Тропа через Бездну

В Асгарде вечерело. Солнце еще окончательно не скрылось, и Локи казалось, что этот день никогда не кончится — так медленно сегодня падали песчинки в песочных часах. Новое занятие лишь ненадолго скрасило досуг. Сегодня Локи изучал копию проекта ловушки для эфира, которую ему доставили по приказу Одина. Ложе было завалено открытыми книгами, а золотистая голограмма четко реагировала на малейшие движения пальцев трикстера. Поначалу он даже испытывал напряжение, но потом освоился. Посмотреть было на что. Однако, по мнению Локи, устройство ловушки не совсем соответствовало той мощи, которую ей предстояло хранить. Оно требовало доработки если не с технической, так с магической стороны уж точно. Но об этом было решено подумать завтра, потому как после целого дня копания в книгах и поисков всего, что было известно о свойствах эфира, Локи чувствовал себя вымотанным. Вот так, не дождавшись вечернего посещения целительницы, ее пациент уснул, и Бездна снова приняла его в свои объятия. Невозможно было угадать, в какой раз это произойдет. Редкий случай, когда сон оказывался вообще без сновидений, а иногда был настолько поверхностным, что не давал должного отдыха. Но сейчас было все иначе и ново для Локи. Сначала он шел по уже знакомой серебристой тропе посреди черной пустоты. А затем в поле его зрения возникло туманное облако. Никогда прежде сны не ощущались так явно, как в этот раз. Облако росло, и невозможно было обойти его, не сойдя с тропы. Новая шутка Бездны совсем не нравилась Локи, но, имея небогатый выбор, он решил шагнуть в призрачную неизвестность. Оказаться посреди замерзшего леса было, по меньшей мере, странно. Трикстера обступили гигантские мрачные деревья, с которых облетала золотая листва, а тьма сгущалась вокруг, будто сдавливала. Воздух стоял сырой и холодный, так что дышать было трудно. Осколок льда в груди напомнил о себе и начал неприятно покалывать, вызывая болезненный зуд. Откуда-то издали до слуха донесся волчий вой. Локи осмотрелся в поисках тропы, но туман под ногами все скрывал. А без тропы Локи боялся не выбраться из своего сна и навечно стать пленником Бездны. «Я не сходил с тропы, — подумал трикстер. — Попав сюда, я не двигался. Надо лишь определиться, в какую сторону идти». Снова послышался тоскливый волчий вой, словно просящий помощи. Локи опустился на землю в туман в надежде разглядеть, куда уходит тропа. Опавшие золотые листья оказались коварными, и Локи почувствовал, как своими острыми краями они режут его ладони. Тропу было не разглядеть. Иллюзия, созданная Бездной, казалась настолько реальной, что свои умения в этом деле трикстер посчитал лишь детскими фокусами. «Я все равно не сдамся тебе», — подумал маг и шагнул вперед, навстречу волчьему зову. Волк действительно существовал: огромный, белый с серыми умными глазами. Он лежал на сырой земле, закованный в тяжелый ошейник, крупные цепи от которого тянулись к исполинским деревьям. Волк не внушал Локи страх, напротив, трикстер чувствовал в этом звере родственную душу. — Пленник Бездны, — сказал он, оглядывая массивные оковы. — Я бы освободил тебя, да не знаю как. Волк только жалобно заскулил, а Локи ощутил разрастающуюся боль в груди. Впору было заскулить самому, и от накатившей слабости он тоже улегся на мерзлую землю, сворачиваясь калачом подле пленника. В Бездне невозможно было уснуть или как-то забыться. Локи все слышал и чувствовал: сырость и холод, боль и страх, и свист ветра, разносящий в пустоте Ее глас. — Два ничтожества, — будто смеялась Бездна, — жалкие души. Она выжидала. Чем дольше и сильнее сопротивлялся пленник, чем больнее ему было, тем слаще потом становилось избавление от мук. Тем преданнее потом он будет служить. Локи почувствовал, что уже лежит на спине, а волк лижет его грудь своим шершавым большим языком. Воздух теперь был колючим и от того все труднее становилось дышать. Трикстер поднялся, а потом резко рванулся бежать прочь. Задыхаясь, он снова искал тропу в тумане и слышал вой, и звон цепей, сковывающих плененного волка. — Отпусти его! — прокричал Локи в пустоту. — Отпусти! Я все равно не сдамся! Я не твой! — Отпусти его сам, — прошелестела Бездна порывом ветра, который сразу же начал набирать силу и вскоре превратился в ураган, кружащий коварные золотые листья. Но в этом хаосе Локи вдруг заметил, как засеребрилась тропа под ногами, будто он и не сходил с нее. Слава норнам, она не исчезла. Идти против ветра было невыносимо трудно. Почти не вдохнуть, и золотые листья в своем диком танце ранили кожу. Но Локи продолжал идти, пока не выбился из сил. — Отпусти… отпусти… отпусти… — повторял он словно безумный. В комнатах целительного чертога уже скопился сумрак, а в коридорах стояла тишина. Лекари тоже отдыхали, кроме одной — той, что по ночам всегда была на посту. Эйр обходила свой чертог, иногда до самого утра блуждая по залам с источниками живительной воды. В это время ее пациент метался в постели, бормоча что-то нескладное, и никак не мог освободиться от ледяной хватки Бездны. — Отпусти! — закричал он и только тогда резко проснулся, тяжело и часто дыша. От внезапного крика и нехватки воздуха Локи сильно закашлялся и почувствовал во рту привкус крови. Потом посмотрел на свои руки — пальцы тоже были в крови. Во сне он расчесал и повредил швы на груди и теперь в холодном поту лежал неподвижно и никак не мог прийти в себя. Под ребрами пульсировала боль, и дышать было мучительно трудно. В темной и пустой комнате царило безмолвие, словно в самой глубине Бездны. Будто она все еще держала пленника своей мертвой ледяной хваткой. Локи нашел в себе силы зажечь свечи на окне, все разом. Мягкий свет от пляшущих огоньков теплом разлился по комнате, и вроде бы стало не так жутко. Потом дрожащей рукой Локи было дотянулся до медного стакана с водой на книжном столике, но неловким движением только опрокинул сосуд на пол. Издав обреченный стон, Локи прикрыл глаза. В углу под потолком играла отблесками огня прозрачная хрустальная сфера. Так целители могли наблюдать за пациентом, когда он оставался в комнате один. Могли прийти на помощь вовремя. «Они же все видят, — все еще тяжко дыша, подумал Локи. — Почему никого нет?» Но только он подумал, как почти сразу в его комнату зашла Эйр. Она была недалеко, когда ее чуткий слух уловил тонкий звон упавшего стакана. И первое, что ей бросилось в глаза — это измученный вид пациента. — Больно, — проскулил Локи, потирая грудь. — Пожалуйста, воды. Эйр поднесла к губам больного чашу с живительной влагой из самого целебного источника. А потом положила ладонь на сердце Локи. По его телу сразу разлилось тепло, боль утихла, и он успокоился. — Опять кошмары? — поинтересовалась Эйр. Пациент только закивал в ответ. Раньше он не хотел делиться ими, надеясь, что справится сам. Но сегодня Бездна превзошла сама себя в его сновидениях. — Расскажи мне о них, — в который раз попросила Эйр. — Даже я не могу исцелить тебя полностью, не зная всех ответов. Я чувствую, как будто что-то в тебе отталкивает и мешает мне. Локи знал, что виной всему Бездна. Кто хоть раз сталкивался с ней, никогда не оставался прежним. Можно только сопротивляться, но освободиться — никогда. Скоро в комнату вошла молодая целительница. Поприветствовав хозяйку, она торопливо разложила необходимые вещи и предметы на узкой полочке в изножье ложа и принялась осматривать пациента. Рубашка на его груди пропиталась кровью и теперь уже была испорчена, поэтому целительница не пожалела разрезать ее, чтобы иметь доступ к поврежденному участку тела. Все оказалось не так печально, как выглядело на первый взгляд. Просто несколько швов пришлось накладывать заново. Напоследок обработав рану бальзамом от зуда, целительница напоила пациента сонным отваром, который быстро приготовила из трав тут же. В емкости с водой Локи сам отмыл руки, а потом не без помощи переоделся в новую рубашку. Уже на грани сна он почувствовал, что на лицо его снова надевают маску, дышать становится легче, и от приятного запаха лекарственных масел по телу разливается тепло. Локи успокоился, но, засыпая, боялся снова оказаться в Бездне. Сражение с ней во снах начинало походить на его вторую жизнь. «Я не сдамся тебе, — подумал Локи, — я сильней, чем ты полагаешь. И однажды я использую тебя. Ты послужишь мне. Даже не сомневайся». *** Ночь на берегу ванахеймского залива прошла спокойно, и утро было теплым и добрым, если не считать гневных взглядов валькирии, которые она молча бросала на своих спутников. Она проспала свою стражу — ее просто не разбудили вовремя. Она догадывалась, что Тор так поступит, и оказалась права. Дулась теперь, как обычная женщина. А он только улыбался ей в ответ. В утреннем свете окрестности приобрели новые краски, и троица разведчиков приметила вдали скалистый берег залива, а дальше за ним виднелись вершины исполинских деревьев леса Барри. На том берегу высился белый сводчатый чертог Ньорда-корабельщика, где можно было остановиться ненадолго. Сейчас было начало лета, и он как раз должен быть еще здесь как минимум три десятка дней, прежде чем снова вернется в Асгард. Тор еще мальчишкой мечтал побывать в его доме именно в Ванахейме. А здесь представилась такая возможность. — Идем вдоль берега, — сказал он, указывая вдаль. — Пожелаем Ньорду доброго утра и хорошей волны. И вот теперь троица друзей шла по берегу, обсуждая вчерашние приключения. Огун припомнил увиденную ночью вещь в руках Тора и спросил о ней. — Она светилась в темноте, — сказал ван, — потому я и заметил. Тор взволновался. Значит, его брату могло стать хуже. Да и не хотел он, чтобы кто-то знал о зачарованной пряди. А теперь его неосторожность породила ненужное любопытство. — Это просто прядь волос, — непринужденно ответил Тор. Огун не имел привычки вмешиваться в личное и уважал право хранить молчание. Но Сиф ответ Тора не удовлетворил. Ее распирало от любопытства, чью же такую прядь носит с собой громовержец. Да еще заговоренную. Уж не той ли смертной из Мидгарда? Какой дикий обычай, в самом деле. За разговорами троица добралась до чертога корабельщика незаметно быстро. Повезло, что они еще успели застать хозяина в доме. Обычно весь день он проводил на воде, а в свой чертог возвращался только к ночи. Ньорд был сухощавым уже зрелым полукровкой — наполовину ваном, наполовину йотуном. Достаточно мудрым, чтобы дать полезный совет. Но больше всего в девяти мирах его интересовали корабли и мореходство. И каждый раз, навещая свой дом в Ванахейме, он возился с лодками, сетями или плавал недалеко от дома в заливе на каком-нибудь новом корабле. Ньорд радушно принял гостей, выслушал их рассказ о битве с чужеземными монстрами и поблагодарил за дары. По счастью, у Сиф нашлось несколько разношерстных монеток, которые она носила с собой на всякий случай. Ньорд очень любил такие вещи и коллекционировал их. — Мы держим путь в лес Барри, — не раздумывая, раскрылся Тор. — Хотим добыть там ветку железного дерева. Ньорд искренне удивился, ибо не за тем обычно ходили в тот лес. Обычно там проводили любовные ритуалы. А эти трое безумцев задумали отнять у леса его часть. — Непросто это, — поведал корабельщик, — мало кому удавалось с таким даром оттуда уйти. Не зря мы зовем тот лес железным. Не любому он покоряется. Но громовержец был уверен в себе и решительно настроен на удачу. В ответ он похвастал молотом и заявил, что, вопреки всему, добудет ветвь. — Только будь осторожен, — предупредил Ньорд, — золотые листья коварны и ядовиты. Поранишься — и считай, ты уже не жилец. Сиф сразу насторожилась, припоминая солдатские байки о последней войне с Йотунхеймом. Бывалые воины рассказывали о золотом яде, который йотуны применяли тогда в нескольких сражениях. Немало асов полегло от этой отравы. Йотуны вполне могли использовать эти золотые листья для своих целей. — Откуда вам известно об этом? — валькирия не удержалась от вопросов. — Доводилось сталкиваться с последствиями? — Да, слышал кое-что, — уклончиво ответил Ньорд. — Я ведь плаваю по всему Иггдрасилю. Многое болтают. Также Ньорд подтвердил недавние слова Огуна о том, что золотые листья ценятся магами за их необычные свойства. Правда, о тех свойствах он либо не знал, либо опять умолчал. «Локи точно разберется, что с ними делать», — подумал Тор. После того, как троица разделила утреннюю трапезу с Ньордом, гости покинули чертог корабельщика и направились туда, где высился черно-золотистый Железный лес. Несмотря на очень теплую летнюю погоду, в лесу Барри преобладала прохлада и полумрак. Темные громадные стволы уходили в небо, и только где-то там наверху росли ветви с золотыми листьями. Удивительным было еще то, что эти листья никогда не опадали, за редким исключением. А те, что все же срывались с веток, оказывались уже смятыми, почерневшими и никуда не годными. — И как ты собираешься туда попасть? — спросила Сиф, упирая руки в бока и вглядываясь в пугающие вершины. «Даже зная об опасности, Тор не отступится, — подумала она, — этим точно пошел во Всеотца». — Попасть? Да очень просто, — улыбнулся громовержец и крутанул молот. В теории все действительно казалось просто, а вот на практике оказалось не очень. Добраться до вершины огромного дерева было полдела. Найти и отбить подходящую молодую, но крепкую ветку тоже стоило трудов. А вот о спуске, видимо, Тор не подумал. Среди ветвей особо молот не раскрутишь. — У тебя все в порядке? — осведомился Огун. — Да! — громогласно проорал Тор. — Поищу пространство побольше, чтобы раскрутить молот. Сиф как-то незаметно для себя занервничала. Громовержец решил слезть пониже, где ветви были более редкие, но оступился и еле смог удержаться за толстую ветку, при этом продрав себе правую ладонь. Дерево взяло свою плату. Наконец Тор кое-как спустился вниз и рухнул на колени, зажимая ладонь другой рукой. — Дай посмотрю, — сразу подскочила Сиф. Ее сердце бешено колотилось. Огун немедля полил рану друга холодной водой, а у валькирии в походном мешочке нашлась полоска ткани, чтобы обмотать кисть незадачливого добытчика. Ведь целительные камни в разведку обычно никто не брал. — Ерунда. Не помру, — прошипел Тор, когда подруга обматывала ему ладонь. — Как знать, — мрачно изрек Огун, подбирая с земли сброшенную громовержцем ветку железного дерева. Золотые листья на ней, казалось, отдавали накопленный свет. — Ньорд полнится слухами, — небрежно бросил Тор, — в этом вся его мудрость. Может, просто попугать нас решил. — Что ему с этого? — разумно предположил Огун, все еще рассматривая ветвь. — Он явно знает больше, чем говорит. Но он предупредил. — Да не было там листьев, когда я поранился, — вставая, вспылил Тор. — Я схватился за голую ветку, за сучок… не знаю. Громовержец сам не был уверен в том, что говорит. На самом деле он не успел заметить, были там листья или нет. Однако признаков отравления он пока не ощущал. — И вот скажи, ради чего такие старания, — пробормотала Сиф, разводя руками. — Ради самоутверждения? Ты вроде бы давно миновал этот возраст. Тор лишь отмахнулся, не желая ничего объяснять. Огун по-дружески хлопнул громовержца по плечу, и друзья направились в сторону селения, где изначально расположились по прибытии.