Щепотка мафиозности

      Тсунаёши многого боится, по целому перечню причин вздрагивает. Но когда ночью его кабинет наполняется коридорным светом, и раздается дверной скрип, он невероятно спокоен. Не роняет чашку кофе, как бывает при появлении Реборна, не поворачивается в кресле, как от Хаято, входящего с левой ноги.       А все потому, что это Хару, беспокойно бродящая по ночам. Савада точно знает это: вечерами она всегда вслед за ним наливает себе крепкую арабику из дымящейся турки, иногда наливает эспрессо из автомата, но все же смысл один — напиток выбирает, глядя на Тсуну.       Когда и как давно это понял нынешний босс мафии, он скажет с трудом. Зато легко заявит обо всех других поступках Миуры, совершенных ради него. Она шьет на базе. Редко ездит домой, а обучалась дистанционно, ведь дела Вонголы требовали перемещаться по целому свету. Понимает несколько языков и обустройство колец. Иногда разбирает оружие так, что все инженеры раскрывают рты.       А еще Тсунаёши знает, что Хару очень любит спать. Но вместо того, чтобы выпить теплого молока, прихватив приготовленного Киоко печенья, пьет крепкий и горький кофе. После слоняется по всей базе, препирается с Гокудерой и приходит к нему.       Он подбирает ноги к груди, и офисное кресло чуть крутится, скользнув колесом по ковру. Хару доверительно смотрит и садится рядом с ним. Места достаточно, и этот жест не кажется неправильным, но оба признают интимным.       — Тсуна, мне… — тянет она, а он, прекрасно зная, что последует, продолжает за нее:       — Не спится. Хару, ты здесь каждый день и знаешь, что я не прогоню. Оставайся.       Щеки Миуры румянятся. Не школьница больше, а реакция все еще по-детски простая и даже наивная. И тоже предугаданная, заученная, родная даже.       Хару тоже подбирает ноги, они сидят, примостившись друг к другу, и от теплоты чужого тела хочется спать. Она недолго еще смотрит на него сонными глазами, пока он разговаривает с ней.       — По какому поводу в этот раз был спор? — спрашивает сквозь улыбку, смешанную с усталостью. Тоже привычно и чуть ли не по расписанию, точно биологические часы выстроились по репликам и движениям.       — «В этот раз», — передразнивает Миура, борясь с зевотой. — Как будто поводов много или мало. Это же Хаято — он везде преуспеет! — Тсунаёши шутливо соглашается, не подавая виду, что хочется рассмеяться. Ее глаза под поволокой приближающегося сна кажутся чуть мягче цветом, точно она пьяна. И смотрит нежнее, несмотря на бурю противостоящих эмоций. — Не следит совершенно за своим котом, а потом ноет перед Ямамото и Хибари, что им попались нормальные спутники. У его кольца же сил больше, чем у них. Относился бы уважительнее… Ай, дурак он.       Савада все же усмехается. Она продолжает на него смотреть. Веки смыкаются все чаще, пока ряд ресниц не покрывает взгляд, а голова Хару не оказывается у Тсуны на груди. Парень и сам чувствует, что скоро уснет. Тянется к холодной чашке, допивая кофе, и чуть погодя поднимается вместе с девушкой. Она смирно лежит на его руках и даже не замечает, как оказывается на кожаной поверхности дивана.       Как давно Тсуна понял, что Хару специально повторяет за ним, чтобы вот так прийти и уснуть в его объятьях? Ну, когда это повторяется день за днем и входит в привычку, начинаешь обращать внимание.       Савада лишь догадывается, насколько глубоки ее чувства, но насчет своих уверен: что-то неизменно меняется. Сама она не признается, а он не спрашивает. Миура успела занять нишу в его жизни, умудрилась встревожить сердце, но не вытеснила все мысли, чтобы трусливый Тсунаёши решил, что и к кому чувствует.