За семью печатями

      Реджинальд заткнул уши наушниками, набросил на голову капюшон и максимально натянул рукава толстовки, чтобы ткань закрывала пальцы. Зябко поёжился, но всё-таки сбежал со ступенек, переборов желание вернуться назад, приготовить себе горячий шоколад и провести определённое количество времени в личной зоне комфорта. Совершать пробежку при подобной погоде было смерти подобно, потому количество энтузиастов, решивших составить ему компанию, исчислялось единицами. Большинство предпочитало сидеть дома и не высовываться. Разве что собачникам волей-неволей, но приходилось выбираться на прогулку.       Реджинальд подобным образом пытался бороться с сонливостью и негативными эмоциями. И если какой-никакой заряд бодрости удавалось получить, то с эмоциями, подходившими под маркировку радостных, всё обстояло гораздо хуже. В последнее время он чувствовал себя по-настоящему измотанным.       Неприятности, свалившиеся, подобно снегу на голову, неслабо трепали нервы. Всё чаще Реджинальд настолько глубоко погружался в собственные мысли, что Шинейд приходилось несколько раз его окликать или же трогать за руку, чтобы суметь донести что-то до непосредственного начальства.       Эмоциональный удар на себя принял именно Реджинальд. Шинейд продолжала хранить спокойствие, поражала общественность непробиваемой уверенностью и ни словом не обмолвилась в присутствии посторонних о том, что над компанией нависли грозовые тучи. Проще говоря, в очередной раз демонстрировала профессионализм и, по мере возможности, старалась пробудить уверенность в Реджинальде.       Он всё понимал и отчаянно сопротивлялся обстоятельствам, сдерживая натиск психологического гнёта, но временами чувствовал себя так, словно по нему основательно проехались и приложили лицом об асфальт.       Реджинальд не был наивным и не ждал, что все сотрудники компании примут его кандидатуру с распростёртыми объятиями. Вполне закономерно, что нашлись противники его назначения. Такое бывает в каждом коллективе, все проходят через здоровую конкуренцию, а выживает, как известно, лишь сильнейший, превосходящий соперников по ряду показателей. Или просто наиболее удачливый, которому улыбнулись звёзды и посулили счастливую жизнь.       Естественно, что в этом деле не обходится без столь неприятного отягчающего обстоятельства, именуемого завистью.       Реджинальд, размышляя над сложившейся ситуацией, старался поставить себя попеременно на место каждого из сотрудников, и понимал, что желать ему падения мог абсолютно каждый. Ни единого исключения. Даже Шинейд, улыбавшаяся в лицо, могла злобно скалиться за спиной и старательно подводить его к краю пропасти. И глупо было уповать на вечную отговорку потенциальных жертв, заключённую в четырёх словах.       «Я ничего не делал».       Иногда для того, чтобы попасть в немилость у окружающих, ничего и не нужно делать. Достаточно лишь оказаться сыном основателя марки востребованных украшений и быть назначенным на должность креативного директора.       Не имей Реджинальд родственных связей с Гленом Мерритом, именно на него повесили бы все провалы, промахи и предательство. В свете сложившихся обстоятельств, подобная расстановка сил выглядела глупо.       Креативный директор, принятый со стороны, может быть перехвачен конкурентами. Он способен подставить своих работодателей за сумму, превосходящую первое предложение в несколько раз. Но человек, для которого этот бизнес – семейный, вряд ли будет совершать настолько нелогичные поступки. А вот оказаться нечистоплотным в моральном плане – это сколько угодно.       Он не сливает информацию, он перехватывает и выдаёт чужие наработки за свои собственные. Восхитительная наглость! Гнать его в три шеи и больше никогда не подпускать к семейному предприятию.       Реджинальд, впервые услышав о случившемся, попросил Шинейд удалиться и на время закрылся в гордом одиночестве в кабинете. Ему нужно было привести мысли в порядок, постараться упорядочить полученную информацию и не паниковать раньше времени. Реджинальд не представлял, какой реакции ждут от него предатели. Ждут ли вообще? Но, независимо от того, какой вариант развития событий они себе нарисовали, следовало подкорректировать их планы.       Несколько раз он порывался связаться с отчимом: набирал номер и пролистывал лист контактов в скайпе. Однако решительного шага так и не совершил. Цифры оказались стёрты, а сообщение в чате так и не сформулировано.       Реджинальд примерно представлял, к каким последствиям может привести послание, отправленное отчиму. Меррит-старший устроит нечто такое, в сравнении с чем ураган «Катрина» покажется мирным ветерком, прогуливающимся по верхушкам деревьев и слегка – совсем немного – затрагивающим листья.       Он бы, несомненно, поставил всю компанию на уши, перетряхнул грязное бельё всех, без исключения, сотрудников, тем самым...       Реджинальд не утверждал со стопроцентной уверенностью, но подозревал, что здесь такие методы не дадут положительного результата, они только усугубят положение. Штормовое предупреждение, последовавшее сверху, позволит виновнику торжества поджать хвост, затаиться, на время проверок прикинуться белым и пушистым зверем. Лапки, покрытые сажей и чернилами, он успеет отмыть. Как только проверки отгремят, всё вернётся на круги своя. Данные, предназначенные лишь для определённого круга лиц, окажутся в виде распечаток на столе у конкурентов в борьбе за сердца покупателей.       Отчим, которого Реджинальд давно считал отцом, подтверждая теорию, гласившую, что истинный отец не тот, который принимал участие в процессе зачатия, а воспитал, был прекрасным человеком. Но форс-мажоры он разрешал всегда одинаково, устраивая бурю в стакане воды. Импульсивный и вспыльчивый по натуре, он просто не умел выдерживать паузу, когда это требовалось.       Реджинальд планировал пойти иным путём. В отличие от отчима, он не чурался хитрости и умел выжидать момент, чтобы нанести ответный удар.       Идея обратиться за помощью к частному детективу посетила его далеко не сразу, а когда появилась не вызвала особого воодушевления. Реджинальд не хотел привлекать к происшествию в компании посторонних людей, способствуя, тем самым, максимальному распространению информации. Идеальным, в его понимании, был вариант, согласно которому найти крысу получалось своими силами, в кратчайшие сроки.       Он собирался обратиться к начальнику службы безопасности, запросив информацию о сотрудниках. Принимая в штат нового человека, они в обязательном порядке проверяли досье соискателя. Рисковать именем компании они не имели права.       В такой тактике было рациональное зерно. Она казалась самой простой и надёжной, но поразмыслив немного Реджинальд, пришёл к выводу, что данный вариант тоже довольно рискованный. Сбрасывать работников службы безопасности со счетов, считая, что они, априори, являются союзниками, было недальновидно. Крысой мог оказаться любой из них, хоть заслуженный работник, хоть зелёный новичок.       Реджинальд стоял на перепутье.       Вариант с привлечением третьей стороны для разрешения конфликта снова робко напомнил о себе, постучал тихонько в двери и, в конце концов, подтолкнул к активным действиям.       Теперь откладывать в долгий ящик Реджинальд свою идею не стал. Ухватился за неё и принялся за реализацию, посвятив пару вечеров поискам наиболее подходящего агентства. Предложений было приличное количество, а он не имел права бить в молоко и ошибаться, останавливая выбор на позерах, готовых подтасовать результат ради получения прибыли, а в реальности ничего не нашедших. Реджинальду следовало в кратчайшие сроки сориентироваться и выбрать человека, способного решить его проблему. Деньги не имели значения, с ними он как раз никаких затруднений не испытывал. Просто...       Перспективы пугали. Прежде ему не доводилось сталкиваться на жизненном пути с представителями данной профессии. Он и подумать не мог, что однажды придётся контактировать с кем-то из них.       В жизни всё случается в первый раз. Вот и у Реджинальда случилось.       Этот опыт обещал стать интересным. Хотя бы потому, что начинался нетипично. Наверное, даже странно. Для обеих сторон. Реджинальд это почувствовал в тот момент, когда детектив, задержавшийся – по счастливому стечению обстоятельств – на рабочем месте, не отправил его на все четыре стороны, а позволил пройти в кабинет и поинтересовался сутью проблемы...       Реджинальд на время замер, переключил песню в плеере и вновь возобновил забег. Ледяной воздух окутывал со всех сторон, изо рта при каждом выдохе вырывалось облачко пара. Но Реджинальд успел согреться и больше не замечал холода.       Мысли плавно перешли на личность специалиста, с которым предстояло работать в тандеме.       – Покажите, на что вы способны, детектив, – прошептал Реджинальд, вспоминая недавнюю встречу и улыбаясь.       Хэйвуд Шейли. Тридцать два года. Категория «С», дающая право на ношение оружия. Несколько лет ударного труда в полиции Нью-Йорка, десятки раскрытых убийств, великолепные характеристики, статьи в газетах, посвящённые этому человеку. По карьерной лестнице шагал стремительно, считался любимчиком фортуны и начальства. Отлично зарекомендовал себя. Мог добиться немалых высот, но предпочёл отправиться в свободное плаванье, отказавшись от государственной службы.       Реджинальд, желая больше узнать о кандидатах, перерыл весь доступный ему интернет. Сам не заметил, как за чтением статей потратил в два раза больше времени, чем планировал. Когда со всеми открытыми вкладками было покончено, на город опустилась глубокая ночь.       Чужая жизнь увлекла Реджинальда не на шутку.       Нажимая на красный крестик в верхнем правом углу, он уже знал, кому доверит судьбу своего честного имени. Не только своего, конечно. И бренда, само собой. О бренде он вообще никогда не забывал.       На этот раз, он не ставил ассистентку в известность, не советовался с ней и вообще не собирался раскрывать карты раньше времени. Операция, спланированная Реджинальдом, располагала к атмосфере секретности. Раз уж под подозрением у него оказались все работники, даже самые лояльные, не стоило трепать языком. Появление в команде нового человека должно было стать для всех сюрпризом.       Сидя за рулём, Реджинальд прорабатывал одновременно несколько вариантов. Все они имели, как плюсы, так и минусы. Нужно было сделать так, чтобы детектив не вызывал подозрений и не привлекал к себе повышенное количество внимания. Его следовало протащить в штат сотрудников и дать доступ ко всей информации. Но в этом и состояла главная сложность. Открытых вакансий у компании не было, разве что непосредственно в магазинах сети-распространителя. Отираясь там, Хэйвуд вряд ли мог что-то узнать.       В ходе размышлений Реджинальд сумел выделить из предложенного многообразия наиболее подходящий вариант. Непосредственно в агентство шёл с уверенностью в том, что идеальное прикрытие найдено. Детектив вполне способен сыграть роль его временного телохранителя.       Почему он сам принял решение нанять себе охрану, объяснять не нужно. Нет того человека, который заставит его отчитываться в мотивации собственных поступков. А связать появление телохранителя с расследованием утечки информации – задача не из лёгких. К тому времени, когда это станет очевидным, появятся первые результаты.       Реджинальд надеялся, что всё будет именно так.       В реальности Хэйвуд оказался намного красивее, нежели на фотографии, которую Реджинальд и без того рассматривал неоднократно. Вроде ничего удивительного.       Самые обычные чёрные волосы.       Не слишком распространённые, но тоже обычные серые глаза.       Тем не менее, его облик здорово цеплял.       Хэйвуд оказался на полголовы, а то и на целую голову выше Реджинальда. И хотя прежде Реджинальд никогда по поводу собственного роста не переживал, теперь внезапно захотелось немного подрасти, чтобы не смотреть на собеседника снизу вверх.       Молчание, повисшее между ними тонкими, прозрачными нитями липкой паутины, слишком затянулось. Настолько, что стало практически неприличным, но открыть рот и толкнуть вдохновенную речь, продуманную заранее, Реджинальд не сумел. Он едва нашёл в себе силы, чтобы преодолеть этот незримый барьер, возникший между ними, и произнести слова приветствия.       Когда это случилось, разговаривать стало проще, хоть и ненамного. В процессе общения Реджинальд неоднократно ловил себя на мысли, что непристойно долго смотрит на Хэйвуда.       Вроде бы говорит немного и исключительно по делу, но взгляд без проблем выдаёт истинные настроения, предназначенные не для широкой общественности. Лишние, если уж на то пошло. Не в его ситуации было размышлять о чужом облике, но получалось само собой.       Взгляд непроизвольно скользил по лицу. Стоило признать, что тот молоденький мальчишка из полиции, фото которого было прикреплено к статье о поимке маньяка, лишь отдалённо угадывался в человеке, сидевшем напротив Реджинальда. Впрочем, мальчишкой его назвать язык не поворачивался. Тогда ему было уже прилично за двадцать. Он давно перестал патрулировать улицы и трудился в отделе по борьбе с преступностью.       Те снимки были насквозь пропитаны именно духом молодости, горячности и неоправданной – временами глупой – отваги. Желание броситься в самое пекло, оказаться в эпицентре землетрясения. И, быть может, даже погибнуть.       Реджинальд сомневался в правильности последней формулировки, но что-то такое явно проскальзывало во взгляде. Или же ему показалось?       Ему ничего не стоило – поступиться принципами и заговорить об этом. Однако вряд ли бы его поняли и моментально принялись рассказывать о своей жизни. Хорошо, если бы обратили всё в шутку и не начали крутить пальцем у виска.       Реджинальд это прекрасно понимал, потому не пытался удовлетворить любопытство, бросая в разговоре намёки и переводя общение на более личные, нежели обсуждаемые, темы.       Это был офис частного детектива, а не психолога. И именно Хэйвуд задавал вопросы, а Реджинальду предписывалось отвечать на них развёрнуто, чтобы обрисовать картину событий не мелкими, незначительными мазками, а в полной мере. Полной настолько, насколько он сам видел происходящее. Тайны оставались чёрными пятнами, которые следовало уничтожить и придать полотну завершенный вид. Их уничтожение стояло на первом месте в списке задач, всё остальное не имело значения. Не должно было иметь, но Реджинальд всё равно не мог избавиться от наваждения, посетившего в этот вечер, да так до сих пор и не отпустившего, несмотря на то, что с момента встречи прошло не менее двух дней.       Два дня и одиннадцать часов, если быть совсем точным.       – Надеюсь, мы сработаемся, – перебивая музыку, зазвучал – издалека – в голове собственный голос.       Реджинальд помнил всё, что было связано с этой встречей, в мельчайших подробностях. Но если бы его попросили рассказать, как всё прошло, он не сумел бы подобрать подходящих слов.       Пожимая протянутую ладонь, он вновь позволил себе вскинуть голову и посмотреть в глаза мистеру Шейли.       Хэйвуд смотрел на него с интересом учёного, находящегося на пороге нового открытия. Как будто проводил эксперимент. Тот самый, который уже сотни раз проводился, но результаты каждый раз давал новые. Так получилось и у них.       От этого взгляда стало неуютно, и Реджинальд поспешил убрать руку, чтобы больше не ощущать прикосновения и не чувствовать себя идиотом.       Всё время разговора это чувство его попросту не покидало, только усиливалось с каждой минутой, разрастаясь, подобно чайному грибу. А уж с этой заразой мало что могло соперничать по скорости распространения.       Он удалился из офиса детектива в поразительной спешке, едва не забыв попрощаться, и совсем не удивился бы, узнав, что произвёл впечатление скучающего миллионера, который придумывает проблемы от скуки. Развлекается таким образом. Чтобы забавы были интереснее, втягивает посторонних людей, а затем с восторгом ребёнка, получившего долгожданную и невероятно желанную игрушку, наблюдает за процессом. Только что в ладоши от переизбытка чувств не хлопает. Или хлопает, пока никто не видит.       И кто скажет хоть слово, выражая протест?       Деловые отношения.       Он не уставал напоминать себе, что всё это делается исключительно в интересах компании. Он не преследует собственные цели и должен думать о том, как найти среди сотрудников человека, сливающего наработки конкурентам.       Реджинальд думал об этом, но вместе с тем с завидным постоянством старался вытолкнуть из мыслей то, что с работой не было связано. Совсем. Только с его ощущениями и переживаниями.       Деловые отношения.       Он повторял мысленно это словосочетание миллион раз. Ещё немного, и на него обещала открыться аллергия. Но аутотренинг не действовал. Реджинальд понимал, что не должен идти на поводу у собственных желаний. На то были причины. Заставить себя двигаться по правильному пути пока не получалось.       Остановившись перед домом, Реджинальд оперся ладонью на холодную стену, несколько раз глубоко вдохнул и шумно выдохнул.       Он справится. Он сможет это сделать.       Не будет же Хэйвуд копаться месяцами? Неделя, две, и он, получив оплату, снова исчезнет с горизонта. Всё останется по-прежнему, ничего не изменится.       Ничего. Совсем. Никогда.       Нужно только удержать себя в рамках.       Поднявшись по ступенькам, Реджинальд толкнул дверь, пропуская в помещение – вперёд себя – облако холодного воздуха. Потянул ткань капюшона, сдергивая его с головы, и прижался спиной к двери. Некоторое время стоял с закрытыми глазами, приводя мысли в порядок, присел на пол, притянул колени к груди и уткнулся в них лбом.       Иногда жизнь подкидывала ему крайне сложные, практически неразрешимые задачи. Вариантов отступления было много. Ни один из них Реджинальда не устраивал.       Гораздо проще изначально не создавать себе проблем, чтобы в дальнейшем не пришлось бороться с последствиями. Он понимал это, как никто другой. Мысленно отгораживался от подставного телохранителя, стараясь поверить в реальность и действенность своих доводов, но постоянно оступался.       Он был уверен, что, позволив себе сблизиться с Хэйвудом, не просто поскользнётся и зависнет над пропастью, а – стопроцентно – полетит вниз, привлекая внимание громким криком лишь на мгновение.       Разумных, а главное действенных способов решения проблемы подсознание не подкидывало, приходилось довольствоваться неизменными «нельзя», «глупо», «нежизнеспособно».       Реджинальд мысленно посмеялся над советами психологов, с уверенностью заявлявших, что от любой идеи можно отделаться, переключившись на нечто иное. Он пытался сосредоточиться на спорте и работе. Первое помогло лишь на время – пара секунд – потом началась новая волна эмоций.       Второе и вовсе не задалось.       Карандаш выскальзывал из рук, наброски получались грубыми, отвратительными, уродливыми. Вместо утончённых украшений, придуманных Реджинальдом, на бумаге отражался какой-то китч, носить который впору лишь дамам за пятьдесят, отличающихся не отменным вкусом, а зарекомендовавших себя в качестве почитательниц камней огромного размера, забранных в тяжёлые золотые оправы. Дорого, богато – в худшем понимании этого определения.       Реджинальд никогда прежде ничего подобного не создавал, а если бы однажды смастерил, сам бы первый и посмеялся над таким творением. Однако теперь уродцы от мира ювелирных украшений появлялись сами собой. Это были даже не эскизы новой коллекции, это была дань тому, что он неоднократно наблюдал прежде. Теперь всё, запечатлённое в памяти, просачивалось сквозь заслоны, созданные временем и, казалось, навечно отделившие одно от другого.       Этакая берлинская стена, которая бесславно рухнула.       Реджинальд зажал рот рукой, словно заранее ограждая себя от всего... Вообще от всего. Лишние разговоры, лишние контакты, лишние действия.       Всё лишнее принято отсекать, не так ли?       Прикусил кожу на ладони, нарочно причиняя себе боль и заставляя очнуться. Перестать рефлексировать на пустом месте, лишний раз накручивая себя.       Ему без того хватало проблем в стенах компании, не стоило собственноручно добавлять себе очередную нервотрёпку.       Нельзя демонстрировать растерянность и нервозность.       Там ему предписывалось задирать нос кверху и придерживаться амплуа хозяин, который точно знает, чего хочет от жизни и от подчинённых. Не стоило вновь примерять роль подростка, оказавшегося на распутье и впервые в жизни принимающего важное решение, которое, несомненно, повлечёт за собой огромное количество последствий.       Удивительно признавать, но в подростковые годы он был гораздо решительнее и не боялся трудностей. Благодаря стараниям отчима, его детство – точнее, юность – вполне можно было назвать счастливым. Из него старались воспитать истинного джентльмена, вытравив из крови «американизацию», заменив её духом старой доброй Англии. И ведь добились успеха, в определённой степени. Наверное, всё дело в том, что это была возможность максимально прикоснуться к культуре, добраться до самого её сердца, пропитаться ею. Реджинальду нравилось расширять горизонты, он был рад учиться чему-то новому. А уж если ему это всё подносили на серебряном блюде и кормили с золотой ложки...       Отказаться от предложенного мог только истинный глупец, не понимающий своего счастья. Реджинальд глупым себя не считал.       Ему процесс становления-перевоспитания даже нравился. Всё это не изменило его характер до неузнаваемости, но внесло определённые поправки. Из зачатков, пробудившихся здесь, сформировалась цельная личность. И Реджинальду эта личность пришлась по вкусу.       В Англии всё складывалось иначе. Не только потому, что там люди, с которыми Реджинальду довелось общаться, вели размеренный, неспешный образ жизни, своеобразно шутили и имели поползновение в сторону аристократии. Иногда и не только поползновения, а вполне реальные документы, подтверждающие право их обладателей называть себя лордами и причислять к определённому классу людей.       Дело было в собственных ощущениях.       Здесь все, не останавливаясь ни на секунду, неслись куда-то. Со всех сторон Реджинальда окружали высотные здания, пробки были просто ужасными, а люди на завтрак, обед и ужин пили мерзкий напиток, распространяемый по завышенным ценам в известной сети, сделавшей себя мировое имя.       Прожив определённое количество времени в Осло, Реджинальд научился ценить настоящий кофе, после которого суррогат из заведений такого монстра масс-маркета, как «Старбакс» казался ему отвратительным на вкус. Но, кажется, единомышленников у него в данном вопросе набралось не так много. В той же Норвегии количество желающих попробовать напитки, продвигаемые под этой маркой, было огромным.       На те же завтрак, обед и ужин новые знакомые ели нерасторопных мальчишек, разговаривающих с британским акцентом и не слишком хорошо ориентирующихся в реалиях ювелирного бизнеса.       Мальчишкой он был, разумеется, только в их представлении. И если свои заслуги предписывалось превозносить и считать судьбоносными в жизни компании, то достижения Реджинальда сводились на нет и умножались на ноль. Для многих он был лишь сыном главы компании – читай, самодуром и ничтожеством, выезжающим исключительно за счёт имени.       Большинство людей вступает в новую жизнь, преисполнившись воодушевления, радости и надежд на счастливое будущее.       Реджинальд в неё ворвался с настроем, достойным разве что похоронной процессии. Наверное, с самого начала почувствовал, что без подлости со стороны сотрудников не обойдётся.       Может, он и казался со стороны глупым энтузиастом, расплёскивающим энергию направо и налево, притом совершенно не замечающим, что творится у него под носом, но в реальности всё обстояло иначе. Реджинальд замечал, хоть и подыгрывал всем старательно, нося невидимый шутовской колпак.       – Поднимайся, – произнёс Реджинальд тихо, но решительно. – И хватит лить сопли. Страдаешь ты красиво, но пожалеть тебя некому. Увы.       От этого заявления, ставшего чем-то, вроде несильной пощёчины, камень с души не упал. Вместе с тем, Реджинальду удалось затолкать собственные переживания немного глубже и хотя бы на время избавиться от паршивых мыслей, сотканных из тысячи проблемных ситуаций.       Он действительно поднялся, прихватил замок молнии, взбегая вверх по лестнице и стягивая с себя толстовку на подходе к ванной комнате. Времени на сборы у него было не так уж много, а, учитывая адские пробки на дорогах, стоило поторопиться. В принципе, вопрос его опозданий никто не контролировал, здесь он тоже волен был самостоятельно решать, когда появляться в деловом центре. И появляться ли вообще. Однако Реджинальд старался подавать подчинённым пример, пусть даже они все плевать хотели на его поступки и авторитетом не считали.       Пока, поправлял он себя, только пока.       Помимо этого было ещё несколько причин поторопиться.       Во-первых, Реджинальд хотел успеть переброситься парой слов со своей ассистенткой, которая – пусть и находилась под подозрением – тоже уделяла повышенное внимание ситуации с предательством среди коллектива. Более того, положение обязывало её держать руку на пульсе и при малейших изменениях оповещать Реджинальда.       Во-вторых, с этого дня официально начиналось сотрудничество с Хэйвудом, которому предписывалось появиться в офисе, и Реджинальд обещал лично его там встретить. Было бы неловко заставлять человека напрасно ждать.       Эти причины служили вечным напоминанием, потому собирался Реджинальд в ускоренном режиме.       Вечная дотошность и стремление к сохранению вещей в идеальном порядке играли ему на руку. Не приходилось тратить время на поиск определённой одежды и приведение её в более или менее нормальный вид.       Реджинальд улыбнулся своему отражению на мгновение.       Не удержавшись, засмеялся в полную силу и выскользнул из прихожей.       Оставив машину на стоянке, он бегом преодолел расстояние, отделявшее парковку от входной двери, влетел в помещение стремительно.       Вопреки ожиданиям, лифт не был переполнен, а помимо прочих пассажиров там оказалась и Шинейд, ради разнообразия подколовшая себе несколько искусственных прядей и собравшая их в пучок. В плане одежды она оставалась верна себе, потому ничего особо яркого не надевала, предпочитая сдержанные тона.       Реджинальд махнул ассистентке рукой, она помахала в ответ и поставила носок ботинка между створками лифта, не позволив им съехаться.       Реджинальда присутствие посторонних напрягало. Он был бы рад поговорить с Шинейд тет-а-тет, не откладывая всё в долгий ящик, но, когда рядом отиралось приличное количество других людей, приходилось держать язык за зубами.       В руках у ассистентки был поднос с двумя высокими стаканами, и Реджинальд не сомневался, что один из них предназначен как раз для него. Шинейд о нелюбви начальства к кофейням «Старбакс» была прекрасно осведомлена, потому подобное пойло ему и не подсовывала, предпочитая тратить деньги в ином заведении, не столь именитом, но производящим более качественный продукт. Кажется, это было какое-то семейное кафе, расположенное неподалёку от их офиса.       – Доброе утро, мистер Меррит, – произнесла Шинейд, убирая ногу ровно в тот момент, когда Реджинальд раздвинул створки лифта и сумел-таки заскочить внутрь.       – Доброе утро, – отозвался Реджинальд, стаскивая перчатки и рассовывая их по карманам. – Как прошли выходные?       – Прекрасно.       Шинейд улыбнулась, передавая ему бумажный стакан. Реджинальд поблагодарил её, принимая подношение.       Занимаясь делами кофейными, они обменялись многозначительными взглядами. Шинейд едва заметно кивнула, давая понять: выходные прошли относительно плодотворно. В любом случае – независимо от того, хорошие новости или плохие – ей есть, что сказать. Судя по тому, насколько посерьёзнело её лицо, всё было не так уж прекрасно, а ситуация продолжала усугубляться. Кто-то без зазрения совести сливал все наработки конкурентам, подготавливая почву для грандиозного скандала.       Реджинальд, анализируя сложившуюся ситуацию, приходил к однозначным выводам. Если они не поймают вовремя крысу, дело приобретёт отвратительный оборот. Отдельные варианты манёвров есть, но все они приведут к провалу. Другое дело, что масштаб этого провала окажется разным.       С одной стороны, они рискуют опозориться, представив коллекцию одновременно с конкурентами и оказаться вовлечёнными в разбирательство, кто, на самом деле, является автором концепта.       Они не побоятся отправиться в суд и потребовать удовлетворения иска. Но для того, чтобы вернуть честное имя, понадобится немалое количество времени. А судебные процессы имели обыкновение затягиваться.       С другой, они могли вообще отказаться от представления лимитированной новогодней коллекции, которую решили выпустить впервые за всё время существования бренда ювелирных украшений.       Глен Меррит не был сторонником широких жестов. Он не любил пускать пыль в глаза. Большую часть времени. Но иногда и его посещали идеи, отказаться от претворения которых в жизнь он не стремился, а моментально хватался за них и жаждал реализовать в обязательном порядке.       Идея с коллекцией, представленной перед рождественскими праздниками, посетила его ещё летом, да так и не угасла. Реджинальд энтузиазма отчима не разделял, прикидывая, насколько рациональна эта ставка на желание людей обладать чем-то необычным и – несомненно – эксклюзивным.       Нет, конечно, он не отрицал, что людям свойственно тщеславие вкупе со стремлением выделяться в толпе, подчёркивать индивидуальность. Если есть средства, то их и тратить можно на что угодно. Хоть на бриллиантовые булавки, хоть на благотворительность, хоть на растапливание камина.       То, что сам он оказался не склонен к показной демонстрации всего и вся, не «выгуливал» украшения в свет и вообще не принимал участия в светских мероприятиях, считая их напрасной тратой времени, не было гарантией, что другие следуют его примеру. Большинство и не следовало.       При ближайшем рассмотрении идея не показалась Реджинальду настолько безумной, как прежде. А, спустя определённое количество времени, он пришёл к выводу: в этом, определённо, что-то есть. Пока другие марки будут устраивать предновогодние распродажи, стараясь спихнуть залежалый товар, они предложат своим покупателям эксклюзив. Только этой зимой, спешите приобрести. Распродажи, естественно, никуда из графика не исчезали, и Реджинальд склонялся к мнению, что отчим жаждет получить прибыль на общей волне успеха. Покупатели среднего класса будут хватать дешёвые – относительно – украшения. Те, чьи кошельки вызывают неприкрытую зависть, остановят выбор на эксклюзивных вещах. Знание, что стали обладателями столь редких экземпляров будет греть их тщеславные души холодными зимними вечерами.       Разумеется, работники компании во главе с Гленом Мерритом понимали, что идут на риск. Риск, который себя может в равной степени, как оправдать, так и не оправдать. Однако тот, кто не готов вступить в схватку с судьбой, и игристого вина в своих бокалах никогда не увидит.       Не то, чтобы Реджинальд был большим поклонником этого напитка, но...       Поимка преступника и обнародование его имени были для Реджинальда делом принципа, и он не собирался уходить без боя, сложив оружие и признавая безоговорочное поражение.       Он высоко ценил собственную работу и не желал отдавать лавры ублюдкам, запустившим руку в его идеи, а вместе с тем – и в карман всей компании. Фактически, своими манёврами они не только лишали «Merrit & Co» прибыли, но и наносили им удар по бюджету. Где-то совсем близко – в перспективе – маячили убытки. Затрата на материалы, изготовление, рекламу, которая окажется невостребованной. Финальный аккорд, он же хук с левой – отсутствие возможности реализовать полученный товар. Оставшись лежать на складе, он сам себя не окупит, зато у конкурентов всё будет в шоколаде.       Реджинальд стискивал зубы, едва не стирая их в крошку каждый раз, когда думал о коллекции, попавшей в руки посторонних людей и грозивших превратить их эксклюзив в ширпотреб, откровенную халтуру, подведя его под не слишком лестные характеристики, какими только можно наделить проваленную работу.       Его дебют на новом месте, который в том же «Vogue» назвали одним из самых громких событий модного мира, чужими стараниями превращался в балаганное представление. Музыкальным сопровождением служил звон разбитых надежд. Реджинальд практически физически ощущал боль от столь небрежного обращения с его материалами, вспоминал о кропотливой многочасовой работе, бессонных ночах, сотнях набросков, часть из которых он сам забраковал ещё на первом этапе, посчитав недостойными этой коллекции.       Он вкладывал столько сил, и все надежды шли прахом.       Он помнил каждый миг обсуждения коллекции с отчимом. То, с каким энтузиазмом расписывал всю концепцию, настаивал на использовании определённых материалов, идеально отражающих зимнее настроение. В представлении Реджинальда, коллекция, приуроченная к рождественским и новогодним праздникам, должна была нести в себе частицу этого времени года, отражать его по максимуму.       Сочетание белого, красного и зелёного, изначально предложенное помощниками отца, виделось Реджинальду чудовищно безвкусным, будто яркий плакат, агитирующий покупать кока-колу, но никак не роскошные драгоценности.       – Если вы считаете это необходимым, почему бы сразу не лепить на кольца трёхсантиметровые фигурки Санта-Клаусов? – интересовался Реджинальд, сложив руки на груди и нервно постукивая пальцами по локтю. – А ещё сделать подвески в виде ёлочек и оленей, чтобы до покупателей сразу доходило, что это и почему. Великолепная идея, просто блеск. Только давайте для начала переименуем наши бутики в магазин новогодних товаров? А потом начнём клепать серьги в виде новогодних шариков и сосулек, ожерелья-гирлянды и прочее китч-шоу. Почему бы нет, в самом деле? Некогда насмешливое высказывание о женщинах-ёлках приобретёт в свете нашего нововведения иной смысл.       – Что предлагаешь ты? – спросил отчим, не слишком довольный подобными высказываниями в адрес предложений, выдвинутых одним из сотрудников.       Реджинальд никогда не разделял точку зрения этого специалиста и придерживался мнения, что решение связать собственную жизнь с дизайном, было самой большой ошибкой в жизни Фрэнка Купера. Он не подходил этой профессии, а профессия не подходила к нему.       После того, как отчим дал ему право слова, Реджинальд начал с энтузиазмом озвучивать идеи, пришедшие на ум.       Его идеальная, по-настоящему зимняя коллекция была выдержана преимущественно в светлых тонах, лишь изредка оттеняемых холодным блеском камней, имеющих насыщенный цвет. Основу составляли металлы, ассоциировавшиеся у Реджинальда с морозными днями. Он безжалостно отмёл, как вариант, жёлтое и розовое золото, делая ставку исключительно на белое и платину. В его коллекции эти металлы должны были стать достойной оправой сапфирам, бриллиантам, топазам и изумрудам.       Он посчитал лишним применение в деле изготовления зимних украшений всех красных камней, порождавших ассоциацию с огнём, кровью и яркостью жизни. Вместо этого предложил использовать всю их силу в следующей коллекции, концепцию которой держал в секрете, но время от времени упоминал в разговорах и улыбался довольно. Придерживался мнения, что она будет не просто потрясающей. Она будет грандиозной.       В конечном итоге, Глен утвердил идею сына.       Купер скривился, но ничего не сказал, проглотив недовольство и не подавившись.       У Реджинальда имелись все основания подозревать, что Фрэнк добра ему не желает и готов на многое пойти ради удовлетворения собственных эгоистичных порывов. Но вместе с тем не стоило принижать умственные способности Фрэнка. Он был амбициозным, заносчивым и достаточно обидчивым. Выходил из себя, когда его идеи называли чушью, но он не был идиотом, способным столь активно подставлять себя. Кроме того, имелось обстоятельство, перечёркивавшее все доводы в пользу недавней теории. Фрэнк не показывал носа в Нью-Йорке, а утечка шла именно отсюда. Если бы проблемы такого рода появились в лондонском отделении компании, Реджинальд узнал обо всём первым. Отец всенепременно устроил бы экстренное совещание, подключив к работе и креативного директора марки. Но он не говорил о возникновении форс-мажоров. И Реджинальда к ответу пока не призывал. Это давало надежду и позволяло отложить срок казни.       Из лифта Реджинальд вышел первым, замер на мгновение, дожидаясь, когда же Шинейд составит ему компанию. И только когда отметил краем глаза, что она выходит в коридор, направился к кабинету.       Ладонь настолько крепко сжимала стакан с напитком, что всего одно неосторожное движение могло привести к локальной катастрофе. Приложить чуть больше усилий, и содержимое стакана окажется на брюках.       – Плохие новости, Реджи, – произнесла Шинейд, догоняя его и теперь не отставая ни на секунду.       Реджинальд кивнул, давая понять, что слова помощницы не стали шокирующей новостью.       – Это было очевидным ещё в лифте, – произнёс он.       Утро, как и ожидалось, встретило его потоком неприятных событий, а не чудесным избавлением от проблем. Иногда Реджинальд всерьёз жалел, что не умеет проворачивать подобные фокусы. Засыпая, подумал о славных переменах в жизни, а, проснувшись, обнаружил, что всё действительно развивается в положительном ключе.       Это было бы великолепно, но, увы, нереально.       – Я не думала, что всё разрешится само собой, но...       – Что, на сей раз?       – Они активно готовят рекламную компанию, и дата её старта запланирована на два дня раньше, чем у нас. Мы, конечно, можем постараться и обнародовать всё первыми, перенеся релиз, но я не уверена, что таким образом спасём положение. Они тоже могут изменить даты, и мы снова останемся в пролёте. Что думаешь по этому поводу?       – Нам нужны доказательства их причастности к краже. И тот, кто этим занимается. Без документального подтверждения мы ничего не сможем сделать, разве что устроим небольшую встряску, а потом они приложат нас заявлением о том, что громче всех кричат воры, и будут правы в глазах общественности. Без доказательств мы бессильны.       – Но доказательств, по-прежнему, нет, – ответила Шинейд, останавливаясь рядом с кабинетом Реджинальда. – Я говорила с начальником службы безопасности. И мы потратили на поиск дыр в защите огромное количество времени, но так ничего и не нашли. Либо мы имеем дело с призраком, либо действительно создали коллекцию одновременно с ними – такое вот откровенно дерьмовое происшествие.       – Ты веришь в реальность этого?       – Нет. Скорее, поверю в существование призрака, нежели в стопроцентную схожесть мыслей, – хмыкнула Шинейд.       – Проблема в том, что количество копий эскизов и примеров изображения готовых изделий превысило все допустимые пределы. Но и держать их в секрете до последнего возможности не было. Оформление заказа на изготовление, рекламу, составление каталога, предложения для постоянных клиентов, носящих VIP-статус... Эта коллекция пока не светилась в официальной прессе, но неофициально к ней получили доступ слишком многие. И кто-то из них приделал информации ноги.       – До старта рекламной компании осталось чуть больше двух недель. За это время нам необходимо найти шутника и содрать с него шкуру, потому что в противном случае он сделает это с нами.       – Ты мне это говоришь? – усмехнулся Реджинальд. – Только о том и думаю, без шуток.       – И что намерен предпринять?       – Есть предложения?       – Возможно, нам стоит воспользоваться услугами со стороны?       – Предлагаешь пойти в полицию? Не уверен, что они занимаются разрешением подобных вопросов, – Реджинальд опустил кофе на столешницу, открыл ноутбук, запуская его в рабочий режим, швырнул пальто в сторону одного из кресел.       Оно угодило в точности туда, куда и планировалось. Шинейд, собиравшаяся подойти и поправить вещь, если в этом возникнет необходимость, многозначительно хмыкнула.       Поставив портфель на пол, сама опустилась на стул, устроила ладони, сцепленные в замок, на коленях.       – Обладателей золотых карт можно смело отметать, как вариант, – произнесла, теперь не понижая намеренно голос, а говоря нормальным тоном. – Они получали лишь письма с предложениями, а не эскизы. Примеры украшений из новой коллекции мы им не высылали. К тому же, не представляю себе клиента, который видит украшение, выставленное на продажу одной компанией, и тут же бежит к их конкурентам в поисках аналога. А, не найдя оного, предлагает скопировать исходный вариант. Потенциальные покупатели смогут увидеть весь ассортимент на страницах каталога, когда он будет готов. Конечно, если в нём возникнет потребность. В последнее время я ни в чём не уверена.       – Я не имел в виду, что это сделал кто-то из них, – устало произнёс Реджинальд, рывком снимая со стакана крышку. – Просто заметил, что они входят в список тех, кто знал о новой коллекции.       – Я понимаю, – Шинейд запрокинула голову и посмотрела в потолок.       Она нервничала не меньше, чем Реджинальд. Но хотя бы кому-то из них требовалось сохранять ясность мысли и не впадать в дикую панику. Кажется, придерживаться такой линии предписывалось именно ей. Реджинальд тоже старался не паниковать, но на него свалилось слишком много трудностей.       Сначала переезд, смена часовых поясов, акклиматизация, несоответствие жизни в разных странах.       После – нервотрёпка с вступлением в должность и сомнительной радостью со стороны коллектива, считающего, что Реджинальду пока рано получать подобные подарки от своей семьи. Мог бы и дольше трудиться рядовым дизайнером, набивая руку.       Все понимали, что рано или поздно это должно было произойти. Раз уж он не пошёл по иному пути, а связал жизнь с дизайном, то назначение само плыло к нему в руки – всё закономерно. Он был для них чужаком и не вызывал доверия. Его переезд многих настораживал. Люди искали двойное дно там, где его не наблюдалось. Видели шпионов там, где их никогда не было.       Большинство предпочло бы обходиться без его присутствия поблизости, однако Глен Меррит решил, что свой человек в нью-йоркском филиале компании ему жизненно необходим. Реджинальд прилетел и едва ли не сразу оказался втянут в мерзкую ситуацию. Ему дали немного времени, чтобы привыкнуть к окружающей обстановке, а потом напали исподтишка. И сейчас продолжали методично наносить удары.       – Крайний срок – середина следующей недели. К этому моменту мы должны найти его, её или их. Иначе угроза срыва презентации перейдёт в реальный срыв, и мы окажемся в проигрыше, – подытожил Реджинальд, замерев на месте и задумчиво глядя в окно.       Вновь посещали мысли не самого радостного толка, близкие тем, что возникали прежде, ещё до момента переезда. Как чувствовал, что здесь ему придётся несладко, и город после стольких лет разлуки окажется настроенным враждебно.       Пока собственное предсказание оправдывалось и подтверждало правдивость высказывания, гласившего, что в одну реку противопоказано входить дважды.       – Я понимаю, – повторила Шинейд.       – Кстати, – Реджинальд вновь обратил взор в сторону помощницы. – Забыл сказать. У меня на десять утра запланирована встреча. Когда в офисе появится мужчина по имени Хэйвуд Шейли, пропускай без вопросов.       – Хэйвуд Шейли? Кто это?       – Мой телохранитель.       – Телохранитель? Зачем он тебе понадобился? Помимо кражи эскизов есть ещё что-то, о чём я не знаю? Тебе угрожают? Если да, то это реальный повод обратиться в полицию.       – Нет-нет, ничего такого, – Реджинальд активно замахал руками, едва не расплескав напиток на клавиатуру. – Никаких угроз. Просто я решил немного перестраховаться на всякий случай. Хочется жить, не беспокоясь о собственной безопасности.       Шинейд кивнула, соглашаясь с такими доводами. Вести более подробные расспросы она не собиралась, лишь надеялась на благоразумие Реджинальда.       Пока он зарекомендовал себя исключительно, как умный руководитель.       Хотелось надеяться, что и в дальнейшем он не наломает дров, позволив врагам вдоволь позубоскалить над его промахами.