Тропа через Бездну

А в Асгарде пока только наступало утро. Сегодня у Тора снова было много дел. Но прежде чем заняться ими, он хотел выяснить планы отца на день, а потом посетить чертог целителей опять, и уж на этот раз плодотворно. И хотя никаких известий от Фандрала не поступало, громовержец все-таки вознамерился прорваться в комнату брата. «Сегодня мне точно никто не помешает», — подумал Тор, вышагивая по золоченым коридорам дворца. Странно, но за краткой утренней трапезой громовержец не встретил ни советников, ни друзей, ни отца. Впрочем, в последнее время Один редко когда захаживал в общий трапезный зал, предпочитая, чтобы еду ему приносили в покои. К слову, эти самые покои сегодня никто не охранял. В восстановлении города не лишними были любые руки, и эйнхерии тоже оказывали посильную помощь гражданам. Царевич по-тихому вошел в покои отца, предполагая, что тот, быть может, еще спит. Но комната оказалась пуста. Через обширный оконный проем на золотисто-каштановый дубовый стол проливался солнечный свет и выхватывал на поверхности что-то неопределенное. В порыве любопытства Тор прошел вглубь комнаты. Оказалось, на столе лежала прядь волос, перевязанная золотой нитью. Когда-то эти волосы были черными, а теперь большая их часть поседела. Но даже несмотря на это, не трудно было догадаться, кому принадлежала эта прядь. Локи! «Отец колдовал, — заподозрил громовержец. — Иначе зачем еще ему понадобились волосы Локи?» *** В целительном чертоге сегодня было спокойнее, нежели все предыдущие дни. Всем нуждающимся горожанам уже оказали помощь, все постепенно приходило в норму и становилось на круги своя. Как обнаружилось, Фандрал и сегодня дежурил у дверей комнаты Локи, все с той же книжкой в руках. — Ты как будто не уходил, — пробубнил Тор. — И тебе доброе утро, — зевая, поприветствовал наследника воин. Затем он оценивающе осмотрел друга с ног до головы. Только вымытый и одетый в чистое Тор мог быть допущен в комнату Локи. — Не хочешь мне что-то рассказать? — спросил наследник. — За все время я не дождался от тебя ни одного сообщения. Неужели не о чем было сообщать? — Абсолютно, — невинными глазами Фандрал посмотрел на друга, но серьезный вид громовержца заставил воина встать. — Докладывать об отце ты посчитал необязательным. — Тор, я не хочу ввязываться в ваши семейные дела… — Начал было Фандрал. — Я просил тебя, как друга, — повысил голос Тор, — а ты пренебрег моим доверием. Это опасная грань, Фандрал, подумай. — Всеотец запретил мне говорить… — попытался оправдаться воин. — Он догадался обо всем с самого начала. — Тогда зачем ты тут торчал? Фандрал опустил голову. — Всеотец тебе приказал, — домыслил громовержец и вздохнул. — Охранять. От меня. — По-твоему, я должен был не подчиниться моему царю? «Все правильно, — подумал Тор, — кто я такой в сравнении с хранителем девяти миров. Однако, ведь воины так же клялись мне в верности». — Ладно, что отец там делал, ты, конечно, вряд ли знаешь, — предположил Тор. — Скажи хотя бы, сколько раз он приходил. — Каждый день после вашего прибытия в Асгард, — честно ответил Фандрал. — Ты поэтому не пустил меня вчера и мыться отправил? Он был там? — снова взъерошился Тор. — И поэтому тоже, — подтвердил воин. Вести разговор дальше не имело смысла. Во всем, что касалось Локи, был замешан Всеотец. Но какую цель он преследовал, пока так и оставалось загадкой. В этот день Тору все же удалось попасть в комнату к брату. Войдя туда, громовержец сразу осмотрел весь периметр, но ничего странного не заметил. Локи лежал на с виду жестком, неудобном ложе с подобием подушки, укрытый легким пуховым одеялом. Грудь брата была перевязана, а на его лице Тор отметил маску из стекловолокна. Сверху на ложе проливался искрящийся золотистый свет — якобы питающая тело субстанция, как помнил Тор, ему объясняли целители. Когда отец погружался в свой долгий вещий сон, он тоже использовал это. Помимо прочего, в комнате оказалось небольшое кресло белого дерева. Видимо, Всеотец проводил здесь немало времени. От этих мыслей Тору стало не по себе. Он подвинул кресло, устроился в нем подле ложа брата и взял того за руку. Вопреки ожиданиям она оказалась теплой. — Прости, что так долго не приходил к тебе, — сказал Тор. — Наверное, надо было пробивать сюда дорогу молотом, — громовержец грустно усмехнулся своей нелепой шутке и замолчал. Тишина давила, а Тор не мог долго выносить тишину, поэтому попытался найти правильные слова. — Не знаю, слышишь ли ты меня, брат, но я хочу попросить у тебя прощения. Ведь это я втянул тебя в эту западню. И то, что я сказал тебе тогда у камеры в подземельях… надежда не умерла, ты по-прежнему остаешься мне братом, как бы я ни хотел думать иначе. Ты спас жизнь не только Джейн, но и я у тебя в долгу. Возвращайся скорее, брат, а то мне некому будет его отдавать. Локи лежал, словно восковая кукла или иллюзия, создаваемая искрящимся золотым потоком, но Тор осязал брата, знал, что тот реален и, конечно, жив. — Еще раз прости меня, — сказал напоследок громовержец, слегка сжал ладонь Локи и вышел за двери прочь. Сегодня у Тора все валилось из рук, дела продвигались медленно и худо. Мыслями громовержец был рядом с Локи и постоянно вспоминал о пряди волос, увиденной утром на столе отца. «Что же ты задумал, отец, — размышлял Тор, — что даже меня не хочешь посвящать в свои планы? Впрочем, что тут дивиться? Часто ли ты делился со мной ими? Но ведь дело касается моего брата, в конце концов». *** Облаченный в меха и кожу, Один стоял посреди сырого грота. И только бледный рассеянный свет пробивался сквозь толщу льда где-то над головой. — Явитесь же взору моему, — просил Один. Словно по приказу, впереди в полутьме вдруг забрезжила рябь, и перед Одином одна за другой предстали норны — вершители судеб. Старая Урд, зрелая Верданди и юная Скульд — прядильщицы нитей прошлого, настоящего и будущего. — Что привело тебя на этот раз, Всеотец? — спросила Верданди. — Мое полное ошибок прошлое, — ответил он тихо. — Нить твоего прошлого уже слишком крепко вплетена в полотно бытия, — произнесла Урд, — даже я не смогу изменить что-либо. — Не о себе я просить пришел к вам, но о сыне Локи, — сказал Один. — Его же нить слишком тонка, — снова заговорила Верданди, и на поднятых ладонях ее прозрачной струйкой засеребрился свет, — в любой момент она может оборваться. Сейчас он на перепутье. Его душа в смятении, его разум развеян во тьме. — Что же видишь ты? — Один обратился к юной Скульд. — В моих руках было его нити начало, в моих руках его нити конец, — пропел юный голос. — Река душ ждет его скоро. Так будет лучше для всех. — Нет, — перебил Один, — простите меня, но нет. Об этом я шел просить вас — даровать ему шанс. Норны склонили головы и замолчали. — О, милостивая Скульд, — взмолился Один, — взываю к тебе не как Всеотец, а простой человек. Прошу, не выпускай из рук своих нить Локи — сына моего. Даруй ему шанс на жизнь во славу Асгарда и девяти миров Иггдрасиля. Возможно, Одину показалось, но после своих слов он отметил легкую непростую улыбку на лице Скульд. — Ты не ведаешь последствий того, о чем просишь, — изрекла юная норна. — Всякое вмешательство в судьбы оставляет свой след на ткани бытия. Чем готов ты пожертвовать ради своей цели? — В моей власти девять миров, — оживился Один. — Я исполню все, что в моих силах, какова бы ни была цена. — Все? — памятуя о прошлых сделках, недоверчиво произнесла старая Урд. — Подойди, Один-Всеотец, — велела прядильщица будущего. Царь Асгарда подчинился. Норна коснулась его лба кончиками пальцев, и холод мгновенно пронизал тело царя. Затем Скульд начала тихо и монотонно произносить свое предсказание, в то время как Один видел его будто наяву. «Жертвы, кровь, война и хаос, Из девяти миров ни одного не осталось, И полотно бытия обагрилось И нити судеб в нем растворились Гиннунгагап поглотил все и вся, Где были звезды, там пустота. И Иггдрасиль содрогнулся в огне Но устоял во всеобъемлющей тьме. Жертвы, кровь, война и хаос…» Когда оцепенение спало, Один выдохнул и устало присел на камень, ощущая себя дряхлым стариком, который уже стоит на берегу реки душ. Царь Асгарда видел много смертей на своем веку, прошел много войн и помнил много потерь. Ужасные вещи, бывало, творил даже он сам, но то, что показала ему Скульд, перекрывало все дотоле ему ведомое. Все девять миров… «Был у них рассвет, будет и закат», — однажды сказал он. Это закон мироздания и никто не в силах его изменить. Рано или поздно падет и Асгард. Один не питал иллюзий на счет вечности асов. Он давно уже разуверился в божественности их. Они рождались, старели и умирали. Когда-то придет и его черед. — Моя просьба все еще остается в силе, — спокойно вымолвил Всеотец, поднимая глаза на норн. — Ты узрел последствия, — молвила Скульд, — хотя мне не надлежало показывать тебе. И ты все еще… — Прошу, — закончил Один, вставая. — Я по-прежнему прошу дать шанс Локи. Будущее — лишь вероятность, оно изменчиво. И я попробую изменить… — Тут Один запнулся и склонил голову перед норнами. Даже зная о возможной цене, Всеотец не отступил. Он практически собственноручно привязал к истонченной нити Локи новую нить, таким образом, давая сыну шанс на новую жизнь. *** Асгард провожал последние лучи закатного солнца, когда Всеотец вернулся в свой золотой чертог. Хранитель девяти миров выглядел уставшим, озабоченным, но в то же время довольным. Хеймдалль догадывался, к кому мог совершать такое нелегкое путешествие его царь, но это должно было оставаться в строжайшей тайне. Тем временем Тор снова пребывал в комнате Локи. Сидел в кресле и читал вслух. Все равно сегодня из рук все валилось, так лучше было и вовсе не браться за дела. Чтение навевало скуку на громовержца, и к вечеру он задремал, так и не выпустив из своей руки тонкую кисть брата. Состояние Локи не менялось. Он все еще находился во тьме, шел по еле заметной тропе сквозь бездну, балансировал на тонкой серебряной нити, словно на канате, стараясь не упасть. Однажды он уже падал, и выжить оказалось не просто. Может, он и не цеплялся за жизнь, но дарить себя бездне точно не собирался. Внезапно тропа стала шире, и рядом обозначилась очередная новая звезда. В ее холодном свете Локи узрел будто мраморный лик Фригги, которая звала его. И он почти поддался этому зову, почти сошел с тропы навстречу матери, почти окунулся в бездну снова. — Ты мой, — нараспев разнеслось во тьме. «Нет, это все Бездна играет со мной», — осознал Локи и остановился. Тогда Фригга неожиданно рассмеялась, а лик ее растворился в свете звезды. Не то женский, не то мужской голос оглушил Локи, но он устоял на тропе. — Я не твой! — насколько мог, прокричал Локи. — Ты не получишь меня. Я пойду по этой тропе, куда бы она ни вела, даже если это путь к Хель. — Ты уже часть меня, а я часть тебя, — снова разнеслось во тьме, и холодная звезда разлетелась мириадами ледяных осколков, один из которых вонзился в грудь Локи. А ночная жизнь в Асгарде набирала краски, на улицах города становилось шумно. Но такой привычный шум обычно не мог потревожить сон громовержца. Зато ощущение легкого подрагивания руки брата под своей ладонью он почувствовал сразу. Локи очнулся от забытья. Это было несравнимо ни с каким праздником во всех девяти мирах. Тор не смог сдержать широкую улыбку. — Брат! — от радости громовержец вскочил с кресла и пуще прежнего сжал худую ладонь брата, только потом опомнившись. — Ох, прости. Локи открыл глаза, но увидел перед собой лишь поток золотого света. Потом ощутил боль в груди, словно там еще находился осколок ледяной звезды. А когда почувствовал на своем лице что-то инородное, запаниковал. Голова его заметалась по сторонам, а еще слабые руки норовили сорвать маску. Паника мгновенно передалась Тору, и он выбежал за дверь в поисках помощи. Лекарей в чертоге было предостаточно, и помощь пришла быстро. Локи не прекращал слабых попыток освободиться. — Тише, брат. Это не то, что ты думаешь, — Тор перехватил руки брата и отвел их от лица. — Маска помогает тебе дышать. Между тем целительница отключила золотой поток и велела своей ученице позвать саму Эйр. Не прошло и минуты, как хозяйка чертога пожаловала в комнату царевича. Высокая и статная, она излучала покой и равновесие сил. Подойдя к Локи, она положила свою ладонь ему на грудь, закрыла глаза и стояла так минуту. Громовержец только и мог наблюдать со стороны и не смел вмешиваться в действо прославленной Эйр. Затем верховная целительница дозволила снять маску с Локи. Тот по-прежнему еще не до конца оценивал реальность, хватал ртом воздух и вертел головой, опасливо озираясь по сторонам. Эйр снова на краткий миг коснулась груди Локи, и он задышал ровнее. — Так лучше? — спросила она, чуть улыбаясь. — Все хорошо, брат. Ты в Асгарде, в чертоге исцеления. Здесь ты в безопасности. Тор подошел ближе и слегка пригладил черные волосы брата. Локи успокоился, прикрыл глаза и отвернулся, будто был недоволен чем-то. — Скажи что-нибудь, — проговорил Тор, пока целительницы что-то обсуждали в стороне. — Ты столько дней беспамятствовал, что я уж не знал что думать. — Сколько? — тихо спросил Локи, не поворачивая головы. — Семь дней. А меня даже не пускали к тебе. — Ты же не пробивал сюда дорогу молотом? — трикстер повернул голову обратно, посмотрел на Тора, и тому все стало понятно — Локи слышал все его признания. — Я был в бездне и звезды говорили со мной, — неопределенно и странно пояснил Локи. Дольше общаться братьям не позволили. Целительницы выпроводили Тора из чертога и велели тоже отдохнуть. Но громовержец не собирался отлеживаться в покоях, пока у него были вопросы. Он вознамерился разыскать отца и откровенно поговорить с ним.