За семью печатями

      Полторы недели на то, чтобы найти и разоблачить преступника, представив неопровержимые доказательства его вины. Ни днём позже.       Можно раньше. Это идёт только в плюс и приносит вдобавок к повышенной оплате ещё и вечную признательность нанимателя. Второе, конечно, не столь значимо, раз уж агентство и без того находится на пике успеха, не испытывая недостатка в клиентах, но тоже достаточно приятный бонус.       – Ты сможешь сделать это, Хэйвуд?       Он испытывал затруднения при попытке ответить на поставленный вопрос. Просто потому, что никогда не был уверен в успехе на сто процентов. Почти во всёх его делах встречались подводные камни, значительно затрудняющие процесс расследования. Здесь всё могло сложиться в мозаику за считанные часы, а могло затянуться на приличный срок. От Хэйвуда мало что зависело, хоть он и обещал приложить максимум усилий.       Ответ крутился у него на языке, но стоило открыть рот, как с губ само собой сорвалось совершенно иное слово.       – Да.       Про себя Хэйвуд назвал себя идиотом, но отказываться от прежних слов не стал.       – Спасибо, – произнёс Реджинальд. – Я надеюсь, что у нас всё получится.       В некоторой степени, прозвучало двусмысленно, но вряд ли он сам обратил на это внимание. Полностью сосредоточенный на проблемах деловой сферы, он ни о чём, кроме них, не думал.       Хэйвуд почувствовал эти настроения едва ли с не порога, как только оказался в офисе компании «Merrit & Co». Они витали в воздухе и давили на плечи. Девушка, встретившая Хэйвуда, на вид лет двадцати пяти – или немногим старше – тоже выглядела смертельно уставшей и моментами демонстрировала нервозность.       Это бросалось в глаза на контрасте с настроениями других работниц, которых Хэйвуд видел мельком. Они разговаривали о чём-то своём, обсуждали коллекции не только ювелирных украшений, но и вообще всей модной индустрии, очередные новинки кинопроката, мужчин – в том числе, нового креативного директора – цены и планы на рождественские каникулы.       Девушка представилась помощницей Реджинальда и проводила Хэйвуда к начальству. После этого появилась только один раз, принеся чай и какое-то печенье. Ни Хэйвуд, ни его собеседник к предложенному угощению так и не прикоснулись, полностью сосредоточившись на обсуждении вопросов, оказавшихся на повестке дня.       На рабочем месте Реджинальд выглядел, да и вёл себя иначе.       Хэйвуд с трудом подбирал слова, чтобы описать ощущения, которые испытывал, находясь в офисе Реджинальда, но он, определённо, чувствовал разницу. Тогда, несмотря на всю неловкость момента, глупое поведение и диалог, прекрасно иллюстрирующий первую, не самую удачную попытку поговорить с незнакомым человеком, между ними было удивительное взаимопонимание. Сейчас оно давало знать о себе редкими отголосками, просачиваясь тонкими ручейками сквозь деловой тон и оглашение условий, на которых Реджинальд соглашался работать.       Точнее, условий, которые он предлагал.       А уж Хэйвуду следовало решить, насколько они его устраивают. Готов ли он положить полторы недели на ведение расследования в экстренном режиме? Пожертвовать сном, личной жизнью и свободным временем, чтобы в кратчайшие сроки докопаться до истины и положить на стол Реджинальда папку с отчётными материалами.       Подсознание кричало, срываясь на паршивый фальцет, что это дело станет крахом Хэйвуда. Самым громким провалом за всю историю существования его агентства. Если сотрудник, подрядившийся шпионить на благо другой организации, с лёгкостью обходит все препоны, поставленные системой безопасности – не самой слабой, стоит отметить, – то его методы и подавно разметает в пух и прах.       Что ж, Хэйвуд допускал подобное развитие событий, но в глубине души отчаянно желал доказать обратное и действительно вычислить преступника, чтобы за считанные дни притащить его в кабинет Реджинальда и положить на стол перед последним доказательства вины этого человека.       Мотивация была, откровенно говоря, смехотворная, по всем пунктам. Вперёд его подталкивало не стремление получить ещё одно раскрытое дело в безупречную статистику, не желание поскорее проверить счёт и улыбнуться удовлетворённо, увидев, какую сумму ему заплатили за выполнение задания. Всё было куда прозаичнее, романтичнее и заставляло Хэйвуда позабыть о том, что ему слегка за тридцать, и вообще-то ему никто ничего не обещал. О том, что им с Реджинальдом не по пути. Слишком разные «весовые» категории. Значимость в обществе разная.       Реджинальд лишь улыбнулся однажды, задержал ладонь в его руке немного дольше положенного. Не стоило на основании этих незначительных событий строить планы, имеющие гигантский размах, а, по сути, ничем не оправданные. Всё это могло быть банальной случайностью, а не закономерностью.       За выходные – пресловутые два дня, прошедшие с момента первой встречи – Хэйвуд успел неоднократно прокрутить в голове мысли о вечернем визите, собственных воспоминаниях, на время захвативших его в плен. Они едва не заставили схватить незнакомца за руку, втянуть в помещение, порывисто обнимая, и прошептать имя, которое тому, конечно, ничего не сказало бы, зато для Хэйвуда значило слишком многое.       Он вновь достал фотографии, над которыми, в своё время, так усердно трудился Фредерик, разложил их на столе и внимательно рассматривал. Особого сходства не наблюдалось, если только в цвете волос и окраске радужки. Но это было не настолько редкое сочетание внешних данных, чтобы верить безумным теориям.       Хэйвуд несколько раз перечитал информацию о Реджинальде, которой щедро поделился с ним интернет.       Реджинальд оказался на два года моложе, да и жил до переезда в Англию в другом городе. Страдал аэрофобией, откровенно ненавидел перелёты. Родственников у них с матерью в Великобритании до переезда не имел. То, что Дженнифер удалось выйти замуж за Глена Меррита, само по себе оказалось чудом. История Золушки, подарившая сказку и ей, и её сыну.       Вот такая простая закономерность. В одном месте убывает – в другом прибывает.       Реджинальд и Дженнифер Макензи совершают перелёт в Великобританию, чтобы встретиться с неизвестным мужчиной, который отчаянно вешает потенциальной даме сердца лапшу на уши. Прикидывается простым клерком, а в итоге, убедившись, что невеста – с сомнительным довеском в лице ребёнка подросткового возраста – не является охотницей за богатым мужем, раскрывает истинную сущность, оказывается миллионером и распахивает перед ними двери в роскошную жизнь.       Глен - досадное совпадение имён, царапнувшее Хэйвуда во время ознакомления с биографией нового знакомого - и Соня Рипли покупают билеты на последние деньги и отправляются в ту же самую страну, желая найти уголок в доме дальней родственницы, но их самолёт падает и разбивается. Выживших единицы. Глена и Сони среди них нет. Опознавать, в общем-то, некого, тела изуродованы огнём до неузнаваемости. Впрочем, там и гадать нечего. Места, на которых находят обгоревшие трупы, соответствуют посадочным, указанным в билетах.       Схожая стартовая ситуация, разный итог.       Хэйвуд долгое время старался смириться с этими знаниями, принять, как данность. При каждом удобном случае он бронировал билет на самолёт, несмотря на лютую ненависть к этому виду транспорта, и отправлялся в Великобританию.       Бродил по улицам, так и не ставшим родными для Глена, пытался представить, как могла развиваться общая история, если бы смерть не вцепилась отвратительными костлявыми пальцами в дорогих Хэйвуду людей.       Остались бы они друзьями навеки, как обещали когда-то, или, спустя несколько лет, свели бы общение к паре-тройке звонков по необходимости? День рождения одного, день рождения второго, Рождество. А больше и поводов нет.       Общие интересы постепенно, а то и стремительно, отмирают, с каждым разом найти тему, интересную обоим, всё сложнее. Потребность в долгих разговорах отпадает сама собой.       Как бы то ни было, эти улицы не подарили Глену новую жизнь, а вот старую, однозначно, забрали.       После того, как Хэйвуд отправился на службу, подписав контракт на четыре года, общение с Гленом не оборвалось. Они продолжали обмениваться письмами, делились новостями, пересказывая в подробностях всё, что происходило с ними во время отсутствия единственного друга.       Если на свете действительно существовало такое понятие, как родственные души, и оно не было всего-навсего красивой легендой, придуманной романтиками, жаждущими вечной дружбы и любви, то они оба, несомненно, подходили под это определение. Разница в четыре года не была для них помехой. Они её попросту не замечали, хотя сначала Хэйвуду казалась странной идея – дружить с человеком настолько младше. В школьные годы этот временной промежуток казался огромным.       На момент, когда им пришлось разделиться, она уже не играла особой роли.       У них были сотни планов на будущее, мечтаний, которые оба собирались в обязательном порядке воплотить, одна музыка на двоих, одни фильмы и супергерои, которыми хотелось восхищаться.       – Однажды я стану знаменитым полицейским, – мечтательно произносил Хэйвуд.       Они лежали в шезлонгах, на заднем дворе пансионата, которым руководила Соня, и размышляли о будущем.       – Станешь. Обязательно станешь, – говорил Глен и смотрел на Хэйвуда, чуть прищурив глаза.       – А ты?       – Что именно?       – Кем хочешь стать ты?       – Гениальным преступником. Буду обеспечивать тебя работой.       Хэйвуд бросал в него подушкой.       Постельные принадлежности, находившиеся в саду, были старыми. Их приносили с чердака, чтобы они, говоря возвышенным тоном, пропитались солнцем, а, на деле, это была всего лишь профилактика от вредителей. Просушить на солнце, обработать очередным препаратом и снова убрать с глаз долой, до лучших времён. На всякий случай.       А случаи бывают разные, назидательно замечала Соня.       Наперники у этих подушек были тонкими, непрочными, рвущимися от пары неосторожных прикосновений. Достаточно было метнуть вещью в оппонента, как ткань лопалась, и ворох мелких белых перьев взмывал вверх, засыпая всё вокруг. И шезлонги, и траву, и обоих участников шутливой потасовки. Глен начинал хохотать и соглашался, что идея была глупая. Лучше он станет знаменитым обозревателем, работающим над выпусками криминальных новостей, и пригласит к себе на программу Хэйвуда.       Такой расклад Хэйвуду нравился гораздо сильнее.       Потом они общими усилиями старались ликвидировать последствия своего мелкого преступления, собирали рассыпанные пёрышки, заталкивали их обратно в наперник и зашивали грубыми стежками, исколов в процессе все пальцы.       Сейчас Хэйвуд был бы счастлив, появись в новостях статья, утверждающая, что Глен действительно стал гениальным преступником и теперь скрывается от правосудия, нарушив закон неоднократно, тем самым громко заявив о себе.       Просто услышать однажды, что они по ошибке похоронили кого-то другого. Но ничего подобного даже в перспективе не вырисовывалось.       Глен был мёртв.       Хэйвуд неоднократно видел его могилу, приносил туда цветы, когда получалось выбраться за пределы Штатов.       Хэйвуд сохранил вырезку из газеты, в которой напечатали новость о крушении самолёта, и прикрепил её в странице альбома.       Особое место в этой коллекции воспоминаний занимало последнее письмо Глена. То самое, где он писал о разорении «Зимних клёнов», необходимости смены места жительства, тётушке, у которой придётся обитать, новой школе. И том, что друга лучше, чем Хэйвуд у него, однозначно, не будет. Приглашал в гости, когда срок службы подойдёт к завершению.       Он исписал немалое количество листов, рассказывая, рассуждая, предполагая. Он мечтал сесть на самолёт и впервые в жизни подняться в небо.       Бойтесь исполнения желаний. Иногда они принимают странный облик.       Хэйвуд вглядывался в черты лица своего погибшего друга, переводил взгляд на монитор ноутбука, рассматривая Реджинальда Меррита, сопоставлял одно изображение с другим. Стоило признать, что они были разными. Совершенно, абсолютно разными. Не стоило даже пытаться отыскать черты одного в другом.       От того, что Хэйвуду хотелось увидеть в Реджинальде Меррите Глена Рипли, реальность не собиралась меняться. Его желание вообще ничего не стоило.       А мнимая влюблённость – более того, любовь с первого взгляда – не имела под собой никакой основы.       Хэйвуд понимал: случись невероятное, ответь Реджинальд на его заинтересованность, ничего толкового из этой задумки всё равно не получится. Пройдёт немного времени, и он первый всё сломает, независимо от того, насколько хорошо будут развиваться их отношения. Несколько свиданий, парочка разговоров на отвлечённые темы, а не только о делах, секс, пробуждение в чужой постели, утренний кофе и взгляд в заспанное – возможно, счастливое – лицо, который разрушит всё. Снова, как лавиной, накроет осознанием, что в Реджинальде он не нуждался ни секунды.       Реджинальд стал очередной проекцией призрака из прошлого.       – Ты отпустишь меня когда-нибудь? – спрашивал Хэйвуд, обращаясь к пустоте.       Она не отвечала.       Где-то глубоко в сознании раздавался тот самый смех, словно Глен был жив до сих пор, и сейчас подбрасывал вверх горсть перьев из распотрошённой подушки. Это по-настоящему сводило с ума.       «Конечно, нет».       Хэйвуд предрекал: остаток жизни он проведёт в мыслях о человеке, которому уже давно на всё наплевать.       В такие моменты занятость делом становилась для Хэйвуда панацеей. Он возвращался к расследованиям и погружался в них.       Тайны чужих жизней с готовностью принимали его к себе, представая в виде книг, жаждавших быть прочитанными. Открытых страниц перед ним нарисовалось огромное количество, не последнюю роль сыграл статус особы, приближенной к Реджинальду. Хэйвуд без проблем, лишних вопросов и головной боли получил доступ к досье на каждого из работников компании, начиная от лиц значимых, заканчивая мастерами чистоты, а, по сути, всего-навсего уборщиками и уборщицами. Подозревая, что они могут быть задействованы во всём, Реджинальд не демонстрировал проявление паранойи, а, скорее, действовал разумно.       Списывать людей со счетов только потому, что они не имели прямого доступа к информации, было достаточно легкомысленно. Иногда мастера чистоты знали не меньше руководителей. Особенно те, кто не просто проходился метёлкой для пыли по горизонтальным поверхностям и считал свою миссию завершённой, а отличался дотошностью и стремлением отскрести всю грязь, заставив рабочее место ослепительно блестеть.       Система защиты информации с технической стороны вопроса была безупречной. Это Хэйвуд отметил ещё в первый день, когда Реджинальд проводил для него ознакомительную экскурсию, задержавшись после работы. Реджинальд посчитал, что целесообразно перенести это мероприятие на позднее время, чтобы не вызывать подозрение у сотрудников, которые и так не слишком ему доверяли.       Хэйвуд внимательно осматривал их рабочие места, вспоминая фотографии, прикреплённые к досье. Прислушивался к тому, что говорил Реджинальд.       Внимание Хэйвуда, в первую очередь, привлекла помощница Реджинальда. Шинейд Бауэрс, следовавшая за начальником по пятам. Верная, исполнительная, преданная делу, строгая. Она редко улыбалась. Зато достаточно часто хмурилась, рискуя заработать морщинки в раннем возрасте, не делала резких – лишних – движений, говорила немного, но всегда по делу.       У неё в руках вечно была кипа папок, а телефон практически не замолкал. Большинство звонков приходилось на долю журналистов, которые, по-прежнему, не теряли надежды получить хотя бы пару комментариев от новой фигуры на модной шахматной доске, потому продолжали доставать Реджинальда вниманием.       Он придерживался наиболее оптимальной политики. Отказывался от интервью и съёмок. Сейчас ему явно было не до этого, хотя он и старался поддерживать имидж дружелюбного – с едва уловимыми нотами заносчивости в характере – человека. Не посылал журналистов откровенно, не срывался на крик. Просто говорил нейтральным тоном.       Хэйвуд, стараясь поставить себя на его место, каждый раз терпел фиаско. Он не был настолько сдержанным и, если действительно чувствовал себя раздражённым, не давил в себе отрицательные эмоции.       Но тут опять напоминали о себе недавние умозаключения.       Кто он?       Кто Реджинальд?       У последнего торговля лицом – часть работы, от которой невозможно отказаться. Легче пережать себе горло и прикусить кончик языка, нежели создать отрицательный имидж, а позже, когда горячечная ненависть ко всему на свете отпустит, пытаться реабилитироваться в глазах окружающих.       Реджинальд намеренно держался на расстоянии, уделяя разговорам с подставным телохранителем не более десяти минут в день. В большинстве случаев Хэйвуду приходилось обращаться именно к Шинейд, она не выказывала удивления и охотно шла на контакт, продолжая демонстрировать завидный профессионализм.       Она не задавала лишних вопросов и явно умела держать язык за зубами. Пары дней хватило Хэйвуду для составления мнения об этой женщине. Она располагала к себе. На неё без проблем можно было положиться. Ей хотелось доверять.       Потратив на наблюдение за сотрудниками компании несколько дней, Хэйвуд так и не выделил ни единого кандидата на роль подозреваемого. Он не контактировал с ними напрямую, предполагая, что со стороны это будет выглядеть, по меньшей мере, нелепо. Раз уж он согласился играть роль телохранителя на испытательном сроке, придётся большую часть времени проводить рядом с Реджинальдом, сопровождать его на встречах и выездных мероприятиях, если такие окажутся в расписании. Что-то вроде второго «я» или тени, неотрывно следующей за хозяином.       Он понимал это и старался выполнять полученные инструкции максимально точно, чтобы не выставлять себя на всеобщее обозрение.       После завершения официального рабочего дня начиналась дополнительная работа. Десятки исписанных листов, проверка личных контактов, стремление выстроить логические цепочки, чтобы найти мотив преступления. И не просто сорванный с потолка, потому не имеющий под собой даже минимальных оснований, а максимально обоснованный.       С самого начала стало ясно, что это будет, в большей степени, аналитическая работа, а не захватывающее дух расследование, наполненное погонями, перестрелками и устроенное преступником, готовым оставлять всюду кровавые следы. Наоборот, этот человек старался действовать максимально сдержанно, чтобы ненароком не навлечь неприятности и не стать объектом пристального внимания со стороны окружающих. В его действиях не наблюдалось повышенного уровня самолюбования и честолюбия, зато чётко просматривалось исключительно желание принести конкурентам Реджинальда заветные данные.       Реджинальд в ожидании результатов вёл себя достойно, чему стоило поучиться многим заказчикам. Он не стоял над душой, не названивал Хэйвуду посреди ночи, требуя моментального отчёта о проделанной работе, не напоминал о поставленных сроках и не бросал красноречивые взгляды в сторону календаря.       Они вообще практически не контактировали во внерабочее время, ограничиваясь пересечениями в офисе.       Хэйвуду это играло на руку. Воспользовавшись тем, что Джаспер на собственное расследование тратил не более четырёх часов в день, Хэйвуд решил заручиться его поддержкой. Это немного противоречило правилам, установленным Реджинальдом, но Хэйвуд старался наиболее рационально применять ресурсы, не расходуя силы и энергию впустую.       Помощь со стороны Джаспера не была лишней. Она сократила количество его собственных забот в два раза. К тому же, работа в тандеме пошла быстрее. Идей рождалось намного больше и некоторые из них, сгенерированные совместными усилиями, действительно оказались достойны внимания.       Они искали мотивы, старались собрать воедино все нити так, чтобы состав преступления не походил на поток мыслей, место которому нашлось разве что в отчёте, лежащем на столе у психиатра. Им нужна была яркая картинка, с чётко обозначенными контурами, сродни конечным версиям эскизов, созданных Реджинальдом. Тех, что были официально утверждены и не нуждались в изменениях.       Первое время они ориентировались на слова Реджинальда, на теорию, выстроенную им. Выдвигали на первый план мотивы, связанные с профессиональной деятельностью. Недовольство назначением на должность креативного директора, стремление крепко насолить ему, этакая личная неприязнь, тесно переплетающаяся с желанием подмочить репутацию компании. В сложившейся ситуации подобный поворот никого бы не удивил. Этот вариант развития событий напрашивался сам собой, практически бросаясь вперёд и активно размахивая руками.       Неудивительно, что Реджинальд проникся.       Хэйвуд тоже верил, но лишь до тех пор, пока ситуация не показала себя со всех сторон, а многочисленные проверки не дали определённый результат. К концу недели Хэйвуд готов был с уверенностью заявить, что все сотрудники компании чисты, как стёклышко.       Примерно в это же время осенило и Джаспера. Телефонный звонок, раздавшийся посреди ночи, не застал Хэйвуда врасплох, скорее, мистическим образом поспособствовал утверждению в правдивости мыслей, царивших в голове на тот момент. Он сидел на кровати, подсунув под спину подушку и в сотый – если не тысячный – раз перечитывал досье подчинённых Реджинальда. Точнее, скользил взглядом по распечаткам, после чего сбрасывал их на пол в произвольном порядке. После столь неутешительного финала приходилось признавать собственную несостоятельность и каяться.       Информация уходила из рук сотрудников компании и самого Реджинальда, оказываясь в распоряжении представителей конкурирующего бренда. Срок начала рекламной компании неумолимо приближался, а он, Хэйвуд, до сих пор не нашёл шутника, организовавшего аттракцион неслыханной щедрости, принеся все наработки противникам компании «Merrit & Co».       Реджинальд крайним сроком определил середину следующей недели. Хэйвуд сократил это временное ограничение до семи дней. И теперь, когда у него в запасе оставалось три дня, приходил к выводу, что погорячился, переоценив собственные возможности.       Здесь во всём были правы работники службы безопасности, готовые с пеной у рта доказывать, что ни один из сотрудников не совершает противоправных действий, промышленным шпионажем не занимается и не готовит мировой заговор. Хэйвуд вынужден был с ними согласиться.       На роль злодея, конечно, так и напрашивался какой-нибудь мужчина, полностью отражающий шаблонные представления о шпионах, продемонстрированные в многочисленных фильмах этой тематики. Но когда речь заходила не о выдумках сценаристов, в реальности, стоило посмотреть правде в глаза и сказать, что девушки вполне могут быть шпионками. А уж при нынешнем размахе карьеризма и росте амбиций вообще никаких вопросов не возникает. Логика гласит, что женщины могут быть преступниками куда более продуманными и хладнокровными, нежели мужчины.       По этой причине Хэйвуд не вычёркивал из общего списка сотрудниц компании.       Перевернув лист распечатки, он вновь набросал примерную схему распространения информации, стараясь уделить внимание мелочам, почёрпнутым во время совещаний, организованных на две персоны. Информация конфиденциальна, за пределы их узкого круга – кружка, скорее – не выходит. Обсуждение с Джаспером тет-а-тет.       Они нашли столько информации на каждого из сотрудников, что захлебнуться и утонуть в ней было проще простого. Задача перед ними стояла нелёгкая: отсечь лишнее, оставив исключительно важное и нужное, то, что может привести к концу нити. К рукам, которые эту нить удерживают.       Хэйвуд всё чаще возвращался к идее о распространителях информации со стороны. Здесь вариантов было не меньше. Реджинальд упоминал о них, не отметая реальность таких перспектив, но пристального внимания не уделял, сосредоточившись на мнении, что всё упирается в него. Строится на нежелании работников компании принять нового креативного директора и реализовывать его идеи.       Уверенность Хэйвуда в том, что, переключившись на расследование в новом направлении, он вытащит нужную карту, а не чёрно-белого джокера, росла с каждой минутой. Реджинальду он об этом пока не говорил, но сомнений, что его действия в случае получения реального результата будут одобрены, не возникало.       Реджинальд в начале первого рабочего дня заявил: методы достижения цели его не волнуют. На первом месте – результат, остальное – не имеет значения.       Собственными мыслями хотелось поделиться, потому, стоило только телефону зазвонить, Хэйвуд ответил моментально, обрывая первые аккорды мелодии.       – Я даже не удивлён тем, что в столь поздний час ты не спишь, – произнёс Джаспер.       – Согласись, ты составляешь мне компанию. Значит, таких безумцев уже двое.       – Моя обязанность – помогать начальству. В противном случае, оно намылит мне шею и выставит на мороз без суда, следствия и рекомендаций, – усмехнулся Джаспер. – А у меня нет ни малейшего желания подыскивать новое место работы, поскольку нынешнее подходит просто идеально...       – Джаспер, – поток его слов пришлось прервать, напоминая о том, что пора бы переходить к делу. – Если ты позвонил ради исполнения хвалебных од, то сделал это совершенно не вовремя. Их можно спеть и завтра.       – Неужели заглянешь в офис?       – Хотел, – сдержанно отозвался Хэйвуд.       – Утром или вечером?       – Вечером. С утра запланирована поездка на место съёмок рекламы для каталога. Присутствие креативного директора не обязательно, но желательно. Следовательно, мне тоже придётся туда отправиться.       – О, – многозначительно выдал Джаспер и, кажется, тихо усмехнулся.       Он, конечно, считался главным модником офиса, обходя в этом плане и Хэйвуда, и Шарли. Внешнему виду Джаспер уделял немалое количество времени и мог в любой момент запросто отправляться на великосветский приём, не тратя драгоценные минуты на переодевание. Однако шелуху модного бизнеса он воспринимал ровно, а, говоря честно и откровенно, относился к ней с долей лёгкого пренебрежения.       Потому-то новость о новом деле Хэйвуда поставила его в тупик. Джасперу доводилось прежде слышать, что в юности Хэйвуд увлекался минералогией и мог часами задротить над пособиями, посвящёнными камешкам разной степени ценности, но... Но это ведь было в юности. Теперь от былой любви не осталось практически ничего, кроме небольшого количества экспонатов, купленных в период увлечения. Не самые дорогие, но всё же интересные камни, наделённые магическими способностями, в которые Джаспер особо не верил.       Аметист – талисман, ограждающий владельца от пьянства, тигриный глаз, способствующий авантюристам и мошенникам, дарующий удачу в игре, цитрин, как помощник в реализации задуманного и исполнении желаний...       Хэйвуд как-то прочитал им с Шарлин целую лекцию на этот счёт, но Джаспер почти всё пропустил мимо ушей, оказавшись неблагодарным слушателем.       – Вообще принято считать, что любой опыт, полученный на жизненном пути, полезен. Не знаю, насколько это утверждение правдиво, но, надеюсь, проведёшь время с пользой, – спустя немного времени, Джаспер предоставил развернутый ответ.       – Это был завуалированный способ посочувствовать?       – Что-то вроде того.       – Так и знал. Кстати говоря...       – Да?       – Не думаю, что ты звонил мне, желая унять любопытство и узнать, бодрствует ли начальство в предрассветное время. Нашёл что-то?       – Я не уверен, можно ли считать это стопроцентным доказательством того, что сеть забрасывали давно. Тем не менее, информация достаточно интересная и может тебе пригодиться. С интервалом в месяц в разных магазинах сети произошли не слишком приятные ситуации, которые привлекли внимание и порядком взволновали придирчивую публику. Оба произошли незадолго до того, как твой клиент вступил в должность.       – Что за ситуации?       – Представь себе такой расклад. Ты неспешно выбираешь подарок сестре, маме, любовнице, рядом ходят такие же потенциальные покупатели, а в это время в торговый зал влетает девушка, сжимающая в руках украшения, чеки и заключения экспертов. Не девица, а вылитая фурия, готовая превратить магазин в руины. Нахамить ей нереально, поскольку по виду клиент из разряда VIP, да и золотая карта в наличии. Она брызжет слюной во все стороны и с апломбом заявляет, что ей продали фальшивку. Да, именно в этом магазине. Да, никакой ошибки быть не может. Вот у неё на руках торговый чек, а он – неопровержимое доказательство совершения покупки. Оба случая замяли, извинились, менеджер раскланялся и позволил обменять подделку на настоящее украшение. Но неприятный осадок остаётся. Червячок сомнений зарождается. Захочешь ли ты рисковать, покупая украшения, а не незначительные штуки, вроде маски к Хэллоуину? Отдаёшь свои честно – или не очень – заработанные денежки, а статусная вещь оказывается побрякушкой из серии «цена два цента».       – Раз, – громко и чётко произнёс Хэйвуд. – У нас есть поддельные украшения, копирующие те, что есть в линейках у «Merrit & Co».       – Точно, – усмехнулся Джаспер. – Правда, тогда на опережение никто не играл, новую коллекцию конкурентов за свои собственные наработки не выдавал. Просто потратили немного времени на создание безделушки и внесли смуту в ряды поклонников марки. В сети тоже светились негативные отзывы похожего толка, но это не столь важно. Давно известно, что работа эта непыльная, стоит дёшево, доллар или немногим больше – негативный отзыв от лица анонимного пользователя. Такое тявканье из-за угла могло бы сломить молодую марку, а семья Меррит свою нишу уже заняла, их пасквилями в сети с землёй не сравнять. Нужно что-то серьёзнее, и скандал с плагиатом идеально впишется.       – Два. Назначение Реджинальда точно не играет решающей роли, – резюмировал Хэйвуд, вынося оба тезиса на бумагу. – Его появление в компании должно было стать отвлекающим манёвром, натолкнув всех на мысли о том, что во всём виновата именно перестановка в кадровой системе. Промышленным шпионажем занимается кто-то из его недоброжелателей, мечтающий занять вакантное место.       – Просто на лету схватываешь!       – Продолжай.       – А дальше всё не столь захватывающе, – признался Джаспер. – Когда правда просочилась наружу, и стало понятно, что скандальная дива побывала в разных местах, подрывая авторитет сразу двух бутиков сети, было поздно. Она будто сквозь землю провалилась. На записях с камер слежения эти выступления остались, конечно, но... Ты и сам знаешь, какие чудеса творит маскировка. Шарлин на постоянной основе нам демонстрирует, насколько способны изменить человека одежда, новый макияж и парик. Карта клиента тоже оказалась подделкой, пусть и весьма талантливой. Её номер исчез из базы данных, а вместе с ним и история операций, по ней проводимых.       – И что же в итоге? Леди получила бесплатные украшения и свалила в неизвестном направлении?       – Нет, демонстративно швыряла их и удалялась восвояси, а неприятное послевкусие оставалось. Схема сработала безотказно.       – Информация достоверная?       – Из первых уст.       – Точно?       – Само собой, – хмыкнул Джаспер.       – И во сколько она тебе обошлась?       – Немного свободного времени, чек на определённую сумму денег и приятная компания на весь вечер. Цена такой информации – одно свидание. Возмещать расходы не обязательно, мне понравилось.       – Ты сумел разговорить кого-то из продавщиц?       – Бери выше, администратор одного из бутиков. Благодаря моему обаянию, у нас появились какие-никакие, но зацепки. Ты мною гордишься?       – Безмерно.       – Бонусы для отличившегося работника будут?       – Тоже пригласить тебя в ресторан? – иронично поинтересовался Хэйвуд.       Джаспер усмехнулся.       – Не стоит. Лучше дай работнику месяца отгул.       – Когда?       – На следующей неделе.       – Если буду в хорошем настроении, – пообещал Хэйвуд.       – Я посчитаю это за согласие.       – Хорошо. Считай.       – Я уже говорил, что люблю свою работу?       – Мы начали с этого разговор.       – Как жаль. Хотелось повторить это ещё раз. Ну да ладно. Раз говорил, теперь позволю себе немного сна. А тебе удачи в поисках девушки-скандала.       По голосу Джаспера было слышно, что он действительно жаждет поскорее оказаться в постели, закрыть глаза и провалиться в мир сновидений. Он с трудом давил зевоту.       Впрочем, и сам Хэйвуд не мог похвастать зарядом бодрости. Его клонило в сон не меньше, чем Джаспера.       – Спасибо, – произнёс он и, сбросив вызов, положил телефон поверх одеяла.       Что ж, расследование действительно повернуло в другую сторону, отклонившись от первоначального курса. Распечатки с личными делами сотрудников можно было смело уничтожать, уделив внимание внешним контактам компании.       Сделав пометку о запросе видеоматериалов с камер слежения, Хэйвуд выключил свет и попытался уснуть хотя бы на пару часов. Но как назло не получалось.       Хэйвуд таращился в потолок, ловя на нём отблески света пробуждающегося утра. Он вспоминал «Зимние клёны», по неизвестным причинам вновь врезавшиеся ему в память и не желавшие оттуда уходить.