The Covenant of Salt

Париж, Франция, июль-август 1955 г. Ногти Терезы впивались в эти красно-коричневые, со странным ромбообразным рисунком, обои. Она то выгибалась в спине, то сгибалась опять и тогда упиралась в стену еще и лбом. Она перебирала ногами, пытаясь расставить их пошире – так, чтобы чувствовать как можно больше. Тело Кэрол, липкое от пота, прижималось к ней сзади. Дыхание обеих было сбитым. Окна были нараспашку, но воздух, сочившийся с улицы, не приносил желаемого облегчения. Последние несколько дней установилась душная жара, и Кэрол предложила ходить по номеру голышом. В результате они выходили на улицу только к ночи: когда зной сменялся вечерней прохладой, а сами они уставали заниматься любовью. Тереза подумала, что Кэрол будто бы дергала за веревочки удовольствия, которое откликалось по всему ее телу. Она ощущала, как нарастала волна внутри нее, как Кэрол сжала сильными пальцами сосок на ее правой груди и впилась зубами в ее шею. Тереза вскрикнула от боли, которая тут же сменилась всплеском удовольствия. Все закончилось, и ее ноги предательски задрожали. Она повернулась лицом к Кэрол и, улыбаясь, задышала в ее губы. Кэрол жадно поцеловала ее, держа в объятиях. - Мне нравится, когда ты так кричишь, – сказала Кэрол. Их любовь была какая-то дикая и всепоглощающая. Во всем этом было что-то новое, как и в обстановке, которая их окружала. Тереза уже и не думала, что им обеим удастся такое: уехать в бессрочный отпуск и даже не обсуждать дату возвращения. Конечно же, они все решили еще до отъезда - Тереза ушла из бродвейского театра, потому что надеялась получить лучшее предложение ближе к зиме. У Харкеви она взяла перерыв, но он сказал ей, что по в возвращении она, как и всегда, может рассчитывать на частичную занятость у него. Кэрол так и не сделали партнером по бизнесу, и она решила, что ее карьера в мебельном магазине завершена. И обе, внутренне изумляясь отсутствию финансовых планов на будущее и своему спокойному к этому отношению, продали Маячок, заплатили за двухмесячное содержание Рузвельта у миссис Чэпмэн и улетели в Париж. Пункт назначения выбирала Тереза. Она прошла мимо окна, и легкие занавески коснулись ее лодыжек. Тереза наклонилась к маленькому гостиничному холодильнику, забитому содовой, молоком и пивом. Искала она простую воду. - Кэрол, у нас закончилась вода? Мне кажется, вчера я видела одну бутылку. Сначала она почувствовала, а потом сообразила: Кэрол подошла к ней сзади, и ее пальцы снова были в ней. - Кэрол!.. Пальцы двигались медленными рывками. Морозный воздух холодильника обдавал грудь Терезы. - Кэрол...черт...дай мне хотя бы опереться... Кэрол потянула ее за волосы, и Тереза со стоном выгнулась назад. Кэрол ногой закрыла дверь холодильника, и Тереза плюхнулась на него локтями и животом. Она почти сразу ощутила эти волны, поглощающие ее будто с головой, мешающие ей дышать и думать. Ее вскрик прорезал полуденную знойную тишину парижского закоулка, напугав голубя, примостившегося было на их карнизе. Сладкая нега накрыла ее, не давая опомниться, и былая досада на Кэрол испарилась, сменившись послешоковой расслабленностью и равнодушием. Тереза почувствовала спиной тяжесть тела Кэрол, ощутила ее легкий поцелуй в шею. - Прости, я выпила воду прошлой ночью. - Когда? - Ты спала. - А ты почему не спала? - Тереза вынула бутылку холодного пива и, все еще с трудом передвигая ноги, стала искать открывалку. - Не знаю. Думала. - О чем? Кэрол завернулась в простынь и села в кресло с сигаретой в руке. - Обо всем. О чем я не хочу, чтобы думала ты. - Но я не ребенок, чтобы скрывать от меня проблемы, если они есть. - Я просто... – Кэрол затянулась, давая себе паузу, решая, какими мыслями поделиться, - ...просто иногда сомневаюсь, правильно ли я поступаю. - Как и любой здравомыслящий человек, - Тереза глотнула пива. Оно оказалось слишком холодным, но в полуденный зной это было именно то, что нужно. Тереза задала очередной вопрос: – В чем ты сомневаешься? Во мне? Кэрол посмотрела на нее пристально. Серый лед в глазах колыхнулся и стал плавиться, превращаясь в огонь: - Иногда я гадаю, любишь ли ты меня, как прежде? - Больше, чем когда-либо. И это была правда. - Потому что я тоже люблю тебя сильнее с каждым днем. Тереза отпила еще немного пива, а потом улыбнулась уголком губ. Кэрол поманила ее пальцем, и она подошла к ней. Недолго думая, Тереза оседлала ноги Кэрол, уперев свои колени в мягкий плюш кресельной обивки. - Мне нравится поза, - тихо сказала Кэрол, когда Тереза передвинулась немного назад. - Даже не думай! Мне нужен отдых. - Мы же только и делаем, что отдыхаем. - Тогда мне нужен отдых от отдыха. - Ты не можешь так говорить! Ты целых пять дней была мне недоступна, разве не наотдыхалась за это время? Кэрол затушила сигарету, а потом подалась вперед и обхватила губами сосок Терезы. Горячий, влажный язык легко и быстро стал касаться чувствительной кожи, и по его движениям Тереза поняла, на что настроена Кэрол. - Довольно!.. – Тереза попыталась преградить рукам Кэрол дорогу, но та быстро схватила ее за запястье и завела ей за спину обе ее руки, крепко удерживая одной своей, – Кэрол, я...право, хватит... Терезе нравилось быть желанной для Кэрол. Ей нравилось, что та не могла успокоиться. И каждый раз, снова и снова, ее тело отвечало. *** Отель был маленький и невзрачный, но именно в таком и хотела остановиться Тереза. Ей нравилось, что он был расположен на узкой улочке и как бы скрыт от глаз прохожих. Да, это был Париж, но осторожность никто не отменял. В минуте ходьбы от отеля были Большие бульвары, которые с первого взгляда покорили Терезу. Здесь было много ресторанчиков и кафе, где они с Кэрол завтракали и обедали, любуясь городом. А город был прекрасен, и не было слов, чтобы описать его необычную красоту. Он хранил в себе историю, великую и многогранную, и отражал ее, выказывая во всей красе. Бульвары разветвлялись, и один, Бульвар Итальянцев, вел к Опера Гарнье - помпезному театру, истинному шедевру эпохи барона Оссмана. После Опера он превращался в Бульвар Капуцинок, на котором располагалось два «первых в мире» здания: в одном состоялся когда-то первый в мире платный показ кинофильмов, а в другом – первая в мире выставка импрессионистов. Бульвар заканчивался площадью с прямоугольной, в греческом стиле, церковью святой Мадлен. В одно из воскресений Кэрол и Тереза заглянули на службу, чтобы послушать органную музыку, и Тереза целый час просидела, боясь шелохнуться. Она вспоминала свое детство в церковной школе-интернате, и ее охватывали смешанные чувства. Что-то знакомое было в звучании этого инструмента, и, вместе с тем, что-то новое, более глубокое и сильное. От церкви можно было пройти к площади Согласия и перейти дальше на Левый берег. Все это с большим удовольствием читала в путеводителе и изучала по карте города Тереза, а Кэрол с нескрываемым счастьем наблюдала за ее воодушевлением. Тереза видела, что Париж оказывал влияние и на Кэрол. Он будто оживил и омолодил ее, придал новых сил. Это касалось ее поведения как в постели, так и вне ее. Их ночи были жаркими на ощущения, а дни - на впечатления. Кэрол подходила городу. Они обе подходили. А город подходил им. Тереза чувствовала странное единение и с этими людьми, выговаривающими чудесные грассированные звуки, и с урбанистическим пейзажем в бежевых тонах, и со всеми достопримечательностями, такими разными, но так органично вписанными в общую архитектуру города. Они словно уже были частью его прошлого, становились частью настоящего и, может быть, могли совершить что-то такое, чтобы стать и частью его будущего. Если не сворачивать на Бульвар Итальянцев, а идти прямо по бульвару Оссмана, то можно было выйти к торговым домам – огромным, как «Франкенберг», - Галери Лафайетт и Лё Прантам – где Кэрол тратила безумное количество денег. В этот раз Тереза была не против, потому что, ей казалось, что каждая вещь, купленная в Париже, была сшита точно на нее. Ей почему-то нравился сам факт того, что одежда еще долго потом будет напоминать ей об этом их путешествии. Терезе нравилось и многое другое. Белый собор Сакрэ-Кёр, похожий издалека на вылепленный из белой глины аккуратный дворец с гладкими церковными куполами. Нотр-Дам де Пари, с его круглыми витражами высоко в окнах и горгульями на постаментах. Неподалеку они нашли ресторанчик, и владельцу так понравилась Кэрол, что он сначала долго держал ее руку и что-то мягко и сердечно говорил ей на французском, а потом принес им за счет заведения необыкновенного вкуса десерт из крема-брюле и мороженого. И рядом, Кэрол почти помнила точное месторасположение, но, однако, им все равно пришлось поплутать - Ля Рю дю Ша Ки Пэш - Улица кошки, которая ловит рыбу - самая узкая улочка Парижа. Тереза позировала для фотоснимка, балансируя на одной ноге, упираясь второй, вытянутой параллельно земле в одну стену, а обеими руками – в другую. И однажды, когда теплый, но обильный летний дождь застал их неподалеку, Кэрол привела Терезу сюда снова и, закрывая их своим красным зонтиком, целовала так осторожно, но ненасытно, что Терезе удалось совершенно забыть о том, где они находятся. В ее ушах был только дождь, торопливо стучавший по ткани зонта, а губы принимали мягкий, страстный рот Кэрол. Эйфелева башня снизу напоминала железную сеть, раскинутую над головой прохожих, а сверху открывала удивительный вид на Париж, все дома которого были ровненькие, словно под одну гребенку. Соблюдалась этажность и пропорции домов, крыши и балконы были в одном стиле. То тут, то там торчали высокие одиночные здания - так можно было определить достопримечательности. На Монмартре, на площади художников, Тереза вспомнила Ричарда. Здесь любой писал лучше него. Они с Кэрол купили парочку картин: натюрморт со сливами и серебряным кувшином и вид одной из парижских улиц, выполненный в стиле Эдуарда Кортеса. Они провели два часа, задумчиво прогуливаясь по монмартрскому кладбищу, и где Кэрол обратила молчаливое внимание на деревянный крест, увитый розами, закрепленный на одной из надгробных плит. Они посетили кабаре в Лидо, шоу комедиантов и другие подобные развлечения Парижа. Но Тереза не была этим впечатлена. Она все время рвалась наружу, на улицу, чтобы дышать городом, впитывая его каждой клеточкой своего тела. Она смотрела по сторонам, и ей казалось, город отвечал ей: "Бери, бери, Тереза! Рассматривай мою красоту, читай мою историю, наслаждайся моей приветливостью! Я дарю тебе свою любовь в той мере, в которой ты готова ее принять!". И она действительно принимала любовь и дарила любовь – во всех смыслах. - Мне кажется, в прошлой жизни я была парижанкой – сказала Тереза однажды вечером, когда розовое шампанское вскружило ей голову, - Именно парижанкой, а не просто француженкой. Так же, как и сам город и его атмосфера, Терезу прельстила и французская еда. Она с удовольствием попробовала лягушачьи лапки, отведала улиток. Однажды они забрели в крошечную частную кондитерскую, где старый продавец, долго наблюдая за ними, угостил их обеих апельсиновыми дольками в горьком шоколаде. Терезе нравились французские крепы - большие тонкие блины с разнообразной начинкой, но сердце ее было отдано знаменитому французскому десерту - макарон. - Кэрол, это божественно! - выговорила Тереза, жмурясь и ощущая, как гладкая хрустящая корочка пирожного у нее во рту трескается, и язык чувствует сладкую нежную начинку, - Я могу есть это каждый день! *** Она схватила Терезу за обе ноги и дернула к себе. Тереза съехала с подушки, а Кэрол, словно львица на добычу, бросилась на нее сверху. Оседлав и сжав ее бедра коленями, Кэрол наклонилась и запечатлела на губах Терезы жаркий поцелуй. Терезе нравилось это положение – она протянула руку и дотронулась до влажного бугорка. Кэрол целовала ее, повторяя языком на губах Терезы движения ее пальцев внизу. Тереза дернулась раз, второй, почти непроизвольно, потому что действия Кэрол пробудили в ней новые фантазии. И, когда Кэрол, из груди которой вырвался очередной пока еще тихий стон, привстала на коленях, Тереза, перебирая пятками и помогая себе локтями, быстро сползла еще ниже. И вот Кэрол прямо над ней, так близко и так открыто. До носа Терезы дошел тягучий, горьковатый аромат, и ей показалось, что ее сердце забилось быстрее, а дыхание участилось. Она оставила легкий поцелуй на внутренней стороне ее бедра, а потом, вытянув шею вперед и вверх, наконец-то коснулась губами желаемого. Она думала, Кэрол начнет молиться, так часто она упоминала бога. Мышцы на ее ногах заходили под кожей, передавая дрожь по всему телу. Тереза еще раз поцеловала внутреннюю сторону бедра Кэрол мокрыми губами, а та, вздрогнув от повышенной чувствительности, перекатилась на другую сторону кровати, раскинув руки и закрыв глаза. Тереза слушала ее прерывистое дыхание, смотрела, как поднималась и опускалась ее грудь. Ничего не хотелось ей больше, как продолжить любить Кэрол. Сама она уже была вся мокрая, и она подвинулась, ощущая влажное пятно на простыне. Недолго думая, Тереза кинулась к Кэрол, прижимая ее сверху. Кэрол пробовала протестовать, кляня Терезу, но мольбы о покое быстро прервались ее сильными, прерывистыми стонами. Рука Терезы сразу задвигалась быстро, пальцы скользили легко, и уже через минуту Кэрол вскрикнула, замерев. Тереза улыбнулась, потому что вся ее рука и простынь под Кэрол были мокрыми. - Ты знаешь, как сильно я люблю тебя? - спросила Кэрол, когда ее взгляд снова стал сфокусированным. - Я чувствую, - ответила Тереза, - И я вижу. Все на простынях. Красноречивее любых слов. Кэрол стыдливо закусила губу, пытаясь не рассмеяться. - Как ты хочешь, чтобы я тебя любила? Вот эта поза на коленях мне очень понравилась. Хочешь так же? - Нет, - замотала головой Тереза, которая не была настроена разговаривать, - Оставим это... на вечер. Сейчас я хочу побыстрее и посильнее. И желательно без лишних разговоров. - Ах, вот как? - притворно удивилась Кэрол, обнимая Терезу и перекатывая ее на левую половину кровати, - Посильнее? Ты уверена? Она ухватила ее левую ногу под коленом и завела почти себе на плечо. Тереза подалась навстречу ее таким желаемым пальцам, застонала, вцепившись в спину Кэрол. - Ты можешь, - говорила она, пытаясь поймать губы Кэрол, которые та нарочно отстраняла: - Молчать и работать? Кэрол остановилась, и Тереза разочарованно выдохнула, ощущая внезапный холодок между ног. Потом она увидела, как Кэрол поднесла ко рту свои влажные пальцы и обхватила губами те два... - Зачем это? - Не люблю, когда мне приказывают в постели, - объяснила Кэрол - Буду делать точно наоборот. - Зачем ты меня мучаешь? - гневно зашептала Тереза, снова направляя руку Кэрол туда, где она была ей сейчас всего нужнее. - Потому что ты должна мне подчиняться, а не я тебе. - Пожалуйста... - попросила Тереза, чувствуя медленные движения Кэрол. Желание убивало ее, но, очевидно, она не могла требовать его сиюминутного удовлетворения. Ее глаза закатывались, потому что мучительное блаженство, которое дарила ей Кэрол, было невыносимо. И, когда она сдалась и признала власть Кэрол, та резко ускорилась. Сноп искр взорвался где-то внутри Терезы, разливаясь по ее телу, затуманивая мозг, обволакивая и топя ее. Кэрол поцеловала ее в висок. - Господи, и почему ты такая вредная? - вяло выговорила Тереза из-под прикрытых глаз. - Разве тебе было плохо? - донесся до нее мягкий голос, - Мне кажется, так даже приятнее. - Когда сначала медленно, а потом быстро? - Когда ты знаешь, что должна подчиниться. Тереза открыла глаза и слегка повернула голову, чтобы видеть Кэрол. Та потянулась за сигаретами к тумбочке, закурила и довольно выдохнула дым в воздух, прикрывая глаза, как кошка. Во всей ее позе тоже чувствовалась какая-то невероятная грация: в повороте головы, в положении левой руки, покоящейся на бедре, в том, как она вытянула ноги с тонкими лодыжками. Взлохмаченные волосы, которые она постригла покороче в первую же неделю их пребывания и теперь очень редко укладывала, придавали шарма ее лицу. "До сих пор вместе…, - подумала Тереза в приступе неизъяснимой эмоциональности, так часто посещаемой ее в последнее время, - Несмотря ни на что, я люблю ее. Иногда мне больно от своей любви, как будто я умираю быстрее рядом с ней. Но это все, что я хочу - прожить свою жизнь рядом с ней, до самой смерти". Она вспомнила Эбби. Они старались веселить друг друга в Париже, потому что слишком грустили в Нью-Йорке. Через две недели после приезда сюда они получили письмо от Женевьевы. Она писала, что уезжает из Нью-Йорка навсегда. Она говорила, что в Америке ее держала только Эбби, что она никогда особо не была привязана к этой стране, и теперь, когда все ее основные дела были улажены, она возвращается в родную Англию, где будет жить и выступать. Она писала, что ждет Терезу и Кэрол в гости в любое время, что будет помнить их и хочет поддерживать дружбу с ними. Закончив чтение ее письма, Тереза обняла Кэрол и долго не могла выпустить ту из объятий. Так они и стояли, молча, потому что каждая все понимала. Через месяц, когда каждый уголок города был изведан, когда Тереза могла сама объяснить дорогу любому туристу в любой конец Парижа, когда стали появляться первые признаки однообразности дней, Кэрол сказала, что еще в Нью-Йорке Тамара де Лемпицка дала ей адрес и телефон своей старшей сестры Адриана. Она была дизайнером-архитектором, и Кэрол очень хотела с ней познакомиться. Тереза согласилась, и они, предварительно созвонившись, были в итоге приглашены в ее квартиру-студию. Адриана была очень впечатлена подробными рассказами Терезы и Кэрол об их жизни в Париже. - Мои дорогие, хватит жить в отеле, вы уже, наверное, потратили все деньги! – она говорила по-английски с французским акцентом – Я предлагаю вам свою квартиру, где я обычно только зимую. Сейчас она пуста, я приехала в Париж специально для встречи с вами. И почему бы вам не поездить по остальной Франции? Сколько у вас времени? Сколько угодно? Отлично! Возьмите машину моего мужа, поезжайте в Версаль, в Прованс, посмотрите замки Луары. А потом мы встретимся с вами на Лазурном побережье – у меня дом неподалеку от Антиб. *** Симпатичный серенький автомобиль марки «Рено» стал надежным приятелем в их путешествии по Франции. Тереза вскоре перестала считать дни, когда она была счастлива – это состояние для нее стало постоянным. Как и много раз до этого, все, что ей было нужно – это Кэрол, сидящая рядом, и лента дороги, уходящая вперед. Терезе казалось, она может жить так вечно: только они вдвоем, и больше никого. Но в Антибах, на одном из местных пляжей, где их ласкало солнце южного побережья, случилось непредвиденное. В тот день, как уже несколько дней до этого, они лежали на плетеных ковриках, подставив солнечным лучам свою потемневшую кожу. Жара плавила мысли, а ветерок приносил соленый запах моря. Был выходной день, и постепенно места вокруг них заняли туристы и местные жители. Тереза лежала на животе, повернув голову к Кэрол, и наблюдала за ней, скрыв взгляд под темными стеклами очков. Та сидела, прижав локти к коленям полусогнутых ног, и читала книгу. На Кэрол была широкополая соломенная шляпа и полосатый купальник, и Тереза видела, как сворачивали шеи многие мужчины, проходящие мимо. Дети играли в мяч неподалеку – маленький мальчик и девочка чуть постарше. Они смеялись и громко разговаривали, но вскоре Тереза осознала, что засыпает под их радостные вскрики и шум плещущихся неподалеку волн. Что-то задело ногу Терез, и она шевельнулась, а потом приподнялась на локтях. Это был детский мяч. Кэрол поймала его и кинула обратно малышне. Они робко поблагодарили ее, и она с зачарованной улыбкой посмотрела им вслед. - Пойдем купаться – сказала Кэрол, вставая и протягивая Терезе руку. Та послушно поднялась, и они вместе пошли к воде. Нагретому телу вода казалась ледяной, и они обе какое-то время не решались погрузиться глубже, чем по колено. Они прошли еще несколько шагов, и Кэрол дотронулась пальцами до поверхности воды. - Я думаю, что хочу завести с тобой ребенка, – тихо сказала она, – Конечно, когда ты сама будешь готова. Подумай об этом. И, резко взмахнув руками в воздухе, Кэрол поплыла. Тереза смотрела, как она отводит назад попеременно то одну, то другую руку, и как поворачивается ее голова в соответствующую сторону. Быстрые, уверенные движения. Она наблюдала за Кэрол, с гулко стучащим сердцем, пустой головой и немотой в конечностях. В ушах до сих пор стояли слова, брошенные так просто и, казалось бы, небрежно. Тереза не знала, как реагировать. Она не хотела реагировать. Она не была уверена, что хочет ребенка.