Любимый сэнсэй

       Пару минут назад мне позвонила Ино и страшным голосом прошипела в трубку, что Итачи пришёл на репетицию. Вообще говоря, он грозился это сделать еще вчера, но решил явиться к нам на огонёк именно сегодня — в день, когда мне ну очень нужно было прогулять ради планового похода в клинику.        «И где ты пропадаешь, Хигураши?» — высветилось на экране мобильного, и сердце в груди испугано ёкнуло. Глупо было надеяться, что мой парень, он же — классный руководитель, просто возьмет и не заметит моё отсутствие. «Прости, проспала» — бегло напечатала я, нервно закусив губу. Лгунья. Какая же я лгунья. Итачи должен знать о моих проблемах, но боже! Как же мне страшно ему о них рассказывать. «Где ты пропадаешь, Хигураши?» — «У психотерапевта, милый». Хорошее начало отношений, ничего не скажешь.        — Вот ваши бланки, — симпатичная девушка-регистратор приторно-вежливо улыбнулась, протянув мне несколько розоватых листков бумаги, только-только выпрыгнувших из принтера. — Учиха-сан уже ждёт вас.        Я замерла, непроизвольно сжав в руке листы сильнее, чем следовало бы. Похоже, перенервничала, отвлеклась, и услышала не то, что нужно.        — Кто, простите?        Девушка одарила меня не самым дружелюбным взглядом, но дежурной улыбки с лица не стерла.        — В шапке всё написано. Всего вам доброго.        Досаждать и дальше я не стала и, пробубнив короткое «спасибо», двинулась на негнущихся ногах в сторону лестницы. Вообще-то от меня не должны были отмахиваться, как от надоедливой мухи, как бы глупо мой вопрос ни звучал, однако я не из тех людей, что любят раздуть скандал на почве ущемленного самолюбия. А вот Дейдара бы точно это просто так не оставил. Он ведь так не любит, когда им пренебрегают… чем я занимаюсь с завидной регулярностью.        Тсукури наверняка надеялся получить хоть какую-то реакцию на то видео — не вчера, так сегодня. Ну а, что касается меня, так я понятия не имею как должна реагировать и что ему говорить при встрече. Тяжело это признавать, но его слова меня тронули. Может, Дейдара действительно меня любит; может, искренне жалеет о том, что сделал. И какая-то, очевидно, не лучшая часть меня хочет «оставить дверь приоткрытой», дать Дею надежду, что наша с история еще не закончена… Но я не стану этого делать. Не хочу оставлять пути отступления на случай, если у нас с Итачи не сложится. Это будет подло по отношению к ним обоим, и после такого я себя точно возненавижу. Только вперед, Нами, только вперед…        Тряхнув головой, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей и сосредоточиться, я таки выискала имя своего нового психоаналитика, указанное на бланках и едва не поперхнулась воздухом — «Шисуи Учиха». Понятия не имею, какая фамилия у лучшего друга Итачи, ибо мы с ним толком и не знакомились, но внешность у него явно была… учиховская.       До начала сеанса оставалось всего пару минут, и если бы я с прошлого года не помнила, где находится отделение психотерапии, я бы совершенно точно опоздала. Поворот… По лестнице вверх… Направо… А я так надеялась, что больше сюда не вернусь. В прошлом году меня курировала Шизуне-сан — приятная женщина немного за тридцать​, ласково называвшая меня «зайкой». С ней бы я с удовольствием пообщалась вновь, но, как выяснилось, ей предложили должность в Киото, и больше она здесь не работает. Потому под контроль меня взял другой специалист, и не сказать, что меня это обрадовало.        Найдя кабинет с нужным номером, я трижды постучала, но ответа с той стороны дожидаться не стала — сразу же зашла внутрь, зная, что меня за ней и так уже ждут. Именно меня.        — Какурезато ужасно тесен, не правда ли? — причина моих беспокойств сидела в удобном чашеобразном кресле и белозубо улыбалась. Да. Это точно он.        — Здравствуйте, — тихо отозвалась я и, выдержав паузу, коротко поклонилась, как того требуют приличия. — Шисуи-сан. — Итак, лучший друг Итачи теперь решает, всё ли в порядке у меня с психикой. В этом городе и чихнуть спокойно нельзя — все будут в курсе.        — Шисуи-сан… — задумчивым эхом повторил мой новый психоаналитик, сцепляя руки на коленях в замок. — Может, опустим эти формальности? Мы же не собираемся делать вид, что впервые друг друга видим?        Я отрицательно мотнула головой, отводя взгляд — мол, нет, не собираемся — и услышала тихий смешок. Мой потерянный вид, видимо, Шисуи очень позабавил.        Шизуне-сан принимала меня в другом кабинете, но от этого он отличался лишь расстановкой мебели и изобилием комнатных растений. Зато здесь на журнальном столике красовалась ваза с печеньем и две кружки, от которых едва заметно поднимался пар. По-видимому, у Шисуи есть своя стратегия по расположению к себе пациентов.        — Да не бойся ты так. Я обескуражен этой ситуацией не меньше тебя, и мне тоже неловко, — он снова улыбнулся и кивнул на кресло напротив: — Может, присядешь?        С недоверием глянув на предложенное место, я положила медицинскую карту на журнальный столик и неуверенно присела на самый краешек, готовая в любой момент рвануть на выход, если мне что-то не понравится.        — Честно скажу, записи Шизуне-сан я не читал, — осторожно продолжил Шисуи. — Не люблю опираться на чужие выводы в работе с пациентами. Надеюсь, ты не против немного поболтать?        Стоит ли говорить, что всё, о чём я теперь думала, это знает ли Итачи о том, что я стою на учете в психдиспансере. Пусть Шисуи не читал заметки предыдущего психотерапевта, но уж диагноз мой он точно видел.        — Даже не знаю, что сказать, — в груди неприятно защекотало от нахлынувшего беспокойства. На секунду показалось, что из помещения выкачали весь воздух, и его остатки стремительно покидают легкие. — Не думаю, что смогу просто… «болтать».        Понимающе кивнув, Шисуи поддался вперёд и оперся локтями на колени.        — Да, я вижу, — он бегло осмотрел меня снизу-вверх. — Руки в замок, ноги скрещены, взгляд в пол — я не внушаю тебе доверия, и ты подсознательно пытаешься от меня закрыться. — Я вздрогнула. Он анализирует меня чуть ли не с порога и даже не пытается это скрыть. — Чего ты так боишься? Что я побегу рассказывать всю твою подноготную Итачи?        Холодный импульс пробежал по позвоночнику от одной мысли, что Итачи услышит хоть что-то, о чем я хотела бы умолчать, и я кое-как нашла в себе силы взглянуть собеседнику напротив в глаза. В них не было злобы, превосходства — лишь взвешенность и спокойствие. Передо мной сидел не молодой повеса, с которым я встретилась в квартире Итачи, а серьезно настроенный специалист, способный по одной позе прочесть меня, как открытую книгу. Не сказать, что это успокаивало. Книга я хоть и заурядная, но всё-таки предпочитающая оставаться закрытой для тех, кто мне не близок.        — Я знаю, что вы ничего ему не скажете, — я нехотя расцепила руки, чтобы показать свою готовность говорить. — Врачебная этика и всё такое… Но мне всё равно неуютно, — это признание далось мне нелегко, но храбриться и дальше смысла особо не было. Шисуи на это подбадривающе улыбнулся, взял чашку кофе со столика и подал мне:        — Занимательный факт — человек больше настроен на разговор, если он что-то держит: чашку, мячик, игрушку…        — … Пистолет, — нервно хихикнула я, принимая напиток из его рук, и друг Итачи коротко усмехнулся в ответ.        Повисло молчание. Отпивая мелкими глотками обжигающий кофе из белых керамических чашек, мы изучали друг друга — я — опасливо, Шисуи — с плохо скрываемым любопытством — и никто не спешил начать разговор. Часы на стене громко тикали, не давая забыть, что время, отведенное нам на встречу, уходит впустую, но я была бы рада если бы все полтора часа так и прошли — в тишине.        — А знаешь, — не дал моим мечтам сбыться Шисуи, — я ведь и сам хотел с тобой пообщаться. Вселенная очень ко мне благосклонна, раз ты сама свалилась, как снег на голову.        — А… зачем вам со мной общаться? — задала я резонный вопрос, выдержав сквозящую неловкостью паузу. Когда кто-то, кого вы по чистой случайности видели полтора раза в жизни, жаждет с вами поговорить, это немного странно. Хотя нет. Вычеркните слово «немного». Это очень странно.        Шисуи широко улыбнулся, глядя на моё озадаченно вытянувшееся лицо, а я, придя в ещё большее смятение, не выдержала на себе его взгляд и опустила глаза в пол.        — Скажем, меня заинтриговало то, как Итачи о тебе отзывался.        Сердце забилось, как у кролика. Осознание, что Итачи в принципе с кем-то может обо мне говорить, просто не укладывалось в голове. Поставив кружку на стол, я мысленно досчитала до трёх, чтобы успокоиться и не выглядеть взволнованной этой новостью, а затем спросила:        — А в каком контексте он обо мне упоминал?        Шисуи с тихим смешком откинулся на спинку кресла и закинул лодыжку ноги на колено другой. Он явно чувствовал себя расслабленно в моем обществе.        — Не люблю пересказывать чужие разговоры, особенно когда не уверен, что они не были конфиденциальными. Вернемся лучше к тебе. Как проходили твои первые сеансы психотерапии? Тебе было легко раскрепоститься? — Я закусила губу от досады, а Шисуи в который раз улыбнулся и кивнул на столик: — Угощайся печеньем. Оно с шоколадной крошкой.        И вовсе не хотелось мне никакого печенья, но я повиновалась и потянулась к вазочке, как будто только об этом и мечтала с момента, как вошла в кабинет.        — Это было ужасно, если честно, — начала я, в очередной раз отпивая горький кофе из чашки. — До Шизуне-сан меня две недели курировал противный дотошный дед с искусственным глазом, — я осеклась, мельком глянув на Шисуи. А корректно ли было с моей стороны было так отзываться о его коллеге?        — Это Шимура Данзо. У нас много кто его не любит, — словно прочтя мои мысли, отмахнулся он и, взяв в руки ежедневник, что-то чирканул в нем карандашом. — Однако чем Шимура-сан тебе так не угодил, что ты отказалась к нему ходить, и Шизуне пришлось взять тебя себе под крылышко?        Это правда. С последнего сеанса этого Данзо я ушла, громко хлопнув дверью, а потом еще и накричала на Дея, потому что он принялся меня отчитывать: упрекал за то, что, я не хочу вылечиться и не принимаю помощь специалистов. Немногим позже мне стало стыдно за свою несдержанность, но Дейдара упорно делал вид, что ничего не случилось, и вовсе я на нем не срывалась.        — Стоило мне упомянуть, что я выросла без отца, — от воспоминаний о тех сеансах я в недовольстве нахмурилась, — как он все мои проблемы начал объяснять именно этим. Ничего из того, что я говорила после, он уже не слышал. Только нёс всякую ахинею про комплексы и неполноценное сексуальное воспитание.        Этот Данзо мне не понравился с самого первого дня. Меня пугал и он, и его неподвижный глазной протез, на который я то и дело пялилась. Особенно когда его настоящий глаз смотрел куда-то вбок, а искусственный так и продолжал рассматривать мои рваные на коленках джинсы. Либо Данзо, как и все старики, не понимающие современной моды, размышлял, как такая взрослая деваха не может сама заштопать себе одежду, либо он просто старый извращенец. Лично я склоняюсь ко второму варианту.        — Тайна человеческой души заключена в психических драмах детства, — прокомментировал Шисуи спустя недолгую паузу. — Я не поклонник учений Фрейда, но с этим высказыванием я полностью согласен. То, что ты выросла без…        — Не отрицаю — отсутствие отца наложило на меня отпечаток, если вы об этом, — перебила я, предчувствуя, что меня неправильно поняли, — но я не люблю, когда за каждый мой неверный шаг винят «неполноценность», — я изобразила пальцами кавычки, — моей семьи. Как будто все вокруг идеальные, а я одна морально поломанный жизнью урод, потому что у меня один родитель, а не два.        Поймав на себе блеснувший заинтересованностью взгляд, я поняла, что таки начала болтать лишнего и, отвернувшись, отправила в рот печенье. Изливаю душу перед чудаковатым другом Итачи — дожили.        — Не знаю, нужно ли тебе это говорить, — вновь заговорил Шисуи, понизив голос, — но я видел тебя… на мосту год назад. Я был тогда с Итачи.        Я резко втянула носом воздух, отчего крошки надкусанного печенья попали не в то горло, и я сильно закашлялась. Слезы брызнули из глаз, да ещё и кофе, как назло, оказался слишком горячим, чтобы всё это запить. К счастью, ко мне почти сразу подоспел Шисуи и всучил стакан воды, а я залпом его осушила и жестом попросила ещё.        — Ты как? Порядок? — Шисуи приземлился на подлокотник моего кресла и участливо передал мне второй стакан. — Не пугай так больше.        Повернув голову, я взглянула на него, сидящего так близко, снизу-вверх и неловко поерзала на месте, отодвигаясь. Ненамеренно ли, или это очередной психологический приемчик, но Шисуи теперь как-то совсем по-хозяйски восседал на территории моего личного пространства, и это мне не нравилось.        — По поводу того случая… — слова застревали в горле, почти как печенье всего полминуты назад. — Знаю, как это выглядело, но на самом деле я не собиралась прыгать.        По его лицу пробежала тень не то улыбки, не то сочувствия.        — Да, именно это ты и повторяла тогда, как заевшая пластинка.        Я отвернулась и, чуть склонив голову, спряталась за прядями спавших на щеки волос, как за спасительной вуалью. Мне казалось, я молчала. Я не помню, чтобы говорила вообще хоть что-то, пока не осталась с Итачи один на один.        В кабинете повисла гробовая тишина. Я слышала, как пульсирует кровь в висках, и как тикают часы на стене и на запястье Шисуи. У меня волосы на голове шевелились от одной мысли, что мои даже сохранившиеся воспоминания о том злополучном дне ложны. Я шлялась неизвестно где, говорила неизвестно что. Кто знает, что ещё я могла творить в таком состоянии?        — А ты не очень хорошо помнишь тот день, не так ли? — словно прочитав мои мысли, подметил Шисуи и пружинисто подскочил на ноги. Обивка кресла противно скрипнула, когда он опёрся о спинку рукой и выпрямился.        — Первую половину дня в деталях, — помедлив, призналась я, на нервах заламывая руки, — а всё, что было потом — вспышками, и не все они складываются… в единую картинку.        Шисуи неопределенно покачал головой и со вздохом устремил задумчивый взгляд куда-то в сторону. Молчаливая пауза снова затянулась.        — Я могу помочь тебе вернуть утраченные воспоминания, — заговорил он, когда я уж и не надеялась услышать хоть что-то вразумительное в ответ на своё признание. — Если ты этого хочешь, конечно же.       Навряд ли, убежав из школы в тот день, я отправилась на пляж и до заката провалялась на песке, греясь на солнце. Может, были и еще более ужасающие выходки, чем стояние на перилах моста. Хочу ли я в действительности о них знать?        Шизуне-сан уже пыталась помочь мне вспомнить события того дня, но мы так и не смогли достроить логическую цепочку из образов, сохранившихся в памяти. Она надеялась, что состроив из «картинок» нужную комбинацию, я смогу извлечь из своего подсознания нужные воспоминания, но ничего хорошего из этого не вышло.        — А как их можно вернуть? — тихо спросила я, ставя стакан с недопитой водой на стол.        Шисуи прошел к своему креслу и, взглянув на меня, решительно в него опустился. Его глаза блеснули странным огоньком энтузиазма, будто он только и ждал этого вопроса.        — С помощью регрессивного гипноза.        Я думала, что понятия не имею, что это такое, но, как оказалось, я уже видела такое в фильмах и не раз. «Погружение в подсознание под чутким руководством специалиста» — так это характеризовал Шисуи, а после, очевидно, уловив недоумение в моём взгляде, сказал, что я сама всё пойму, как приступим. Только вот «приступать» я не хотела, хоть он и заверил, что не все люди восприимчивы к гипнозу. Значит, я могу просто-напросто оказаться не гипне… гипну…        — Не гипнабельна, — терпеливо повторил Шисуи, с помощью странных манипуляций откидывая спинку моего кресла. — Но, между нами говоря, ты навряд ли попадешь в число этих счастливчиков.        Счастливчиков, на которых нельзя повлиять с помощью гипноза. Думаю, мне было бы приятно узнать, что я не гипнабельна и что по-своему отличаюсь от большинства. А то в свои шестнадцать мне разве что умением достать языком до носа можно козырнуть, но этот навык вряд ли вызовет у кого-то зависть.        — Ничего не бойся, Нами. Просто расслабься и смотри мне в глаза… — Почему-то слово «расслабься» никогда не помогало мне расслабиться. Сразу начинало что-то чесаться, хотелось поправить волосы, положить руки по-другому, закинуть ногу на ногу… Да и Шисуи буквально навис надо мной, поставив ладони на подлокотники, что совсем не способствовало моему внутреннему успокоению. На секунду мне показалось, что его потемневшие зрачки блеснули красным. — Слушай только мой голос… — Это прозвучало смешно, и мне захотелось хихикнуть, но отчего-то не удалось. — Твои веки тяжелеют, ты чувствуешь, как сильно устала и хочешь спать, но продолжаешь смотреть мне в глаза.        И я продолжала, ощущая, как мышцы по всему телу начали предательски обмякать, лишая меня возможности пошевелиться.        — Они словно налились свинцом, и ты готова вот-вот заснуть, — Шисуи перешёл на шепот. — Когда я досчитаю до десяти, ты погрузишься в сон, но продолжишь слышать каждое моё слово и выполнять все мои указания. Раз…        Он не разрывал визуального контакта ни на мгновение, даже не моргал, и чем дольше я смотрела в его глаза, тем больше казалось, что моя воля больше мне не принадлежит.        — … девять, десять.        Глаза покорно закрылись, и я почувствовала, как сделала глубокий вдох. Вернее, не я, а моё полностью отключившееся тело. Меня окутала спокойная, убаюкивающая своей непроглядностью тьма, сквозь которую я больше не слышала тиканье часов в кабинете.        — Слышишь меня? — спросил голос Шисуи, словно пробившийся через толщу воды. — Понимаешь, что я говорю?        — Да, — точно по указке разлепились мои губы ещё до того, как я подумала, что хочу ответить на его вопрос. Шисуи будто пытался проверить, насколько хорошо работает связь: он один за другим спрашивал меня о наипростейших вещах, вроде «как тебя зовут», «сколько тебе лет», «какой сегодня день недели», а я отвечала на его вопросы без задней мысли и даже не думала смеяться над их банальностью. Если бы Шисуи пришло в голову спросить меня о чем-то сугубо личном, думаю, я бы сразу выложила всё, не задумываясь. Как позже объяснил мне сам Шисуи, под гипнозом центр, отвечающий за генерацию ложных ответов, отключается, как и почти все защитные механизмы мозга.        — Теперь давай попробуем немного размяться, хорошо? — Размяться? — Ты перенесешься во вчерашний день, в первый час после пробуждения. Что ты видишь?        Тьма передо мной расступилась, и я оказалась дома, на кухне перед столом, крепко сжимающая коробку сока и закусившая губу от досады. Из опрокинутого стакана по столу расползалась бордовая лужа и уверенно подбиралась к краю.        — Так, юная леди, ты где у меня летаешь? Соберись! — усмехнулась мама, появившаяся в поле зрения с посудной тряпкой в руке, и вручила ее мне. — Нервничаешь перед репетицией, да?        Уголки губ дрогнули в виноватой улыбке, но я ничего не ответила и принялась вытирать это безобразие. Прямо как вчера. Теплая ладонь подбадривающе сжала мое плечо.        — Всё будет хорошо. — «Будет ли?» — подумала я, обернувшись. — А если и не будет, — мама хитро прищурилась и улыбнулась, — вместе со всем разберёмся.        На самом деле я волновалась не из-за репетиции. Ну почморит меня Обито лишний раз при всем честном народе — невелика беда. Куда большей причиной моих беспокойств был Дейдара, который мог устроить публичную сцену, и Итачи, с которым мне впервые предстояло увидеться в стенах школы в статусе тайной девушки.        — Ты молодец, — похвала Шисуи, прозвучавшая откуда-то со стороны, напомнила, что всё, что происходит, нереально, и что на самом деле моё тело сейчас не на домашней кухне с мамой, а в душном кабинете клиники на сеансе гипноза. — Теперь попробуем отправится в куда более дальнее прошлое. Вспомни один из самых счастливых моментов своей жизни…       Когда Шисуи попросил меня отправится в одно из самых счастливейших воспоминаний, лишь один образ возник у меня перед глазами — Итачи целует меня, прижимает к себе, сжимает ладонь на моей талии под задравшейся футболкой… Наш первый поцелуй. Я пребывала в таком состоянии эйфории, что, казалось, еще немного, и потеряю сознание от переизбытка чувств. Однако в следующее мгновение я ощутила себя совсем не в жарких и порочных объятиях любимого сэнсэя, а сидящей в пышной юбчонке на колючем ковре в окружении цветных кубиков с животными.        «Что за?..» — хотела спросить я пустоту, но в тот же миг начала узнавать место, в котором нахожусь. Я помнила и этот торшер в углу, и раскладной потрепанный диван, на котором валяется залузганный плюшевый медведь, и зелёные обои в мелкий цветочек… Смутно, но помнила.        — Солнышко, — послышался такой родной и взволнованно дрожащий голос за спиной, и я обернулась. В дверях стояла мама. Почти такая же, как сейчас, но с короткими волосами, бритыми висками, тремя серьгами в ухе и веснушками на щеках. — К нам гости.        В коридоре послышались тяжелые шаги. Мама вошла в комнату, нервно смахнув чёлку с глаз, и вот на пороге показался он… Рыжие волосы, тёмные, по-хитрому прищуренные глаза с морщинками-лапками и обезоруживающая своей искренностью улыбка. «Яхико» — искрой вспыхнула догадка, но тут же угасла. «Да нет же. Не он».        — Папа! — вырвался из груди радостный вскрик, и маленькая я вскочила с места, попутно уронив башенку из кубиков. — Папа!        Всего мгновение, и я повисла на его шее, а он весело засмеялся, поднимая меня на руки.        — Я знала, что ты приедешь! Знала!        Это был мой четвёртый день рождения. День, когда я в первый раз увидела отца. Удивительно, но тогда, увидев совершенно незнакомого мужчину, я ни секунды не сомневалась, что это именно тот, кого я ждала.        — Да ты у нас принцесса! — чуть отстранившись воскликнул он. — Какое платье у тебя нарядное!        — Мама сшила, — не без гордости заявила маленькая я, в то время как настоящую меня начали душить рыдания, подкатывающие к горлу, от пожирающего душу чувства, что мои детские надежды, что папа всегда будет рядом, так быстро сгорели, как спички.        — Ну разве не красавица? — отец улыбнулся и мягко провел рукой по моим волосам. Рыжим, как у него. Я улыбнулась, прильнув щекой к его руке, как ласковый котёнок, и заметила, как он стрельнул глазами в мамину сторону. Видимо, жутко довольный своими сильными генами.        — Ты не уйдешь, правда? — с искренней надеждой спросила и снова заключила его в объятья, обвив отцовскую шею своими пухлыми ручонками. От ворота его рубашки пахло одеколоном, дорожной пылью и каким-то печеньем, а щетина чуть царапала мне шею.        Папа, папа, папа… Круговорот мыслей сводил меня с ума, накрывал с головой нестерпимым горем и тоской. Как бы я ни убеждала себя, что презираю его, что мне не нужен ни он, ни его любовь, ни его признание… это всё так и осталось ложью. Как бы я ни храбрилась, я так и осталась той маленькой девочкой, мечтающей, что отец приедет хотя бы на день рождения. Вот только он больше не приедет…        — Десять! — Глаза резко распахнулись, а я вскочила с кресла, как ужаленная, судорожно размазывая слезы по щекам ладонями. Видение оборвалось. Ни мамы, ни папы — лишь обеспокоенно глядящий на меня Шисуи. — Ты не отзывалась да ещё и начала плакать. Пришлось тебя разбудить.        Я понимающе кивнула, поджав губы, а затем уверенно схватила сумку и направилась к выходу. Легко истолковав мои намерения, он тут же перегородил дорогу.        — Эй-эй-эй, постой! — Шисуи вскинул перед собой руки не то в извиняющемся, не то в останавливающем жесте. — Ты куда так разогналась?        Тот факт, что едва знакомый человек видит, как я плачу, пробуждал чувство протеста, обиды и уязвленной гордости. Иногда и близким не хочется показывать свои эмоции, а уж чужим и подавно, так что я ни на секунду не переставала тереть глаза, чтобы прекратить этот эмоциональный всплеск, но слезы всё не заканчивались.        — Домой, — ответила я, при этом крайне некрасиво шмыгнув носом. — Я верю, что ты хочешь помочь… — от волнения я машинально перешла с ним на ты, хотя до этого божилась, что не стану этого делать. — Но я не могу. Правда не могу.        Шисуи скрестил на груди руки и осуждающе покачал головой.        — Ты можешь. Просто не хочешь.        Я не нашлась, что ответить. Наверное, потому что знала, что он прав. Я могла бы пересилить себя, вернуться обратно в кресло и честно выложить как на духу всё, что меня гложет. Но я не видела в Шисуи человека, которому могу доверить свои тайны, и мы оба это чувствовали и понимали, стоя вот так друг напротив друга.        — Ладно, иди, — он отошел в сторону, приглашающе указывая ладонью на дверь, а затем по-джентельменски открыл её передо мной. Я уж было собралась выйти, но следующая фраза, долетевшая до ушей, заставила меня замереть. — Не знаю, что происходит между тобой и Итачи, но мой тебе совет… — Сердце испуганно затрепетало, отдаваясь пульсом в виски. Взгляд сам собой уперся в пол, как будто я своровала конфету в супермаркете, и меня только что поймали за руку. — Будь честна с ним. Настолько, насколько сможешь. Он терпеть не может, когда его держат за идиота.        Я простояла на месте еще секунд десять, пытаясь переварить то, что только что услышала, а затем насилу кивнула и перешагнула через порог кабинета, бросив беглое «всего доброго».        — Пока, Чудо, — догнал меня тихий смешок.