Любимый сэнсэй

       Итак… Сегодня двадцать первое декабря. День, когда я перешагиваю порог своего семнадцатилетия. На мне короткое темно-синее платье, плотные колготки, сапоги и пуховик нараспашку. Время поджимает, а мама судорожно вскрывает одну из коробок в поисках моей прошлогодней шапки.        — Может, фиг с ней? У меня капюшон! — в очередной раз напомнила я, не особо надеясь быть услышанной, и моя потешная женщина, отбросив в сторону свой старый шарф, предсказуемо возмутилась:        — Вот только заболеть тебе перед дорогой не хватало! Ты видела, какой там ветер?        Уже сегодня наши вещи специальной службой отправятся в Токио, прямиком в новый дом, нас же унесет туда поезд только завтра. Да, изначально я должна была закончить учебный год в Акатсуки, но это было до того, как маме поставили предварительную дату родов на апрель. Словом, после зимних каникул меня ожидает новая школа, новая форма, новые одноклассники и безутешная тоска по всему тому, что я оставляю здесь, в Какурезато.        — Вот! — Наконец, в меня полетела вытащенная из закромов шапка с помпоном. Теперь я определенно буду выглядеть как внебрачный ребенок пингвина рядом с Ино, которая явится в тонком пальто и с развевающимися на ветру волосами аки Снежная Королева.        — Класс, — без энтузиазма хмыкнула я и заглянула в рюкзак, чтобы проверить, всё ли на месте. Сменные туфли, кошелек, расческа, телефон, пачка презерва… Стоп! Что?.. — Мам, ты опять?        Пара невинных, как у косули, глаз уставились на меня, и мама громко отхлебнула из стоящей на журнальном столике чашки. Я вынула из рюкзака яркую коробочку и, красноречиво выпучив глаза, потрясла. Разумеется, она поняла меня еще на слове «опять» и теперь изображала святую невинность.        — Я подумала, что если ты сегодня заночуешь у Итачи, то запас не помешает.        Лицо покраснело, как у свеклы, но вовсе не потому, что в пуховике уже стало нечем дышать. Это была не первая мамина попытка влезть в мою интимную жизнь. Такие пачки объявлялись регулярно. А уж сколько лекций о контрацепции за последние пару месяцев я выслушала за завтраком? У-у… это вообще отдельная неловкая тема.        А еще мама ни разу не позволяла мне оставаться у Итачи на ночь. В гости да, отпускала, но потом названивала каждые пять минут. Потому в пятидесяти процентах случаев, когда я в действительности была со своим парнем, я говорила, что сижу в кафешках с Ино и Шикой. Не скажу, что Итачи так уж ей не нравился — с того злополучного вечера «знакомства» она и взгляда косого на него не бросила, — но, видимо, паранойя что она одновременно станет не только дважды мамой, но и бабушкой, не давала ей покоя.        — Ты разрешишь мне остаться у него на ночь? — еще раз переспросила я, а мама, поджала губы так, словно это решение далось ей через силу. Изначально ведь речь шла только об ужине после вечеринки.        — Я подумала, что будет правильно дать вам… больше времени.        Не уверена, что я поблагодарила её перед тем, как выйти на улицу. Кажется, просто кивнула и махнула рукой на прощание. Морозный воздух защипал лицо, а ползущее к линии горизонта солнце окрасило одежду желто-оранжевыми бликами. Каждый мой шаг сопровождался скрипом тонкой прослойки сверкающего под ногами снега, и это были едва ли не единственные звуки, что я слышала. Сегодня улицы казались совсем безлюдными. В такой холод абсолютное большинство предпочитало отсиживаться дома, так что по пути к остановке я встретила всего пару человек: своего соседа, живущего через пару домов, и незнакомую девушку, которая некрасиво шлепнулась попой в снег, поскользнувшись на льду. От этого зрелища шаг непроизвольно замедлился, а взгляд устремился под ноги. Да, в такой день определенно стоит ступать осторожнее.        Уже в автобусе я сообщила Итачи про ночевку и чирканула Ино, что буду через минут двадцать. Она тут же мне перезвонила. На том конце уже вовсю играла музыка. «Неловко тебя просить, но ты можешь купить по дороге пару лаймов? Тут кое-кто забыл, как нужно пить текилу». Текила, значит. С учетом, что людей на моем дне рождения ожидается немного, мне уже становится страшно. Не хочу, чтобы он превратился в подростковую попойку, где найти друг друга можно по звукам испражняющегося желудка. Это отвратительно.        Выйдя через пять остановок, я едва не свалилась, вцепившись в фонарный столб в неуклюжем, ни разу не танцевальном па. Компания мальчишек, стоявшая неподалеку, наградила меня торжествующим ржанием, но это мало меня задело. По крайней мере, мои колготки всё ещё были сухие, а ноги целы.        Выпрямившись, я огляделась. Этот район был мне хорошо знаком. Мне часто доводилось гулять здесь, когда мы встречались с Дейдарой, и я даже могла условно ткнуть пальцем в направлении, где стоит его пятиэтажка. Но сегодня мой путь лежал в караоке-клуб, в котором ребята арендовали небольшой зал. Напитки и закуски нам разрешили взять с собой, но пришлось заплатить администрации сверху, чтобы она не сильно вглядывалась в наши несовершеннолетние бесстыжие лица.        Дойдя до первого попавшегося супермаркета, я незамедлительно нырнула внутрь, растирая уже начавшие леденеть пальцы. После улицы в помещении казалось невыносимо душно, так что я стянула шапку, расстегнула пуховик и уверенно нырнула меж торговых стеллажей. Как по мне, здесь был явный перебор с рождественским декором: у дверей я едва не сбила рюкзаком ель, из динамиков настойчиво жужжала минусовка «Jingle Bells», под потолком ползли мерцающие желтые гирлянды, а пара сотрудников в красных синтетических колпаках, попавшихся мне на глаза, без конца вытирала вспотевшие лбы.        «Нами, ну ты где? Все уже собрались» — пришло очередное сообщение от Ино, и я, побросав в бумажный пакетик три лайма вместо заявленных двух, помчалась на кассу, на ходу вынимая кошелек и отсчитывая крупные монетки.        — До-обрый день, м, — поприветствовал меня кассир слишком знакомым голосом, и я медленно оторвалась от кошелька, встречаясь взглядом с ошалелыми глазами Дейдары. Подождите! Он что, работает? Здесь? И я серьезно выбрала из всех касс именно его?        — Добрый, — кивнула я, непроизвольно оглянувшись. В очереди никого не было. — Ты как здесь?.. — Кажется, с последнего нашего разговора прошла целая вечность. Не знаю, почему я сочла необходимым вступить с ним в диалог. Наверное, всё дело в отъезде. Как знать, может, мы с ним больше никогда не увидимся.        — Подрабатываю с середины октября, — промычал он и, заглянув в пакет, вбил какой-то код у себя на аппарате. — Мать вот уже два месяца лежит в клинике, так что теперь мне самому приходится вертеться, чтобы не помереть с голоду, как я тебе тогда и говорил.        — Тяжело тебе, наверное, приходится, — совершенно искренне откликнулась я, не представляя, как Дейдара умудряется не проседать по учебе, совмещая её с работой, а он как-то странно ухмыльнулся и дернул плечами.        — Жить под одной крышей с матерью-алкоголичкой гораздо тяжелее. С тебя сто тридцать йен. — Я кивнула и положила на тарелку свои немногочисленные монетки. — С днем рождения, кстати. — Удивление в моих глазах прочиталось столь отчетливо, что Дей усмехнулся. — Хигураши, твой охреневший взгляд просто оскорбителен. Я что, хоть раз забывал о важных датах, м?        — Нет, прости, — в помещении, кажется, стало еще жарче. — Просто немного не ожидала.        За разговорами я даже не заметила, как к нам подошла девушка в белой рубашке менеджера. Она грозно сверкнула глазами на Дейдару, смахнув длинные красно-рыжие волосы за спину и громко возмутилась:        — Тсукури, ты сегодня с каждым покупателем будешь флиртовать? Отпусти уже человека! И не забывай предлагать товар по акции!        — Да это моя одноклассница, всё нормально, — буднично ухмыльнулся он, скаля белые зубы, пока я изучала напряженную фигуру незнакомки с бейджиком «Таюя». Худенькая, невысокая — даже ниже меня, — и вполне сошла бы за красавицу, если бы не так жутко хмурила брови.        — В таком случае, оставь личные разговоры на внерабочее время, — хмыкнув, она отошла на несколько метров, но глаз с нас не спустила. У кого-то здесь был явно повышенный интерес к моему бывшему парню, но мне, как ни странно, от этой мысли стало только весело. Наверное, это добрый знак, ведь раньше меня это задевало.        — Ты ей нравишься, — шепнула я, протягивая руку для сдачи. — Пригласи на свидание, что ли? Она явно в твоем вкусе.        — Не поверишь, но я уже, — Дейдара картинно закатил глаза. — Везет мне на проблемных рыжих баб, м.        — Сам таких выбираешь, — с улыбкой заметила я. — И отдай уже мои двадцать йен, пока от взгляда твоей избранницы во мне не образовалась раковая опухоль.        Дей громко рассмеялся, чем только привлек к себе лишнее внимание, и отсчитал мне две десятки, задержав пальцы на моей ладони чуть дольше положенного. То ли чтобы побесить Таюю, то ли из искреннего желания ко мне прикоснуться на прощание. Я предпочла не сильно об этом задумываться. Глаза в глаза, и…        — Удачно тебе покорить Токио, Хигураши.        — И ты береги себя, Тсукури.        Почти выбежав на улицу на негнущихся от переполняющих эмоций ногах, я глубоко вдохнула морозный воздух и ощутила странную смесь удовлетворения и грусти. Было здорово поговорить с Дейдарой и понять, что у нас не осталось друг к другу негатива. Наконец мы оба стали теми, кем хотели: бывшими, способными двигаться дальше, не оглядываясь на тяготеющий груз прошлых отношений. Я обернулась и увидела сквозь витрину, как та девушка-менеджер подлетела и принялась что-то яростно объяснять ухмыляющемуся Дею. Он поддался вперед и что-то шепнул ей на ухо, после чего та отпрянула, держась за пылающие щеки. Так странно было видеть его с кем-то другим, зная, что этот день ещё год назад мы проводили вместе. А что, если в мой следующий день рождения и рядом с Итачи будет другая девушка? От этой мысли что-то внутри меня испуганно сжалось, расползаясь тупой болью в животе, и я побрела прочь, всё ещё чувствуя, как от последней мысли холодеет сердце.        — Боже, женщина! Тебя только за смертью посылать! — смеясь, стиснул меня в объятиях Шикамару, встречая на входе. Его щека, всего на секунду проскользнула по моей, показалась обжигающе горячей из-за контраста температур.        — И за лаймами. Вечеринка спасена, — с легкой улыбкой я потрясла пакетом перед его носом.        — Ну… она в любом случае будет с горьким привкусом, не находишь?        — Текила?        — Вечеринка, — Нара кивнул администратору, показав ему ключ-карту, и мы нырнули в тёмный коридор, освещенный лишь неоновыми лампами вдоль стен. — Сложно выбросить из головы, что в понедельник тебя с нами уже не будет, знаешь ли.        В горле образовался ком, и я тряхнула головой, пытаясь избавиться от тяжелых мыслей. Еще не хватало, чтобы все запомнили меня девчонкой, ревущей на собственном дне рождения.        — Я понимаю, но… Я ведь переезжаю, а не умираю, в конце-то концов.        Шикамару в ответ на мой резонный довод неопределенно покачал головой.        — Сейчас мы войдем, и ты увидишь, что Ино не накрашена. А всё потому, что она уже несколько раз разводила сырость и уверена, что это повторится. Она привязалась к тебе, Нами. Мы все привязались.        Мы с минуту стояли возле двери с табличкой «Зарезервировано», не решаясь войти. В глазах и носу щипало от нахлынувших эмоций, а руки потряхивало. Нервы сегодня ни к черту. На несколько мгновений я уткнулась лбом в плечо Шикамару, а он неуклюже погладил меня по макушке, молча, не высмеивая и не осуждая. Как бы и сделал настоящий друг.        Еще весной у меня здесь никого не было, только мама, и в мае я бы покинула этот город без сожалений и не оглядываясь. Но сегодня у меня есть друзья, брат и, кажется, самый идеальный парень, которого вообще можно себе вообразить. Как бы мне хотелось верить, что уехав в Токио, я их не потеряю. Но… так не бывает. Нельзя иметь всё и сразу.        — С днем рождения!!! — нестройный хор голосов оглушил меня в то же мгновение, как Нара открыл передо мной дверь. Небольшое помещение, погруженное в полумрак, освещалось лишь свечами на торте, который плыл ко мне в надёжных руках Ино.        — Загадывай желание! — торжественно объявила она и уже тише добавила: — И побыстрее, пожалуйста, а то нам всем придется жрать воск.        «Хочу, чтобы вы остались в моей жизни», — ни секунды не раздумывая, загадала я и, набрав в легкие больше воздуха, задула все положенные семнадцать свечей. Комната наполнилась восторженными криками и аплодисментами, свет включился, и я увидела искренне улыбающиеся лица пришедших на мой праздник.        Наруто с приветливой улыбкой забрал у меня шапку с пуховиком и вместо них всучил нож-лопатку:        — Торт раскладывает именинник. Это традиция.        Я с готовностью кивнула и, разместившись на небольшом диване вместе с Шикамару и Ино, принялась раскладывать десерт по одноразовым тарелкам. Хвала небесам, что мы не начали отмечать с выпивки. Мой последний прием пищи был, кажется, еще в семь утра.        — Можно мне часть, где нет сливок? — поморщившись, спросил Саске.        — Мне что, соскрести весь крем лопаткой? Здесь везде сливки!        — Не обращай внимания, он и так съест, — со смешком забрала у меня тарелку Сакура и вручила его Учиха. Тот состроил недовольную гримасу, но всё же не стал возражать. Забавные у них взаимоотношения.        — А мне наоборот, можно и побольше, — возник рядом Наруто, нетерпеливо протягивая руку. — Можно мне вот этот, с цветочком и вишенкой?        — Э! Я хотела вишенку! — спохватилась Сакура, на что Узумаки бесцеремонно показал ей язык.        — У кого-нибудь еще есть ощущение, что мы снова в начальной школе? — Нара усмехнулся, утащив очередной отрезанный кусок прямо рукой.        — А Итачи-сан не придет? — тихо поинтересовалась Хината, забирая со стола свою порцию, но, судя по воцарившейся тишине, этот вопрос волновал не только ее.        — Э… нет, — я неловко повела плечом. — Он побоялся, что своим присутствием будет только смущать, так что после вас меня еще ждет продолжение банкета.        — У меня до сих пор не укладывается в голове, что вы вместе, — простодушно признался Наруто с набитым на одну щеку ртом. Краем глаза я заметила, как напряглась от этой фразы Ино. Она знала, насколько болезненными выдались шесть недель после увольнения Итачи, пока в школу не пришел новый учитель. В меня пальцами не тыкал разве что ленивый, и те немногие, кто был в этой комнате, оставались едва ли не единственными, кто принял всё без осуждения. — Какой он вообще… как человек?        — Добрый, внимательный, понимающий, немного старомодный, — без заминки ответила я.        — И с обостренным чувством справедливости, — добавил Саске, обменявшись со мной коротким взглядом, и едва заметно ухмыльнулся.        — А вы собираетесь встречаться на расстоянии?        — Да, но…        — Господи, Наруто! — Харуно с возмущенным шипением пихнула его плечом в живот. — Ешь молча, а? Что за вопросы у тебя бестактные?        — А что такого-то?        Торт был очень вкусный, с тонкими прослойками персика между коржами, но после вопроса Узумаки эти самые персики едва не встали мне поперек горла. Как там сказал Шикамару? Вечеринка с горьким привкусом?        — Кто хочет спеть со мной дуэтом? — с преувеличенным весельем подорвалась я с дивана, хватая с соседней тумбочки пульт, чтобы запустить экран с караоке.        — Я! Я хочу! — подхватила мой настрой Ино. — Давай «Last Christmas»! Чудесная песня в духе грядущего рождества!        — Ты же в курсе, что она про парня с разбитым сердцем, да? — тихо отдернул ее Шикамару, но я всё равно его услышала.        Этот вечер только начался, а уже грозил превратиться в полнейшую катастрофу. Можно сколько угодно делать вид, что всё хорошо и игнорировать тот факт, что я уезжаю, оставляя друзей и своего парня, но это обстоятельство так или иначе будет всплывать раз за разом. И если сама я готова была поднимать эту тему, то берегущие мои нервы ребята — нет, и это угнетало.        — Да всё нормально, Нара! — хмыкнула я, набирая пультом название песни. — Вы можете упоминать о моем отъезде, о Токио, об Итачи — это не страшно, я ведь не хрустальная, и обдумывала это уже по тысяче раз. Всё, чего я сейчас хочу, это провести этот день с вами так, чтобы я вспоминала о нём с ностальгией еще как минимум пять будущих дней рождения. Поэтому открываем текилу, поём песни до хрипоты и можем даже пореветь, если уж очень хочется. Хорошо?        Из динамиков зазвучал проигрыш, на экране проявились первые строки песни, и я с улыбкой протянула микрофон Ино, в блестящих от слез глазах которой читалась странная смесь удивления с восхищением. Она поднялась с дивана, одёргивая короткое платье и широко улыбнулась, забирая у меня микрофон. Что ж, если я еще могу кого-то здесь удивлять — это определенно не может не радовать. Саске принес откуда-то из темного угла пару бутылок и с грохотом поставил их на стол.        — По мне, так отличный план.        Ребята разразились восторженными возгласами, а мы с Ино, увидев обратный отсчет, залезли с ногами на диван и заголосили слова рождественской песни об отвергнутом парне. Может, этот праздник и станет самым грустным в моей жизни, но я запомню каждое его мгновение, каждую улыбку, смех и каждую слезу людей, сделавших из Какурезато место, которое я с гордостью могу назвать своим домом.        В такси было холодно и очень навязчиво пахло дешевым лимонным освежителем. Водитель был суров, угрюм и мои тихие просьбы немного подкрутить печку он стойко игнорировал. Может, стоило попросить Яхико забрать меня из караоке, но у него сегодня были очень амбициозные планы на Конан, и я бы не посмела их ему обломать.       Прошло уже минут десять с тех пор, как я распрощалась ребятами, но у меня до сих пор дрожали губы и подбородок от стойкого желания пустить слезу. Сакура, Наруто и Хината, как самые независимые, попрощались первыми. Приобняли, пожелали удачи, попросили не пропадать, выкладывать больше фоток в инстаграм… Явно перебравший за вечер Саске со странной пьяной ухмылкой потрепал меня по голове и дал обещание приглядывать за Итачи. «Тебе только дай повод», — засмеялась я, а он нагнулся и прошептал: «Только никому об этом не говори».       Ворот пуховика всё еще был мокрым от слез Ино. Я просила не провожать меня завтра, чтобы мне не рвали душу взгляды с платформы в окно поезда, потому эмоций она не жалела. Она подарила мне маленькую фотокнигу из наших совместных фоток, где была не только Ино, но и Шикамару, Дейдара, некоторые одноклассники, даже Кисаме с Итачи на некоторых кадрах. Кое-где виднелись подписи с прощальными пожеланиями от тех, кто захотел их оставить, и это был, пожалуй, лучший подарок из тех, что я помнила в своей жизни.        Шикамару был сдержан и молчалив. Он просто посмотрел мне в глаза, а затем крепко зажмурился и сжал меня в объятиях на несколько долгих секунд. Кто-то скажет, что он должен был сказать что-то напоследок, но, по правде говоря, я уже едва не задыхалась от того, насколько мне хотелось плакать, и Нара сделал так, как считал нужным — подарил мне немного своего спокойствия, как он всегда это делал.        — Приехали, — буркнул таксист, и я, бросив ему заранее приготовленные купюры, резво выскочила на улицу.        В маленьком зеркальце, вытащенном из рюкзака, отразились опухшие глаза с черными отпечатками туши на веках. Итачи, конечно, уже ничем не удивить, но такой «красавицей» перед ним всё равно лучше не показываться, так что я первым делом стерла это безобразие влажными салфетками. Затем подошла к домофонной двери, но в момент, когда пальцы почти набрали номер квартиры, она распахнулась, и на улицу вышел — кто бы мог подумать — Сасори-сэнсэй.        — Хигураши? — опешил он. — Ты откуда здесь? — несколько долгих мгновений мы смотрели друг на друга, пока моя бровь выразительно не взметнулась вверх. Тогда-то до него дошло. — А… Ну да. — Кажется, его это открытие нисколько не затронуло. — Ты, говорят, в другую школу переводишься? Твои документы уже переправили?        — Обещали к концу каникул, — натянуто улыбнулась я и поспешила распрощаться: — С наступающим, Сасори-сэнсэй.        — И тебя, — хмыкнул он, прекрасно распознав мой намёк, и отошёл, бросив напоследок: — Итачи-сану привет.        Отвечать на последнюю реплику я посчитала излишним. Итачи рассказывал, что учителя в Акатсуки его искренне презирали и в последние разы, когда он забегал за какими-то справками в бухгалтерию, в некотором подобии бойкота даже головой не вели в его сторону. Только Конан бросила на него сочувствующий взгляд, да Кисаме скованно поздоровался мимолетным кивком. Конан, к слову, частенько пыталась вступить со мной в диалог. Нет, про мой «роман» с ее коллегой она ничего не спрашивала, но нет-нет, да интересовалась между делом как у меня дела.        Когда я поднялась на этаж, дверь в квартиру Итачи была приоткрыта, и через небольшую щель лился приглушенный теплый свет.        — Привет? — В прихожей, освещенной лишь небольшим настенным бра, было пусто. Никто не откликнулся. Вышел он куда-то, что ли?        Повесив пуховик на вешалку и разувшись, я поплотнее прикрыла входную дверь, но замок на всякий случай проворачивать не стала. В полумраке собственное отражение в зеркале показалось мне даже симпатичным, хотя, конечно, существовала вероятность, что об этом мне шепчет ещё не выветрившаяся из головы текила. Надо сказать, пила я гораздо меньше остальных. Примерно на уровне тихони Хинаты. Просто знала, что Учиха не оценит, если я явлюсь к нему, давя пьяные смешки и заплетаясь ногами о порог.        Когда я повернула ручку комнаты и заглянула внутрь, на несколько долгих секунд у меня перехватило дыхание.        — С днём рождения, — улыбнулся Итачи, пока я, словно завороженная, глядела на мерцающую огоньками ель в углу комнаты, небольшой столик посередине, накрытый на двоих, и почему-то прижимала ко рту ладонь. Наверное, чтобы не начать взвизгивать от восторга. Похоже, у нас всё же будет своё Рождество.        — Не знала, что ты такой романтик, — шепнула я, когда Учиха, коротко поцеловал меня в губы и отодвинул стул, чтобы помочь мне присесть.        — Хотел бы я поддержать это утверждение, — промычал он, усаживаясь напротив, — но, должен признать, с креативностью у меня довольно туго. Ужин в полумраке — это не слишком оригинальное решение.        — Да ну, перестань! — горячо возразила я. — Мы же не в романе Николаса Спаркса. И… это что карааге? Мои любимые? Как ты узнал?        — Просто позвонил твоей маме, и…        — Так, давай теперь приступим к еде, пока всё не остыло, а я не втрескалась в тебя ещё больше, — с счастливой улыбкой прервала его я, на что Итачи с легким смешком кивнул.        Комната то и дело преображалась в оттенках и освещалась то синим, то зеленым, то желтым, а я сжимала в руке палочки и наблюдала за тем, как Учиха наполняет бокалы соком. Он выглядел таким красивым, умиротворенным и одновременно родным в своей белой рубашке, не застегнутой на верхнюю пуговицу. Наверняка, он провел не один час, готовя еду, раздвигая мебель, наряжая ёлку — я знала наверняка, что ещё вчера её здесь не было. И всё это ради меня. Чтобы мы вот так провели вместе оставшееся нам время.        Я перевела взгляд на тарелку. Кусочки курицы и овощей лежали так аккуратно, будто их накладывали поштучно, как в ресторане. Почти наверняка, так оно и было. Ему не было свойственно дарить цветы каждую неделю, как делал это Сай для Ино, но я видела его заботу в каждом действии. В том, как тщательно он повязывал мне на шею тёплый шарф в ветреную погоду. В том, как преспокойно Итачи приседал на улице, чтобы завязать развязавшийся шнурок на моем ботинке, как будто так оно и нужно. В маленьких шоколадках, неизвестно откуда взявшихся в карманах моего пальто.        «Кап». Скорее услышала, чем увидела, как капля ударилась о краешек тарелки.        «Кап». А я ведь так хорошо держалась. Была молодцом, даже когда прощалась с Ино и Шикамару.        «Кап». Но с Итачи… так не получится.        — Нами?        Успокойся. Успокойся. Успокойся, чёрт тебя дери!        Услышав, как он отодвигает стул, чтобы встать, я вскочила первая и бросив дрожащее «прости, я сейчас», сбежала в ванную. Холодная проточная вода шипела, кусая пальцы, затекала под рукава, скатываясь до самых локтей, а я снова и снова набирала ее в ладони, умывая глаза, лоб и щеки. Легче не становилось. Рыдания так и стояли в горле, не позволяя дышать.        Дверь открылась.        — Эй, — Итачи уткнулся носом мне в шею, прижавшись губами к обнаженной коже. — Нам не обязательно делать вид, что всё хорошо.        Меня затрясло, изнутри вырвалось нечто, похожее на дрожащий вой, и я резко развернулась, цепляясь пальцами за рубашку и пряча лицо в его груди.        — Это несправедливо, — собственный голос показался мне чужим, слишком высоким, задушенным. — Почему мы должны расставаться?        — Мы не расстаемся, — его тихая, успокаивающая реплика отдалась вибрацией мне куда-то в щеку. — Мы будем навещать друг друга так часто, как только сможем. Нужно просто подождать, и…        — Итачи, — я всхлипнула, жмурясь и тщетно силясь прекратить поток неконтролируемых слез. Произнести фразу целиком, не спотыкаясь на каждом слоге казалось чем-то непосильным. — Скажи, что чувствуешь на самом деле.        Его грудная клетка шевельнулась, делая глубокий вдох. Итачи всё ещё баюкал меня в объятиях, но мысли его, кажется, куда-то устремились, потому что несколько бесконечно долгих секунд он молчал.        — Мои мысли… слишком эгоистичны, чтобы их озвучивать, — его голос дрогнул. — Я не хочу, чтобы ты уезжала. Не хочу тебя отпускать. Не хочу привыкать к жизни без тебя…        Слышать в словах Итачи отражение собственных чувств было одновременно и радостно, и болезненно. Мне не хотелось, чтобы он страдал так же, как и я, но вместе с тем… знать, что ему совсем не тяжело, было бы еще больнее.        — Значит, мы оба эгоисты, — тихо констатировала я, чуть отстраняясь, чтобы увидеть его глаза. Глаза, которые умеют быть поразительно спокойными, но если в них что-то отражалось, оно всегда было настоящим на сто десять процентов. Итачи слабо улыбнулся, но взгляд его остался печальным.        — Раз уж мы здесь, может, примем душ? — тихо предложил он. — Приведем головы в порядок, — а его руки уже подцепили моё платье и потащили вверх. Моё тоскливое наваждение как рукой сняло, и я вскричала, удерживая подол внизу:        — Не-не-не, сначала колготки! Я натянула их до самого лифчика и не хочу, чтобы ты это видел.        Итачи обескураженно засмеялся, глядя на моё смущенно раскрасневшееся лицо, а затем взял его в ладони и на несколько долгих секунд прижался губами к моим губам.        — Дурочка, — улыбнулся он. — Как же я тебя люблю.        Ночью мы не спали. Мы не могли друг другом надышаться: без конца говорили, целовались, занимались любовью и просто молчали, сидя рядом и прижимаясь друг к другу, словно птицы на проводах. Я много плакала. Так много, что наутро стало стыдно, но Итачи меня в этом не упрекал, позволяя не скрывать чувств. Уже на вокзале он не выпускал меня из объятий, пока на платформу не прибыл поезд, и я видела, как мама бросает на нас сочувствующие взгляды и украдкой смахивает слезы. Напоследок я поцеловала Итачи в губы и незаметно положила в карман его пальто свою ярко-желтую резинку для волос в виде пружинки. Глупо, знаю, но мне хотелось, чтобы он вспомнил обо мне в какой-то случайный момент своей повседневной жизни. Затем я бегло обняла Яхико, примчавшегося в последний момент, и запрыгнула в поезд. Двери закрылись.        Лезвия рельсов уносили меня в даль, но на душе почему-то было спокойно.

      Я знала:       — Это не последняя глава.