю. Я хочу почувствовать что-то кроме боли. Кэрол посмотрела на Терезу. - Все в порядке, - пожала плечами Тереза, - Если Виви будет от этого легче. - Я не уверена, что мне будет легче. Но это то, что я хочу сейчас слышать. - Хорошо - сказала Кэрол, – но сначала я хочу кое-что показать вам обеим. Пойдемте. Они прошли обратно к галереям, а потом оказались в большом прямоугольном зале, где на стенах висели гобелены, выполненные в одной и той же тематике. Кэрол прошла на середину зала, а потом остановилась около левой стены. Тереза увидела изображенного на картине единорога в толстом ошейнике, запертого в маленьком круглом вольере. - Я до сих пор помню, думаю, почти дословно, что она мне сказала тогда, – негромко, чтобы не слышали другие посетители в зале, продолжила Кэрол, – Это было неожиданно, потому что мы не разговаривали особо о том, что нас волновало.... Меня лично волновало в тот момент то, что будет, когда меня хватятся дома, а она вдруг подвела меня к этому полотну. "Я чувствую, что это – про меня. Я – необыкновенное животное. Я не похожа на остальных. Они хотят меня приручить, но ошейник душит меня. Они никогда не смогут увидеть красоту во мне, лишь мою необычность. А я никогда не смогу жить по их правилам". Я мало тогда чего поняла из ее слов. Это потом, много позже, я вспомнила их и воспроизвела в своей голове. И осознала, как мудра и смела была Эбби уже тогда, в шестнадцать лет. Они вышли из замка и направились вниз по асфальтовой дорожке. На голых ветках деревьев, словно легкая зеленая дымка, показались первые в этом году листья, только-только вылупившиеся из почек и все еще свернутые в тугие крошечные трубочки. Впереди была река, и они все втроем остановились, любуясь видом. Молодое, еще не греющее солнце подходило к зениту. Тереза глубоко вздохнула полной грудью, вбивая в себя запах свежести и новой жизни. Кэрол продолжила рассказ уже в ресторанчике, где они сначала заказали выпить и помянули Эбби. - Итак, было холодно. Перед этим снег шел весь день и не стих к вечеру. Мы прекрасно провели время дома у Эбби вместе с ее матерью, но мне надо было ехать. Все дороги замело, и я осталась. С чистой совестью, потому что мой муж и дочь были в тот день у свекров. Мы созвонились, и все поняли, что никто не может добраться домой. И вот, мы стали готовиться ко сну, и оказалось, что в комнате для гостей почему-то нет постельного белья. Двенадцать часов ночи, нас разморило от вкусной еды и теплоты гостиной – мы сидели там у камина последние два часа, и я всё время переживала из-за того, что наши бедра и ноги прикасались. Эти короткие прикосновения словно что-то толкали, заводили внутри меня, и я боялась, что, если я коснусь Эбби сильнее, то рычажок повернется до конца, и... Миссис Герхард сказала, что лучше бы нам спать вдвоем у Эбби в комнате. Там было тепло, а в гостевой – стужа. Что-то с окном. Мы обе протестовали, но ее мать была непреклонна. Так мы оказались в одной комнате. - Я знала историю ровно до этого момента. А дальше Эбби обычно говорила: «Ну, так вот всё и произошло». - Потому что так все и произошло, – ответила Кэрол. - А дальше? - А дальше все как у всех. - Расскажи, пожалуйста, что привело к этому «всему как у всех». Эбби к тебе приставала? - Ох, Виви!.. Эбби уступила мне ванную, дала свою пижаму. Я боялась на нее смотреть, но еще больше я боялась того, что выдам свое поведение. Я была напряжена, потому что Эбби мне давно уже нравилась. Я помню, я легла на бок, отвернувшись от нее, пытаясь согреться под холодным одеялом. Она вернулась из душа, что-то рассказывала мне, а я отвечала односложно. Я все ждала того, что будет. Я думала: может, мне стоит перевернуться, завести какой-то непринужденный разговор? Мы бы могли поболтать и посмеяться еще немного, а потом бы уснули. Но я так устала и так волновалась, что, пока я гадала, как мне поступить, Эбби все сделала сама. Она просто-напросто придвинулась ко мне сзади, прижимаясь своим телом. Она положила руку мне на плечо, провела вниз и обняла. Она сказала просто:"Давай я тебя согрею, Кэрол». - М-м-м...усталось, наверное, как рукой сняло? – загадочно улыбнулась Виви. Это была ее первая улыбка за последние два дня. - Если честно, то да, я мигом забыла обо всем. И, знаешь, я вздрогнула от ее прикосновений, как неопытная школьница! Это, конечно же, не укрылось от ее глаз. Поэтому, когда я повернула к ней голову, ее лицо уже было близко-близко. Я чувствовала ее, но не видела. Мне пришлось развернуться. И она сразу накрыла своими губами мои. А дальше...дальше я перестала себя контролировать. Продолжение следует...