За семью печатями

      – Реджи?       Он вскинул голову, оторвавшись от созерцания поверхности листа, на котором планировал набросать пару эскизов.       Лист по-прежнему, оставался нетронутым.       В мыслях одна картинка сменялась другой, собственная глупость напоминала тягучую смолу, льющуюся от макушки до пяток. Она стекала, склеивая волосы, оставляя чёрные следы на коже.       Реджинальд закрывал глаза и пытался стряхнуть с себя эту мерзкую субстанцию. Тёмные маслянистые капли летели в разные стороны, пачкая окружающих. Реджинальд облегчения не чувствовал.       Он не мог дышать в полную силу. Казалось, что он просто забыл, как это делается.       Карандаш с глухим стуком опустился на стеклянную столешницу, и звук, им произведённый, был оглушительным.       Реджинальд выразительно посмотрел на свою помощницу. Она сняла очки и потёрла переносицу, прикрыла глаза.       Последние два дня Реджинальд выглядел изрядно потрёпанным.       Сначала Шинейд подумала, что начальство, наконец, адаптировалось к окружающей среде, перестало изображать примерного семьянина, верного единственной супруге в лице ювелирной компании, потому решило в период заслуженного уик-энда уйти в отрыв. Напиться, подцепить себе кого-нибудь. Стандартная такая программа, практикуемая многими людьми.       Теория подтверждения не получила.       От Реджинальда утром первого рабочего дня не разило спиртным. Он не просил у помощницы бутылку минеральной воды и таблетку от головной боли. Сразу же погрузился в рабочий процесс и до вечера от выбранной стратегии не отказывался.       Он обсуждал тонкости старта продаж грядущей лимитированной линейки, строил планы на будущее, прикидывая, как лучше провести презентацию весенне-летней коллекции украшений, снова уделял внимание наброскам, критикуя собственные модели и разнося их в пух и прах.       Он был недоволен жизнью на сто процентов, но пытался делать вид, что у него всё отлично.       В конце мини-совещания, участие в котором принимали только они с Шинейд, Реджинальд проявил интерес к видеоматериалам, судьбой которых озаботился в день съёмок.       – Разумеется, я их отправила, – заверила его Шинейд.       – Хорошо, – отстранённо бросил Реджинальд.       Больше он ничего не говорил, и Шинейд поспешила удалиться, осознав, что постороннее присутствие Реджинальда угнетает.       Его телохранитель за эти два дня так в офисе компании и не появился.       Шинейд не знала, что думать.       Связаны между собой два события или нет?       Интересоваться жизнью Реджинальда она не имела права. Её обязанности заключались в выполнении поручений, связанных с рабочим процессом. Таинственное появление и исчезновение Хэйвуда Шейли не должно было волновать её.       – Что-то ещё? – спросил Реджинальд, вновь взяв в руки карандаш и откинувшись на спинку кресла.       – Небольшое уточнение. Можно?       – Да, – он мягко улыбнулся.       Получилось грустно, в большей степени.       – Мне стоит заказывать постоянный пропуск для Хэйвуда Шейли? Или же нет?       На мгновение Реджинальд задумался, покрутил карандаш, отложил в сторону. Запустил ладонь в волосы, отбросил их назад.       – Нет, – ответил через некоторое время. – Мы не сработались, испытательный срок показал, что мне следует тщательнее отбирать персонал. Это была пробная попытка, она оказалась неудачной.       – Тебе всё ещё нужен охранник? Я могла бы...       – Не стоит. Меньше мнительности, и жизнь станет проще. Давно пора задуматься о правдивости этого высказывания.       – Значит, нет?       – Нет.       Он не прогонял её из кабинета, но и без того, по интонациям, стало ясно: разговор окончен. Шинейд не сомневалась, что так будет. Тем более любопытство было удовлетворено, подтверждение подозрениям за время короткого диалога она получила.       Всё упиралось в телохранителя.       Точнее, в неприятную ситуацию с его участием, оставшуюся тайной для всех, кроме непосредственных участников процесса.       Реджинальд такой понятливости со стороны персонала был только рад.       Он не собирался отчитываться перед окружающими, рассказывая с жаром о собственных действиях и о последствиях, спровоцированных ими. Он просто погружался в меланхоличные настроения и размышлял о поступках, больше походивших на проделки подростка с задатками авантюриста, а не на обдуманные решения взрослого мужчины.       Его выходку в доме Хельмута Кросса невозможно было отнести к категории тщательно спланированных операций, где каждое действие продумано до мелочей, все «за» и «против» просчитаны, методы одобрены, и нет больше никаких сомнений в целесообразности проведения запланированного мероприятия.       Это была спонтанность, перемежаемая порывами, которые Реджинальд давил. Последнее получалось посредственно. Проходило немного времени, и они вновь напоминали о себе, сносили картонные, бутафорские преграды, выставленные на пути, больше ради приличия, нежели с какой-то иной целью.       На что Реджинальд надеялся, стоя перед дверью в спальню? Чего хотел добиться своим поступком?       Он неоднократно размышлял об этом, но понимал, что в итоге определённого ответа не находит, потому что нет этого ответа. Не было никогда. Он ничего не ждал и не собирался как-то давить на Хэйвуда, врываясь в его жизнь порывисто, стремительно, оказываясь там незваным гостем.       Стоило признать, что он ничего не знал о «новом» Хэйвуде, кроме сухих выжимок данных, приведённых в мини-досье. Возраст, категория, дата рождения, заслуги, статистика завершенных – раскрытых – дел. Больше ничего.       Досье и не предполагало наличия огромного количества сведений. Это был не социологический опрос и не анкетирование, не сайт знакомств и не страница в социальной сети.       Последняя, впрочем, хоть и была у Хэйвуда, но поражала духом аскетизма. Она практически кричала об отсутствии интереса у пользователя к судьбе аккаунта. Минимум информации, минимум фотографий.       Ни указания учебных заведений, ни семейного положения, ни интересов. Только те же самые паспортные данные и год рождения.       Не имея возможности узнать больше о Хэйвуде, Реджинальд с завидным упорством пролистывал страницы его приятелей, добавленных в список контактов на фейсбуке. Шарлин, Джаспер, Хилари, бывшие коллеги из полиции. Достаточно симпатичные девушки, какие-то парни, в профиле которых местом учёбы указана была вовсе не полицейская академия, да и год рождения мог отличаться существенно. Правда, в рамках приличий. Самому юному другу Хэйвуда было двадцать два года.       Хроника поражала пустотой. Никаких важных дат, кроме дня рождения, ни ссылок, ни отметок на карте, ни участия в мероприятиях. Хэйвуд не подписывался на блоги музыкальных групп, не отслеживал новостные ленты, не отмечал список прочитанных книг и просмотренных фильмов. Проще говоря, даже в сети старался придерживаться выбранной тактики. Хранить молчание, не позволяя окружающим узнать немного больше о его личности.       Реджинальд пристально разглядывал фотографию в профиле, переводил взгляд с неё на значок, предлагающий добавить Хэйвуда в друзья. Это мероприятие представлялось заранее провальной операцией. Хэйвуд и в реальности с ним разговаривать не желал. Не было гарантии, что захочет отступить от железного правила, оказавшись в сети.       Конечно, этот вариант давал простор для фантазии. Поддельный профиль, рандомное фото из сети... Но играть в подобные игры можно было с кем угодно, только не с частным детективом. Несколько нормальных разговоров, а потом покровы сорваны, и они вновь оказываются на исходной позиции.       Тебе нечем заняться?       Реджинальд без труда представлял, с какими интонациями это будет произнесено. Чтобы усугубить их шаткое положение следовало постараться, и он только что нашёл этот способ.       Будь он моложе, не упустил бы шанса. Но в его возрасте играть в детские игры с разводом в сети было глупо, несолидно и слишком наивно. В точности, как поцелуй, запечатлённый на губах Хэйвуда.       Решимости Реджинальда хватило только на прикосновение к спящему человеку. Мысль о том, что тот может в любой момент проснуться, сначала придавала остроту ситуации, подталкивала к действиям, а после заставила подняться с места и пулей вылететь из спальни, едва не сбив с ног хозяина дома.       Реджинальд покусывал губы, вспоминая свой поступок.       Тонул в мыслях, одолевавших тогда, когда он сумел дотронуться – пусть и не больше, чем на пару секунд – до губ Хэйвуда.       Ему хотелось, чтобы Хэйвуд не оттолкнул, а ответил на этот поцелуй, продиктованный отчаянием, провёл ладонью по щеке, убирая широкую прядь волос, скрывающую половину лица, коснулся подушечкой большого пальца уголка губ, погладил. Чтобы рука скользнула на шею, не позволила отстраниться.       Мгновение.       И он бы оказался на кровати.       Ещё одно.       Хэйвуд удержал бы его ладони над головой, фиксируя их и не позволяя своевольничать.       И ещё одно.       Хэйвуд поцеловал бы его, не просто отвечая, а самостоятельно проявляя инициативу.       А дальше...       Дальше Реджинальд вполне чётко и ясно представлял насмешливый тон и ехидное замечание о том, что ему, наверное, захотелось впасть в детство и поиграть в Итон, или где он там обучался, в своё время.       Хэйвуд вполне мог такое сказать и удалиться, не слушая попыток объяснить, почему Реджинальд тихо пробирался в его комнату и старался ничем не выдать собственное присутствие.       Через день истекал срок контракта.       Реджинальд перебирал несколько вариантов, способных привести к такому результату. Признаться откровенно, ничего дельного не придумал, поскольку не видел ни единой причины для нарушения договорённостей. Их связывал контракт, оформленный по всем правилам. До начала работы Хэйвуд получил аванс, и хоть как-то, но должен был отчитаться перед нанимателем.       Он исчез, будто сквозь землю провалился. Ни электронного письма, ни звонка, ни личной встречи.       Даже курьера с материалами дела не прислал.       Несмотря на все свои странности, он производил впечатление человека ответственного, и Реджинальд отталкивался от этого не в последнюю очередь. Он с трудом представлял Хэйвуда, в спешке пакующего чемоданы, чтобы сбежать с деньгами обманутых клиентов на руках.       В конце концов, их агентство заработало себе имя и прославилось явно не потому, что хорошего пиарщика сумело привлечь к сотрудничеству. Реальные дела тоже имели место, на них всё опиралось.       Что заставило Хэйвуда отступиться от принципов?       Вряд ли дело было в том несчастном поцелуе, которым Реджинальд себя попрекал и грыз несколько суток подряд.       А даже если и в нём...       Нет, определённо, это не укладывалось в голове.       В реальность подобного расклада Реджинальд не поверил бы ни за что на свете. Он казался абсурдным даже при условии, что Реджинальд менял Хэйвуда на образ девушки, стараясь примерить ситуацию на иную расстановку сил.       Всё равно получалась чушь собачья.       Ни трепетная дева, ни тем более взрослый, состоявшийся в жизни мужчина, не должны были закатывать истерику из-за мимолётного соприкосновения губ.       В противном случае, всё выливалось в абсурд.       Реджинальд терялся в догадках, но продолжал ждать развязки ситуации.       До момента, когда должен был прозвучать сигнал, знаменующий наступление финала, оставалось всего ничего.       Один день и несколько часов, а потом можно заказывать роскошные похороны для всей кампании, направленной на продвижение лимитированной коллекции. Умопомрачительная церемония с обязательным выступлением джазового оркестра и торжественной речью от конкурентов.       – Насколько же я ошибся в тебе? – спросил Реджинальд, запустив ладонь в волосы и несильно потянув.       «Наверное, очень-очень сильно. Фатально», – ответил сам себе.       Впервые с момента возвращения пребывание в офисе компании представилось Реджинальду невыносимым, и он, поступившись принципами, удалился в разгар рабочего дня, предупредив Шинейд и заверив, что она может звонить ему в любое время, если такая необходимость возникнет.       В конечном итоге, его никто не заставлял целыми днями находиться здесь. Он сам возложил на себя эти обязанности. На деле, график работы креативного директора ювелирного бренда оставался более чем свободным. Достаточно было уделять компании несколько часов личного времени в день, чтобы оставаться в курсе всех дел, а потом благополучно заниматься тем, чего душа пожелает.       Реджинальд знал немалое количество людей, занимавших аналогичную должность. Никто из них не сидел на месте, как привязанный. Многие из них прилетали в Нью-Йорк на несколько месяцев, а потом с чувством выполненного долга отправлялись домой, ну, или путешествовали по миру, тратили время и деньги с удовольствием.       Сейчас Реджинальд всерьёз задумался о пересмотре отношения к жизни. Быть может, стоит поговорить с отцом, обсудить сложившуюся ситуацию и вновь управлять всем на расстоянии, как прежде? Они придерживались подобной политики много лет подряд, и всё шло замечательно. Не обязательно отказываться от хороших традиций...       Обязательно.       Делая одно заявление, Реджинальд тут же вступал в спор с самим собой, понимая, что помимо рабочих моментов есть в его жизни иные аспекты, о которых невозможно позабыть. Проблемы личного характера, если можно так выразиться.       Проблемы ли?       Для него – однозначно.       Сегодня он впервые размышлял о том, насколько изменился город за время его отсутствия. О том, насколько изменились люди, с которыми доводилось сталкиваться прежде.       Время не замирало на единой отметке, оно двигалось вперёд. Жизнь каждого человека, с которым прежде доводилось контактировать, подвергалась изменениям.       У кого-то они были едва заметными, преобладала стагнация. Там, где было больше разговоров о переменах, нежели самих перемен. Только мечты о красивой жизни при полном отсутствии реальных действий.       У кого-то они оказались кардинальными. Жизнь успела сделать несколько крутых поворотов, а то и вовсе напоминала спираль, наполненную огромным количеством событий, как шокирующих, так и не очень.       Сам Реджинальд оказался во второй категории. С одной стороны, это делало его счастливым, с другой – несчастным.       Как и в любой иной ситуации, медаль имела две стороны.       Перемены позволили начать ему новую историю, самостоятельно придумав детали, вплоть до мелочей, достичь тех высот, о которых прежде и не мечталось. Но вместе с тем, они отобрали у Реджинальда всё, чем он жил в былые годы.       Он получил многое.       Он пожертвовал ещё большим.       Самое забавное заключалось в том, что сопоставить свои жертвы с щедрым подношением не получалось. Они лежали в разных плоскостях и не пересекались вовсе.       Материальное благополучие против дорогих сердцу воспоминаний.       Уверенность в завтрашнем дне против личных привязанностей.       Стабильность, вступившая в противостояние с любовью.       Реджинальд направлялся в сторону Центрального парка. Ему хотелось остаться наедине со своими мыслями, и это было, пожалуй, одно из немногих мест, где его ожидания имели возможность оправдаться. Может, посетителей там окажется немалое количество, но никто из них не будет донимать вопросами, спрашивать совета или же, напротив, требовать отчёта.       Реджинальд ехал медленно, время от времени косился в сторону телефона, лежавшего на пассажирском сидении.       Реджинальд всё ещё на что-то надеялся.       В конечном итоге, ему предстояло после всего нанести визит и в детективное агентство. Появиться там и потребовать отчёта от своего специалиста, либо, в противном случае, забрать аванс и уйти.       Не слишком культурная программа этого вечера уже сформировалась в мыслях. В общих чертах. Оставалось лишь немного поработать над деталями и следовать намеченному плану.       Сначала напиться до появления звёздочек перед глазами, а потом связаться с отчимом и поведать ему о проблемах в компании.       Разумеется, эта новость произведёт эффект разорвавшейся бомбы, и Глен Меррит будет негодовать, кроя пасынка матом, крича о том, что следовало с самого начала советоваться с ним, а не заниматься самодеятельностью. Ему, Реджинальду, будет всё равно. Алкоголь затуманит разум и уничтожит все проблемы. Во время головомойки он не станет оправдываться, дождаться от него реально будет лишь глупой улыбки, а на следующий день раскаяния, сожаления и извинений.       Но это потом. Нужно пережить этот вечер и эту паршивую ночь.       Быть может, горячка, которую бросится пороть отчим, окажется более действенной стратегией, нежели его игры с привлечением к делам частных детективов.       Если раньше, до встречи с одним из них, представители данной профессии казались Реджинальду живым воплощением благородства, честности и ещё целого набора положительных качеств, то теперь многое изменилось.       Хотя...       Реджинальд понимал, что дело не в детективах. И не в том, что у них с Хэйвудом с самого начала сложились странные отношения, которые и отношениями-то назвать было стыдно.       Всё упиралось в надежды, оставшиеся неоправданными.       В разочарование, спровоцированные расхождением ожидания и реальности.       В его мечты, которым не суждено было сбыться.       Реджинальд чувствовал, как на кончике языка разливается яд, не сладкий, очаровательный и обволакивающий, а горький, правдивый. Он не маскировался, не пытался притвориться тем, кем на самом деле, не являлся. Он сразу же демонстрировал свою смертоносную сущность.       Реджинальд хотел бы избавиться от этого яда, но сплюнуть не получалось. Приходилось глотать.       Оттенки горечи составляли многочисленные компоненты.       Не только разочарование.       Оно лежало в основе, подобно металлу, служащему одновременно холстом и рамкой для драгоценных камней, а на него наслаивались дополнительные оттенки вкуса – те самые камни.       Главный бриллиантом оставался вкус украденного поцелуя.       Реджинальд не был абсолютно невинным. Подобная расстановка сил представлялась, по меньшей мере, странной. И смешной. В его ли возрасте уподобляться романтичной школьнице, ждущей появления принца? Он этого и не делал.       Находясь в обществе, он не мог оставаться в стороне, тем более что знакомых у него было огромное количество.       Некоторые из них проявляли недвусмысленный интерес. Некоторым Реджинальд отвечал – на время – взаимностью. Длительные отношения не получались, все они терпели крах на ранних стадиях. Однако пробовать никто не мешал. Это было само собой разумеющимся явлением.       Да и о назначении тогда речь не заходила. Реджинальд сомневался, что однажды вернётся в город детства. Его тянуло сюда, он сопротивлялся, убеждая себя в том, что ничего хорошего перелёт не принесёт. А попытка вернуть всё утраченное обернётся трагедией. Гарантий минимум, риска много, перспектива разочарования превалирует над иными.       Он старался привязать себя к Лондону отношениями. Хотя бы так.       Не удалось.       Реджинальд целовал многих.       И не только целовал, само собой.       Но это было совсем не то, не так и совершенно не вписывалось в его историю. Несколько проходных иллюстраций перед тем, как он окажется в зале, где хранится главное сокровище его персональной галереи.       Иллюстрации ему тоже нравились, но картина всегда оставалась вне конкуренции.       Собственные мысли приносили ему только страдания, и он, проделав долгий путь, желал отмахнуться от них.       Жизнь подкинула ему неприятности.       Он вытянул карту. Она оказалась меченой.       И всё.       Удержаться Реджинальд не смог.       – Глупый, глупый Реджи, – прошептал он, осматриваясь в поисках места для парковки.       Всё-таки проблема была одной из самых острых. Наверное, стоило задуматься о целесообразности поездок в метро и больше не принимать участия в борьбе – иначе назвать сумасшедшее движение не получалось – с другими водителями.       Всё нарушил телефонный звонок, заставивший Реджинальда встрепенуться и перестать размышлять о превратностях судьбы.       – Что-то случилось?       Получилось встревожено.       Неудивительно.       Реджинальд знал, что Шинейд просто так звонить ему не станет.       Если ситуация не слишком серьёзная, Шинейд постарается всё уладить самостоятельно, не дёргая начальство по пустякам. Если же нет, тогда...       Реджинальд предрекал разговор, связанный с утечкой информации. Пора было признать, что им поставили шах и мат.       – Реджи, к тебе посетитель. Не помню, чтобы в расписании значилась личная встреча, но он весьма настойчив и говорит, что обязан с тобой увидеться.       – У этого посетителя есть имя, или он не считает нужным представляться?       – Джаспер Стил, – отрапортовала Шинейд.       – Вот как?       – Ты его знаешь?       – Почти.       – Не скажу, что всё поняла, но будем считать, что ответ положительный. Следовательно, ты вернёшься и примешь его. Или это нежелательный посетитель, и мне придумать подходящий предлог для отказа?       – Спроси, сможет ли он пересечься со мной на нейтральной территории?       – Сейчас, – пообещала Шинейд, в трубке послышался лёгкий стук каблуков и кратковременный диалог с участием обладателя незнакомого мужского голоса.       – Сможет?       – Да.       – Отлично, – Реджинальд улыбнулся. – Дай ему мой номер телефона и скажи, что я буду ждать в Центральном парке. Когда приедет, пусть позвонит.       – Конечно, Реджи.       – Спасибо, – произнёс он и сбросил звонок.       Имя Джаспер Стил только в первую секунду показалось ему незнакомым, позже перед глазами появилась табличка. Надпись, сделанная на ней, была неоднократно просмотрена и заучена наизусть.       Джаспер Стил был коллегой Хэйвуда.       Что ж, всё лучше, чем ничего.       Хэйвуд не выказал презрения, смешанного с отторжением напрямую, но дал понять, что дел с Реджинальдом иметь не желает, потому отправил к нему коллегу, отказавшись от встречи.       В любом случае, какой-то результат уже сегодня должен был оказаться у Реджинальда на руках. И раз уж личная жизнь находилась в состоянии вечного краха, то хотя бы в делах удача обязаны была улыбнуться ему и показать знак победы.       Подобные мысли воодушевляли. Настроение Реджинальда немного улучшилось. Теперь оставалось только дождаться появления детектива и получить из его рук материалы дела. Фотографии, записи в формате аудио или видео, документы, подтверждающие передачу информации, распечатки переписки.       Что угодно, лишь бы действенное. Выстрел в цель, а не в пустоту.       Коллега Хэйвуда ждать себя не заставил. Реджинальд неспешно прогуливался по аллеям, засунув руки в карманы, когда телефон снова зазвонил.       Незнакомый номер, незнакомый голос.       Встретились они через десять минут после звонка. Реджинальд попросил подождать его у входа и направился туда.       Джаспер Стил оказался ниже своего начальника. С ним у Реджинальда разница в росте была незначительной, если вообще была.       Одевался он, правда, намного эффектнее, чем Хэйвуд, старательно подчёркивая все козыри внешности. Реджинальд не удивился бы, узнав, что у этого мужчины нет отбоя от девушек, ну, или, как минимум, он не страдает от дефицита внимания. Может, пачками к его ногам не падают, но на примете всегда есть парочка кандидатур.       Кажется, в этом детективном агентстве имелась традиция – внимательно разглядывать клиентов, сканируя их взглядом. Джаспер сейчас именно этим и занимался. Правда, эмоции, отражённые на его лице, отличались от тех, что демонстрировал предшественник.       «Взгляд копа», – поделилось соображениями подсознание.       «Бывшего», – поправил Реджинальд.       «Бывших копов не бывает. В душе они навсегда такими остаются».       На этот раз Реджинальд спорить с внутренним голосом не стал. Доводы показались достаточно весомыми, чтобы принять их на рассмотрение.       – Спасибо, что согласились приехать, – произнёс Реджинальд, принимая папку из рук собеседника.       – Это моя работа. – Джаспер старался сохранить серьёзность, но уголки губ едва заметно дёрнулись, словно он нарочно сдерживал улыбку. – Конечно, я мог оставить документы и той милой девушке, которая встретила меня в офисе компании, но Хэйвуд настаивал на личной встрече с заказчиком, а нарушать его приказы чревато.       – Строгий начальник? – усмехнулся Реджинальд, не торопясь открывать папку и вытряхивать все собранные материалы.       Ему хотелось это сделать, но правила приличия не позволяли вести себя подобным образом.       – Справедливый. Но своеволие не поощряет. В данном случае, личная встреча действительно была одним из необходимых условий.       Реджинальд посмотрел на Джаспера с удивлением. Родилось сразу несколько вопросов, но в горле пересохло, и он ничего не сумел произнести, ограничившись небольшой игрой мимики.       Естественно, что эта реакция не осталась незамеченной. Джаспер едва заметно усмехнулся, но моментально посерьёзнел.       – Пожалуй, больше мне здесь делать нечего, – подвёл он итог. – Поручения выполнены – послание в руках у адресата. Решение относительно того, как распорядиться полученными материалами, принимает заказчик.       – Почему Хэйвуд... – Реджинальд осёкся, прокашлялся, мысленно поправил сам себя и вновь заговорил. – Почему мистер Шейли лично не пришёл на эту встречу?       – Так сложились обстоятельства, – загадочно отозвался Джаспер. – Никаких тайн, просто напряжённая неделя и вынужденное пребывание в другом месте. Я не имею права разглашать чужие секреты, потому могу лишь посоветовать набраться терпения и немного подождать. Совсем чуть-чуть.       Заявив, будто эти фразы что-то прояснили, Реджинальд основательно покривил бы душой. Он обеими руками голосовал за продолжение расспросов, но Джаспер Стил уже покинул его общество, дав понять, что не намерен подводить начальство, выбалтывая все секреты их канцелярии.       Поспорить с его заявлением не получалось.       Реджинальду предписывалось коротать время в ожидании момента, когда Хэйвуд решится на личную встречу, а не подошлёт очередного посредника. И тогда, глядя ему в глаза, расспросить обо всём.       Вскрыть послание Реджинальд решился только в машине. Судя по тому, что сказал ему Джаспер, Шинейд можно было смело вычёркивать из списка подозреваемых, перекладывая ответственность за произошедшее на другого человека.       Реджинальд этому радовался, но чувство это пока представлялось неполным, скомканным.       Хотелось знать имя предателя, но вместе с тем, никуда не делись опасения относительно личности человека, слившего информацию о лимитированной коллекции соперникам за сердце покупателей.       И Реджинальд надеялся, что им действительно окажется человек, имеющий минимум контактов с его командой.       Поколебавшись ещё несколько секунд, он вскрыл папку, разом вытаскивая из неё представленные документы.       Вчитываться в отчёт не пришлось, поскольку в руки ему попала фотография, моментально расставившая все точки над «i» и заставившая удивиться не на шутку.       Последним человеком, которого он мог заподозрить в совершении подобного преступления, была невеста Хельмута.       Однако текстовые материалы, дополняющие снимки, подтверждали правдивость выдвинутой теоремы, превращая её в аксиому.       Реджинальд сомневался в правильности совершаемых действий, но всё-таки не утерпел, набрал номер Хельмута, желая получить подтверждение не только документальное, но и от непосредственного участника событий.       Он понимал, что, окажись новость правдивой, Хельмут будет не в лучшем расположении духа, а потому разговор их обречён с самого начала.       Вопреки ожиданиям, Хельмут не стал сбрасывать вызов, ответил достаточно быстро, но голос его был бесцветным, а язык слегка заплетался. Судя по всему, он предавался пьянству и размышлениям о жизни, точнее, о некоторых ситуациях. Однако старался не демонстрировать свои эмоции всем и каждому.       – Прости, – произнёс Хельмут сдержанно. – Хотя, на самом деле, извиняться должен не я, но раз уж так получилось... Знаешь, ведь мне казалось, что она действительно меня любит, а ей нужны были только мои снимки, и модели, запечатлённые на них. Не только те, что с вашей компанией связаны. Удивительное хладнокровие. Говорить о любви, а потом подсыпать снотворное в чай и лезть в мои данные. Когда твой знакомый мне об этом сказал и предложил устроить проверку, я первым делом хотел спустить его с лестницы. Странно, что в итоге согласился с его доводами. Вообще-то винить мне некого. Я тоже хорош. Повёлся на дешёвый развод. Музу себе нашёл. Ещё бы, играла она старательно. Актриса. Вижу я теперь, какая она актриса.       Сокрушался он долго и со вкусом, по собственной инициативе вываливая на Реджинальда подробности своих любовных переживаний и связанных с ними неудач, не позволяя слова вставить в этот бесконечный монолог.       Заготовленные вопросы остались невостребованными. Реджинальд понимал, что ничего сказать не сможет. Обвинениями бросаться он точно не станет. Впрочем, как и разрывать контракт с Хельмутом.       Фотографом Кросс был, без преувеличения, потрясающим. В том, что их сотрудничество омрачила столь неприятная ситуация, вины Хельмута не было.       Желая реабилитироваться в глазах нанимателя, он сам предлагал изменить концепцию всего сета и представать коллекцию иначе, гораздо интереснее и необычнее, нежели в первый раз.       Реджинальд слушал его, не решаясь оборвать звонок. Понимая, что со стороны это будет смотреться, на редкость, невежливо. Потому и откладывал решающий момент, дожидался, когда Хельмут сам посчитает, что разговор закончен, и попрощается.       Под аккомпанемент чужого голоса, Реджинальд внимательно изучал представленные материалы, испытывая нечто, схожее с чувством стыда за то, что усомнился в Хэйвуде, допустив мысли об обмане с его стороны и стремлении сбежать. Конечно, это и в проекте выглядело смешным, а теперь к характеристике собственных домыслов добавился эпитет «нелепым».       Хэйвуд занимался его делами. Не забывая о них, искал доказательства вины подозреваемого. И успел в срок. Даже раньше.       Теперь на руках у Реджинальда находилось немалое количество материалов, способных подмочить репутацию конкурентам. И он не планировал умалчивать обо всём, разрешая проблемы мирным путём. Он прикидывал, как использовать полученные знания с максимальной пользой, отыгравшись за дни, проведённые в нервном напряжении.       Последним из папки выпало письмо в белоснежном конверте без единого опознавательного признака.       Отложив замолчавший телефон в сторону, Реджинальд вытащил из конверта лист формата А4, сложенный вдвое, и развернул его. Послание было написано от руки, и в том, что это почерк Хэйвуда, сомневаться не приходилось.       Реджинальд неоднократно видел его прежде и верил, что сумеет узнать из тысячи предложенных вариантов.       Письмо не отличалось объёмом, состояло всего из пары абзацев. По сути, читать особо нечего, но Реджинальд умудрился изучить его вдоль и поперёк, ознакомившись с ним не менее пяти раз, постоянно сглатывая горький ком, что так и норовил сдавить горло изнутри.       В мире был лишь один человек, способный пробудить в душе Реджинальда сентиментальность, заставляющий мысленно возвращаться на много лет назад и вспоминать о том, что следовало забыть навеки, спрятав за семью дверями, закрыв за семью печатями.       Реджинальд знал, что ему лучше держаться от Хэйвуда на расстоянии, но ничего не мог с собой поделать.       Его тянуло к этому человеку сильнее, чем он мог представить.       Вопреки ожиданиям, десяток с лишним лет жизни, проведённых на расстоянии от Хэйвуда, не смог уничтожить эту тягу.       Не позволил забыть, избавившись навсегда от оков прошлого.       Это чувство мешало ему окончательно влезть в шкуру Реджинальда Меррита, оставив живой часть Глена Рипли, вроде как умершего и похороненного много лет назад на одном из лондонских кладбищ.       Вроде как.