Непростительная слабость

      За долгую изнеженную жизнь во дворце у Эйдена не было возможности испытать свою силу. Зачастую люди даже не знают, на что они способны, пока не достигнут собственного предела. В достатке и безопасности Эйдену и не пришлось бы испытывать силы, но судьба и история решили иначе.       Двенадцать часов на ногах, голод, боль и неимоверная усталость куда-то испарились, когда Аарон напал на Эйдена. Принц сопротивлялся, как загнанный в угол зверь, которым он теперь и являлся. Он — добыча, а Аарон — хищник. У жертвы был только один шанс убежать.       Когда Аарон отбросил свой плащ, Эйден увидел нож, лежащий у двери. Его похититель хотел все сделать голыми руками, сломать своего пленника самостоятельно. У Эйдена же не было возможности разбрасываться вещами, которые могут помочь. Физически он был намного слабее, нож позволит уравнять шансы. Эйден тоже снял плащ, чтобы тот не мешал двигаться, многое зависело от его проворства.       Комната была очень маленькая, до двери и заветного оружия всего ничего. Аарон проследил за взглядом Эйдена и усмехнулся:       — У тебя ничего не получится. — Он сделал шаг в сторону, преграждая путь. — Мне нравится, как ты трепыхаешься, без сопротивления было бы скучно.       — Ты жалок, — презрительно ответил Эйден. — Только и можешь, что нападать на тех, кто слабее, и убивать исподтишка. Трус!       — Замолчи! — рявкнул Аарон. И бросился вперед.       Эйден умудрился увернуться, но ногой зацепился за один из мешков и растянулся на полу. Не вставая, он перекатился по полу и протянул руку к ножу. Оставалось всего несколько сантиметров, когда его ладонь придавил к полу сапог. Эйден едва сдержал крик, а пальцы бессильно скребли пол в тщетной надежде дотянуться.       Нож вовсе не гарантировал помощь или спасение. В прошлый раз, когда Эйден направил на своего похитителя оружие, тот выбил его одним ударом. Но сейчас, в безвыходной ситуации, нож казался Эйдену тем самым спасением, надеждой. И эта надежда была совсем рядом, он уже почти достал, но у него опять ничего не вышло. Он громко застонал от злости и досады.       Аарон схватил Эйдена за волосы и заставил встать на ноги, а потом толкнул так, что тот упал на мешки лицом вниз. Тут же Аарон придавил принца своим телом: он лег сверху, не давая подняться. Эйден брыкался и пытался сбросить Аарона, но взрослый мужчина был намного крупнее его. Не только крупнее, но и в разы сильнее.       Мешок, если даже и был набит соломой, ощущался как каменный. Грубая ткань, в которую Эйдена ткнули лицом, царапала кожу не хуже веревки, с которой он слишком хорошо познакомился днем. Руки наконец-то были свободны, но Эйден ничего не мог сделать, потому что придавил правую руку собственным телом, а левая кое-как пыталась ударить Аарона, но эти жалкие попытки только забавляли похитителя.       — Отпусти меня. Я…       Эйден попытался резко запрокинуть голову и ударить Аарона, но лишь слегка мазнул затылком по подбородку. Выходка стоила ему болезненного подзатыльника, лицом его вновь уткнули в мешок, от которого исходил запах застарелой пыли.       — Отпустить? Сейчас опять скажешь, что ты мой принц? — Аарон наклонился к Эйдену и шептал ему на ухо. Из его рта не пахло, он же был гвардейцем во дворце, но Эйден поморщился от отвращения. Чужое тело, чужое дыхание, чужие прикосновения — Эйдена выворачивало наизнанку от всего этого.       Попытка приподняться, чтобы освободить зажатую руку, увенчалась успехом, но Аарон играючи перехватил ее и заломил за спину, отчего Эйден чуть не вскрикнул. Ему приходилось выгибаться под телом мужчины, чтобы как-то уменьшить боль в вывернутом суставе.       Эйден барахтался, трепыхался, шипел сквозь стиснутые зубы, но, как и сказал Аарон, не кричал. Дело было даже не в том, что он боялся раскрыть себя перед местным людом или не верил, что хоть кто-то бросится помогать: он — принц, никто не увидит его в таком унизительном положении. Что бы ни произошло дальше, он никому об этом не расскажет до самой смерти.       Когда Эйден почувствовал, как с него стягивают штаны, он на секунду замер. Он догадывался, что мерзавец собирается сделать, но сейчас все равно был шокирован; не мог поверить, что все это происходит именно с ним. Какая-то часть сознания отказывалась признавать, что кто-то может позволить себе так обращаться с принцем, а другая насмешливо отвечала, что он больше не принц.       Все усилия, которые Эйден прикладывал, чтобы сбросить насильника, только изматывали. Аарон был силен, и он хотел показать свою власть, наглядно продемонстрировать, насколько беспомощен ненавистный ему принц. Штаны он стянул до середины бедер, больше и не требовалось.       Эйден пытался сжиматься, не давал согнуть себя, но только пытался. Аарон так дернул его руку, что Эйдену пришлось податься назад, чтобы не вывихнуть ее. Тогда от боли у него брызнули слезы из глаз, изо рта вырвался предательский всхлип.       — Плачешь? — Аарон издевательски нежно провел рукой по волосам. — Плачь.       После этих слов Эйден закусил губу и поклялся себе, что с его губ не сорвется ни единого стона, он не доставит Аарону такого наслаждения. Вскоре он нарушил свою клятву.       Силой и болью Аарон поставил Эйдена на колени, заставил прогнуться. Как Эйден ни выворачивал голову, он мог видеть только пыльный мешок, на котором лежал, и кусок стены, но он все прекрасно слышал. Металлический перезвон от пряжки на ремне и шорох одежды, означающий только одно.       Обнаженная кожа прижалась к обнаженной коже. Эйден бедрами чувствовал, как мужчина трется об него. К горлу подступала тошнота. Последняя безуспешная попытка освободиться, прежде чем он узнал, что такое настоящее насилие.       Никаких быстрых решительных толчков, медленное, болезненное проникновение. Унижение и пытка — все, что осталось Эйдену. Он чувствовал, как его лишают мужской чести, чувствовал каждый миллиметр, раздирающий его на части. Его захлестнуло отчаянье. Он не мог сказать, как долго это все длилось, сколько времени прошло с того момента, как Аарон полностью вошел в его тело и довольно выдохнул.       — Хорош, — прошептал он.       Глумливую похвалу Эйден слышал сквозь красную пелену, затмевавшую ясность мышления. Он постанывал, вздрагивал, сжимался, плакал, переживал худший момент в своей жизни. Чувствовать Аарона на себе, в себе было отвратительно. Комната вокруг расплывалась, потому что слезы застилали глаза и катились по щекам; губы, искусанные до крови, не сдерживали стоны.       Когда Аарон полностью проник в него, прижался своими бедрами, то Эйден решил, что уже познал всю глубину боли, но он ошибся. Насильник начал двигаться, и Эйдену пришлось закусить зубами грязный мешок, чтобы на его крики не сбежалась вся округа.       Малодушно Эйден надеялся, что потеряет сознание, до границы забытья было всего ничего. Но он упорно все чувствовал и осознавал, осознавал каждую секунду, каждый толчок, каждый рывок.       Аарон схватил его за волосы и заставил развернуться назад и показать лицо, покрасневшее от слез. У Эйдена не было сил даже на ненависть, он растворился в боли и унижении. Аарон снова уткнул его лицом в мешок и дальше трахал, но недолго. Сделав всего несколько движений, он резко вышел и кончил Эйдену на зад и спину.              Аарон ухмылялся: отчаянные попытки освободиться из его рук забавляли. Он не был насильником, никогда бессмысленное причинение боли не доставляло ему удовольствие. До сего дня. Сегодня в его руках был отпрыск ненавистного человека, и он вымещал на нем всю свою злость.       Не утруждая себя снятием одежды, Аарон лишь приспустил им обоим штаны, этого было достаточно. Однако он провел рукой по ягодицам Эйдена и не смог не заметить, насколько у него мягкая кожа. Нежная кожа принца, привыкшего спать на шелковых простынях. Аарон крепко сжал пальцы, оставляя синяки, потому что хотел испортить белое совершенство.       Зад юного принца выглядел таким чистым и невинным, что Аарону потребовалось всего пару минут, чтобы возбудиться. Он потерся о его ноги, а потом развел ягодицы и приставил член, толкнулся вперед. Эйден был настолько узкий, что даже причинял боль, но это сладкая-сладкая боль, которой наслаждаешься.       Полностью проникнув, Аарон замер, упиваясь теснотой, жаром и приглушенными всхлипами поверженного врага. Звуки, которые ласкали слух. Аарон начал двигаться, ему стало по-настоящему жарко от желания, бурлившего в груди.       Аарон трахал принца и видел только его напряженную спину, а захотелось взглянуть в глаза. Он взялся за неровно остриженные волосы, мысленно отметив, что Алек обрезал настоящую красоту, в которую он с удовольствием бы запустил пальцы, и заставил Эйдена посмотреть себе в глаза. Взгляд, который он увидел, поразил до глубины души.       Мальчишка, который требовал называть себя принцем и из последних сил тянулся к ножу, чтобы сражаться, превратился в это — существо с потухшим взором, в глубине которого были лишь страдания. Аарон не смог выносить этот взгляд больше секунды, он развернул Эйдена и вновь смотрел на его спину.       Он смотрел на спину Эйдена, но видел только его потухший взгляд. Наслаждение и радость от унижения врага испарились, осталось только насилие, которое он учинил над юным, совсем еще юным принцем. Аарон не мог понять, как все изменилось за одно мгновение, но он покинул Эйдена и быстро отпустил себя, выплескивая свое семя на его тело и ставя точку во всем этом действе.       Аарон поднялся на ноги и поправил свою одежду. Эйден остался лежать на месте, не двигаясь, его бедра все еще были подняты, демонстрируя следы насилия. Он продолжал судорожно сжимать кулаки и смотреть перед собой пугающим бессмысленным взглядом. Понял ли он, что все закончилось? Аарон наклонился, чтобы поправить его одежду, но передумал — не захотел лишний раз прикасаться к принцу. Он поднял плащ Эйдена и накинул на его тело, скрывая плоды своих трудов.       Впервые Аарон обратил внимание, как нестерпимо душно в их комнатке. А еще запах. Запах крови и спермы, страха и боли, отчаянья и насилия. Аарон открыл крошечное окошко и вышел за дверь, он не боялся оставлять пленника одного, потому что вряд ли у Эйдена были силы на то, чтобы встать. Ему очень нужно было покинуть эту комнату, чтобы сбросить с себя наваждение.       Аарон спустился по лестнице и вышел на улицу. Было темно и холодно, плащ он не надел, потому что спешил покинуть место, где совершил свое преступление.       Преступление? Это была просто месть, напомнил себе Аарон. Король лишился своей короны, народ от него отвернулся, наследник мертв, остался только Эйден — единственное наследие. Чтобы ударить побольнее, нужно достать последнее сокровище, что Аарон и сделал. Так почему сейчас он не почувствовал себя удовлетворенным, почему дыра в груди не заполнилась?       Аарон думал, что месть сможет заглушить тупую ноющую боль потери, которую он так и не смог отпустить. Но он ошибся, прогадал. Чтобы избавиться от душевной раны, нужно кое-что большее, намного большее.       Подышав свежим воздухом и успокоившись, Аарон вернулся в их комнату. Эйден за это время отвернулся к стене, свернулся в калачик и укутался в плащ, накинув его на голову. Это хорошо, Аарон не горел желанием вновь встречаться с ним взглядом. Более того, он почти боялся момента, когда придется посмотреть Эйдену в глаза. Аарон очень надеялся, что это наваждение пройдет.       Вспомнив о предосторожности, Аарон нащупал оружие, которое опрометчиво бросил в комнате: если бы у Эйдена осталось больше сил, он мог бы поплатиться за свою беспечность, но все было на месте. Аарон крутил в руках веревку и раздумывал, связать ли принца, но потом решил, что спит достаточно чутко, чтобы к нему не смогли подобраться во сне. А еще он подумал, что Эйден достаточно натерпелся, чтобы спать в путах.       Аарон лег спать, пообещав себе избавиться от непрошеного мягкосердечия.