За семью печатями

      Дверь в помещение распахнулась со стуком, словно её открывали, ударив со всей силы носком ботинка. Раздался громкий цокот каблуков. Спустя мгновение, зазвонил телефон. Что-то загромыхало, рухнуло вниз и рассыпалось по полу.       – Вы вовремя, мистер Хольт, – произнёс женский голос. – Я готова предоставить вам материалы расследования. Мы можем пересечься сегодня. Или завтра. В любое удобное для вас время.       Хэйвуд Шейли и Джаспер Стил переглянулись, но вслух так ничего и не произнесли. Джаспер покачал в руке бокал с вином. Хэйвуд нахмурился, оторвавшись на мгновение от общего плана отчёта, составлением которого занимался на протяжении последнего часа.       Приём уже закончился, но расходиться по домам детективы не спешили, предпочитая коротать время в ожидании своей коллеги. Судя по всему, она только что добавила в копилку успешных дел ещё одно.       Хэйвуд покрутил в ладонях ручку и вновь вернулся к заполнению бумаг. Джаспер продолжал смотреть на входную дверь, ожидая появление Шарли.       Она ворвалась в главное офисное помещение, подобно урагану. Каблуки застучали громче, нежели прежде. Ладонь потянулась к волосам, цепляя ворох чёрных прядей, сжав их в кулаке и стремительно потянув вниз. С такой силой, словно Шарли одним жестом хотела избавиться не только от клока волос, но и содрать с себя скальп.       Грива тёмных волос повисла на руке, обнажив матерчатое нутро. Шарли ловко вытащила из пучка шпильки и помотала головой, позволяя родным, ничем особо не примечательным русым волосам рассыпаться по плечам. Сунув набор невидимок в нагрудный карман рубашки, она швырнула куртку, отороченную мехом, сумочку, похожую по виду на красную косуху с многочисленными молниями, и парик на диван, после чего решительно направилась к столику, на котором примостились бокалы и открытая бутылка.       – Когда-нибудь эти бабские штучки меня основательно доконают! – произнесла экспрессивно, взяв в руки бутылку и внимательно рассматривая надпись на этикетке. – Ничего себе! У нас праздник?       – Что-то вроде того, – подтвердил Джаспер.       – А точнее? – Шарли налила вина в бокал и посмотрела в сторону ещё одного коллеги, продолжавшего и после отбоя копаться в бумагах. – Хэйвуд, ты не будешь?       – Не сейчас, – ответил он, продолжая заполнять форму.       Шарли согласно кивнула, несмотря на то, что Хэйвуд в её сторону даже не посмотрел. Отставила бутылку, подошла ближе к столу, за которым устроились оба сослуживца, протянула свой бокал. Джаспер с удовольствием чокнулся с ней.       – Так какой повод? – поинтересовалась Шарли, делая первый глоток. – М, совсем неплохо.       – Оно совершенно, – поправил её Джаспер. – Подарок от благодарных клиентов. Получено сегодня, распито, не откладывая в долгий ящик, в компании наиболее приятных мне людей.       – До сего момента ты распивал его в одиночестве, – усмехнулась Шарли, прислонившись бедром к столу, за которым восседал их непосредственный начальник, и скрестив ноги в щиколотках. – Но я не буду ставить это тебе на вид.       Джаспер закатил глаза и поспешил перевести разговор в иное русло, не желая разводить дискуссию на пустом месте, переходя от неспешного обсуждения к пререканиям, а то и к ссоре. Вообще-то Шарли не походила на скандалисток, способных раздуть пламя скандала из маленькой искорки, но перестраховаться не мешало. Богатый опыт общения с женщинами приучил Джаспера дуть на воду, чтобы лишний раз не получить ожог.       – Лучше расскажи, что у тебя произошло.       – Помните мистера Хольта? – спросила Шарли, получила согласные кивки в ответ, осталась довольна этой реакцией и продолжила. – Его просьба, откровенно говоря, меня нисколько не удивила. Стоило ему только появиться на пороге нашего агентства, как всё сразу представилось чётким и ясным. Тут, кажется, только два варианта и было. Либо он жаждет проверить своих сотрудников, либо решает семейные проблемы. Второе. Он хотел узнать, изменяет ли ему жена. И если изменяет, то с кем. Терпеть не могу копаться в чужом грязном белье, но кто меня спрашивает? За это платят хорошие деньги, а частного детектива, как и волка, кормят исключительно ноги. Сколько набегаешь, столько и получишь. Не удивлю, сказав, что взялась за решение проблем Хольта. Сумму он обещал солидную, прилично превосходящую наши стандартные расценки, и я начала следить за его женой.       – Она ему изменяет, – произнёс Хэйвуд, щелкнув колпачком ручки и отодвинув бумаги в сторону.       Тщательно перебрал все папки, лежавшие на столе, открыл одну из них и прикрепил составленный отчёт.       После чего поднялся из-за стола и тоже направился к отдельному столику, на котором стояла наполовину опустевшая бутылка вина в компании одинокого бокала. Коллеги уже успели прикоснуться к прекрасному и вовсю дегустировали напиток. Пришла его очередь разделить их участь.       – Само собой, – протянула Шарли, мученически закатив глаза. – Тут и к гадалке ходить не нужно, чтобы понять: о супружеской верности оба имеют смутное представление. За те несколько лет, что мы работаем в данном направлении, я насмотрелась на столь огромное количество супружеских пар, в которых практикуется подобное, что теперь чувствую себя не частным детективом, а специалистом по вопросам семьи и брака. Они нарочно портят друг другу жизнь, но сесть и поговорить по душам не способны. Впрочем, как и подумать перед заключением брака о том, нужен ли им подобный геморрой.       – Готов поставить весь свой очередной гонорар на то, что между супругами заключён брачный контракт. Она не может уйти от него по собственному желанию, поскольку выходила замуж за деньги. А этот вариант в брачном договоре чётко прописан. Не будет веских причин, кроме собственных хотений, не будет и денег.       – В точку, Шейли, – Шарли усмехнулась и сделала несколько маленьких глотков. – Именно так всё и обстоит. Система древняя, как мир. Супруг выплатит ей неустойку, если сам попадётся на измене. Если же любовник обнаружится у неё, то не видать леди денег, как своих ушей. Разумеется, она не может допустить ничего подобного.       – И кто любовник у заказанной леди? – спросил Джаспер.       В его голосе без труда прочитывалось нетерпение и нежелание ждать. Он хотел услышать историю целиком, а не частями. Но Шарли не торопилась вываливать на коллег все подробности, говорила она размеренно, выдерживая определённый темп повествования. Словно заигрывала со своими слушателями, ждала их догадок, а потом либо подтверждала их, либо опровергала, в зависимости от того, как обстояли дела в реальности.       – Да там у нас настоящая мыльная опера, на самом деле. Очередная классика жанра. Он беден и благороден. Пал жертвой любви, в неравной битве. Не смог сопротивляться красоте избранницы. Убеждал себя, что она отдана навеки другому мужчине, но чувства оказались сильнее. Она не менее благородна, но богата и замужем. Он несколько моложе. Нищий студент, который себе и трусы за собственный счёт не способен приобрести, не говоря уже о чём-то большем. Она жаждет облагодетельствовать свою любовь и финансы ненавистного мужа как нельзя кстати. Но, увы, к ним прилагается муж. Честно говоря, я не знаю, чем руководствуется в своих поступках любовник. Хочется верить, что он действительно не только бедный, но и благородный, проще говоря, не использует нашу изменщицу, как способ поправить собственное материальное состояние. Но она однозначно настроена решительно и жаждет уйти от мужа не с пустыми руками, а основательно пощипав его. Не скажу, что это решение с её стороны меня удивило, скорее, стало закономерным. Но прежде, чем я получила подтверждение своим догадкам, пришлось основательно попотеть.       – То есть?       – Наверное, многим это может показаться напрасными капризами, но, честное слово, я готова пахать несколько суток на самой тяжёлой из возможных работ, только бы не тратить время впустую, как это делает супруга Хольта. Ей некуда сливать деньги, и она сходит с ума от безделья. Целыми днями таскается по магазинам, салонам, ресторанам и спортивным залам. Пилинги, маски, чистка пор, стрижки, укладки, маникюр, педикюр. Меня затошнило от этого на третий день работы. Нет, я не против того, чтобы люди ухаживали за собой. Это нормально. Это здорово. Я только «за» обеими руками. Но, пожалуйста, пусть это будет в разумных пределах, а не в режиме нон-стоп. После всех сыскных мероприятий я могу похвастать чистыми порами, новым маникюром, парой платьев и парой красивой обуви. А ещё пониманием, что ещё миллион лет не захочу всех этих женских штучек. Мне казалось, что типичные куколки давно вышли из моды и теперь существуют исключительно в виде персонажей анекдотов. Но я, кажется, ошибалась. Когда думаю, что работа с этой девушкой подошла к финалу, чувствую себя на седьмом небе от счастья. В общей сложности я убила пару недель на слежку за ней. И теперь у меня на руках есть доказательства измены и бонусом запись любопытного разговора. Там она предлагает инструктору по йоге, с которой работает на постоянной основе, переспать с её мужем. Позволить ей застать их в одной койке, получить пару царапин и вырванных прядей перед Хольтом и миллион благодарностей у него за спиной. Отличное решение. Я никогда не пойму принципа, по которому женятся подобные пары. То есть, я пойму. Принцип более чем ясен, но... Это всё настолько бессмысленно, что провоцирует у меня нервный смех.       – Именно по этой причине я и не тороплюсь связывать себя узами брака, – резюмировал Джаспер. – Не хочется в один далеко не прекрасный день обнаружить, что потенциальная любовь всей жизни повелась на мои деньги, а не на прекрасного меня.       – Ты всегда так говоришь, – усмехнулась Шарли. – Независимо от того, что мы обсуждаем. Любое заявление становится поводом сказать, что именно это удерживает тебя от брачных уз.       – Но это действительно так!       – Да прекрати. Ну, какие у тебя финансы? Сегодня густо, а завтра пусто.       – Я всегда найду способ поправить своё финансовое положение, если появится мотивация.       – Если женщина будет мотивировать тебя, почему бы не найти подходящую кандидатуру? Насколько я знаю, количество соискательниц на роль супруги с годами не уменьшается.       – Не уверен, что это актуально.       – Почему?       – Я слишком молод для брака. Хэйвуд, ты согласен со мной?       – Что? – Хэйвуд помотал головой, стараясь избавиться от мыслей, снующих в голове, и сосредоточиться на разговоре коллег.       – Как ты считаешь, я молод для брака? Или уже пора задуматься о создании семьи?       – Всё индивидуально. В этом вопросе я точно не могу выступить советчиком. – Хэйвуд усмехнулся и допил содержимое бокала. – Простите, коллеги, но я вынужден покинуть ваше общество.       Поставив бокал, Хэйвуд подошёл к рабочему столу, выбрал несколько папок, быстро пролистал и, удостоверившись в том, что взял именно то, что нужно, сунул их в деловой портфель.       – Мы мешаем? – спросила Шарли. – Если да, то...       – Нет, всё нормально. Просто я хочу немного поработать. Завтра нужно предоставить материалы дела клиенту. Он настаивает на письменном отчёте о проделанной работе. Слово клиента – закон. Потому копаться в этом я буду долго и лучше сделать это дома. А так всё нормально. Правда.       Хэйвуд надел куртку, потянул вверх молнию, набросил на шею шарф.       Попутно нашарил в кармане ключи от квартиры.       Он действительно собирался провести весь вечер за написанием отчёта и понимал, что чем раньше к этой, не самой приятной, обязанности приступит, тем быстрее закончит.       Впрочем, из офиса он столь поспешно убегал не в целях экономии времени.       Просто в присутствии коллег он нередко чувствовал себя лишним. Когда речь шла о делах, всё было нормально, стоило лишь отступить от этого направления, начав обсуждать личную жизнь, как Хэйвуд тут же старался избавиться от неловкости, сменив тему, либо удалившись и не мешая остальным говорить о чём-то, только им интересном.       – Хорошего вечера, друзья, – произнёс, подхватив свою ношу.       – И тебе, – отозвался Джаспер.       Шарли открыла рот, собираясь уточнить пару моментов, но не успела. Дверь хлопнула, оповещая о том, что они с Джаспером остались наедине.       – Я сделала что-то не так?       – Всё так. Не принимай близко к сердцу.       Этот диалог, доносившийся из кабинета, настиг Хэйвуда у двери приёмной, в столь поздний час, разумеется, пустующей.       Поспорить с Джаспером не получилось. Шарли, правда, не стоило принимать близко к сердцу чужие переживания на тему личной жизни. Её вины в том, что у Хэйвуда как-то с этим делом не задалось, не было совершенно. Всё упиралось в несколько ключевых событий его жизни. В несколько судьбоносных встреч. В нескольких людей.       Исправить положение сейчас уже не представлялось возможным, потому оставался лишь один путь – погружаться с головой в работу, играть роль трудоголика и всячески избегать неприятных тем.       Не то чтобы его это бесконечно задевало и выбивало из колеи, лишая возможности мыслить здраво, просто вызывало череду не слишком приятных воспоминаний, заставляя презрительно морщиться каждый раз, когда в воздухе повисало слово «брак».       Наверное, Шарли была безоговорочно права, уверяя, что за годы работы в частном сыске успела стать специалистом в области семьи и брака. Они все такими стали, потому как семейные проблемы составляли немалый процент от общих дел. Череда одинаковых проблем, присущих абсолютно разным людям, неизменно формировала определённое отношение.       У самого Хэйвуда в анамнезе тоже имелась история неудачного брака, хотя мексиканских страстей с заключением контракта, поиском компромата и громким разводом там как раз не наблюдалось. Если бы его попросили охарактеризовать собственную семейную жизнь одним определением, он, не раздумывая, остановил бы выбор на слове «тихо».       Они с Гвинет познакомились в парке, когда кормили уток, некоторое время повстречались ради приличия, сходив на несколько не слишком выразительных свиданий.       Тихо поженились, не пригласив ни друзей, ни родственников, не занимаясь поиском подходящего агентства и не устраивая пышных торжеств. Она – в зелёном платье, с букетом невзрачных мелких цветов в руках, он – в джинсах и толстовке. Ни белого платья, ни костюма. Шампанское из одноразовых стаканчиков и связка воздушных шариков, отпущенных в небо, на счастье.       Они так же тихо прожили два месяца под одной крышей, чувствуя себя кем угодно, но только не любящими молодожёнами, у которых впереди вся жизнь, окрылёнными мыслью, что совсем чуть-чуть, и перед ними распахнет двери счастливое будущее. Гвинет училась, Хэйвуд работал, тогда ещё в полиции, а не на ниве частного сыска. Целыми днями пропадал на работе.       Гвинет не высказывала мужу ничего, не требовала к себе повышенного внимания, не упрекала. Просто однажды собрала вещи и тихо ушла.       Она по-прежнему придерживалась политики нейтралитета в отношениях. Развод прошёл, по традиции, тихо. Бывшие супруги расстались мирно, словно не семейную жизнь превратили в груду камней, а два временных соседа в один из дней разъехались по разным углам.       Хэйвуд не считал этот брак ошибкой, но и смысла большого в нём не видел, лишь иногда отмечая, что, решившись на подобный шаг, искал немного тепла и понимания. Ему хотелось отогреться после всего, что произошло в жизни несколькими годами ранее, а Гвинет казалась идеальной кандидатурой на роль доброй, понимающей и заботливой жены. Домашняя девочка с лучистыми глазами и копной золотистых кудрей, спадающих едва ли не до талии.       Она была красавицей, умницей и просто чудесным человеком, но Хэйвуду с ней оказалось не по пути. Как и ей с ним. И до, и после Гвинет в его жизни было несколько случайных и вполне целенаправленно заведённых связей. Хэйвуд пробовал себя в отношениях с девушками, несколько раз сходился с мужчинами. Ни один из многочисленных опытов надежд, на него возложенных, не оправдал. Сначала мешала работа, потом несовпадение во вкусах, умноженное на разное отношение к жизни и к её эмоциональному наполнению.       По мере возможностей Хэйвуд старался сохранять с бывшими пассиями нейтральные отношения, не бросался обвинениями, не поливал грязью. Иногда откровенно признавал, что не желает меняться ради этих людей. И пусть со стороны это смотрелось эгоистично, зато считалось проявлением откровенности. Лицемерить, брать за руки, проникновенно шепча, что рано или поздно всё изменится, он не хотел. Пару раз, ещё в юности, пробовал, но не получилось. Выглядело до отвращения наигранно и фальшиво, так, словно идёт подготовка к театральной постановке, разыгранной дилетантами. Ни должного уровня актёрского мастерства, ни шикарных декораций.       Ничего.       В жизни Хэйвуда практически не было периодов, когда он мог почувствовать себя нужным и важным. У него не возникало эмоциональной близости с людьми, которые его окружали и хотели лучше узнать нового знакомого. Он не отвергал их нарочно, иногда пытался пересилить себя и удариться в романтические настроения. Время от времени это ему удавалось. Несколько приятных свиданий, пусть и в примитивном антураже, но всё равно производящих впечатление, несколько задушевных разговоров, и вот уже в его стакане появляется вторая зубная щётка, а на полочку опускаются духи и блеск для губ или крем для бритья и лосьон, применяемый после этой процедуры.       Хэйвуд не протестовал, не захлопывал дверь перед носом у посетителей, стоявших на пороге со спортивной сумкой в руках. Он пропускал их в свой дом и в свою жизнь, спал в одной постели, слушал одни с ними радиостанции, со слабым интересом наблюдал за тем, как сожители пытаются внести частицу собственного «я» в интерьеры его дома, а потом равнодушно отпускал их на все четыре стороны.       – Ты отмороженный, – бросил, уходя, Фредерик, продержавшийся рядом с Хэйвудом завидное количество времени; они имели друг другу мозги почти полгода. – Не холодный, а именно отмороженный. Тебе на всё наплевать, кроме собственных ощущений, а я не хочу быть третьим в отношениях, зная, что первенство никогда отобрать не смогу.       – Катись, – отозвался Хэйвуд, вышвырнув его вещи за порог. – И больше не возвращайся.       После чего захлопнул дверь перед носом ошарашенного собеседника и удалился, зажав уши ладонями, когда прихожую огласила трель дверного звонка. Кажется, Фредерик рассчитывал на иное прощание, на иное разрешение конфликта, но из всех, с кем Хэйвуду доводилось сталкиваться на жизненном пути, он стал единственным, кого хотелось спустить с лестницы и разорвать на клочки.       Он не просто перешагнул через порог и попытался изменить что-то в доме Хэйвуда, он стремился залезть к нему в душу, которая давным-давно оказалась в изоляции. Он покусился на воспоминания, которыми Хэйвуд дорожил и с которыми никак не мог расстаться. Да и не хотел. Поскольку эти события далёкого прошлого ознаменовали собой единственный счастливый период в жизни Хэйвуда, в сравнение с которым не шло ни одно из последующих событий.       Многочисленные проваленные попытки наглядно продемонстрировали, что прошлое Хэйвуда не отпустит никогда. Глупо тратить время на очередную неудачную авантюру. Некоторое время его симпатия будет искренней, он отпустит пару комплиментов или остроумных замечаний, чтобы завести знакомство, начнёт ухаживать – насколько запала хватит – и снова примет посетителя, решившего, что совместный быт просто необходим. Закончится всё печально. Фразой, произнесённой почти в унисон. «Мы друг другу не подходим. Прости».       Не стоило пытаться что-то сломать в этой системе. Она давно доказала, что всё всегда будет развиваться по подобному сценарию.       Иногда, глядя на своих коллег, Хэйвуд ловил себя на мысли, что немного им завидует. Джаспер, будучи немногим моложе, не терзался одиночеством. Он вечно был окружён поклонницами и наслаждался многообразием. Правда придерживался золотого правила, гласившего, что роман сразу с несколькими девушками – это перебор. Он не искал прочных отношений, не собирался в ближайшем будущем заводить семью, просто относился к флирту, как к необременительной игре и приятному развлечению.       В этом состояло их основное отличие.       Ложью было бы сказать, что Хэйвуду стопроцентно наплевать на людей, с которыми он сходится. Он им искренне симпатизировал, но дать что-то большее, нежели слабо тлеющую заинтересованность, не получалось. Он пытался. Каждый раз начинал отношения, думая, что они станут теми самыми, которые помогут ему избавиться от призраков – во всех смыслах – прошлого. Но всё это так и оставалось в мыслях.       Хэйвуд хотел отношений. Очень хотел. Прочных и счастливых. Но у него не складывалось, а с каждым новым провалом надежды всё сильнее таяли и испарялись в неизвестном направлении.       Более того, он знал, с кем хотел бы завести эти отношения. Однако жизнь посмеялась над ним много лет назад, сведя с этим человеком и заставив расстаться навсегда.       Не было ничего ужасного в провальных попытках перевода отношений на новый уровень. Он был готов пробовать снова и снова. Но здесь речь шла не о банальном расставании на почве скандалов и несовпадения характеров. Единственный человек, которого Хэйвуд в своей жизни любил, умер. А вместе с ним отправилась на тот свет и способность Хэйвуда искренне любить.       Всё тот же Фредерик презрительно кривился и бросал неоднократно, что Хэйвуд с большим энтузиазмом таскается на кладбище к своему сдохшему дружку, нежели на свидания с теми, кто жив.       – Грёбанный некрофил, – прошипел он сквозь зубы, стирая с губ кровавую дорожку, – ляг к нему, под этот чёртов камень. Наверное, только тогда будешь по-настоящему счастлив, раз уж живые люди тебя не устраивают.       Их расставание прошло со скандалом именно по причине длительной борьбы, в ходе которой Фредерик пытался вытравить из памяти Хэйвуда образ погибшего друга детства, и в этих сражениях готов был применять любые методы. Начиная от уговоров и ласки, заканчивая агрессией, криками и шантажом. Тормоза у Хэйвуда отказали, когда фотографии, на которых он был запечатлён вместе с другом, оказались разделены на две части, разрезаны ровно посредине, один изолирован от другого. Одна часть вернулась в альбом, вторая была смята и выброшена в ведро для бумаг.       Хэйвуд устроил скандал и впервые – вообще за всё время, что пытался пустить постороннего человека в свою жизнь – распустил руки. Когда горе-терапевт убрался восвояси, Хэйвуд вернулся в спальню, опрокинул ведро и принялся разыскивать в горах мусора недостающие кусочки мозаики. Собирал, разглаживал, отматывал тонкие ленты скотча и вновь склеивал снимки, оставшиеся единственной нитью, соединяющей его с прошлым.       Быть может, со стороны его поведение и, правда, отдавало бредовыми идеями, но что-то изменить в себе не выходило. Окружающим следовало считаться с его прошлым. Принимать это самое прошлое, а не пытаться его уничтожить.       В обычное время, не ознаменованное отношениями, Хэйвуд старался как можно большее количество внимания уделять работе. В этом плане всё было довольно просто. Ненормированный рабочий день. Иногда – полный штиль, иногда – наплыв забот, когда даже секунды нет, чтобы остановиться и передохнуть, лишь бесконечный бег.       Кажется, с самого раннего возраста Хэйвуд знал, чем будет заниматься, когда вырастет. Он взрослел, и его убеждённость в правильности принятого решения не слабела, а только крепла. В его жизни не было лишних, ненужных колебаний, свойственных большинству подростков, что перебирают миллионы возможных вариантов, а в итоге всё равно идут туда, куда укажут родители.       Его собственным родителям, по большей части, не было никакого дела до того, как живёт единственное чадо. Он мог делать, что угодно. Единственное, что ему запрещалось – мешаться под ногами, в остальном – никаких ограничений. Вот он и занимался. Атмосфера в доме царила своеобразная, далёкая от понятия «здоровой», находиться там было практически нереально. Вечные скандалы, мат, крики, стоптанные кроссовки, битое стекло, море сброда, считавшегося друзьями родителей. Обитая в подобной обстановке, скатиться по социальной лестнице, достигнув самого дна, было проще простого. Хэйвуд упорно карабкался наверх и если даже оступался, чувствуя, как рассыпаются под подошвами разношенных кед очередные несколько перекладин, всё равно пытался наверстать упущенное.       Долгое время инспектор из службы социальной опеки была едва ли не единственным человеком, с которым Хэйвуд мог обсудить множество разнообразных тем. В её присутствии он впервые и сказал о желании стать полицейским. Она всячески поддержала это решение.       В школе общение со сверстниками у Хэйвуда не сложилось. Несколько необременительных фраз, пара слов об уроках, но никакого сближения. Друзей у него не было, девушки – и подавно. Авторитета заработать не удалось, если только у учителей, которые не переставали удивляться, как у столь безголовых родителей мог родиться ответственный ребёнок, жадно тянущийся к знаниям.       В свободное от школы время Хэйвуд либо сидел в своей комнате, глотая один за другим детективные романы, взятые в библиотеке, либо пропадал на улице, таскаясь там до темноты и возвращаясь, когда в квартире гас свет, и обитатели её ложились спать.       В одну из таких вылазок его и принесло к дому, расположенному в соседнем квартале. Сидя на ступеньках строения, расположенного напротив, он мог часами смотреть на это здание, представляя, какие люди там обитают. Немного позднее он узнал, что это не частный дом, а пансион. Знакомство с его хозяевами положило начало одному из самых счастливых – откровенно говоря, самому счастливому – периоду жизни Хэйвуда.       После окончания школы он решил идти по выбранному пути, не сворачивая в сторону. Прежде чем поступать в полицейскую академию, Хэйвуд отправился в армию на долгие четыре года. Он и представить не мог, насколько изменит его судьбу этот промежуток времени. Естественно, не довелось ему предугадать и то, что самое крупное потрясение придётся на первый год службы.       Жизнь невозможно сравнить с карточной игрой, её невозможно переиграть. Нереально отменить совершённый ход, подумать немного и применить новую комбинацию. Здесь всё происходит в режиме реального времени, а пара минут промедления грозит большими проблемами. Случайность может лишить жизни, она же может её спасти. Хэйвуду оставалось лишь принять предложенный расклад и двигаться дальше.       Он пошёл навстречу мечте.       Полицейская академия, оконченная с отличием, распределение, достаточно интересная – в представлении – работа, которой он грезил прежде.       В реальности она оказалась не столь романтичной, какой виделась во время чтения детективных романов. Здесь нашлось место нудной до отвращения бумажной работе, постоянным консультациям с психологами, чьё вмешательство после проведения серьёзных операций считалось необходимым, бесконечным проверкам, приуроченным к делам, когда приходилось применять оружие.       Кроме того, буквы, отпечатанные на страницах изданий, не передавали и сотой доли истинного положения вещей. Там многое было предельно приукрашено, покрыто налётом неизвестности.       Мальчишки из полицейской академии мечтали не столько о борьбе с преступностью, сколько о славе, вроде той, которую имели известные детективы из сериалов – свои в доску ребята в тёмно-синей – почти чёрной – форме, со стаканами кофе в руках.       Форму Хэйвуду выдали. Восторг от её получения был поистине незабываемым. Как и первое утро, встреченное в новой должности.       Сначала Хэйвуд патрулировал улицы, как и большинство начинающих полицейских, позже пошёл на повышение и получил распределение в отдел по борьбе с организованной преступностью. Вот там-то он и хлебнул сполна всей сомнительной романтики, которой так долго грезил.       Хитросплетённой канвы преступлений, в большинстве случаев, не наблюдалось. Всё проходило на бытовом уровне, а от того становилось омерзительнее вдвойне. Грязные комнаты, чьи полы или стены – иногда и то, и другое – окрашены кровью, поножовщина во время пьяных разборок, молодые и не очень люди, накачанные наркотическими средствами до состояния невменяемости, а потому готовые покрошить на мелкие кусочки каждого, кто к ним приблизится. Детский плач, обои, сползающие лохмотьями, обгоревшие провалы окон.       Финальным аккордом – угрозы, адресованные непосредственно самим служителям закона.       В одно из своих расследований Хэйвуд лицом к лицу столкнулся с преступником, готовым абсолютно на всё. В работе над его делом был задействован практически весь отдел, аналитики из иных структур, наделённых большим количеством полномочий, тоже не стояли в стороне, активно подключившись к расследованию. Идея поймать маньяка на живца провалилась с треском. Сотрудница полиции, выступавшая в качестве приманки, была украдена практически из-под носа коллег, а после убита с особой жестокостью.       Через неделю после этого происшествия преступник вновь дал о себе знать. Очередной жертвой в сезоне охоты, объявленном нарушителем спокойствия, значился Хэйвуд. Ярким напоминанием о столкновении с убийцей служили несколько шрамов, оставшихся на теле и ныне побелевших от времени. Ранения были неглубокие, но болезненные и кровавые.       После этого происшествия Хэйвуд отходил положенное количество сеансов к психологу, прошёл все необходимые тесты...       В целом, его дела шли в гору. В плане продвижения по карьерной лестнице ему везло, несмотря на то, что «побочные эффекты» профессионального роста под определение удачи не подходили. Он начал заниматься следственной деятельностью раньше, чем через три года после начала патрулирования улиц. А потом всего лишь за несколько месяцев добился того, о чём остальные грезили годами.       За все свои заслуги и инициативность он должен был получить повышение. О переменах не говорили открыто – это был своего рода сюрприз; никто не знал, что Хэйвуд уже мысленно прощался с родным отделом и коллегами. Он решил отправиться в свободное плаванье и теперь неспешно паковал чемоданы.       Заявление об увольнении, оказавшееся перед руководством, сначала поставило всех в тупик. Но рано или поздно, а с решением Хэйвуда пришлось смириться. Его прошение было удовлетворено.       Уходил он практически в пустоту. Статистика, гласившая, что огромное количество частных детективных агентств закрывается едва ли не в первые несколько месяцев работы, могла загубить на корню весь энтузиазм. Хэйвуд продолжал упорствовать. Он не знал, насколько успешным окажется его проект, но, несомненно, мечтал о развитии и расцвете, отмахиваясь от мыслей о стремительном банкротстве.       Из благоприятных стартовых условий были разве что наличие определённых связей и кратковременная вспышка славы, спровоцированная задержанием того самого серийного убийцы, ввергавшего жителей Нью-Йорка в ужас на протяжении нескольких недель.       На то, чтобы уладить все формальности и получить возможность заниматься сыскной деятельностью, пришлось потратить ещё определённое количество времени. Аренда помещения, выбор названия, а перед этим – тщательная разработка бизнес-плана, кредит на создание собственного дела и... никаких гарантий, что цель оправдает затраченные средства.       Странно, но в этом, казалось бы, обречённом с самого начала деле у Хэйвуда нашёлся единомышленник, готовый поддержать начинание и горевший идеей не меньше своего соратника.       Джаспер Стил учился в той полицейской академии, что и Хэйвуд, а после работал в том же отделе. Даже считался, в какой-то мере, преемником Хэйвуда. Он был на год моложе, и послужной список его на момент увольнения из полиции ничем похвастать не мог. Но Джаспер особо и не рвался становиться героем кровавых разборок, учинённых преступниками, он в большей степени специализировался на вопросах аналитики.       Они нередко работали в тандеме, даже если клиенты были разными. Оба детектива придерживались мнения, что одна голова – хорошо, а две – гораздо лучше.       Найдя в лице Джаспера единомышленника, Хэйвуд воспрянул духом. Если его идеей проникся хотя бы один человек, была надежда, что однажды к нему добавится немало других.       Они не желали думать, что затея провалится с треском, потому настроились решительно и, наверное, уверенность в том, что поступают правильно, сыграла не последнюю роль в будущем становлении агентства.       На первых порах, когда их финансы пели плаксивые серенады, авантюристам приходилось ютиться в маленькой комнате, расположенной в старом здании, и верить, отчаянно верить, что однажды им улыбнётся удача. Признать себя банкротами, поджать хвосты и вернуться обратно в полицию было для обоих смерти подобно. Они хватались за каждое мелкое дело, желая удержаться на плаву, и сами не заметили, как обросли приличной, а по меркам многих и вовсе завидной клиентской базой. А там началось и восхождение на своеобразный Олимп.       Через год они переехали и задумались о небольшом, но всё-таки немаловажном расширении штата. Конкурировать с огромными агентствами они, конечно, не брались, лишь изредка, в шутку, говоря нечто подобное. Но для солидности решили нанять секретаршу.       Подбором персонала занимался Хэйвуд. И на правах владельца, и на правах человека, способного с одного взгляда рассмотреть в собеседнике все плюсы и минусы.       В результате этого мини-отбора состав детективов претерпел изменения, и чисто мужской дуэт был разбавлен представительницей прекрасного пола.       Шарлин Тейлор, большую часть времени свободно отзывающаяся на имя Шарли, тоже не была зелёным новичком в сфере полицейских будней и расследовании преступлений разной степени тяжести. В целом, прежнее место работы ей нравилось, но... Было одно но, заставившее помахать прошлому рукой.       – Почему вы ушли из полиции? – спросил Хэйвуд, пристально глядя в лицо собеседницы.       – По личным причинам. Если коротко, то... Мой молодой человек был моим напарником. И его убили.       В воздухе повисла неловкая пауза. Хэйвуд не знал, что можно сказать.       Лишь через некоторое время выдавил уже не слишком актуальное, учитывая количество минут, прошедших после ответа, но всё-таки необходимое:       – Соболезную.       – Спасибо.       Хэйвуд, придерживающийся мнения, что убивать потенциал работника, подбирая ему неподходящую работу, весьма недальновидно и глупо, быстро осознал, что от Шарлин, принятой на должность детектива, пользы будет больше, нежели от неё же в роли секретаря. Он продолжил отбор, но и ей отказывать не стал. Штат из трёх детективов плюс секретарша идеально вписался в его представление о том, каким должно быть их агентство.       Помимо основного состава имелось и несколько внештатных сотрудников. Но чаще дела распределяли между собой Хэйвуд, Джаспер и Шарлин.       Будучи генеральным директором, Хэйвуд занимался бухгалтерией агентства, контактировал напрямую с секретарём и вёл текущие переговоры с клиентами.       Джаспер мог похвастать должностью заместителя генерального директора и работал с внештатными сотрудниками.       Шарлин, курировала работу направления, связанного с семейными конфликтами.       Собственно, от этой работы они не ждали ничего нереально оригинального и сверхъестественного, не выпекали одну за другой сенсации, постоянно уводя преступников из-под носа полиции, тем самым вызывая зависть бывших коллег. Они старались мирно существовать на одной территории и взаимодействовать так, чтобы выгоду получали обе стороны.       Все трое прекрасно знали внутреннюю кухню работы в полиции, успели хлебнуть этого и наелись предложенными перспективами по горло. Всем им кредо частных детективов импонировало гораздо сильнее, нежели возвращение в отделы по борьбе с преступностью, бесконечные рапорты, преклонение перед начальством и пребывание в состоянии вечного стресса.       На самом деле, рутинных дел хватало и в жизни полицейского, и в жизни частного детектива.       Все эти сказки о невероятных приключениях оказались очередным обманом родом из детства. С заблуждениями Хэйвуд попрощался, начав собственное дело.       На детективов не сыпались один за другим крайне интересные, невероятно запутанные случаи, в которых не сумели разобраться сотрудники силовых структур, и последняя надежда оставалась исключительно на работников независимых агентств. Случалось отыскать среди заказов и жемчужины, но чаще всё строилось по схожему принципу. Девяносто процентов быта или проблем, связанных с бизнесом, десять – неординарные ситуации. Это при самом оптимистичном раскладе. Обычно неординарности не набиралось и на пять процентов.       Вопросы супружеской неверности, решение проблем, связанных с нечестным ведением бизнеса, поиск пропавших лиц и должников, проверка детей на наличие нежелательных связей или употребление наркотиков, сбор информации о деловых партнёрах, выявление среди персонала неблагонадёжных сотрудников...       За пять лет работы в этой сфере всё, обозначенное выше, стало стилем жизни для тройки детективов, решивших уйти на вольные хлеба и пока не жалевших о своём рискованном предприятии.       Кредит, полученный на развитие бизнеса, Хэйвуд погасил. Теперь их небольшое агентство, с годами зарекомендовавшее себя, получившее немалое количество положительных откликов и постоянных клиентов, являлось для всех троих гарантом стабильности, позволяло делать любимую работу и наслаждаться жизнью.       Сотрудники, с которыми Хэйвуд прошёл столько лет рука об руку, давно стали ему больше, нежели просто коллегами. Он считал их близкими друзьями, даже – хоть это и звучало довольно громко – семьёй. Джаспер выступал в роли смешливого младшего брата, Шарли была крайне серьёзной младшей сестрой.       Но даже с ними, несмотря на столь высокую степень доверия, откровенничать о прошлом Хэйвуд не любил, всячески сворачивая разговоры, либо отшучиваясь, либо хмурясь. В зависимости от того, в каком настроении пребывал. Как вариант, просто удалялся, оставляя коллег без своего внимания.       Сегодня был как раз один из таких вечеров.       С момента его восемнадцатилетия прошло добрых четырнадцать лет, а он не научился говорить о собственных потерях, как та же Шарлин, давно смирившаяся и отпустившая воспоминания о погибшем приятеле.       Не дождавшись лифта, Хэйвуд спустился вниз по лестнице, попрощался с охранником, обменявшись с ним парой шуток и пожелав приятного дежурства, после чего толкнул дверь и выбрался на улицу.       Мерзкая погода разгулялась не на шутку.       Хэйвуд раскрыл ладонь и тяжело вздохнул, когда на ней осталось несколько холодных капель.       Последнюю неделю погода кошмарила несвойственными этому времени года перепадами температуры, теперь решила поиграть, примерив на осень образ зимы.       В середине ноября вместо обещанных в прогнозах дождей пошёл мокрый снег.