За семью печатями

      В вопросах организации торжественных мероприятий Реджинальд не терпел проволочек. Сами вечера его раздражали невероятно, но раз уж отказаться от них не получалось, приходилось поддерживать планку, установленную предшественниками.       Ему хотелось, чтобы всё было идеально, начиная от цвета пригласительных, коих он забраковал немалое количество, прежде чем принял окончательное решение, заканчивая толщиной стекла в бокалах. Иногда создавалось впечатление, что ещё немного, и он возьмёт в руки линейку, чтобы измерить количество этих несчастных миллиметров, а если останется недоволен выбором организаторов, швырнёт все столовые принадлежности на пол и устроит грандиозный скандал. Если он так придирчиво относился к выбору самих бокалов, то об их содержимом и разговор заводить не стоило, шампанское, подаваемое на презентации, должно было соответствовать уровню мероприятия.       По большей части, приёмы представлялись ему напрасной тратой сил, денег и времени, а не знаковым событием в мире моды. Просто пыль в глаза, которую следует периодически пускать, чтобы доказывать окружающим свою состоятельность. Ну, и напоминать о себе, конечно. Без этого никуда.       Последние несколько дней его жизни были наполнены бесконечными встречами и не меньшим количеством телефонных разговоров. Шинейд, по мере возможности, старалась помочь, но удавалось ей это далеко не всегда. Так уж получилось, что для большинства посетителей личная встреча с руководителем компании была обязательным условием, довольствоваться обществом ассистента они не собирались, да и не солидно это было – перекладывать свои обязанности на рядового работника. Окон в расписании Реджинальда практически не наблюдалось. Иногда он ловил себя на мысли, что хочет оказаться далеко-далеко от этого многочисленного людского потока, посидеть несколько минут в спокойствии, слушая шелест листвы или же шум воды.       По вечерам, стоя у окна в своём кабинете, он смотрел вниз, на город, напоминавший ему муравейник, кишащий миллионами жителей с самыми разными историями жизни, закрывал глаза и возвращался мысленно на много лет назад. Там были снежинки на языке, горячий шоколад, приготовленный Соней, и игра в паучка, когда Хэйвуд водил холодными пальцами по его спине.       Угадай, сколько ног.       Кажется, для своего возраста они были совершенно неиспорченными, а потому забавы их на фоне действий остальных школьников этого возраста смотрелись детскими, без двойного дна.       Тогда было проще жить, а теперь появился миллион сложностей, с которыми он не справлялся – только усугублял ситуацию. Чем дальше продвигался, тем сомнительнее становилась ценность совершаемых поступков.       В ходе размышлений Реджинальд приходил к выводу, что напряжённый график и практически полное отсутствие свободного времени только играют ему на руку, не позволяя надолго сосредотачивать внимание на личности Хэйвуда, тем самым погружаясь в персональную зону недоступности, где всё остальное теряло значение.       Вечера он коротал в офисе, практически копируя поведение Хэйвуда. Ждал, пока разойдутся остальные сотрудники, и оставался посреди этих стен в гордом одиночестве. Несколько раз Шинейд заставала его в кабинете и смотрела удивлённо, но лишних вопросов не задавала, понимающе кивая и удаляясь.       Реджинальд размышлял над тем, как лучше провернуть задуманное. Старался окончательно отшлифовать свою задумку, чтобы там не осталось ни единой зацепки, а разыграно всё было, словно по нотам. План игры в кошки-мышки, который прежде казался дельным, теперь обнаруживал всё больше недостатков, напоминая всего лишь безумные игры скучающего миллионера, не обременённого наличием серого вещества в голове, а не продуманные поступки умного человека.       Было что-то дельное в этом замечании, направленном на собственные мыслительные способности, но Реджинальд не собирался отступать.       Он снова ставил условия, заключал сам с собой пари и обещал не вспоминать о Хэйвуде вплоть до того момента, пока тот не окажется вовлечён в игру. Рука сама собой тянулась к телефону, желая набрать нужный номер, но он приказывал себе отказаться от слабостей. Хотя бы сейчас, чтобы не сорвать всё самым глупым образом.       У него был весомый повод для встречи с Хэйвудом, но он и здесь постарался оградить себя от этого столкновения.       Сначала планировал поручить выполнение задания Шинейд. Она бы сделала без вопросов, но в итоге отказался от задуманного, решив провернуть всё самостоятельно и, что называется, разведать обстановку.       Когда он пришёл, Хэйвуда не было дома, и это только сыграло Реджинальду на руку. Поднявшись на нужный этаж, он пересёк расстояние, отделявшее его от нужной квартиры, и некоторое время просто стоял напротив, рассматривая дверь. Ничего необычного. Стандартная, типовая – таких полон дом.       А за дверью – неизвестность.       Реджинальд впервые задумался о том, что никогда не был у Хэйвуда дома. Во всяком случае, после возвращения. До – всего лишь один раз, но тогда дом был совсем другим. Хэйвуд долгое время отговаривал Реджинальда от этого визита, говорил что-то о нецелесообразности, да напирал на то, что вообще у него не самые приятные условия. Отводил глаза и стеснялся собственного дома.       Там и, правда, гордиться было особо нечем. Более или менее облагороженной оказалась как раз комната Хэйвуда, а появление в коридоре пьяного отца едва ли не в первые секунды после того, как ударилась о косяк входная дверь, точно не стало поводом для гордости.       К счастью от него быстро удалось отвязаться – Хэйвуд сунул родственнику пару десяток из своих скромных заработков и, схватив Реджинальда за руку, потянул в комнату.       Оказавшись тет-а-тет, посмотрел умоляющим взглядом, прося никак произошедшее не комментировать, и устало прикрыл глаза.       Стало понятно, почему он не хотел приводить друга к себе домой и говорил, что там не самое подходящее место для встреч, лучше по улице побродить, чем идти в квартиру.       Реджинальд это понял слишком поздно, поставив друга в неловкое положение, и постарался хотя бы частично исправить положение.       Они были тихими, как мыши, склонялись друг к другу предельно близко и разговаривали шёпотом. Чувствовали себя заговорщиками или секретными агентами, обменивающимися ценной информацией.       Конечно, сейчас Хэйвуд жил в других условиях, да и с родителями соседствовать ему не приходилось, но традиции укоренялись. Он побывал однажды у Реджинальда, но последний никогда не переступал порог его квартиры. В такие моменты Реджинальд сравнивал себя с вампиром, который не может войти в помещение без приглашения.       Сейчас ему хотелось попасть туда так сильно, как никогда прежде. Посмотреть, чем живёт Хэйвуд теперь, какие книги читает, чем себя окружает. Стать к нему чуточку ближе, а лучше – намного, вернув в отношения былую теплоту.       Реджинальд продолжал стоять и гипнотизировать дверь, сжимая в руках тонкий конверт с приглашением на презентацию, которое и планировал передать Хэйвуду. Вообще-то он мог заказать доставку, как на дом, так и в офис детективного агентства, но решил самостоятельно принести его к дверям чужой квартиры.       Подавив желание оставить письмо под дверью, Реджинальд спустился и сунул конверт в почтовый ящик, а потом вновь взбежал вверх, отошёл на приличное расстояние, спрятался в давно примеченном укромном уголке и принялся ждать, потратив на это не менее трёх часов. Он наблюдал, как Хэйвуд проходит по коридору, держа в руках ворох газет и прочей корреспонденции, рассматривает каждое послание, не пропуская даже рекламные листовки, предлагающие стрижку и завивку за небольшую плату. Доходит, наконец, до самого важного и разрывает конверт, извлекая пригласительный билет.       Стоило пальцам коснуться бумаги и слегка надорвать её, как Реджинальда накрыло ощущение, будто это всё происходит рядом с ним. Гораздо ближе, чем в реальности. Он не только наблюдает за действиями Хэйвуда, но и слышит, как рвётся бумага – их бумажный городок, а то и мир, созданный за годы разлуки, теряет целостность вместе с ней, превращаясь в мелкие обрывки, подхваченные и унесённые, в дальнейшем, ветром. Рвётся на части его бумажная личность.       Только рядом с Хэйвудом он становится собой, настоящим, а не придуманным. Во всех смыслах.       Хэйвуд не торопился скрываться за дверью и не лез в карман за ключами. Он осмотрелся по сторонам, как будто знал, что Реджинальд находится недалеко от него. Достаточно сделать несколько шагов, повернуть влево, и они окажутся лицом к лицу.       Осознание этого подстёгивало Реджинальда, ускоряло ток крови, подкачивая в неё ударную дозу адреналина, не позволяя расслабиться ни на мгновение. Реджинальд знал, что не сделал ничего противозаконного, да и просто плохого, но всё равно нервничал, представляя, что его здесь обнаружат.       Пока не сделал, поправлял сам себя.       А на губах появлялась ухмылка, как дань ностальгии и детским играм, в которые они продолжали играть сейчас, перейдя на более высокий уровень. В остальном, всё отсылало к делам давно сгоревших дней.       Слова о гениальном преступнике, в каком-то смысле, находили отражение в общении Реджинальда и Хэйвуда.       Глена и Хэйвуда, если быть точным.       Некоторые их игры носили детективную направленность и получили условное название «Мистер Шейли на охоте». Название родилось спонтанно и намертво прилипло к этому развлечению.       В основе его лежали классические детективные сюжеты, взятые из прочитанных книг, смешанные между собой и дополненные определёнными деталями. По большей части, обязанности по составлению сценария ложились на плечи Реджинальда, а Хэйвуду предписывалось заниматься расследованиями, одну за другой распахивая закрытые двери в стремлении докопаться до истины.       За время игр Реджинальду довелось сыграть не менее двух десятков свидетелей, побывать как преступником, так и жертвой. И все эти роли он исполнял с блеском, находя нечто привлекательное для себя в каждом амплуа.       Было определённое очарование в попытках сбить служителя закона с толку, подбросить ему улики, способные помочь, или же, наоборот, указать ошибочное направление.       Хэйвуд мог найти подсказку в любой из комнат пансионата, кроме тех, разумеется, что были заняты жильцами. Летом к пространству, отведённому под поиск, добавлялись ещё сад и мастерская. Зимой всё ограничивалось пределами дома. Награды за правильно раскрытую тайну не было, даже чисто символической, но они и не ради подарков играли. Им нравилась сама атмосфера игры. Хэйвуд осуществлял частично свои мечты, а Реджинальд ему в этом помогал, предоставляя свободу действий и предлагая множество довольно интересных и запутанных, по его мнению, дел.       Наверное, со стороны эти развлечения выглядели странно, особенно, когда он жаждал максимально вжиться в роль, создав подходящий антураж, и для этого использовал подручные средства.       Впервые увидев сына, лежащего среди роз в крови, Соня схватилась за сердце, а потом подняла такой крик, который прежде обоим парням и не снился. В тот день игра прервалась, а несостоявшейся жертве и полицейскому, расследующему убийство в саду, нашли миллион дел, вроде мытья ванных комнат и сортировки грязного белья, чтобы неповадно было, и глупости в голову не лезли.       Уговоры на Соню не действовали, продолжить следственно-розыскные мероприятия она не позволила, несмотря на то, что обман раскрылся стремительно – достаточно было подойти ближе и внимательнее присмотреться к жидкости, разлитой вокруг. Вблизи становилось понятно, что кровь бутафорская, а жертва жестокого убийства, на самом деле, жива и здорова.       Прежде чем разыгрывать такие сцены, подумай о матери.       Сейчас Реджинальд не устраивал показательные выступления, не обливался искусственной кровью или соком, да и об официальном начале игры не объявлял, тем не менее, ассоциации появлялись сами собой, укрепляясь в сознании всё сильнее, с каждой секундой.       Только новый сценарий происшествия продумывал не Реджинальд, а посторонние люди. Он собирался воспользоваться чужими наработками, старательно изучая все имеющиеся в общем доступе материалы. Он не был уверен, что запланированное мероприятие увенчается успехом, но если бы упустил шанс привлечь внимание Хэйвуда таким способом, то никогда бы себе этого не простил.       Больше событий, копирующих частично или полностью их прежние забавы.       Больше воспоминаний.       Выше шансы на то, что Хэйвуд, наконец, посмотрит в его сторону иначе, и в душе его зародятся подозрения.       Выше шансы, что он вспомнит и войдёт в положение Реджинальда. Быть может, даже примет историю чужой жизни без криков и обвинений, отнесётся к происходящему с пониманием.       Реджинальд продолжал гипнотизировать Хэйвуда взглядом, ловил каждое мгновение, связанное с его действиями. Кажется, даже задержал дыхание и выдохнул с шумом только тогда, когда Хэйвуд скрылся за дверью квартиры.       Удостоверившись, что адресат получил послание, можно было отправляться домой со спокойной душой, но Реджинальд продолжал стоять на месте.       Ему не хотелось уходить. Гораздо сильнее привлекала перспектива подойти к нужной квартире и позвонить, пересилить свои страхи и никуда не убежать. Однако Реджинальд не был уверен, что не запаникует и не поддастся эмоциям, как в прошлый раз, когда слёзы потекли из глаз без особых на то причин.       Он прижался щекой к прохладной стене, стараясь успокоить себя мыслями о предстоящем мероприятии и о той операции, что должна была свершиться во время торжественного вечера. Прикидывал, насколько громким получится скандал, и когда его отголоски докатятся до европейского континента, привлекая внимание отчима.       Разумеется, всё случившееся рано или поздно окажется в прессе. Учитывая, что некоторые журналисты уже получили аккредитацию и, как следствие, доступ к мероприятию, они не забудут упомянуть о скандале, разгоревшемся там, а, значит, всё-таки рано.       Отчим будет рвать и метать. Если откроется правда, кто выступал в качестве организатора и главного нарушителя спокойствия, то всё станет ещё хуже. Здесь Реджинальд мог себе только посочувствовать.       Хотелось надеяться, что часть правды останется для Глена Меррита загадкой, не имеющей ключа, и он никогда не узнает о личности человека, приложившего руку к срыву запланированных торжеств.       Тем более что повод для этой «самодеятельности» был не самый благородный. При близком изучении выяснялось, что он вообще нисколько не соприкасался с понятием, обозначенным выше. Глупый розыгрыш, направленный на привлечение внимания определённого человека.       И всё-таки Реджинальд двигался вперёд. Если решил, то он обязательно это сделает, и будь, что будет.       Простояв в укрытии ещё около получаса, он выглянул в коридор. Убедился, что там никого нет, и поспешил удалиться, желая остаться незамеченным. Внутренне его потряхивало от нервного перевозбуждения, от мыслей о грядущем мероприятии и реализации относительно грандиозного плана.       Обратный отсчёт начался с момента, когда он явился в офис Хэйвуда и предложил серьёзно поговорить. Теперь оставалось ждать, когда цифры окончательно остановят бег и замрут на нулях. В воздухе повиснет тишина, а потом... Потом обязательно грянет взрыв, знаменующий собой наступление переломного момента.       Реджинальд прихватил зубами верхнюю губу, задумался, прорисовывая окончательно детали дела наивысшей важности. Он много раз представлял схему действий, просчитывал вероятность риска и, кажется, уже отшлифовал всё до зеркального блеска, но теперь его вновь потянуло на ознакомление с планировкой здания. Он не мог допустить, чтобы мелочи обратили его триумфальное выступление в ничтожную комедию положений и породили смех со стороны окружающих.       За несколько дней стоило отточить всё до автоматизма, детские игры выходили на иной уровень.       Если делать ставки, то невероятно высокие.       Если же рисковать, то только по-крупному.       Как там говорят? Полюбить так королеву, проиграть так миллион?       В этом, определённо, что-то есть.       Реджинальд выскользнул из дома, поднял голову вверх, надеясь, что с балконов никто не наблюдает за происходящим внизу. Тот балкон, которому было уделено самое пристальное внимание, пустовал. Реджинальд выдохнул с облегчением и скрылся в темноте, уходя отсюда.       Дома его дожидалась электронная версия плана здания с отмеченными потайными входами и выходами, коими он мог воспользоваться при необходимости.       Сразу после того, как он удалится с торжественного мероприятия, можно начинать разыгрывать комбинацию.       Помимо прочего, следовало подумать, как отвязаться от настойчивого внимания со стороны полиции. Шинейд обмолвилась однажды, что они были крайне недовольны появлением статей в прессе, а некто Саймон Ортон, руководивший процессом расследования краж, не просто возмущался, а с трудом сдерживал гнев, готовый в любой момент обрушиться на головы работников пера. Во всяком случае, так ей сказал знакомый журналист, а обманывать ему не было никакого резона.       Раз полиция сосредоточилась на этом деле, очередную кражу они вряд ли пропустят и, несомненно, привяжут к «Золотой лихорадке». Тем более что кое-какие отличительные особенности чужих манер в области воровства Реджинальд собирался позаимствовать.       Осознание этого заставляло Реджинальда хмуриться. Ему нужно было, чтобы внимание к ходу расследования проявлял Хэйвуд, а не сотрудники полиции. И, судя по тому, что Реджинальд за время своего короткого визита увидел в офисе детективов, старания действительно не остались незамеченными. Хэйвуд внимательно изучал материалы дел, связанных с кражами ювелирных украшений. На мониторе его компьютера тоже были статьи, посвящённые новой волне охоты за золотом.       В этом плане, Реджинальд цели достиг, но...       Что же делать с полицией?       – Определишься по ходу дела, – пробормотал он, оказавшись в салоне автомобиля.       За то время, что пришлось потратить на пешую прогулку, Реджинальд успел основательно продрогнуть и теперь просто сидел, обхватив себя руками и осторожно поглаживая по плечам.       Чтобы подобраться к дому Хэйвуда и не выдать своё присутствие, машину пришлось бросить в паре кварталов от пункта назначения. И если днём это не казалось настолько критичным, то к вечеру Реджинальд начал ненавидеть ледяной ветер и не самую мягкую зиму из всех возможных.       Реджинальд дрожал, но готов был со всей ответственностью заявить, что виноват в этом не только уличный холод. Он, конечно, тоже сыграл определённую роль, но решающим фактором не стал. Основной груз ответственности ложился на предвкушение собственных шпионских игр. Именно мысли о них заставляли Реджинальда нервничать, бояться и с нетерпением ждать наступления этого момента.       Ничего похожего Реджинальду прежде не доводилось испытывать, даже когда речь шла о виртуозном обмане Глена Меррита. Избавляясь от длинных волос и прикрываясь чужим именем, он чувствовал себя гораздо увереннее. Сейчас мог расклеиться буквально от каждой мелочи, а делать это категорически воспрещалась.       Только после того, как всё пройдёт, и напротив каждого пункта плана появятся галочки, он вздохнёт с облегчением и будет ждать развития событий. Охота состоится, а детектив пусть ищет, какая из дверей приведёт его к свету, а не в ловушку.       Они должны в последний раз сыграть в эту игру, немного изменив прежние правила, отрицавшие наличие выгоды. Этот раунд имеет свою стоимость, ставки высоки, как никогда прежде, а преступник ни разу в жизни не был ближе, чем теперь. И никогда ещё так откровенно не подставлял самого себя, желая не уйти от правосудия, а быть узнанным. Тот, кто сумеет разгадать предложенный ребус, получит заслуженную награду. Пусть распорядится ею по своему желанию.       Дело Реджинальда – предложить.       Дело Хэйвуда – принять предложение, либо отказаться от него.       Принуждение – не тот метод, который задействован в данном сценарии.       Дом встретил желанным теплом. Настроение постепенно улучшалось, дурные мысли отступали. Не все, не сразу, но, тем не менее.       Реджинальд открыл ноутбук, нажал на кнопку запуска системы, а сам отправился в гардеробную. Прихватив по пути карандаш, притормозил на несколько секунд, зачеркнул в календаре очередную клетку и ещё сильнее обвёл число, отмеченное презентацией и собственным дебютом на сцене громких преступлений.       Он, конечно, не Волк с Уолл-стрит и не прочие по-своему – печально – знаменитые личности, годами обводившие правосудие вокруг пальца и избегавшие наказания, но постарается не наделать ошибок в самый первый выход. Главное, чтобы Хэйвуд проглотил приманку и не выплюнул её раньше времени.       Этот вечер в жизни Реджинальда был ознаменован тщательным изучением планировки здания, проработкой запасных вариантов действий, болтовнёй по скайпу с Шинейд, которой тоже отводилась определённая роль в постановке.       А ещё шампанским, которое Реджинальд пил в одиночестве, не думая о том, насколько обоснованно его желание отпраздновать победу до, а не после удачной реализации планов. Впервые за долгое время он чувствовал себя, если не счастливым, то очень близким к этому состоянию.       Рядом с Хэйвудом было бы гораздо лучше, но раз уж так сложилось, что приходится довольствоваться обществом человека, смотревшего из зеркала... Ничего не поделать.       Реджинальд осторожно поднёс бокал к стеклу и прикоснулся к гладкой поверхности, наблюдая за тем, как отражение полностью копирует его действия.       – Нам повезёт, – прошептал он. – Обязательно повезёт. Рано или поздно, но он вспомнит меня, правда? Не может не вспомнить.       До знаменательного события оставалось ещё три дня, и Реджинальд понимал, что за этот отрезок времени успеет вытрепать себе нервы неоднократно. Сомневаясь, снова обретая уверенность в правильности поступков, разочаровываясь в своих умственных способностях, и ими же восхищаясь. Посмеиваясь над своими действиями, ругая себя за них же и приходя к выводу, что он и Хэйвуд не могли бы воссоединиться иначе, потому что в противном случае, это были бы уже не они, а кто-то отдалённо на них похожий.       Он давным-давно не читал детективов и не пытался выстраивать задуманную игру на основе чужих сюжетов, как это случалось на каждом шагу во времена юности. Он просто хотел, чтобы Хэйвуд вспомнил его таким, каким когда-то оставил у ворот «Зимних клёнов».       Хэйвуд обернулся лишь однажды, заметил пристальный взгляд, направленный в его сторону, и ускорил шаг.       Реджинальд продолжал стоять, как вкопанный, вцепившись ладонями в ограждение. Он хотел, чтобы Хэйвуд вернулся. Хотел столько всего ему рассказать, но не решился, подумав, что понимания у друга не найдёт. Тот посмеётся, скажет, что всё сказанное – глупости и заблуждения.       Они просто мало общаются с другими людьми, а потому кажется, что за дружбой скрывается нечто большее, но, на самом деле, всё не так.       И если Хэйвуд отправится служить после такого, не слишком воодушевляющего разговора, будет хуже.       Когда дело касалось Хэйвуда, Реджинальд начинал бояться ошибок со своей стороны.       В случае с другими людьми подобного – трепетного – отношения не наблюдалось, либо было на порядок меньше. Но Хэйвуд... Хэйвуд всегда был для него особенным, не таким, как все, пусть и звучало это излишне пафосно, с претензией, что называется. Сначала, как друг, о каком только можно мечтать, потом, как любимый человек, ради которого хотелось выжить.       Реджинальд понимал, что данной выходкой навлекает на себя гнев Хэйвуда – по голове его не погладят, но все остальные варианты представлялись ему недостаточно колоритными и яркими. Старая игра, прежний набор участников.       Попробуй, угадай, кто совершил преступление?       Какие у него были мотивы?       Приближение торжественного мероприятия порождало всё большую нервозность, и в назначенный день Реджинальд пребывал в состоянии, которое принято называть «на иголках». Он нервничал сильнее, чем прежде, но всё равно не собирался отказываться от запланированных действий.       С самого утра он находился на месте будущего преступления, наблюдал за тем, как идёт процесс подготовки, уделял внимание даже мелочам и действительно ловил себя на мысли, что скоро начнёт придираться к толщине стёкол в бокалах, только бы отвлечься от неприятного предчувствия.       Его напрягало молчание Хэйвуда, так и не оповестившего о принятии решения. Он не звонил и не писал Реджинальду. Не благодарил за приглашение и не говорил, что посетит презентацию, продолжая хранить молчание, давившее на психику не меньше, чем переживания иного толка.       Эта нервозность не осталась незамеченной для Шинейд, моментально отмечавшей любые перемены в настроении начальства. Воспользовавшись ситуацией, Шинейд отозвала Реджинальда в сторону, посмотрела на него строго. Она не произносила длинных речей, ограничившись всего одним, коронным:       – Реджи?       – Да?       – Что с тобой происходит? После возвращения ты... Не представляю, как это объяснить, но, кажется, места не находишь.       – Не знаю, – честно признался он. – Пока я ничего не знаю. Прости, мне нужно позвонить кое-кому.       – Ладно, – Шинейд не стала настаивать, но проводила Реджинальда удивлённым взглядом.       Она, как и прежде, продолжала придерживаться мысли, гласившей, что начальство глупостей не наделает, и если что-то задумало, то это не бессмысленные выстрелы в пустоту. Вот только понять, что замышляет Реджинальд, пока не получилось, хотя на раздумья было потрачено немало вечеров.       Звонок предлогом для завершения разговора не послужил. Реджинальд действительно собирался собраться с силами и позвонить Хэйвуду. Неопределённость убивала, а в их отношениях, на данный момент, царила именно она.       Оставшись в одиночестве, Реджинальд прислонился к подоконнику и набрал нужный номер. В горле снова появился противный ком, а каждый новый, оставленный без ответа гудок подогревал уровень беспокойства. Реджинальд покрутил в пальцах пуговицу пиджака, понимая, что ещё немного нервного напряжения, и он испортит костюм, предназначенный для вечернего мероприятия, не прикладывая к тому особых усилий.       Раз – и пуговица останется в руках.       Реджинальд хотел услышать голос Хэйвуда, но вместе с тем опасался сболтнуть лишний раз какую-нибудь глупость, потому молчание было для него одновременно и наказанием, и освобождением от ответственности. Впрочем, вечно это продолжаться не могло, как и запланированная игра в догонялки сомнительной ценности. Реджинальд отлично всё это понимал, старался не поддаваться панике и, по мере возможности, держать эмоции под контролем.       Он обучался искусству лицемерия на протяжении десятка с лишним лет. Что ему стоит продолжить поддерживать выбранную линию поведения и ныне?       Только знание, что это Хэйвуд. Оно меняло абсолютно всё.       Несмотря на немалое количество лет, проведённых на расстоянии друг от друга, он так и оставался главной слабостью Реджинальда.       – Привет. Я хотел кое-что уточнить. Так получилось, что на неделе у нас снова не было возможности пообщаться, да и встретиться не удалось. Однако я присылал тебе приглашение, и хотел спросить: помнишь, какой сегодня день?       Реджинальд выпалил это на одном дыхании, не позволив Хэйвуду и слова сказать, после чего почувствовал себя шариком, из которого выпустили воздух.       Слова, сопоставимые с шипением, становились всё тише, прозвучало последнее. Установилась тишина.       Реджинальд вцепился пальцами в подоконник, наблюдая за тем, как они побелели – в целом – от напряжения, покраснев на самых кончиках.       В душе пробудился страх услышать ответ, отличный от задуманного. Хэйвуд вполне мог сказать, что плевать ему на презентацию и на запланированный разговор. Он по-прежнему занят, времени на такую ерунду нет. Он вынужден откланяться и отправиться по своим делам, а богема пусть развлекается, как хочет.       – День, когда ты, наконец, перестанешь от меня бегать? – спросил Хэйвуд, оборвав театральную паузу.       Реджинальд ещё сильнее сжал ладонь на гладкой поверхности и закрыл глаза.       Было неловко признавать правдивость чужих заявлений, и он вполне мог попытаться оправдаться, придумав миллион отговорок, начиная ворохом дел, заканчивая какими-нибудь семейными проблемами, которыми лучше не нагружать окружающих. Но перед собой он всё равно оставался честным. Знал, что действительно старается убежать, спрятаться, нарочно, искусственно расширяет пропасть, возникшую между ними.       Хэйвуд догадался. Реджинальд только сейчас подумал, что его слова можно было проверить и перепроверить неоднократно. Хотя бы те, что касались даты появления на территории США. Сунуть нос в списки пассажиров, и станет ясно, что прилетел он за две недели до того, как появился в офисе.       Один маленький обман рождал большое подозрение.       – Я не бегаю, – произнёс непринуждённым тоном.       И сам себе не поверил. Хэйвуд тоже вряд ли обманулся.       – Готов поспорить с этим утверждением. Но не хочу делать этого по телефону, – признался Хэйвуд. – Я помню, что ты обещал мне разговор после презентации, и жду этого момента с нетерпением. К сожалению, к началу торжественной части вряд ли успею, придётся немного задержаться, но появлюсь обязательно, несмотря ни на что.       – Хорошо.       Реджинальд улыбнулся отражению в стекле, провёл по нему пальцами.       – Реджи?       – Что?       – Да так. Есть у меня одна мысль...       – Какая?       – Озвучу её вечером. Главное, дождись моего появления. Хорошо?       – Да, – выдохнул Реджинальд. – Конечно, да.       – Вот и славно, – произнёс Хэйвуд. – Кажется, сегодня нам о многом предстоит поговорить.       – Не без этого, – согласился Реджинальд.       – Честно говоря, я даже не представляю, как это всё будет проходить, но сейчас...       – Что такое?       – Ничего. Не думай об этом. Вечером, значит, вечером.       – Я буду ждать. Очень и очень сильно.       – Только, прошу тебя, ничему не удивляйся.       – Ты планируешь нечто, способное поразить почтенную публику в самое сердце?       – Несомненно.       – Интригуете, господин детектив?       – Не меньше, чем мой собеседник, – отпарировал Хэйвуд и оборвал вызов.       Реджинальд выдохнул и прижался лбом к холодной поверхности. Испытание разговором он только что прошёл, осталось дождаться вечера и пойти на риск.       – Всё в норме, Шинейд, – бросил, проходя мимо помощницы и улыбнувшись ей. – Абсолютно всё. Предупреди меня, когда в зале появится мистер Шейли.       – Шейли?       – Он.       Шинейд прищурилась и несколько секунд пристально смотрела на Реджинальда. Он ожидал расспросов и удивления, но ничего из перечисленного выше списка не последовало. Шинейд лишь кивнула согласно и произнесла:       – Разумеется, мистер Меррит.       После чего вновь направилась к официантам, занимающимся оформлением зала.       Время икс неумолимо приближалось.       Реджинальд поймал себя на мысли, что смотрит на часы едва ли не каждые пять минут, отсчитывая количество их, оставшееся до начала презентации и представления, направленного на пробуждение интереса со стороны одного единственного человека.       К заявленному времени он почувствовал, как мозги начинают закипать, а руки подрагивают, и даже бокалы, которые он осматривает в последний раз, ходят в них ходуном, стекло дрожит так, словно где-то поблизости расположена железнодорожная станция, и она не пустует вовсе.       Чтобы привести нервы в норму, ему требовалось удалиться и побыть немного в тишине и одиночестве. Собственно, именно это Реджинальд и собирался провернуть, но планам не суждено было сбыться.       Стоило покинуть основной зал и продвинуться вглубь коридоров, как Реджинальд ощутил постороннее присутствие. Инстинкт самосохранения заголосил, что нужно моментально повернуться лицом к потенциальному нападающему, посмотреть на него и сделать выводы, насколько этот человек опасен. Однако провернуть задуманное Реджинальд не успел, почувствовав, как ему зажали ладонью рот, призывая хранить молчание.       Реджинальд вцепился в чужую ладонь, стараясь разжать её и сказать хоть слово. Он совершенно не понимал, что происходит.       – Тише, тише, Реджи. Это я. Обещай, что не станешь кричать, когда я уберу руку.       Реджинальду всё происходящее казалось диким и невероятно странным, но поскольку спросить возможности пока не было, он лишь покорно кивнул.       – Не задавай лишних вопросов, просто слушай и запоминай. Многое обсудить мы сейчас не сможем, лучше отложить это до лучших времён и более подходящих мест. Потому, в общих чертах, – произнёс Хэйвуд. – Поступок твой, конечно, был, на редкость, глупым, и едва не спутал полицейским все карты. Чувства благодарности к осведомителю журналистов они точно не испытывают, а потому будет лучше, если об этом никто никогда не узнает, кроме нас двоих и твоей помощницы, но ей я более или менее доверяю. Не думаю, что она будет трепать языком о своих проделках на каждом углу, особенно, если начальство намекнёт, как поступать не стоит. Так или иначе, но эти статьи не заставили реальных преступников залечь на дно, а лишь подстегнули их азарт и интерес. Сегодня будет совершена очередная кража. Точнее, её попытаются совершить прямо во время презентации новой коллекции. И нет, тебе даже не придётся самому её инсценировать, справятся и без твоей помощи. Комплекс до отказа набит полицейскими, они блокируют все выходы, чтобы преступники не смогли удрать после совершения кражи. Так что подумай несколько раз перед тем, как вступать в игру. Или не вступать. Ведь это всё равно бессмысленно. Ключ найден, охота прошла успешно, и мистер Шейли возвращается домой, раскрыв очередное преступление, которое даже не было совершено, а только планировалось.       Прости. Мне жаль, что наше объяснение получается таким скомканным, но сейчас я вынужден вновь тебя покинуть, поскольку ответственность за проведение операции по поимке преступников лежит, в большей степени, именно на мне. Однако потом я буду полностью в твоём распоряжении… Глен.       Последнее слово Хэйвуд произнёс на грани слышимости, с таким трудом, словно выталкивал его из себя. Не потому, что сомневался в правильности сказанного. Он просто почти отвык от этого обращения. Учитывая опыт прошлых лет, оно было для него таким родным, но вместе с тем, поразительно новым.       Словно сегодня они столкнулись впервые и только-только познакомились.       Вот он и пробует новое имя на вкус.       Реджинальд закрыл глаза, понимая: в очередной раз, близок к тому, чтобы зарыдать. Слишком близок. Но при этом на губах его расплывалась глупая улыбка.       – Хэйвуд?       – Да?       – Поцелуй на удачу, – произнёс Реджинальд, развернулся резко и подался вперёд.