Ни с чем нельзя сравнить радость первого рукопожатия, когда одна рука спрашивает: «Вы меня любите?» — а другая отвечает: «Да, я люблю тебя». — Ги Де Мопассан Чем шире твои объятия, тем проще тебя распять. — Фридрих Ницше Кто смотрит наружу — видит сны; кто смотрит внутрь — просыпается. — Карл Густав Юнг Я закрыл глаза, чтобы видеть. — Поль Гоген. Идеальная, вечная, очищенная от ненависти любовь существует только между зависимым и наркотиком. — Зигмунд Фрейд Там были звёзды. Они обожгли мне глаза. — Марк Зусак Дьявол следует за мной по пятам и день и ночь. Потому что он боится остаться в одиночестве. — Фернандо Пессоа
сто тринадцатый день в Суссексе
Всему — и дурному, и счастливому, — приходит конец; в Суссекс предчувствие финала нагрянуло вместе с двумя поварами, приглашёнными лично Майкрофтом для сооружения внушительной горы яств к Сочельнику, и молчаливым господином, ответственным за украшение дома. Само присутствие в доме чужих людей, отстранённо, сухо и даже враждебно ограничившихся официальным приветствием и собственно работой, выбило и Джима, и Шерлока из колеи. Неспособные ничем помочь, на ногах с самого рассвета, сонные и бестолковые, — первые часы они крутились на кухне, как скучающие дети богатой викторианской семьи перед грандиозным приёмом. Мориарти то и дело таскал сладости, сыщик — находил уместным отпускать колкие и снобистские технические замечания относительно приготовления того или другого блюда. В конце концов один из людей Холмса-старшего потерял терпение и, велев нагуливать аппетит где-нибудь в другом месте, выдворил их обоих вон. Часам к двум дня стремительно стемнело, и повалил густой снег, отгораживая виллу ещё более от остального мира; вслед за ним поднялся ветер. От нечего делать суссекские узники принялись за партию бриджа; после неё за следующую, и так опять, и опять. Каждый из них в ожидании своего собственного избавления, они прерывались то на одинокие нервические задумчивые перекуры, то на виноватые, украдкой, как если бы в них было что-то дурное, сборы, — но всякий раз возвращались к игре; отчего-то оба они придавали ей какую-то сакраментальную значимость. Несколько часов они просидели на пыльном ковролине коридора наверху, избегая смотреть друг другу в глаза. Джим, казалось, сохранял присутствие духа, гарцуя на безопасной границе безупречного этикета и умеренной меланхолии, в то время как его товарищ, проявлявший все признаки душевного беспокойства, никак не мог сосредоточиться в полную силу и то и дело допускал в розыгрышах глупейшие ошибки. Когда внизу начали к прибытию гостей гасить электрический свет и вместо него зажигать свечи, Мориарти с хрустом размял шею и подавил зевок. На нём всё ещё была его домашняя майка, и в ней он немного мёрз. — Выходит, я болван*, — подытожил, вытягивая длинные ноги, Шерлок. — Опять. Он сделал ход за пару оппонентов и, помедлив, плавным движением кисти бросил свои карты рубашками вниз на ворс — так, что они стали видны им обоим. Джим в раздумьях закусил губу и, вглядываясь в выцветшие картинки, наклонился к Холмсу; ещё четверть дюйма — и они сидели бы плечом к плечу. В неверном пляшущем свете свечей снизу выражения лиц их обоих угадать было почти невозможно. — Боюсь, что так, — низко шепнул Мориарти. — Погляди: ты разве не видишь, что лучший расклад прямо перед тобой? — Нет. — Нет? — Я не уверен. Я не знаю. — Посмотри внимательно. Два туза и две восьмёрки; пик и треф. Сыщик, намереваясь было снова возразить, слегка повернул голову вбок, не отрывая глаз от карт; в таком положении он едва ли не касался безвинными устами щеки своего собеседника. — Если я не ошибаюсь, по правилам игры теперь мне следует подчиниться твоей интуиции, — очень тихо произнёс он. — Я доверяю ей. Мориарти приоткрыл рот, набирая в лёгкие спёртый воздух; самый кончик его языка показался наружу, толкнувшись в верхнюю губу. — Я приказываю тебе- — Советуешь, — вполголоса исправил его Шерлок. — Советую, — ласково кивнул Джим, а потом взял его белоснежно-бледную правую руку и переместил её на короля пик — рискнуть всем, что у тебя есть… Консультирующий детектив вздрогнул. Волоски на тыльной стороне его ладони от прикосновения встали дыбом. — И тем, чего у тебя нет. Блефуй, Шерлок Холмс. Опираясь о стену, Мориарти не без труда встал с пола — и, не говоря больше ни слова и не оглядываясь, отправился восвояси: умываться, переодеваться и превращаться в кого-то такого, кто мог бы праздновать Рождество. Шерлок посмотрел зачем-то ему вслед, потом на свою руку и на блёклую физиономию выглядывавшего сквозь пальцы короля, — чтобы наконец поднять полный сомнений взгляд к резьбе баллюстрад. Внизу погасили последнюю люстру, заменив её гирляндой из крохотных уютных лампочек, и поставили рождественскую пластинку — кажется, Дина Мартина; под её томящуюся нежность детектив прижал правую ладонь ко рту и закрыл глаза. Они играли за две стороны сразу**: их блестящими оппонентами были ободранный кубик Рубика и украденная из кухни фарфоровая сахарница.***
Ожидание длилось вечность: Шерлок Холмс, мерявший крохотную кухню широкими шагами, нет-нет да останавливался прислушаться, не идёт ли его товарищ. В камине в гостиной полыхал яркий искристый огонь, вызывая трепетные воспоминания о жуткой минувшей осени; журнальный столик завален был корзинами и блюдами с праздничной едой, а давнее хранилище абсента преобразилось в мини-бар. Воздух, напоенный запахами мускатного ореха и еловых ветвей, пряного мяса и алкоголя, был тяжёл и тёпел. Люди Майкрофта исчезли так же незаметно, как и появились, как только выполнили свою работу, и ни Шерлок, ни Джим не слышали даже, в какой момент они уехали. Без них, в вакуумном промежутке между уединением с самим собой и приездом гостей, сыщика нервически потряхивало и бросало в жар. Он зачем-то провёл целых полчаса, выбирая, что надеть, и ещё больше времени — размышляя, что говорить, а в итоге предпочёл не переступать пока порога ярко освещённой гостиной, убранной и прихорошенной так тщательно, что она напоминала картинку из каталога дизайна интерьеров. Это не была больше их гостиная. Вместо этого он спрятался на кухне. Поразмыслив, он выключил в ней весь свет. Соблазн смыться был так велик, что сосало под ложечкой — достаточно было заглянуть в каморку и соскрести немного сухого порошка со стенок уцелевшей после буйства Мориарти мисочки. Соскрести ногтем, не стерильно; втереть в дёсны, облизнуть палец. Трезвенность вынуждала его обнаруживать в себе чудовищные, непримиримые вещи — и Холмс готов был отдать и сделать что угодно, чтобы избавиться от них. Силой воли он заставил себя вместо лаборатории направить стопы к люку в полу; открыв его, он выудил изнутри запрятанную на чёрный день — последнюю из майкрофтовых запасов — бутылку коньяка. Он успел налить себе на два пальца и опрокинуть стакан, обжегши горло, когда внутрь кухни по-кошачьи неслышно в кромешной тьме прокрался Джим. — Вот ты где, — объявил он, и в его голосе послышалось будто неуловимое облегчение. — Ну ты и жадина, даже меня не позвал! Шерлок, напугавшись, судорожно втянул в рот воздух. — Хочешь? Его собеседник пожал плечами. — Вообще-то говоря, не очень. Пока Мориарти на ощупь, соблюдая негласное правило отречения от света, отыскивал в шкафу ещё один стакан, пока наполнял его, подставив под струю холодной воды из скрипучего старого крана, — Холмс осознал вдруг, что как только лишился кратковременного одиночества, тяга к наркотикам поубавилась; вместо неё появилось что-то такое же беспокойно-тревожное, но на полтона теплее. Это что-то было такой силы, что напоминало ипохондрический приступ. Не успев себя вовремя остановить, детектив поддался этому чувству и шёпотом спросил: — Тебе тоже страшно? Джим, услышав этот вопрос, замер, держась рукой за вентиль. Это промедление заняло не больше секунды, но брешь оказалась уже пробита; выпив воду, он тоже подошёл к столу и задумчиво притих. За окном продолжался снегопад. Белые сугробы как будто фосфоресцировали, и, хотя луны за тучами не было видно, снаружи было светлее, чем внутри. Мориарти утёр рот костяшками пальцев; тихо отставив пустой стакан на столешницу, он глубоко вздохнул. — Пожалуй, — ответил он. — Ты только вдумайся: среди нас этим вечером самый настоящий преступник, и мы никогда не узнаем, кто. Шерлок не удержался и тихо, коротко рассмеялся. — Я имел в виду… — Да знаю я, — отмахнулся криминальный консультант. — Засунь своё занудство куда подальше. Они помолчали, думая, вероятно, об одном и том же: что куда приятнее шумного, людного вечера — запереться в этой тесной комнатушке и спиваться в тишине и темноте. Ненавистная изоляция обернулась вдруг единственно желанным интимным уединением — и страхом перемен. — Хорошо, — неожиданно легко согласился Холмс. — Извини. Брови Мориарти неудержимо поползли вверх. — Ты успел закинуться, что ли? — беззлобно поинтересовался он. — Или ты опять заболел? — Я чист, — сердито отрезал Шерлок. — И я не… что ты делаешь? Его собеседник, обогнув угол стола, в несколько шагов сократил расстояние между ними и, обхватив обеими ладонями его лицо, прижался своим лбом к его лбу. — Что ты делаешь? — повторил детектив почти беззвучно; кровь зашумела у него в голове. — Что ты со мной делаешь? Спину его как будто обдало холодом, а по коленям пробежала головокружительная дрожь — неужели всё это от каких-то пары глотков коньяка? — так, что он поперхнулся на вдохе и оказался вынужден несколько мгновений жадно ловить воздух. Только вблизи, на расстоянии неосторожно оброненного слова, он обнаружил, что глаза криминального консультанта были аккуратно подведены. — Проверяю, — просто объяснил Мориарти. — Нет ли у тебя температуры. Холмс, податливый в его руках, как тёплый воск, чуть смежил затрепетавшие веки. Дышал он по-прежнему через рот. — У меня нет температуры, — едва слышно проговорил он. — Вижу. По стенам виллы мазнул свет от фар; два жёлто-белых пятна поползли по наружной стене, выхватывая запорошенную снежком веранду, взбрызгивая отражениями на кафеле в ванной, обесцвечивая зажжённые в прихожей свечи. Дом, затерянный меж деревьев и метели, лишённый своей защиты из задёрнутых штор и таинственности, превращался из убежища в жилище: из оркестровой ямы в залитую лучами прожекторов сцену. Шерлок понял, что всем этим пьян, когда было уже поздно. — Ты слишком близко, — произнёс он. От ужаса и слабости его голос не держал одной тональности и сорвался с обыкновенной высоты в грудной баритон. — Теперь ты мне мешаешь***. — Хорошо, — передразнил его Джим. Погладив на прощание большими пальцами шерлоковы острые скулы, он коснулся и его нижней губы — властный, собственнический, повелевающий жест — а затем с сожалением отпустил его и, едко осклабившись, отодвинулся. — Извини. Где-то неподалёку от них снаружи заглох автомобильный мотор и послышались голоса: мужской, женский и детский; слов разобрать было нельзя. Мориарти потянулся к выключателю и зажёг свет. Яркость резанула по глазам. Оба они, как жители океанических глубин под прицелом дайверского фонарика, тут же сощурились. — Просто отлично, что сегодня это всё наконец закончится. А, Шерлок? — он бросил на товарища злой взгляд. — Ты ведь рад, что сегодня последний вечер? Тот, не оправившись всё ещё от беззащитной расслабленности, рассеянно кивнул. — Да, — неуверенно подтвердил он. — Я рад. Это к лучшему. Они посмотрели друг на друга поверх откупоренной по-прежнему бутылки и двух стаканов. Диалог был исчерпан, и всё-таки где-то в области адамова яблока что-то невыносимо жгло и кололо: какое-то слово, которое сыщик не мог или не хотел вспомнить, приклеилось изнутри к горлу. Шерлок, с криво повязанной бабочкой и странной пустотой в голове, ощутил себя отчего-то особенно нескладным, длинным и неправильным. В этот момент раздался звонок в дверь в прихожей, ворвавшись в мучительную неловкость и заставив их обоих подпрыгнуть. Холмс, чтобы прийти в себя, сам себе взлохматил волосы. Это не помогло. — Я пойду открою. — Вперёд, — махнул рукой консультирующий преступник. — Ты присоединишься через пару минут. — Ага. Шерлок замялся, не двигаясь с места. Звонок зазвонил ещё раз. Время таяло, как кусочек сахара на языке. — Я не хотел. — начал он, но Джим распахнул для него двери в гостиную и жестом указал наружу — туда, где его ждало искусственное очарование синтетического Рождества. — Ты не хотел, — жёстко подтвердил он. — Кстати, убийственный прикид****, — бросил Холмс невпопад в убогом стремлении загладить неочевидную вину. Его собеседник изумлённо поглядел на него, как если бы тот объявил, что намеревается сделать головокружительную карьеру в пчеловодстве. — С каких пор тебя интересует, как я выгляжу? — усмехнулся Джим. — Не всё ли тебе равно, в каком костюме меня препарировать? Сыщик бросил на него потерянный взгляд, но ничего не ответил и, подхватив серебряный поднос с чайным сервизом — разве не полагалось ему теперь смычком указать Мориарти, как прокажённому, место? - вышел из кухни вон. До ушей консультирующего преступника спустя несколько мгновений донеслись тёплые приветствия: в конце концов, среди своих друзей Шерлок был дома. Когда Джим остался один, он уперся обеими ладонями в столешницу и, свесив голову, шумно выдохнул. Решение было обдумано, взвешено, принято — и приближалось единовременно с бесшумным бегом секундной стрелки в наручных часах на его запястье, как приближается синхронно шагу осуждённого конец нависающей над океаном доски. И всё же, сколько бы Мориарти ни пытался успокоить сердцебиение, подспудное ощущение грядущей огромной и непоправимой ошибки пульсировало под его кожей. Поддаваясь этому сюрреалистическому чувству, он отвернулся от стола и потряс обеими руками, словно чтобы сбросить с них налипшие песчинки сомнений — как раз вовремя, потому что кто-то в гостиной произнёс слово «устрицы». Тогда он подхватил последнюю остававшуюся тарелку — и, воображая себя сыном спартанки Горго, вооружился ею, присоединяясь к обществу у камина. Одна, последняя вещь не давала ему покоя. «Почему, — думал он, — почему Уроборос жалит самое себя?» Первым, конечно же, прибыл автомобиль Джона — вместе с ним приехала Молли и подросшая малышка Рози: все втроём они выглядели как самая обыкновенная маленькая семья, которой всё нипочём. Хупер, стаскивая с себя на ходу пальто и бросая на софу большую бесформенную сумку, без умолку тараторила о своём новом бойфренде и сетовала на его занятость в Сити, которая не позволила ему приехать. Так чудно и неловко было от неожиданного шума; людей; внешний мир, чужая жизнь — ворвались внутрь суссекского склепа и сами того не ведая совершили бытовое убийство. — Позволь тебе напомнить, — мягко произнёс доктор Уотсон, — что его в любом случае нельзя было бы пригласить. Он коротко взглянул на Шерлока и сделал усилие, чтобы изобразить усмешку. — Это закрытая вечеринка, — пошутил он, присаживаясь на корточки и принимаясь расстёгивать заклёпки на курточке Рози. Клац. Клац. Уголки губ Холмса-младшего дрогнули. Он заложил руки за спину и повернулся к Хупер. — Молли, ты… — сыщик окинул её с пяток до макушки оценивающим взглядом, — подросла? До какого возраста люди растут? Ты была ниже! Джон, ощутив до боли знакомое чувство жгучего стыда, к которому он сам не имел никакого отношения, с тяжёлым вздохом великомученика возвёл очи к потолку. Патологоанатом негромко рассмеялась. — Это называется «шпильки». Шерлок озадаченно поморгал. — Расскажи мне о нём, — попросил он, обретая спасительную шлюпку в светскости. — Очередной бесчинствующий***** имбецил, я полагаю? — Эй! — пихнула его Молли в плечо, на самом деле нисколько не обидевшись. Она вынула из клатча телефон и с энтузиазмом помахала экраном перед лицом собеседника. На заставке красовалось изображение невысокого хмурого джентльмена с сединой, опиравшегося на трость и всем своим видом выражавшим крайнюю утомлённость мирозданием в целом и фотографом в частности. Шерлок поглядел сперва на картинку, а потом на Джона, и многозначительно хмыкнул. — Вина? Пива? Пунша? — предложил он. За его спиной раздалось вежливое покашливание. — Устриц? Вопреки опасениям Джима, хрупкий баланс не был нарушен: доктор Уотсон боязливо вздрогнул, но сделал вид, что не заметил его появления, а Молли, обернувшись, мягко и чуть испуганно улыбнулась. Мориарти был убеждён, что любая попытка съесть хоть что-нибудь заставит его желудок вывернуться наизнанку, поэтому ограничился чаем с молоком и засахаренной розой — и, отставив разнос на комод после вежливого отказа гостей от угощения, уселся в укрытое тенью кресло в самом углу гостиной, поближе к выходу, предпочитая не бросаться в глаза. Детектив метнул на него мимолётный взгляд, будто убеждаясь, что он в порядке — если бы его, разумеется, волновали такие вещи — и продолжил беседу: ему и его друзьям многое предстояло друг другу объяснить, восполняя очередной зияющий провал испещрённой пропастями беспамятства жизни; им предстояло заново подружиться, заново увлечься, заново стать самими собой. За неимением собеседника Джим быстро заскучал; какое-то время он колебался, не забрать ли что-то из шерлоковых вещей на память, но пришёл к выводу, что более дурацкой затеи и быть не может. Кроссовки Карла. Одна и та же ошибка дважды. Опустив взгляд в свою чашку, он отрешённо наблюдал, как разворачивались и становились полупрозрачными в горячем чае розовые лепестки. Пить ему совсем не хотелось; промелькнуло, как разряд тока, старое воспоминание, и Мориарти вдруг понял, что испортил всё именно тогда — ещё тогда. — Какая глупость, — пробормотал он себе под нос. Какая глупость было это признание; какой стыд; какая острая и вязкая кислинка яблочного ломтика на языке. — Ты о чём? Джим, беспардонно выдернутый из размышлений, поднял голову — и оказался нос к носу с Молли Хупер. — Тебе послышалось, — поспешил оправдаться он. — Неловко, да? — верная подруга Холмса-младшего несмело присела в соседнее кресло. — Ты и я… Шерлок велел мне держаться от тебя подальше. И завязывать со свиданиями, раз уж это так грустно кончается. Мориарти хмыкнул. — Дельный совет от того, кто лучше всех разбирается в свиданиях. Его собеседница прыснула, покачав головой. — Да уж. Повисло неловкое молчание, и консультирующий преступник снова уставился в свою чашку. Она грела его ладони, которые отчего-то весь вечер мёрзли. — Я хотела сказать, — чуть погодя негромко проговорила Молли, кусая бледную губу, — что мы… Мориарти озадаченно поглядел на неё. — Мы, в общем… Его брови поползли вверх; а когда горячая и маленькая, почти детская, рука Хупер невесомо коснулась его колена, он и вовсе потерял дар речи, чего с ним не случалось почти никогда; он охотно списал эту рассеянность на бессонную ночь. — Джон пусть бухтит, сколько ему вздумается, — сказала она с тёплой сердечной улыбкой, бросая в сторону доктора короткий нежный взгляд, — но и он, и я, и миссис Хадсон отлично знаем, что, не будь тебя здесь, не было бы. ничего бы не было. Криминальный консультант дёрнулся было, чтобы сбросить ладонь Хупер и ответить пустячной колкостью на её дурацкие сантименты, но она со всей свойственной ей наивной непосредственностью и бесстрашием наклонилась ближе, окутав его ароматом полевых цветов и формалина, и заглянула ему в глаза. Разом вспомнились: глупый блог с котятами и праздными надеждами, лаборатория, солоноватый дешёвый кофе из автомата. Вспомнились, и- — Никому не говори, что я это сказала, — попросила Молли. Откуда-то из глубины её узкой груди вырвался негромкий смешок. — Ты ведь их знаешь. И меня знаешь. Они сожрут меня заживо. С этими словами она отняла ладонь и поторопилась встать, возвращаясь к праздничному столу и присоединяясь к вялой пустой беседе о снежных заносах и частных яслях. Мориарти же, поглядев снова в чашку — из-за разговора он пропустил момент, когда молоко окрасилось от лепестков в нежно-розовый — почувствовал себя совершенно потерянным; отчасти, возможно, потому, что впервые с тех пор, сколько он себя помнил, он начал догадываться, почему столь многие блестящие умы заводят себе обыкновенных друзей. Сферический купол изолятивного одиночества вокруг него, казалось, густел и терял прозрачность с каждым мгновением — и, означало ли это старость, усталость, слабость или глупость, к сорока с лишним годам эта загрубевшая от рубцов вторая кожа становилась примитивно болезненной для него самого вместо окружающих. — Мне написал твой брат, — громко сказал вдруг Джон, обращаясь к Холмсу. Он вёл себя так, будто они расстались не полгода, а пару часов назад — и в этой наигранной нормальности, в кажущейся естественности его доброжелательности скрывался ощутимый надлом. Шерлок, отвлёкшись от созерцания пламени и тяжёлых мыслей, наклонился к нему, прочитал смс и нахмурился. «On mt way», — гласило оно. — Опечатка? — вслух засомневался консультирующий детектив. — У Майкрофта? Хупер пожала плечами. — Скорее всего, он сам за рулём. — Вот именно. Готов поспорить, даже ему известно, что такое голосовой набор. — Угомонись, — фыркнул Уотсон. Эта маленькая перепалка, наполнив всем троим о прежних временах, оказалась нежданно-негаданно тем нестройным аккордом, о который едва не разбилась фальшивая прелесть вечера. Праздничный настрой, близкий и без того к упадку, стремительно исчезал — потому заметившая назревавший конфликт Молли решила взять дело в свои руки: она подошла к софе и расстегнула молнию на сумке, внутри которой обнаружился компактный проектор. — У меня с собой есть фильм, — объявила она. — Посмотрим? Шерлок неопределённо пожал плечами. — Что за фильм? — поинтересовался Уотсон. Оба они, как не поделившие безделушку дети, демонстративно игнорировали обоюдное существование. — «The Ladykillers» Маккендрика, — терпеливо ответила Хупер, а потом с мольбой посмотрела на Джима. — Помоги мне, пожалуйста. Мориарти с готовностью поднялся на ноги и присоединился к трудоёмкому процессу поиска внутри сумки винтиков от штатива, разворачиванию белого полотна и передвижению мелкой мебели для освобождения необходимого места. Со временем втянулись и Холмс с Уотсоном; план по предотвращению камерного конца света сработал. — Давно хотела спросить… — с полуулыбкой заметила Молли спустя четверть часа всеобщего молчания, бережно разматывая hdmi-кабель. — Почему ты не взял меня на прицел той весной? Джим с лёгким удивлением поглядел на неё в надежде оценить, насколько серьёзен вопрос. — Должен же я был предусмотреть лазейку для противника, — осторожно произнёс он. — В самом деле, какая игра без шулерства! Шерлок, погрязший в настройках цветопередачи линзы, встрепенулся и поднял голову. — Но всё это время я думал… — Что я ошибся? — игриво полюбопытствовал Мориарти. — Я, сахарочек, никогда не ошибаюсь. Холмс едва заметно скривился, но молчал. Он по-прежнему выглядел нездоровым. Когда всё было наконец готово, свет приглушен, а на криво висевшем на стене матерчатом экране замелькали первые чёрно-белые кадры — оказалось, что места на софе для всех четверых маловато. Кое-как, впрочем, поместиться всё же удалось: Молли втиснулась между враждовавшими друзьями, а Джим согласился сесть с краю, по правую руку детектива. Пропали длившиеся вечность вступительные титры; появилась хитрая физиономия доктора Маркуса, а за ним и вся остальная компания. Выбор кино вряд ли был случайным — и если поначалу не все об этом догадались, то к моменту фальсифицированной репетиции ни у кого не осталось сомнений, о чём был фильм для них на самом деле. — Менуэт Боччерини! — оживился Мориарти. Очевидно, он был рад обнаружить во всей этой арлекинаде хоть что-то знакомое; и, хотя сказать этого наверняка со стороны было нельзя, притворство ради всеобщего спокойствия прекратило так крепко тяготить его. — Кто-нибудь хочет чаю? — предложила Хупер. — С удовольствием, — кивнул Шерлок. Возня в полутьме, горячая влажность ароматного пара: консультирующий детектив, обычно аккуратный и предусмотрительный, неловко взял чашку двумя пальцами — она выскользнула, перевернулась, и горячий напиток тут же расплескался на диван. Они с Молли оба рефлекторно отодвинулись от горячего мокрого пятна на обивке. — Прошу прощения, — буркнул сыщик и принялся собирать налипшие на ткань чаинки. Никто не обратил на него особенного внимания. Расправившись с последствиями, он не осмелился попросить ещё. Кулаки его были сжаты, на щеках цвёл едва заметный румянец: с ним творилось что-то невообразимое, и никто, кроме Мориарти, этого не замечал. — Прекрати вертеться, — проворчал последний. — Уверяю тебя, что тебе не грозит мгновенная смерть, если ты меня коснёшься. Молли, сделавшая в этот момент глоток игристого вина, кашлянула, и оно пошло у неё носом. Поперхнувшись, она отвлеклась на выуживание из сумки упаковки одноразовых салфеток, и потому не заметила ни того, как двое её соседей слева соприкоснулись коленями, ни того, что сразу после этого Холмс поспешил положить себе на ноги подушку, укрыв её сверху обеими руками. Майкрофт опаздывал — они успели посмотреть без малого треть фильма, — что не входило в его привычки. Шерлок, однажды обнаруживший в себе привязанность к нему, которой прекратил стыдиться, заражённый со времён Эдема неугасавшим страхом за его жизнь, вынужден был прогонять из воображения дурные образы и никак не мог сосредоточиться на кино. Ему представлялся скрежет сминаемого ударом металла, короткий телефонный звонок, плохие вести; ему не давала покоя опечатка в сообщении. Удосужься он оглядеться, то непременно заметил бы устремлённый на него обеспокоенный взгляд Джима, который превратился почти совершенно в бесплотный джеромовский призрак, выжидая своего часа, — но вместо этого Холмс поднялся с дивана, вышел из гостиной в тёмный коридор и уселся на ступеньку лестницы, опустив голову. По привычке обхватив себя руками, сыщик нащупал мёрзнувшими пальцами участок кожи, скрывавший микрочип. — Ненавижу Рождество, — шёпотом сказал он самому себе. Следивший за каждым его движением криминальный консультант, проклиная себя в глубине души за мягкотелость, позволил желанию последовать за ним взять верх. К сожалению, точно та же мысль пришла в голову и доктору Уотсону, и они единодушно оставили бедняжку Молли в одиночестве, а мгновение спустя едва не столкнулись в дверях: неловкость, получившаяся из их встречи, заставила их обменяться враждебными взглядами. — После Вас, — издевательски посторонился Джим. Ему хватило такта изобразить необходимость посещения уборной, но недостало — чтобы уйти в самом деле. Дошагав до конца коридора, он щёлкнул выключателем света в ванной и хлопнул дверью, а затем неслышно прокрался обратно и замер в темноте неподалёку от лестничного пролёта. «Джон, — подумалось ему. — Ну конечно, Джон». Тень Шерлока, растянутая наискось вдоль стены напротив гостиной, шевельнулась и подняла длинную узкую голову. Сам он — взвинченный и бледный — судя по всему, желал только одного: чтобы этот вечер поскорее закончился. — Что с тобой творится? — всматриваясь отчаянно в его лицо, тихо спросил Уотсон. — Я смотрю на тебя и не узнаю, не вижу в тебе тебя. Тебе нужна помощь? Шерлок смерил его надменным взглядом. — И что же ты видишь теперь? — Его, — с отвращением и разочарованием произнёс доктор. — Я смотрю на тебя и вижу Джеймса Мориарти. — В таком случае, — отозвался холодно сыщик, — советую поглядеть внимательно на Джима: вероятнее всего, в нём ты увидишь меня. Джон помедлил; в полумраке рельеф морщин на его лице выглядел особенно резким и контурным. Силой он заставил себя улыбнуться: то была улыбка прощальная, глубоко печальная: улыбка в знак старой дружбы, которую воскресить не выйдет. — Омерзительно, — сказал он чуть погодя едва ли не с облегчением. — Ты мне омерзителен. — Это то, что ты на самом деле обо мне думаешь? — Я не хочу больше думать о тебе вообще. Никогда. Не знаю, зачем я приехал. Какое-то время они ещё смотрели друг на друга, очевидно тщетно стараясь отыскать тех людей, которыми не были оба уже давно; в конце концов бывший лучший друг Шерлока Холмса отвернулся и, вздохнув, вернулся в гостиную. Разговор был очевидно окончен, и многое другое — тоже; в сумрачной тишине лестничного пролёта консультирующий детектив задумчиво размял руки — щёлкнули глухо костяшки — и чуть погодя также возвратился к гостям. Погружённый в свои размышления и явно рассеянный, он забыл закрыть за собой дверь; Мориарти, не смевший всё это время ни шелохнуться, ни вдохнуть, покосился на острую границу света и темноты с неуместным весельем, как если бы в простой геометрии фотонов скрывался одному ему известный презабавный смысл. В этот момент в прихожей раздался странный звук: навострив уши, Джим с изумлением понял, что кто-то отпирал наружний замок своим ключом. Он повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как Майкрофт, сутулый и с чудовищными синяками под глазами, осторожно закрывает за собой дверь и стряхивает с пальто снежинки. Они встретились взглядами. — О, — только и сказал Мориарти. — На два слова, Джеймс, — подчёркнуто вежливо пригласил его Холмс-старший вместо приветствия. Тот, поколебавшись, решил подойти к нему — хотя весь его вид выражал недоумение. Догадавшись, что речь пойдёт о чём-то, не предназначенном для посторонних ушей, прежде этого он закрыл дверь гостиной. — Вау, ты со мной разговариваешь. Это Рождественское перемирие?****** — сострил он, приблизившись. — Поскольку, кроме меня, некому было больше этим заняться, — бесцветно произнёс Майкрофт, стаскивая с холёных рук кожаные перчатки и откладывая их на комод, — я вынужден был в твоё отсутствие в одиночку разгрести вещи, которые принадлежали С- На имени он запнулся; по его лицу пробежала тень. — Ему, — кивнул Джим. — И что с ними? Холмс перевёл дыхание, чтобы сохранить достоинство. — Когда моим людям удалось вскрыть сейф в оружейной комнате- Мориарти, перебив его, присвистнул: не каждому, даже лучшим из лучших государственных спецслужб, было под силу обойти системы безопасности в доме лорда Морана. Если, конечно, не знать пароль. — Внутри обнаружилось завещание, — продолжил невозмутимо Майкрофт. — Попробуй предположить, кто в нём упомянут. Повесив пальто на вешалку, он уставился на собеседника с каким-то затейливо участливым выражением лица — которое так похоже было на гримасу смерти Себастьяна, что Мориарти невольно передёрнуло. — Рад за тебя, — презрительно бросил криминальный консультант. — Дальше что? — В нём говорится не только обо мне, — покачал головой Холмс-старший, расстёгивая пуговицы на своём изящном кашемировом пальто, — но и о тебе тоже. То есть, разумеется, доля отписана на некоего господина по имени Rob Kirchroad, но, представь себе, не только мой младший брат способен к критическому мышлению. Речь идёт в том числе о хорошо известном нам обоим мотоцикле. Услышав это, Джим скрестил руки на груди: жест, призванный быть оборонительным. — Ты не можешь разве просто передать мне копию, Майкрофт? — слегка раздражённо вздохнул он. — К чему этот обмен любезностями? — Изначально, — ответил ему Холмс, — именно так я и намеревался сделать. — И что же тебя сподвигло вместо этого на пустую болтовню? Политик, к немалому удивлению Мориарти, слабо улыбнулся — отчего-то только одной половиной рта и криво. — Мне видится нецелесообразным продолжать вражду, Джеймс, — сказал он, очевидно стараясь смягчить тон беседы. — В настоящих обстоятельствах я волен допускать ничтожно малую гипотетическую вероятность того, что ошибался в тебе. С полминуты Джим напряжённо вглядывался в лицо своего собеседника, пытаясь понять, в каком месте упустил подвох, а потом вдруг зло хохотнул. — Ну да, — саркастически заметил он. — Ещё твоего благословения мне не хватало. — В как- — Не беспокойся, скоро меня здесь не будет, — сообщил Мориарти. — Нет меня — нет проблем. Так что побереги трогательные речи для Шерлока; ему они нужнее, хотя сам он делает вид, что прекрасно обходится одиночеством. В его голосе сквозило столько неприкрытого разочарования, усталости и горечи, что Майкрофт, узнав в этих интонациях самого себя — да любого смелого глупца, перешедшего дорогу великому детективу, — невольно ему посочувствовал. — Приношу свои искренние извинения за бестактность, но я думал, что… — он кашлянул. — Ты думал неверно, — холодно отрезал Джим. — Я выполнил свою часть уговора и присматривал за непоседливой задницей Шерлока Холмса, чтобы дать тебе время разобраться с чертополохом, а ты — выполнил свою и привёз рождественский подарок. — В самом деле? — не удержался от иронии Холмс-старший. Его бровь насмешливо изогнулась. — То есть, я должен на слово поверить, что самый опасный преступник Великобритании и значительной части Европы готов полгода отработать личной охраной за такую мелочь? Мориарти неопределённо пожал плечами, явно не испытывая большого желания обсуждать мотивы своих действий — тем более с Майкрофтом. — После всего совместно пережитого… дерьмища, — усмехнулся он, обнажая чуть пожелтевшие от бесконечного суссекского курения зубы в недобром оскале, — можешь считать это делом семейным. К тому же, как я уже сказал, обратный отсчёт уже начался. — Бесспорно. Тем не менее, не торопи события, — спокойно посоветовал Холмс. — У меня есть интересные новости. Но для того, чтобы их обсудить, мне нужны вы оба. — В таком случае, изложи их ещё сегодня, — потребовал консультирующий преступник. — Я предпочёл бы побыстрее со всем здесь закончить. И так засиделся. Вместо ответа Холмс-старший, к ужасу и изумлению Джима, сдержанно и дружелюбно похлопал его по плечу. — Спасибо, Джеймс, — кивнул он. — Я знаю и высоко ценю то, что ты сделал для Себастьяна. А теперь вышло так, что ты уже во второй раз дал избавление тому, кому не смог дать его я. — Да что с вами всеми… Он не успел ещё убрать своей ладони с пиджака Мориарти, как дверь за ними распахнулась. — Мы тебя зажда- Шерлок, держась за ручку, остановился на пороге как вкопанный и вытаращил глаза. Способность говорить он, судя по всему, утратил. — Братец, — невозмутимо поприветствовал его Майкрофт, поспешно сцепляя руки за спиной в замок. — Как ты себя чувствуешь? Детектив бросил быстрый взгляд на Джима, встретившись с ним на долю секунды глазами, и собирался уже было что-то сказать, но тут его пихнула локтем в бок миссис Хадсон, вошедшая в дом с чёрного хода: поднырнув под его рукой, она всплеснула руками и одарила Наполеона преступного мира очаровательнейшей из улыбок. — Джимми, — воскликнула она, — мой дорогой мальчик! Подойдя поближе, она беспардонно ущипнула его за щёку, как любимого внука, а потом ухватила за локоть. Мориарти стоически перенёс унижение и даже выдавил слабую ухмылку. — Рад встрече, миссис Хадсон, — вежливо поприветствовал он её. — Как ваше здоровье? — К чертям здоровье! — отмахнулась она и заговорщически сощурилась. — Как ваши с Шерлоком дела? — Э… — изрёк сыщик. На щеке Джима стремительно проступало очаровательное розовое пятнышко. — Я так и думала, — не дав никому и рта раскрыть, вынесла вердикт миссис Хадсон. — Идём, голубчик, покажешь мне ваше гнёздышко. — Э? — не понял Холмс-младший. — Ах, Шерлок, не будь букой, — отмахнулась она от него. — Не слушай его, Джимми. В глубине души он настоящий ангел. — Э! — возмутился детектив. Дверь гостиной снова закрылась, и Майкрофт, предупреждая вопросы и тщась сгладить неловкость, поторопился объясниться: — Покуда ты изволил отдыхать от дел насущных, наш общий знакомый с удивительным рвением принялся наносить частые визиты твоей домохозяйке. — Домоправительнице, — чуть неприязненно исправил его Шерлок. — И зачем же? Холмс-старший усмехнулся. — Я так погляжу, ты совершенно успел прийти в норму, коль скоро вернул себе привычку задавать глупые вопросы. — Я не- — Информация, Шерлок. Тебе не занимать галантности, но, быть может, всё же не будешь вечность держать меня на пороге? Консультирующий детектив вместо ответа загородил собой вход. — Не мог бы ты конкретизировать и сообщить мне хотя бы насколько далеко это зашло? — наклонившись вперёд, он страшно скривился и вопросительно прошипел: -»Дорогой мальчик»? — Мои источники утверждают, что как минимум четырежды мистеру Мориарти доводилось оставаться на ночь в квартире на Бейкер-стрит 221В, — сообщил Майкрофт, не скрывая ехидства, и решительно толкнул дверь, вынуждая младшего брата посторониться, — а моя логическая интуиция — что он злонамеренно спал в твоей кровати. Всем добрый вечер, дамы и господа! Фильм был совершенно забыт — но, оставшись серым фоновым мельтешением в центре гостиной, неожиданно придал ей уюта. Обменявшись невесомым рукопожатием с Джоном и по-джентельменски поцеловав запястье Молли, Холмс-старший неуловимо распространил вокруг себя атмосферу чопорного званого вечера. Ничто не могло умалить его представительности, даже костюм-тройка, который сидел на нём мешковато и откровенно дурно; в последние месяцы Майкрофт заметно осунулся. Его приезд ненадолго освежил и разрядил обстановку, оживил новыми темами разговоры. Обратив на себя всеобщее внимание, он сделал незаметной дивную сцену: Миссис Хадсон в беспечности своей подсадила малышку Рози на колени к криминальному консультанту, несмотря на его горячие протесты и выражение искреннего ужаса на его лице. Шерлок же, не желая вдаваться в обязательный праздный трёп, присел на угол софы, наблюдая поочерёдно то за одними, то за другими. — Известно ли Вам, мистер Холмс, что изначальная цель рукопожатий заключалась в обнаружении у собеседника скрытого оружия? — полюбопытствовал доктор Уотсон, когда все трое заново расположились в креслах неподалёку от камина. Старший брат консультирующего детектива вежливо, хоть и несколько плотоядно, ему улыбнулся: — Зачем, спрашивается, иначе я бы предложил Вам мою ладонь? Молли, в абсолютной трезвости которой следовало бы сомневаться, рассмеялась этой реплике. — Он та-ак много знает, — заметила она, имея в виду Джона. — Нисколько не сомневаюсь в его профессиональной компетентности, — поддел её в ответ Холмс-старший. К его вящему сожалению, никого, кто мог бы по достоинству оценить эту саркастическую ремарку, не нашлось. — Как ваше продвижение по карьерной лестнице, мисс Хупер? Птички напели мне, что Вы вскорости покидаете «Бартс». Она смущённо заправила за ухо прядку волос, которая и так была в полном порядке. — Да, я думаю перейти в «Принцессу», — призналась она. — Там повыше зарплата, и- — Какое совпадение! — воскликнул Уотсон. — Я совсем недавно туда устроился! — Правда? Шерлок громко закашлялся, но переусердствовал с реалистичностью, и в итоге изобразил нечто очень похожее на внезапный приступ туберкулёза. Оскорблённый в своих лучших чувствах, Майкрофт смерил его уничижительным взглядом и открыл бутылку портера. — Весьма приятная случайность, — согласился он с нажимом на последнее слово. — Предлагаю тост за будущее английской медицины в вашем лице. Они подняли каждый свой напиток и сделали по символическому глотку. Какое-то время троица выпивала в тишине, вслушиваясь в гул пламени. Молли подбросила в огонь полено, попутно едва не уронив его; тихо и мерно бубнил фильм. Джон Уотсон, расслабленный и в лёгком подпитии, обернувшись с целью отправить в рот очередную «свинку в одеяле», вдруг замер в оцепенении и, немедленно зверея, вскочил с кресла. Осторожное дружелюбие, зыбкая гармония уютной праздничной гостиной, хрупкое взаимопонимание — фарс, фарс, фарс. — Убери руки, — рявкнул он; наступила вдруг звенящая тишина, в которой слышно было только потрескивание камина. Пластинка давно кончилась и беспомощно шипела, крутясь в проигрывателе. — От моего ребёнка. Или я за себя не отвечаю, будь ты хоть трижды доверенное лицо Шерлока Холмса. — Джон, — поспешила вмешаться Молли, быстро отставляя в сторону бокал белого вина и тоже вставая, — всё в порядке. Я наблюдаю за ними всё это время. Джим не сделал ничего плохого. — Я ведь рядом, — с укоризной вздохнула миссис Хадсон. — В самом деле… Доктор Уотсон, не обратив на них никакого внимания, стремительно пересёк всю гостиную и, подойдя к Мориарти вплотную, отнял у него Рози. Прижав её к себе, он со смесью ужаса и ненависти посмотрел на консультирующего преступника сверху вниз. Девочка на его руках сердито всхлипнула и потянулась обратно. — Мы все прекрасно знаем, сколько плохого сделал Джим, — процедил он. — Она измяла мне брю- — Остынь, Джон, — не выдержал консультирующий детектив; сорвавшись с места, он встал между лучшим другом и немезис, растопырив руки и словно изображая собою оборонительный городской вал. — Многое изменилось. Уотсон издал невесёлый смешок. — Да ну, — съязвил он. — Могу тебя заверить, моя жена всё ещё мертва. И мой первый ребёнок тоже. Мориарти стиснул зубы, сдерживаясь, чтобы не вмешаться. Он знал: пусть речь шла и о нём, сам он был совершенно ни при чём. Это касалось только Шерлока и его лучшего друга. — Мальчики… — робко воззвала к рассудку Молли. — Вот именно, — ухватился за соломинку доктор, — «Мальчики с Бейкер-стрит». Кто из вас это придумал? Майкрофт? Этот ваш белобрысый отставной полковник? Его жгучий взгляд ввинтился в консультирующего детектива: праведный, гневный, взывающий к ответу, вызывающий на поединок. Мориарти, сохраняя безупречную неподвижность тела и вежливо-отстранённое выражение лица, незаметным глазу движением пальцев переместил лежавший на столе поблизости нож для стейков к себе в рукав. Острота его лезвия, щекотавшая теперь подушечки пальцев и внутреннюю сторону ладони, позволила ему почувствовать себя увереннее. — Вы здесь все с ума посходили, — констатировал Джон, а затем кивнул самому себе, словно ему открылась наконец великая истина. — Так и есть. Ты не в своём уме, Шерлок! — Не кричи на него, — не выдержал Джим. Его голос прозвучал мягко, почти ласково, но в нём таилась ледяная угроза. Предупредительный выстрел в воздух; следующий — контрольный, и я не посмотрю, что ты кому-то дорог. — До чего же складно вы спелись, — покрутил головой доктор, — как это трогательно! Ничего, сукин сын, подожди год-другой: потом и ты успеешь ему надоесть, когда он наиграется. Когда ему станет скучно. — Дорогой, — покачала неодобрительно головой миссис Хадсон. Она желала будто сказать что-то ещё, но вместо этого лишь бессильно стиснула вместе руки. — Фактически, — демонстративно сухо констатировал Холмс-младший, — с Рози ничего не произошло. И поэтом- — Давай, защищай его, — со злым смешком воскликнул Джон. — Выгораживай! Не перепутал случайно, на чьей ты стороне, Шерлок? — Только вояка вроде тебя может делить мир на чёрное и белое, — выплюнул тот, мгновенно разъяряясь. — Или, того хуже, на стороны. Девочка, не понимая, почему все вокруг злы, решила, что виновата она — и громко, по-младенчески искренне, заплакала. — Я больше не буду! — Вы что же, — потерял терпение Мориарти, изящным движением отставляя в сторону чашку, — ожидали от меня искупления? Все присутствовавшие, включая Шерлока, замерли, как замирают на пастбище лани, увидав хищника. Фаянсовый ободок тихо звякнул, соединяясь со стеклянной поверхностью, и удивительным образом совпал с тональностью детского горя. — Вы будто бы решили, — продолжал криминальный консультант, — что мне стоит всего лишь хорошенько раскаяться? Он неспешно поднялся на ноги. Доктор Уотсон, с перекошенным всё ещё от гнева лицом, невольно сделал полшага назад. Рози уткнулась в его грудь, всхлипывая всё громче. — Вы ждёте от меня исповеди? — сощурился Джим. — Ждёте, что я стану одним из вас? Воздух в помещении был наэлектризован напряжением, совсем как озоном перед грядущей грозой или ионами — перед ядерным взрывом. Мориарти крепко сжал в ладони лезвие, с извращённым наслаждением ощущая обжигающую боль в пальцах. Когда она стала невыносимой, он стиснул руку на ноже ещё крепче. Несколько капель его горячей крови беззвучно запятнали пол. — «Безбожный пир, безбожные безумцы!»*******, — подбил он. — Давайте не будем вести себя, как дикари, — покачал головой Майкрофт. — Почему бы нам всем не- — Эй, эй, эй, ты что делаешь! Кто-то неосторожно смахнул со стола бокал. Движением, по своей стремительности соперничавшим разве что с укусом ядовитого гада, Джим выбросил вперёд руку, едва не высвобождая нож: приросший к паркету едва ли в футе от него Джон позорнейшим образом зажмурился, сжался в комок и часто задышал, укрывая головку дочери локтем. До него не сразу дошло, что угроза была ненастоящей — ну или настоящей только вполовину. Смерть понарошку. — Знайте своё место, доктор Уотсон, — улыбнулся Мориарти, вдоволь налюбовавшись, — или мы найдём Вам новое на ближайшем кладбище. Холмс-старший поднял вверх обе руки: странным образом одна из них как будто едва слушалась его. — Достаточно, — велел он негромко. — Либо мы предпочитаем временно условиться, что этого инцидента не было, либо я вынужден буду принять меры — и позвольте выразить мои сомнения относительно того, что они вам понравятся. — Какого дьявола? — совершенно спокойно поинтересовался Шерлок. — Какого… Почувствовав на щеке какое-то влажное тепло и дотронувшись до кожи подушечкой пальца, он машинально сунул палец в рот — и только спустя несколько мгновений узнал на языке вкус крови. От её солёной металлической приторности что-то сделалось с ним: он будто ошалел или впал в наркотическое забытьё; его зрачки чуть расширились, а дыхание резко участилось. Мориарти бросил на него томный взгляд и показал пораненную ладонь, раскрывая её, как исполненную ядом чашу. Нож по-прежнему лежал в ней. — Я не сделал ничего плохого, верно подмечено, — промурлыкал он. — Но я могу. — Джеймс- — Забыть обиду я тоже могу, — успокоил он Майкрофта одним кивком головы, а потом поглядел на притихшую Рози. — До поры до времени. Приношу свои искренние извинения, мисс Уотсон, а также соболезнования в связи с фамилией. — Фрик, — бросил доктор, обретая вновь словесность и пятясь; Молли в знак поддержки приобняла его за плечи. Консультирующий детектив прочистил горло и чуть слышно пробормотал: — Где-то я это уже слышал. Громоздкие старомодные напольные часы с маятником пробили половину одиннадцатого; странным образом этот звук подействовал на гостей и жильцов виллы отрезвляюще, словно срывая с гостиной полупрозрачную пелену безумия. — Ты некрасиво себя ведёшь, — по-матерински сердито одёрнула Джима миссис Хадсон. — Но нужно обработать порезы. Шерлок, будь так любезен… «Я?» — беззвучно округлил рот Холмс-младший, ткнув себя пальцем в грудь. Мориарти хищно оскалился. — Ты, ты, — подтвердил он. — На всякий случай информирую: я не сифилитик, и с иммунитетом у меня тоже всё в порядке. — Спасибо, — безучастным шёпотом поблагодарил его сыщик, поворачиваясь ко всем присутствовавшим спиной. — Шагом марш, — весело добавил Джим ему вслед, — пока я не умер от любви! К возвращению консультирующего детектива в гостиную локальная социальная стратификация достигла своего математического максимума: все, кроме Мориарти, сгрудились в тесном кругу меж столом и камином, оставляя их наедине. Именно этого Шерлок и боялся — потому, приблизившись к немезис, он вынужден был сделать над собой усилие, чтобы не бросить его на произвол судьбы с антисептиком и бинтом. — Мне нравится эта игра, — объявил криминальный консультант, с нескрываемым ликованием наблюдая безграничное смятение своего товарища. — Я истекаю кровью и как будто вот-вот погибну, а ты меня спасаешь. Совсем как в каком-нибудь фильме, а? — Заткнись, — процедил сквозь зубы Холмс. — У-у-у, — развязно рассмеялся Мориарти. — Какие мы вредные. Он оперся локтем о столик и протянул вперёд пострадавшую ладонь. Запах крови, ударивший Шерлоку в ноздри, усугубил его состояние: на это и был расчёт. Не в силах заставить себя посмотреть ни Джиму в глаза, ни тем более на его руку, он неуклюже отвернулся и смочил лоскут марли обеззараживающим средством. Нож лежал между ними немой пуэнтой, как меч на брачном ложе во времена Средневековья. — Слабак, — так тихо, что услышал его только сыщик, произнёс консультирующий преступник. Холмс задержал дыхание, и это ничтожно мало, но помогло ему взять себя в руки. Набравшись смелости, он взял руку Мориарти в свою и принялся не глядя осторожно промокать порезы. — Ты сделаешь мне больно, если не будешь смотреть на меня. — Я сделаю большую ошибку, если посмотрю. — Ошибку… — Джим закусил губу и опустил голову, глядя на детектива исподлобья в надежде поймать его взгляд. — Какого рода эта ошибка, Шерлок? Тот судорожно вздохнул, обнаруживая тем самым борьбу с чудовищной силы искушением: взбудораженный, не в себе, объятый незримым пламенем, он нравился Мориарти намного больше обычного; тем более что языки этого пламени лизали его собственное лицо. — Любопытно, что из всех возможных девиаций тебя угораздило возбуждаться при виде моей свежей крови, — несколько удивлённо протянул он. Детектив от такой обезоруживающей честности вздрогнул, прикрыв глаза. — А ведь я мог бы позволить тебе… Как там было? «Устами своими враг усладит тебя», или, скажем, Тайная Вечеря, где предполагается, кроме всего прочего, вкушение плоти- — Придержи один конец бинта, пожалуйста, — перебил его Холмс, который едва уже мог дышать и ничего перед собою не видел, даже если бы захотел. — Он соскальзывает. Спасаясь от невыносимого разговора, он посмотрел с невысказанной надеждой в сторону гостей — и оказался спасён: к ним медленно, но верно приближался Майкрофт. Едва ли не впервые в жизни Шерлок искренне ему обрадовался. Прежде чем заговорить, Холмс-старший незаметно убедился, что его слова достигнут только тех, кому их следовало слышать; от него довольно ощутимо пахло пивом. — Шерлок, — негромко позвал он детектива, а потом обратился к Мориарти, — Джеймс. Не откажите в удовольствии составить мне компанию. Я хотел бы побеседовать с вами- Оборвав себя на полуслове, он сощурился и пристально поглядел на младшего брата. — Боже правый, что у тебя с лицом? — Да ты тоже не особо рожей вышел, — беззлобно парировал Джим. Сделав последний глоток бог весть какого по счёту портера и по старой привычке презрев комментарии Наполеона преступного мира, Майкрофт аккуратно отставил опустевшую бутылку на стол, с небольшим сожалением окинул взглядом праздничные яства, а потом встал и отправился в дальний, самый тёмный угол гостиной. Там, среди пыли и покрытых патиной подсвечников, он бережно переместил на пол несколько коробок — и с ласковостью многолетнего любовника избавил от тяжёлой драпировки маленькое невзрачное пианино у стены. Шерлок и Мориарти, оставив позади и нож, и беседу, и остатки окровавленных бинтов, последовали за ним. Лицо консультирующего детектива при виде инструмента вытянулось. Увидавший это, его товарищ немедля ухмыльнулся и не преминул подколоть его: — Дай угадаю: ты только сейчас его заметил, да? Наблюдательное ты наше дарование дедуктивного метода. — Братец, — не обратив на Джима никакого внимания, произнёс Холмс-младший, и Майкрофт от этого обращения едва заметно побледнел, — уж не намерен ли ты испортить сегодняшний вечер воспоминаниями о юности? Тот пододвинул к пианино скособоченную табуретку, освободив её перед этим от стопки книг, и сел на неё. Затем он открыл крышку и, чуть помедлив, прикоснулся беззвучно к пожелтевшим от времени клавишам кончиками пальцев. Мориарти, на лице которого по-прежнему теплился след улыбки, прислонился к пианино и скрестил руки на груди. Его глаза с неизменной хитринкой похожи были в скудном освещении на двух блестящих чёрных жуков: и только они, как всякий trompe l'oeil********, делали его как будто причастным к реальности. — Разве только самому себе, — ответил брату Холмс-старший. — В первую же очередь прав твой неглупый друг: изображение музыкального уединения послужит нам не хуже одиночной камеры без прослушки. С этими словами он начал играть: вступив медленным, плавным ленто, он остался верен ему и постепенно завладел вниманием своих слушателей. Приглушённая беседа у камина обратилась в тягучий, приятный гул словно вдалеке: миссис Хадсон, ухватив морщинистой ладонью запястье Джона, говорила ему что-то, пока он с сомнением медленно кивал, а Молли сонно играла с Рози в шашки и делала вид, что постоянно с треском проигрывает. Возрождённое из пепла рождественское волшебство, плывшее по тёплой гостиной мягкой мелодией сонаты: до них троих никому не было никакого дела. — У меня, хоть я и единственный сомневающийся, есть некоторые подозрения, — тихо произнёс Майкрофт, пока руки его теснили из клавиш деликатную мелодию, — относительно человека, который, по его утверждению, смог прочитать послание Зодиака от 8 ноября 1969 года********* и который зовёт себя его последователем. Мой вопрос таков: действительно ли это бесталанный подражатель, или его стоит опасаться? — Всегда мечтал разгадать этот шифр, — признался консультирующий преступник, нежась, как кот, в лёгких вибрациях пианино. — Вы тоже? — Нонсенс, — в один голос возразили ему Холмсы; горячность протеста выдала с головой их обоих, и Мориарти едва сдержал смешок. Соната притягивала всю троицу будто ближе к сердцевине пианино, где крохотные молоточки задевали тугие жёсткие струны; Шерлок сделал полшага вперёд и встал между братом и немезис, задевая последнего локтем. — Я обратился за помощью в ГЦБ Интерпола в Великобритании, потому что считаю нового Зодиака вопиюще волнующим, и совместными усилиями нам удалось заполучить сообщение: «Взгляд меняет суть, хоть облик неизменен: два полюса и два экватора — полная чаша». — Оу! — воскликнул полушёпотом Мориарти с тем выражением, что появляется во время неожиданных озарений. — Но нет, погодите; это невозможно. В каком году откинулся Зодиак? — Он исчез с радаров в начале семидесятых, — отозвался Холмс-старший, а потом с заметным неудовольствием добавил: — А когда он, как ты изволил выразиться, «откинулся», никому не известно. Консультирующий преступник, чтобы совладать со внезапно охватившим его умственным возбуждением, крепко зажмурился и поджал губы. Он выглядел похожим на подростка, прятавшего очевидную приятную тайну вроде бессонной ночи в чьём-то приятном обществе — и в последний раз Шерлок видел его таким во время их первой осознанной встречи в бассейне. — О чём ты подумал? — спросил его сыщик. Ответа не последовало. — Джим? Рот Мориарти растянулся в улыбке, но глаза он держал по-прежнему закрытыми; Холмс догадался, что это обозначало пересечение реальности с Чертогами — и, выждав время, которое сам полагал необходимым для того, чтобы сделать выводы, нетерпеливо хлопнул в ладоши прямо перед его лицом. — Изумительно, — немедля встрепенулся тот, в удовлетворённом неверии покачав медленно головой. — Просто изумительно! Шерлок, обнаруживший себя неожиданно в том положении, в которое сам без конца помещал окружающих, — в дезинформированной растерянности, — уставился на Мориарти с неподдельным интересом. — Речь идёт о квантовом шифровании, — смакуя каждое слово, проговорил Джим. Он распахнул глаза и устремил сияющий взгляд на Холмса-младшего. — Полюсы и экваторы — это четыре состояния фотонов в сфере Пуанкаре. И всё это — уму непостижимо — пятьдесят лет назад! — Ты не мог бы изъясняться по-английски? — раздражённо попросил Майкрофт. Словно желая изобразить своё негодование, следующий аккорд он взял особенно темпераментно. Мориарти в немом исступлении взмахнул обеими ладонями. — Хорошо, — пробормотал он, обращаясь, судя по всему, к самому себе. — Окей. Квантовые состояния. Самый совершенный способ шифрования за всю историю криптографии. Он шумно втянул носом воздух, и Шерлок, внимательно наблюдая за ним, ощутил вдруг, что сердце забилось чаще. — Объясняю один раз для простых смертных, господа Гримм, — торжествующе осклабился Джим. — В то же самое время, которое выбрал Зодиак, чтобы исчезнуть, — а точнее, незадолго до того, — Визнер и Беннет разработали первый прототип фазового кодирования. Представьте, что вы пересылаете важное сообщение на индикаторной бумаге* в закрытом конверте: в таком случае любой посторонний, распечатавший его, обнаружит, что цвет бумаги изменился. Перехват вскроется. Холмс-старший, перейдя к чуть более динамичной части сонаты, переместил обе руки в верхние регистры: пианино было чуть расстроено, и в высоких трелях, выпархивавших из-под кистей Майкрофта, проскакивала джазовая дисгармония. Шерлок соединил ладони, вращая большими пальцами. Он весь превратился будто в большой угловатый транзистор. — Теперь, — продолжал Джим, захваченный собственными размышлениями, которые явным образом опережали речь и потому обнажали, как и любое волнение, его ирландский акцент, — пусть у каждого из вас будет по блокноту с одинаковым набором данных: само сообщение плюс балласт дополнительных символов или электромагнитных волн. Эта дополнительная информация содержится в том самом закрытом конверте — и чтобы получить единственно верный ответ, из ваших блокнотов нужно её вычеркнуть. Всё это он проговорил на одном дыхании — чуть запыхавшись, он нервно защёлкал пальцами: — Есть у кого-нибудь из вас ручка? Консультирующий детектив быстро огляделся и, недолго думая, цапнул серебряное чернильное вечное перо из нагрудного кармана майкрофтовского пиджака. Затем он протянул его Мориарти, а вместо бумаги подставил свою руку. Они пересеклись взглядами на мгновение; Джим, беря кисть Шерлока в пальцы, казалось, впал окончательно в эйфорию. Он сунул кончик ручки в рот, обхватывая колпачок зубами, и начертал на ладони детектива круг, а потом разделил его на четыре равных части. — Эфто, — кое-как начал он, — сф- Сыщик свободной рукой вытащил из его рта колпачок и сжал в кулаке; металл был чуть влажным от прикосновения губ и языка, и это прикосновение переместилось будто бы на кожу, вызывая мурашки. — Спасибо, — кивнул, едва уловимо удивившись жесту, Мориарти. — Это схематически сфера Пуанкаре, а четыре точки с шагом в девяносто градусов обозначают поляризационные состояния фотонов. Так называемый протокол BB84. Майкрофт, приподнявшись на шаткой табуретке и вытянув шею, но не прерывая по-прежнему игры, взглянул на вписанный в круг прямоугольный крест, — и его брови поползли вверх. — Позвольте, — заметил он, — но это ведь символ Зодиака! — Именно! — подтвердил криминальный консультант, держа по-прежнему обеими руками ладонь Шерлока и потрясая ею в воздухе, как доказательством своей правоты. — Рекомендую Интерполу и MI6 проверить и записку от 1969 года, и диск с сериалом на наличие фотонных ловушек. Только учтите, что при этом вы согласно законам физики уничтожите оригинальный заряд, а следовательно, и сообщение. И если этот недоумок, который косит под Зодиака, не воспользовался прогрессом за половину столетия и не усовершенствовал технологию прежде, чем лезть на рожон, то я буду в нём разочарован. Холмс-младший, с ясностью сознания которого творилось что-то невообразимое, поймал себя на беззвучном повторении последнего сказанного слова: «разочарован, разочарован». С ним связано было- — Также, — не унимался Мориарти, — я настоятельно советую вам перетряхнуть всех, кто имел дело с архивами в США, поскольку провести анализ мог только тот, кто располагает физическим доступом к письму. — Изумительно, — с придыханием вымолвил Шерлок. В его взгляде читалось откровенное восхищение, а кроме него — любопытство такой отчаянной силы и такой интимной природы, что Джиму почти что стало неловко. Он, как будто очнувшись, отпустил его ладонь и протянул перо. — Это, — заключил Майкрофт, прилежно игнорируя происходившее, — та самая причина, по которой вы оба нужны мне завтра после полудня на борту частного самолёта, который доставит вас в Вальехо. Слова его были словно тяжёлый бархатный занавес: упав, они истребили всякий свет. — Исключено, — сухо отрезал консультирующий преступник. — Я не играю за белых. Его настроение, так причудливо способное и склонное к мгновенным переменам, в один миг от восторженного возвратилось к подавленному: умственный допинг, исчерпавшись, оставил его с теми же самыми мрачными умозаключениями, что неделями отравляли всё вокруг. — Неужели? — во второй раз за вечер засомневался Холмс-старший. — У вас есть время подумать. Пилоты будут поджидать вас в полдень, координаты — те же, что на пути сюда. С этими словами он в последний раз взметнул гармоничную россыпь нот в напитанный хвойным ароматом тёплый воздух гостиной и встал из-за пианино. Миссис Хадсон, Джон, Молли и Рози зааплодировали выступлению, и Майкрофт склонил голову, прижимая к груди ладонь. — Это что же, — сощурился Шерлок, за его широкой спиной шёпотом обращаясь к Мориарти, — ты только что отказался от того, чем я занимаюсь всю жизнь? Тот посмотрел на него со смесью сожаления и облегчения — и на одно неуловимо короткое мгновение лицо его словно обнажилось, избавляясь от масок: всем, что на нём осталось, была безысходная, бескомпромиссная усталость. — Я отказался от тебя в качестве своего партнёра, — непроницаемо ровным тоном ответил Джим. — Потому что, если быть откровенным. Он запнулся, подыскивая слова. Сыщик незаметно для себя задержал дыхание, чувствуя странного рода холод в низу живота. — Ты, Шерлок Холмс, тянешь меня на дно. вина лежит на мне Консультирующий детектив дёрнулся было, чтобы сказать ещё что-то, но, струсив, закрыл его тут же обратно в немой печальной растерянности; в этот момент раскапризничалась, опрокидывая доску с шашками, Рози. — Папа! — заканючила она. — Когда будут подарки? Я хочу подарки! Уже изрядно поднабравшийся Джон вместо ответа потряс левой рукой, чтобы отодвинуть рукав, и скосил глаза на наручные часы. — Вообще говоря, тебе давно пора отправляться спать, — неуверенно протянул он. — Сегодня всё-таки праздник, — мягко возразила Молли. — Быстренько поглядим, что там, и пойдём в кроватку. Правда, Розали? Разгладив зачем-то подол платья, она наклонилась и бережно подняла девочку на руки. Уотсон приблизился к ней, чтобы переброситься парой неслышных фраз, и впервые за весь вечер улыбнулся. Взгляды всех присутствовавших обратились к подвешенным над камином праздничным носкам, к которым булавками приколоты были бумажки с именами. Миссис Хадсон вызвалась раздать их; дойдя до последнего носка, адресованного Майкрофту, она обнаружила, что на нём красовалась, помимо всего прочего, открытка с нарисованным от руки румяным упитанным вараном на тонких ножках. — Ну и кто здесь такой шутник? — нахмурился он, получив свой презент. Шерлок, бросив взгляд на картинку, прыснул. — Не имею ни малейшего представления, — открестился он, выуживая из своего носка связанный Молли сине-зелёный полосатый шарф. — Под глаза, — потупилась она. — Ты же потерял тот, который я дарила в прошлый раз. Холмс-старший тем временем, оставив свой подарок нераспакованными и в целом не проявив к нему особенного интереса, вышел из гостиной — чтобы спустя несколько мгновений возвратиться со внушительных размеров коробкой, один бок которой был продырявлен. Венчал её пышный бордовый бант, за величественным колыханием которого мрачное лицо Майкрофта смотрелось до комичного нелепо. — Это что? — с омерзением отодвинулся, вжимаясь в кресло, Шерлок. — Ты не поверишь, — не скрывая злорадства, объявил его старший брат, опуская коробку на пол, — но это — тебе. Сыщик уставился на презент взглядом, исполненным ужаса. — Хочу заметить, подарок не только от меня, — добавил Майкрофт, опускаясь на пуф. — Так что я не несу за дизайн совершенно никакой ответственности. — А я-то почему виноват опять? — праведно возмутился Мориарти. — Меня вообще там не было! — Я поручил упаковку своему новому помощнику, — признался с видимым стыдом Майкрофт. — И увидел её, когда менять что-то было уже поздно. — Давай, — подначил Шерлока Джим, — открывай. Консультирующий детектив, безуспешно пытаясь совладать с искажавшей его лицо гримасой отвращения, носком ботинка поддел крышку — но не успел он отодвинуть её в сторону, как коробка, покачнувшись, сама собой перевернулась, и из неё выбрался, смешно перебирая неуклюжими лапами, четырёхмесячный щенок ирландского сеттера. Обнюхав шерлокову туфлю, он сел и часто задышал, свесив набок розовый язык. Холмс побледнел. — Собака, — безошибочно определил он бесцветным голосом. Весь его вид говорил о том, что с таким экзотическим явлением как домашние животные он сталкивался едва ли не первый раз в жизни. — Это всё похоже на полуночный ситком с телемагазином, — закатил глаза доктор Уотсон. — Только сегодня и только сейчас, рождественский гей-парад в розовых тонах! — Заткнись, Джонни-бой, — ласково осадил его Мориарти. Консультирующий детектив в глубоком замешательстве уставился на них обоих. — Раз уж ты и так имеешь дурную привычку водиться с ирландцами, — рассудил Джим, отвечая на его немой вопрос, — то вот тебе версия побезопаснее на этот раз: он даже стрелять не умеет. Щенок, словно в подтверждение этих слов, доверчиво ткнулся влажным холодным носом сыщику в голень. Он вилял хвостом так сильно, что весь целиком колыхался сам. — И ты, Брут, — посетовал Шерлок, обращаясь к своему брату. Тот лукаво склонил голову: — Я сделал всё, что было в моих силах. В том числе, снабдил команду кинологов твоими личными вещами, чтобы натаскать его на твой запах. — Как ты его назовёшь? — растроганно спросила Молли, опускаясь на ковёр у кресла Холмса-младшего и запуская пальцы в медно-рыжую волнистую собачью шерсть. Щенок, распластав по шерлоковым коленям нежные щёки, принялся пускать слюни. — Такой милашка! Джим налил себе ещё чаю; поднеся чашку к губам, он заметил на себе внимательный взгляд Шерлока, выглядевшего одновременно радостным и полным каких-то внутренний сомнений. Осведомлённый о том, что за ними все наблюдают, он собрал силы в кулак и подмигнул ему. Сыщик тут же отвёл глаза и как будто смутился, возвращаясь к изобретению подходящей клички. — Счастливого Рождества! — неожиданно громко ляпнул Майкрофт. Все замолчали и уставились на него. Холмс-старший, которого это внимание застало врасплох, отрывисто вздохнул и, исчерпав, судя по всему, весь имевшийся у него запас эмоциональности и социальной активности, принялся за поглощение брюссельской капусты и овсяных лепёшек с горячим мускатным соусом. — Может быть, Спайк? — разрядил обстановку Джон. — Или Финч? — Терри, — предложила миссис Хадсон. — Так звали моего корсиканского любовника. Шерлок закатил глаза, и Молли, найдя его гримасничанье забавным, фыркнула. — Одди? — сказала она, почёсывая щенка за кудрявым ухом, — Это красивое имя. — Его будут звать Йорик, — решительно произнёс сыщик. — Конец дискуссии. — Ну, вот и отличненько, — с плохо скрываемым нетерпением хлопнул себя по коленям Мориарти. — Я могу просить у кого-нибудь одолжения дать мне воспользоваться телефоном? Миссис Хадсон протянула ему свой, и, забирая мобильный из её рук, Наполеон преступного мира осмелился украдкой взглянуть на своего суссекского сокамерника, а потом ушёл. Спешность его, странная для позднего часа и праздничных обстоятельств, как минимум настораживала, и потому в очередной раз за вечер Шерлок, позабыв и о собаке, и обо всём на свете, покинул гостиную вслед за ним — только для того, чтобы налететь на него с разбегу сразу за дверьми. Джим едва не выронил телефон, но не оторвал от него глаз, с невероятной для человека скоростью переключаясь между браузером и каким-то приложением. — Эй! — рассердился почему-то Холмс. — Однажды я в буквальном смысле уже упал из-за тебя! Уголки рта Мориарти приподнялись в едва уловимой полупечальной улыбке. — Хочешь сказать, ты сделал это ради меня? — уточнил он. — Ты какой-то сам не свой. На крохотное мгновение между ними будто образовался мост: повиснув в воздухе, он мигнул и пропал. — Да, — резко выдохнул сыщик. И тогда это произошло. Шерлок, в потрясении пошатнувшись на ставшими вдруг ватными ногах, осознал, что что-то внутри него, что-то, похожее на сосуд с серной кислотой, лопнуло, разливаясь по низу живота, по бёдрам, просачиваясь в тесные щели меж рёбер, затекая внутрь тазовых ложбинок. Покачнувшись, он ухватился потной ладонью за лестничную ступеньку. Детектив прикрыл глаза, надеясь в первобытной темноте отречения от мира найти успокоение, но и она предательски полнилась ядовитой явью. Словно удар в спину: он ощутил вдруг прилив лихорадочной силы, беспорядочной и дикой, примитивной и необузданной. - Я сейчас... Сейчас... Холмс оттолкнулся от лестницы, как слетевший с оси валентный электрон, и бросился в ванную. Тёмный холл, книжный шкаф; абсент, взгляд исподлобья; извивающееся во тьме влажное тело; окровавленная ладонь — образы бешеными пёстрыми лоскутами вертелись в его мозгу, доводя до дурноты. Влетев внутрь ванной, Шерлок поспешил захлопнуть за собой дверь и навалился на неё всем весом, проворачивая в замке чуть заржавевший ключик; дыхание его сбилось, волосы и спина взмокли, на свежевыглаженной рубашке под мышками расползались тёмные пятна. Он приблизился к раковине, избегая смотреть своему отражению в глаза, и распахнул дверцу шкафчика с косметической мелочью. Руки его не слушались: всякая попытка аккуратно отодвинуть в сторону ненужную вещь, чтобы добраться до искомой, оборачивалась против него, и, зашипев от досады, Холмс с размаху смёл всё содержимое полок на пол. Запасные зубные щётки, нераспакованные коробочки нити, сменные лезвия для одной на двоих бритвы, тюбики зубной пасты, флакон антисептика, ватные палочки — всё посыпалось в раковину, на кафель, ему на ноги — и в какой-то момент вниз полетела и стеклянная баночка с аспирином. Сыщик взметнул беспомощно ладонью в воздухе в попытках её поймать, но остался с носом — а заветная цель, ударившись оземь, разлетелась вдребезги. Взбрызнули, рассыпаясь, пилюли — белое на белом — дай же испить тебя, дай припасть к тебе, дай! — и Шерлок, in omnium rerum desperatio**********, поспешно опустился на четвереньки среди осколков. Он высунул кончик языка, пытаясь достать им избавление и не порезаться — и когда горькая шершавость первой таблетки приклеилась к его горячей влаге, детектив осознал, что ниже падать некуда; что убивает приземление; что наконец, он достиг дна бездны и вжался в неё лицом. Он осознал, что это дно горячее любого ожога. — Ты был прав, — пробормотал он, с трудом проглатывая твёрдый порошковый кругляш, который оцарапал ему горло. — Я болен. Привыкнуть — значит, нуждаться. Забота — не преимущество. Одиночество — защищает. — Болен. Инфекция. Вот и всё. Прелесть информатической бинарности эмоционального интеллекта заключается в том, что для любого уравнения существует ограниченное количество допустимых решений: достаточно определить границы этих значений, и дело за малым — выбрать среди них такое, при котором уравнение превращается в равенство. Таким образом, не существует ни безвыходных ситуаций, ни тупиковых обстоятельств, а есть только безупречная логика, превосходящая в своём величии любые доводы сердца. Таким образом, если есть заражение, — значит, отыщется и вакцина. Таким образом, котангенс любой трагедии... Эта мысль окрыляла. — Лекарство, — механически произнёс Шерлок, вставая с пола и стряхивая с колен стеклянную пыль. Осторожно ступая между разбросанных по полу вещей, он вернулся к двери, отпер её и вышел в коридор, отчаянно надеясь, что оставалось ещё достаточно времени для работы над ошибками. Чувственный подъём, измена собственного тела - выпотрошили его, лишили энергии, инвертируя само его существо. Поглядев по сторонам, он с облегчением обнаружил, что Мориарти не сдвинулся с места ни на йоту, по-прежнему занятый своими таинственными делами и глядевший в чуть слепивший в темноте экран. — Я хочу поговорить, — без обиняков произнёс он, подойдя к нему вплотную. — Говори, — не поднимая глаз, тут же отозвался Джим. — Возможно, - путаясь в действительностях, продолжал Холмс, - я неверно выразился: мы можем, пожалуйста, поговорить? Указательный палец криминального консультанта скользнул на кнопку выключения экрана. Помолчав, он поднял голову и посмотрел на своего собеседника в упор, отыскивая признаки алкогольного опьянения, наркотического транса, болезненной лихорадки - чего угодно, что могло бы объяснить представший его взору абсурд; вместо этого он обнаружил кое-что похуже. - Ты меня пугаешь, - чистосердечно признался он. Шерлок пожал плечами, и Джим обратил внимание на неестественную резкость этого движения. Внутри него шевельнулось мерзкое щупальце огромной, неутолимой тревоги. - Ничего нового, - сипло сказал сыщик, теряя силы и храбрость в геометрической прогрессии. - Полагаю, ты тоже с малых лет слышишь эти слова от всех вокруг. — С таким детством, какое было у меня, становятся или художниками, или убийцами, - заметил Мориарти. — И кто из них ты? Джим спрятал телефон в карман и жестом пригласил своего спутника наверх, предположив необходимость более надёжного, чем коридор, уединения. — Я стал и тем, и другим. Вдвоём - зачем-то невыносимо медленно - они поднялись на другой этаж, где в нерешительности остановились меж двух дверей. Снова лестница, снова встреча - куда, куда деваться от бескрайних итераций вселенной? Когда им настанет конец? - Должен заметить, - запоздало произнёс Холмс, - и то, и то у тебя вышло просто отлично. Мориарти предпочёл пропустить этот странный комплимент мимо ушей. - К тебе или ко мне? - изловчился пошутить он. - Какая... - чуть слышно проговорил сыщик, - какая разница? Пятясь, он на ощупь нажал ручку ближайшей двери, - она вела в комнату Мориарти, - и поманил собеседника за собой, сам еле держась на ногах. - Опуская никому не нужные подробности наших биографий, - вполголоса сказал консультирующий преступник, со всё возраставшим ужасом наблюдая за своим товарищем, - о чём ты хотел поговорить? Тот ничего не ответил, прислонившись спиной к шкафу - и, судя по треску последнего, навалившись на него всем собою. - Шерлок? Встревожившись не на шутку и перечеркнув все разом правила приличия - чёрт бы их побрал! - Джим защёлкнул дверь изнутри и поторопился подхватить детектива под руки; тот выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание. - Скажи, - блаженно-юродиво оскалился Холмс, - тебе ведь понравилось соло для скрипки, которое я написал? — Ты никогда не играл для меня, — пожал плечами Мориарти. — Откуда мне знать? Детектив отрицательно покачал головой — медленно, чуть поджав узкие губы. — Ответ неверный. Попытайся ещё. на исходе осени Шерлок приобрёл странную привычку Шерлок приобрёл осенью Джим шумно втянул в себя воздух, догадавшись, что вышел круглым дураком. Попадаться на одну и ту же удочку — каждый раз! - Блядь, - изысканно подытожил он. Сыщик, оплетая пальцами его запястья подобно ядовитому плющу и притягивая его к себе, улыбнулся шире и кивнул. Теперь их разделяла всего пара дюймов. - Ответ верный, - шепнул он. - Но есть ещё одна загадка. Представь, что я сфинкс: отгадаешь, и я прыгну вниз*. Так заманчиво и многозначно последнее слово зазвучало в его устах, так много было в нём смыслов, грязи, грехопадения и взнузданности, что всё тело Мориарти охватила разом остервенелая горячка. - Задавай, - согласился он ещё прежде, чем успел подумать. - Я принимаю приглашение. Древо познания; яблоко, лоза. - Так вот же она, - манил Шерлок, - перед тобою. Бери. Как пронзительна* мысль! Чем теснее они сцеплялись, тем более, казалось, он напитывался соками; его руки, его ласки, его алчное вожделение - были заразны и смертоносны. Ремень брюк, новый и скрипучий, всё никак ему не поддавался. В нём самом, а вовсе не в Лондоне, таился искомый danse macabre, он был очагом, он - эндемией. Эндемия; эпидемия, эдем. - Что такое, - проговорил он, пока спёкшийся жар его рта наполнялся горючей слюной, - взрастает неудержимо, не знает отдыха, но говорит на языке мольбы? Что такое - летально, но излечимо? Бутоны ли? Бубоны ли? Его пальцы скользнули внутрь нижнего белья, и оба они, пребывая в плероме бренности физических тел, почуяли, как солнце входит в зенит, как движутся в зыбучих песках хиггсоны, как развёртывается эмиссионный спектр. - I have found the cure*11*, - сказал Холмс наконец, и эйфория накрыла его с головой. - Скорее же: разделаемся с этим, и всё закончится. — О, я понял, — с горькой усмешкой покивал Мориарти, мягко останавливая шерлокову ладонь. — Ты сделал неверные выводы, малыш. Это не поможет. Его голос надломился, едва-едва обозначив немыслимый кошмар, в который обратился одномоментно его ум. Внутри всё будто покрылось язвами — свежими, чумными, необратимыми; оплыло, развалилось, раскрошилось. Он был не просто сломлен, не просто уничтожен, не просто разбит, не просто побеждён - он утратил право на существование. Miserere, miserere nobis! Dona nobis pacem, stultissimus!*12* Всё отравлено! Отравлено! Затравлено, вытравлено, сожжено, обожжено, выжжено, вырвано, выдрано, истреблено; яд был повсюду, он сам стал ядом, нет, он был им всё это время, нет, ядом были остальные, нет, нет, зачем же яд, постойте, зачем обязательно яд? Могучая, глухая, первобытная, непреходящая тяга к земле - она начинается каждый раз с тошнотворной пустоты в животе - взмыла и взвыла с новой силой, прожирая насквозь; жадно, спазматически, ненасытно, потому что страдание есть творение божье, потому что страдание есть дитя божье, потому что страдание есть воля божья: вот она, правда - вот он, конец вращения. — Я спасу нас обоих, — настойчиво-торопливо пробормотал Шерлок. — И отпусти нам грехи наши- - Сказал ведь, - жёстко процедил криминальный консультант, - неверные. В том порыве отчаянного бешенства, что заставляет людей совершать спонтанные, страстные убийства, Джим грубо схватил его лицо рукой: щёки детектива смялись, влажные губы сложились вокруг открытого рта, блеснули зубы. Дыханием ладонь будто обожгло; они встретились друг с другом пламенеющими взглядами, и в глазах Мориарти не было ничего — должно же быть что-то ещё — ничего, ничего, ничего, ничего, ничего! ничего! кроме презрения. — But what about the cure? — едва выговорил сыщик. Джим болезненно усмехнулся: как будто его лицо разделила напополам трещина. — There is no cure. Будет только хуже, — пообещал он свистящим шёпотом, а потом брезгливо отнял руку и, вздёрнув подбородок, отвернулся. Он знал, что до потери самообладания оставались считанные секунды. — Пошёл вон. Холмс не шелохнулся, застыв в абсолютной прострации; его лицо немедленно заныло, как если бы криминальный консультант его ударил. В глубине души он этого желал: было бы куда проще справиться с чудовищным ощущением жгучего бесповоротного падения, если бы отыскалась внешняя сила, что столкнёт вниз. Запыхавшиеся, взмокшие, оба они словно пробежали вместе целую милю без остановки, и было в этой миле что-то чудовищное, непоправимое, изничтожающее до остатка. — Пошёл, — повторил Мориарти, вкладывая в эти короткие два слова всё, что взросло внутри него ядовитой лозой за последние двадцать лет, — вон. Промозглая ледяная весна; грязная неуютная серость на Лестер-сквер. У стоп застывшего навечно в ожидании вдохновения Шекспира — замызганный футляр с рваной обшивкой внутри, в котором тускло поблёскивают жалкие несколько пенсов и валяется измусоленным комком пятифунтовая купюра. Отблески и тени дней минувших — скользят по лицу, скользят и не могут прикоснуться к настоящему. Через сквер торопится седой католический священник с измождённым лицом человека, пришедшего к религии через все круги ада Данте и не обретшего долгожданного покоя, а одну только усталость. Смыкающиеся под утро веки, жжение в сухих от бесконечного чтения глазах, ноющая боль в пояснице, отпечаток строк молитвенника на щеке дурного качества типографской краской. Проходя мимо памятника, он поднимает глаза и встречается взглядом с уличным музыкантом, что прозябает в нищете во имя искусства и наркотиков. Что-то — возможно, разочарование в Боге — заставляет священника остановиться и послушать. Скрипка едва жива; скрипка задыхается и спотыкается; исколотые грязными иглами руки похожи на бледных змей. Священник думает о первородном грехе. Музыкант думает о пощаде. Они зачем-то кивают друг другу и расстаются. Начиная игру в прятки со временем, следует помнить: это время всегда будет водить, а все остальные - прятаться. Шерлок, прижавшись затылком к стене в своей спальне, с закрытыми глазами и объятый паникой, сбился со счёта: пора ли было выходить? Кто в конце концов проиграл партию? Он не смел показаться никому на глаза так долго, что утвердился в иллюзии своего триумфа, но теперь, когда следовало всего-навсего покинуть тень, он не мог и этого. В конце концов страх и жажда согнали его вниз; задержавшись перед ненавистной уже дверью, он всё же толкнул её - и на первый взгляд всё было в порядке. — А где Джим? — спросила Молли, стискивая в руках маленькую предназначенную ему коробочку. — Кто-нибудь видел Джима? О! Шерлок! Вы же вроде бы вдвоём выходили? Детектив, только сунувшийся внутрь, сложил два и два — и чертыхнулся. — То есть, здесь он не появлялся? — спросил он. Миссис Хадсон отрицательно покачала головой. - У него, между прочим, мой телефон, - упрекнула она. — Идиот, — процедил сыщик сквозь зубы. — Идиот! — Кто на этот раз? — с сонной ленцой поинтересовался Джон. — Я, — ответил Холмс. — Прошу меня извинить. С этими словами он каким-то дёрганым шагом вышел прочь. Джон и миссис Хадсон увлечены были обсуждением успехов подраставшей Рози, и потому только Майкрофт проводил детектива задумчивым взглядом. Машинально он коснулся пустовавшего на безымянном пальце места, а потом со вздохом отвернулся. В холле Холмс-младший обнаружил подтверждение своих опасений: ключи от одной из машин отсутствовали. Метнувшись ко входной двери, он на ходу набросил на плечи пальто и наспех обулся, а потом выскочил наружу. Холодный воздух, похожий на размашистую пощёчину, тотчас ужалил лицо. С приближением ночи стало заметно морознее: кружившийся в воздухе снег всё более походил на маленькие песчинки, а ноздри слипались на вздохе. Лампа на веранде была включена, очерчивая под собою круг безопасного мягкого света; за его пределами простиралась густая враждебная темнота. Выбежав на заснеженную террасу, Шерлок едва не поскользнулся. Ухватившись за перила, он восстановил равновесие и посмотрел вдаль, где среди деревьев маячил с трудом различимый эфемерный силуэт. Рука от холода почти мгновенно потеряла чувствительность, но Холмс не обратил на это никакого внимания, крепко сжимая пальцы на заиндевевшем поручне. — Будь я проклят, — бросил он самому себе и резво зашагал вперёд. По снегу тянулась цепочка свежих следов: прямая уверенная линия, которой Холмс следовал неукоснительно, стараясь зачем-то наступать точно туда же, куда шедший впереди. В его утомлённом нескончаемой тревогой уме составлявшая след вереница теней, перемежавших ослепительную белизну, представала чёрными фортепианными клавишами. Вертелись на кончике языка какие-то дурные стихи; а может, всё дело было в ветре, поднимавшем то и дело искристые смерчи и задувавшем снег в волосы. Совершенная, незапятнанная, возведённая в абсолют тишина, в которой Шерлок не слышал ни своих шагов, ни своего дыхания, ни биения своего сердца, заставляла сомневаться в материи, из которой сшито было пространство: всё происходило сейчас, всё происходило давно, всё произойдёт когда-нибудь. Его колотило так, как никогда прежде до того: мандраж похлеще предвкушения игры, разрушавший самую человеческую суть, рассеивавший атомную структуру — и дрожь эта не имела ничего общего с морозом. Холмс одновременно был здесь и не был; воспоминания, фальшивые и настоящие, сливались в единое целое, в многослойное ощущение жизни, которое он наконец вдыхал полной грудью вместе с ледяным воздухом. Исполинская картина мироздания открывалась перед ним, как запрятанный до последнего мгновения козырь, отдаваясь эфемерной слабостью в голове: условность, нелинейность и всеобъемлющая, отрезвляющая ум и естество неподдельность. Кварки пустились в пляс, а Шерлок, бросаясь в метель, бросался в объятия мира: заблудший в межзвёздном пространстве ребёнок, возвращавшийся домой световые годы спустя. На его лице цвела, хоть он и не отдавал себе в этом отчёта, слабая полубезумная улыбка, — потому что не было задач, сложнее этой, и не было ответов проще. Консультирующий детектив, набрав в лёгкие побольше воздуха, приложил ладони рупором ко рту. — Джим! — закричал он. — Джим Мориарти! Консультирующий преступник, обращённый к нему спиной, замер, положив руку на покрытый инеем капот. Снег у его ног был исхожен, а двигатель автомобиля молчал: Шерлоку этих доказательств пребывания в плену у сомнений было достаточно. Добежав, Холмс ощутил сильную резь в горле — и не был уверен, оттого ли, что он дышал ртом, или оттого, что слова, болезненные и выстраданные, как ставшая поперёк трахеи острая кость, наконец оформились и сложились в мысль. Он остановился в нескольких шагах от Мориарти; мелкая дрожь охватила его с ног до головы, в висках, оглушая, жаром ухало сердцебиение, а эйфория сочеталась с удушливыми приступами боязливости. Всего этого Шерлок никогда до этого момента не испытывал и в очередной раз всерьёз предположил, что болен; но несмотря на дурноту искал в себе силы заговорить. Джим так и не обернулся, стоя на одном месте как вкопанный, и его товарищу это было на руку. Сунув замёрзшие ладони в карманы пальто, Холмс запрокинул голову и направил взгляд в чёрное бархатное небо. Снежинки устремились ему навстречу, усыпая мокрыми поцелуями лицо: что есть звёзды и вода, если не снег? Они липли к щекам и на ресницы, падали на его плечи: и впервые в жизни Шерлок не противился беспорядку вселенной, позволяя ему поглотить себя; порой, чтобы устремиться ввысь, нужно сверзиться с большой высоты. Вид на ночное небо отчего-то немного воодушевил его. Пленивший консультирующего детектива трепет обернулся удивительным спокойствием: таким, какое настигает только тогда, когда потеряно уже всё, что только можно было потерять; таким, какое доступно смертникам, стоящим на эшафоте. Вероятнее всего, оно называлось мудростью или взрослением, но для самого Шерлока означало лишь прекращение нескончаемого внутреннего вращения и слепого смятения в поисках выхода из логических тупиков. Что есть окончание, если не исходная точка? Тепло, глубокое и всеобъемлющее, на этот раз — настоящее, распространилось внутри него, подобно тому, как наступающее при пробуждении от страшного сна облегчение расслабляет члены и приносит умиротворение. Холмс опустил голову и вновь посмотрел на своего безмолвного собеседника: поверх поднятого воротника серого зимнего плаща из дорогой шерсти виден был только затылок. Сквозь безупречную причёску пробивалась седина: и осознание этого, свидетельство быстротечности времени болезненной иглой вонзилось в то, что томилось в груди детектива вместо человеческого сердца. Собираясь с духом, Шерлок облизнул пересохшие и искусанные до мяса губы. — Не сочти за блажь, — мягко произнёс он наконец. — В последнее время я вижу один и тот же кошмар; но он преследует меня с такой упорной неотступностью, что я перестал его бояться. Мориарти, судя по всему, предпочитал слушать, не встречаясь взглядами — он только слегка склонил голову в знак внимания. — Я падаю, — признался сыщик. — Падаю без конца, опять и опять. Плечи Джима чуть заметно дрогнули, а ладонь, лежавшая на капоте, сжалась, собирая невольно снежок. Он упрямо молчал: его собеседник, пусть и не знал, что было этому причиной — обида, гнев или равнодушие — ощущал, что должен заполнять пустоту. Шерлоку казалось, что он, пусть ему это было несвойственно, мог бы говорить так долго, пока не охрипнет, и ещё, после этого, шёпотом, пока не износятся связки. — Что удивительно, я падаю вместе с тобой, — тихо добавил он, — в продолжении борьбы, которая начинается каждый раз словно за кулисами: я оказываюсь в западне, и ты тоже, и вместо поиска избавления мы тщимся сбросить друг друга вниз, пока не падаем наконец оба. Мориарти шумно, судорожно вдохнул морозный воздух; это странным образом похоже было на приглушённый плач и на смешок одновременно. Сжатую в кулак руку он поднёс ко рту и стиснул зубами костяшки пальцев так крепко, что кожа пошла белыми пятнами; глаза его были закрыты. Холмс, следуя движению мысли, перекатывался с пятки на носок, становясь похожим на долговязый маятник. — Местечко, где это происходит, больше всего похоже на Швейцарию, если судить по характерной для этой местности текстуре горной породы, — рассуждал он. — Водопад- Джим открыто всхлипнул. Крепко зажмурившись, он почувствовал на щеках тёплые слёзы. — Посмотри на меня, — попросил Шерлок. — Говори со мной. Всё крепчавшие порывы ветра превращали снегопад в метель: густая стена мелкого снега, похожая на невесомый полог, надвигалась на них с освещённых луной полей, грозясь туго запеленать в блаженство белоснежного забытья. Не было больше ни Суссекса, ни автомобилей, ни гостей; не было ни прошлого, ни будущего. Безграничная шахматная доска под их ногами простиралась во все стороны света, сворачиваясь в конце концов мёбиусовской лентой в самое себя: и на этой шахматной доске не было ни одной чёрной клетки. — Ответь, — едва ли не взмолился сыщик, чувствуя вновь нараставшее отчаяние и почему-то — раздражение. — Отвечай, я сказал! Джим не произнёс ни слова; на брошенном в снег у автомобиля рюкзаке рос крохотный сугроб. Холмс, чувствуя, как все его внутренности переворачиваются вверх тормашками, заломил мёрзнувшие руки. — Окей. Послушай… — Не пытайся быть моим другом, Шерлок, — отозвался наконец Мориарти. — Ты дерьмовый друг. Сыщик, услышав эти слова, так опешил, что даже прищёлкнул языком. — До чего нелепые идеи порой посещают твою светлую голову! — воскликнул он с откровенной иронией. — «Другом»! Мне не нужны друзья. — А вот здесь ты ошибаешься, — продолжал с издёвкой Джим. — Тебе нужен кто-то такой, как Джон или Молли — славные добрые обыкновенные человечки! Кто-то, кто спустит тебя с небес на землю. Шерлок не нашёлся, что ответить. — Тебе необходим кто-нибудь, кто говорил бы тебе, что делать с твоей жизнью, — язвительно рассуждал криминальный консультант, — а ты им в ответ: «Нет! Ты не прав! Я здесь самый умный, а ты делай записи и смотри, как я хорош!» Он фыркнул, покачав головой. — Ты всего-навсего трус, Холмс. Пустышка. Я ждал от тебя большего. Стирая снова и снова с лица налипавший на него снег покрасневшей от мороза ладонью, Холмс всё смотрел и смотрел вперёд — на слегка сутулые плечи, на мокрые припорошенные снежинками волосы, на выставленный в сторону локоть. Удивительное, новое восприятие реальности, в котором на строгие линии фактических связей накладывались, усложняя их, цветные эмоциональные срезы вроде миллефиори, преображало обыкновенные вещи в исполненные значимости. Так, стоявший в нескольких шагах от детектива Мориарти прекратил своё существование как абстрактная идея безупречного противника, и обрёл плоть и материальность; обрёл смертность — и это осознание глушило Шерлока тупыми ударами в грудь, лишая возможности дышать. — Хорошо. Да. Я трус. Я боюсь тебя, — согласился он, спотыкаясь через слово, — боюсь нас. Под натиском вьюги одна из ветвей старых сосен глухо стукнула о покосившийся улей. — Долго же до тебя доходило, — заметил консультирующий преступник. Сыщик, сохраняя из последних сил хорошую мину при плохой игре, неловко улыбнулся, и, разводя трясущимися руками, ответил: — Что ж, Майкрофт всегда говорил, что из всех детей четы Холмсов я самый большой дурак. Джим неопределённо хмыкнул. — Все боятся, Шерлок, — тихо и как-то доверительно произнёс он. — Не влезай, убьёт. — Страх и отречение — не одно и то же. — По-твоему, — пробормотал консультирующий преступник, — всё так просто. Холмс, собираясь ответить, раскрыл было рот, но в это мгновение Мориарти вдруг жахнул кулаком по капоту так, что в металле осталась вмятина. Он обернулся, не скрывая больше злого, измождённого, увлажнённого слезами и снегом лица; на одно короткое мгновение их взгляды встретились, и Шерлок, чувствуя, как что-то внутри него словно оборвалось, бросился к нему. Пылкость, жажда, застывший в гортани болезненный клёкот невысказанных сожалений — Холмс, безжалостно раздираемый изнутри на части, приблизился к Джиму вплотную и в стремительном смятённом жесте протянул ладонь для рукопожатия. От холода ли, от сердечных ли лихорадочных сокращений, их обоих била дрожь — и потому, когда Мориарти медленно высвободил из кармана руку, чтобы, обмирая в потрясении и неверии, обхватить ею пальцы Шерлока, со стороны могло показаться, что их соединил удар пульсирующего электрического тока. — Я вижу тебя, — сказал Холмс. Ладонь, обнимающая другую ладонь; слово, вмещающее в себя другое слово. Мориарти несколько раз медленно моргнул и поджал губы, растерянно кивая и ощущая, как влага забила изнутри и нос, и горло, мешая вдохнуть. Он держался как мог, стискивая зубы и сжимая шерлокову ладонь до хруста; но где та необходимость побега, преследовавшая его по пятам? Консультирующий детектив, укрыв рукопожатие второй рукой, превратил его окончательно в молитвенный жест: слабое тепло его кожи, окружившее пальцы Мориарти, отчего-то произвело такое воздействие, словно было искрой, пробежавшей по пороху. Джим на нетвёрдых ногах покачнулся. Самоконтроль, доведённый за тридцать лет сознательной работы над собой до непревзойдённого совершенства, оказался вдруг выключенной за ненадобностью функцией. Кабинка лондонского ока зависла в высшей точке, обретая одномоментную невесомость; замер в выси самолётного зоба ядерный снаряд. Хлынули наружу растерянность и отчаяние, разочарование и слепая преданность; вся суть его всклокотала вдруг в груди звериной неукротимой взрывной волной, вырываясь наружу, и заставляя его разразиться нездоровым гомерическим смехом, пока по его щекам бежали тонкими струйками горячие слёзы. Всем собою он пел: lamento! lamento vivacissimo!; он кричал; он падал; он скорбел наконец — скорбел по самому себе, — и слеп, и погибал, и ощущал внутри себя пропасть, и не было ей конца. Шерлок осоловело глядел на собиравшиеся на его подбородке капли, которые падали одна за другой в снег, выжигая в нём, как кислота, крохотные дыры. — Что говорят люди в таких случаях? — беспомощно зашептал он. — Что я должен сказать? Я не понимаю. — Не понимаешь? — переспросил Мориарти, отдёргивая ладонь. — Ах, не понимаешь? Он истерически хохотнул. — Ты себе даже представить не можешь, каково это, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год быть вот на столечко, — Мориарти показал детективу крохотную щёлочку между указательным и большим пальцем и потряс рукою перед самым его лицом, — от того, чтобы не сорваться. Эти твои выходки… «Не лезь ко мне, я Шерлок Холмс»! «Я высокоактивный социопат Шерлок Холмс»! «Мне грустно, и поэтому я вытру о тебя ноги Шерлок Холмс»! Он зашипел, скалясь и выдыхая сквозь зубы. — Ты протащил меня за волосы через ад - через весь, целиком; тебе не кажется странным, что я не сломался, или, например, ни разу не спросил, — набрав воздуха в грудь, он задрал голову вверх, — СЕБАСТЬЯН МОРАН, ДЕРЬМА ТЫ КУСОК, КАКОГО ХРЕНА ТЫ ПОСМЕЛ СДОХНУТЬ! Сыщик вознамерился было ответить, но Джим остановил его поднятой вверх ладонью. Гнев позволил ему успокоиться; силы его резко и все разом иссякли; водопад — иссох. — Нет, я заткнулся и делал, что следует. — Он сплюнул собеседнику под ноги. — Твоя очередь, говнюк. Мне вот только интересно, ты чувствуешь вообще что-нибудь когда-нибудь? — О да, — кивнул Холмс, поджимая губы. — Кое-что я чувствую. Нескончаемое величие изоляции. Их взгляды пересеклись; детектив так и остался стоять с протянутыми ладонями, будто прося милостыни. Автозаправка? Бутылка тёплой воды? Шекспир? Религия? Секунды превращались в минуты, минуты — в десятилетия. Наконец, совершенно обезоруженный и застигнутый врасплох, Шерлок решительно шагнул вперёд — в бездну — изобразил руками какой-то неловкий эллипс и прежде чем он сам успел это осознать, уже обнимал своего противника, прижимая к себе так крепко, как только хватало мочи. — Отпусти меня, — неожиданно тихо потребовал Мориарти. Солёно-масляный, полный стыда, приторный вкус слёз, осевший словно ртутными испарениями на языке, травил его ничуть не хуже. — Пусти, ладно? — Я вижу, — запинаясь, проговорил Холмс — и в этот самый момент понял с неожиданной лёгкостью, что слово, вынуждавшее его, сколько он себя помнил, испытывать отвращение и страх, не весит почти ничего: освобождающее, оно словно само собой выскальзывает во вьюгу, коснувшись на прощанье нёба и губ. — Я слышу. Я л- — Не надо, Шерлок, замолчи. Ноги Мориарти подкосились; опускаясь на колени в снег, он утянул с собой и Холмса. Всем, что от него осталось, была какой-то неиссякаемой глубины темнота омертвения — и она стремительно поглощала их обоих. — Вижу, — повторял раз за разом, как мантру, Шерлок, срываясь в конце концов на свистящий шёпот, — вижу, вижу, я тебя вижу. Теперь, вместе с очередным пробуждением, он сожалел о растраченном впустую времени; ужасался тому, что может статься даже с самыми могущественными из нас, случись разлому надтреснуть грудную клетку; наполнялся ненавистью к самому себе. — Скажи, — взмолился он. — ещё ли- дорогой Джим — Остановись. окажи мне одну услугу — Когда все разошлись после моих похорон, Джон остался стоять у надгробия, и- пожалуйста — Не надо. Не надо. Не надо- осталась ещё одна вещь ещё одна вещь — Он торчал там, как идиот, и просил меня о невозможном. вижу — Шерлок! ещё одно чудо Холмс, щурясь от сыпавшегося в лицо снега, опустил голову. Покаянный, исполненный множества болезненных осознаний и бесчисленных воспоминаний, некоторые из которых существовали на самом деле, а некоторые — только во сне, он бережно отстранил Мориарти и повторил его жест: прижался лбом к его лбу, обхватывая ладонями виски: совсем как если бы желал, чтобы умственная сплочённость обрела физическое отображение. ради меня — Теперь, — произнёс он, — попрошу и я. сделаешь это ради меня? — Клянусь богом, Холмс, — шепнул Джим, — я убью тебя. Шерлок умолк, задержав дыхание. — Если кто-нибудь узнает, — продолжил Мориарти, с трудом выговаривая слова, — что я вот так запросто валялся с тобой в снегу и даже не попытался- — Попытайся, — перебил его детектив. Джим осознал вдруг, что вцепился в шерлоково пальто так крепко, что пальцы сводило судорогой. Он, сделав над собой усилие, отпустил его и поглядел зачем-то на свои руки, склоняя голову вниз: так поступают те, кто совершил что-то непростительное, и в ужасе замирают, знакомясь заново с самими собой. За мокрые щёки щипал мороз; медленно, бесконечно медленно он сложил ладонь пистолетом и приставил два пальца к груди Холмса. Подняв на него взгляд, Мориарти обнаружил, что не способен отличить действительное от мнимого, а себя самого — от того, кого видел напротив: так тесно переплелись они в этот отдельно взятый миг. Порывы ледяного ветра то и дело всколыхивали полы одежды, приводили в беспорядок волосы, — оба они ведь наверняка, совершенно точно простудятся — и свистел в ушах. Шерлок обхватил его запястье обеими руками с той безоговорочной порывистостью, что предполагала настоящее оружие у сердца. Он был готов к прыжку. — Пиф-паф, — тихо сказал Джим. — Готово. Теперь ты тоже умер. — Я так и знал, что на тебя можно положиться, — слабо улыбнулся Холмс. Он раскрыл ладонь Мориарти и прижал её к своей груди; ресницы его и брови уже слегка заиндевели и оттого казались поседевшими. Проведя свободной рукой по своим волосам, криминальный консультант обнаружил и на них метафорическую старость — и отчего-то именно это позволило ему осознать реальность происходящего: резкий, головокружительный всполох мысли, отрезвивший его и потрясший своей кристальной прозрачностью. Набравшись смелости, Джим шмыгнул носом, придвинулся поближе и, осторожно высвободив руку, юркнул обеими ладонями в тепло между пальто и спиной Холмса, прижимаясь одновременно щекой к его щеке; ужас, который он испытывал, казался ему физически болезненным. Несколько ударов сердца в ожидании ответа; один глубокий вдох. Agnus Dei, прошелестел внутренний голос, но Шерлок не оттолкнул его, не бросил язвительного замечания, не отпрянул назад: он тесно прижал его к себе, судорожно и с облегчением выдыхая, и неловко прижался немевшими от робости и мороза губами к его виску, словно тщился теперь обозначить свои слова так же ясно, как боялся произнести их ранее. Мориарти, вслушиваясь в его рваное дыхание, закрыл глаза и уткнулся ему в шею. — Спасибо, — шепнул он. — Будь благословенен. Горло саднило. Мир исчез. — Куда они запропастились? — завертел головой Джон. — Где Шерлок? И где этот прохвост? Молли, потупившись, закусила губу: ей, в отличие от доктора Уотсона, давно уже некоторые вещи казались очевидными. — Не стоит, — предостерёг его Майкрофт. Джон посмотрел на него с неприязнью и решился задать вопрос, терзавший его весь вечер. — С какой, собственно, стати нам всем следует вдруг доверять Мориарти? Разве не он- — Всем нам — необязательно, — мирно согласился Холмс-старший, — но совершенно точно необходимо моему брату. Жёсткость его тона была непрекословной и однозначной, несмотря на демонстративную дружелюбность. По гостиной от него пробежал как будто холодок; и даже щенок, обнюхивавший до того с огромным интересом шерлоков домашний халат, свернулся на его подоле клубком и спрятал нос в хвост. Майкрофт и доктор Уотсон, казалось, готовы были вот-вот разразиться в адрес друг друга гневной тирадой — они сверлили друг друга глазами, не продолжая диалога исключительно потому, что оба опасались сорваться. Миссис Хадсон, глядевшая поочерёдно то на одного из них, то на другого, решила, что настал момент вмешаться. — Сами виноваты, — деловито провозгласила она, поднимаясь с кресла, — что весь десерт съедят без них. Кто хочет плум-пудинг? — Ой, — радостно хлопнула в ладоши Хупер, — предсказания!* Сидевшая на ковре в окружении изрисованной бумаги Рози немедленно переняла её радость, как умеют только маленькие дети и собаки, и от возбуждения засучила ножками. Майкрофт среди всего этого безобразия высокомерно отвернулся, демонстрируя всем своим видом крайнее презрение к таким очевидно никчёмным глупостям, как рождественские сладости. — Я на диете, — сообщил он. — Спасибо, откажусь. Когда все, кроме него, досыта наелись пудингом и как следует — особенно юная мисс Уотсон — в нём изгваздались, не чувствуя по этому поводу никаких угрызений совести, в прихожей хлопнула дверь, и от этого громкого звука Хупер прямо-таки подпрыгнула на месте. — Божечки, — шепнула она. раз, два, три — Мне нужно выпить, — авторитетно заявил Мориарти, спустя несколько секунд первым входя в гостиную. — И долговязому налейте. Холмс-старший скользнул взглядом сначала по беспорядку в причёске Джима и по покраснению кожи у его глаз, а потом, когда следом за ним появился Шерлок, подметил у того остаточную дрожь ладоней — но, разумеется, оставил свои наблюдения при себе. — Где вы пропадали? — в лоб спросила Молли. — Мы, ээ... — замялся Холмс, хмуря брови и стараясь придать лицу непроницаемое выражение сосредоточенности. — Я решил помочь Мориарти провести проверку ваших автомобилей на системы слежения. Криминальный консультант, наливавший себе в этот момент яблочный эль, серьёзно кивнул в подтверждение его слов. Пригубив напиток и слизнув с губ пену, он присел на край стола и с некоторой укоризной добавил: — Если кого-то, кроме нас, интересуют вопросы безопасности, то вот вам моё мнение: лучше заняться ими до того, как мы все накачаемся выпивкой до уровня активности мозга морских свинок. — И каков результат? — вежливо полюбопытствовал Майкрофт, выжидательно глядя на него. Мориарти с едва заметной усмешкой кивнул головой на Шерлока — дескать, пускай отдувается. — Всё очень хорошо, — выпалил Холмс-младший с такой страстью, что Молли, глядя на него, зарделась. — И безопасно. Полный порядок. С этими словами он тоже подошёл угоститься элем — и сделал за раз сразу несколько жадных глотков; Майкрофт, прикрыв глаза, тяжело вздохнул и указательным и большим пальцами сжал свою переносицу, чтобы хоть сколько-то оградиться от чувства неловкости. — Молодцы! — подлила масла в огонь миссис Хадсон. — Это какая-то внутренняя шутка, которой я не понимаю? — озадаченно поинтересовался доктор Уотсон. — Ну что ты, — добродушно и совершенно искренне крякнул Холмс-старший. Чтобы избавить себя от необходимости дальнейшей дискуссии, он поспешно набил рот ломтем индейки. — Джим? — позвала тихонько Молли. — Да, дорогая? — отозвался он. — У тебя… Хупер окончательно залилась краской, от самой шеи до корней волос, и конец фразы потонул в неразборчивом бормотании. — Ещё разок? — приложил ладонь к уху Мориарти. — Я не расслышал. — У тебя, кажется, чернила на виске и на запястье, — еле слышно пролепетала Молли, мучительно стесняясь и пряча пунцовое лицо. — А я, пожалуй, пойду уже спать. Всем доброй ночи! Поднявшись, она ласково дотронулась кончиками пальцев до плеча Джона в знак прощания и, не оборачиваясь, поспешно вышла из гостиной вон. Вскоре затихли и её шаги на лестнице. Уотсон, проводив её взглядом, задумчиво наморщил лоб. — Что за... — Женщины, — вальяжно расставил точки над i Шерлок, у которого на верхней губе оставались ещё следы пены от эля. — Что с них взять. — Не умничай, — ухмыльнулся Джим. — Я так полагаю, ребёнку следует соблюдать режим, — намекнула миссис Хадсон, облизнув изъятую из ирландского кофе ложечку. — Остатки сладки. — Но сегодня Рождест- — Режим, — с нажимом повторила та. — Никаких возражений. Марш в постель! Вытолкав Джона с дочерью в коридор, она напоследок обернулась и с лучезарной улыбкой показала Джиму и Шерлоку два поднятых вверх больших пальца — а после этого вышла и сама, притворяя за спиной двери гостиной. Какое-то время их нетрезвые препирания слышны были ещё в холле и наверху, а потом потонули в наползавшем на виллу сонном снежном забытье. — Теперь, когда мы избавились от… — Майкрофт, преодолевая лёгкое опьянение, делал всё большие паузы между словами, — излишнего внимания, я позволю себе повторить вопрос, который задавал вам ранее. Я бы также хотел коснуться технической его стороны, если вы не возражаете. — Валяй, — флегматично пригласил его Мориарти. — Дело нового Зодиака — исключительное, — возвестил Холмс-старший, произнеся последнее слово чуть ли не по слогам. — Мне нужны не менее исключительные профессионалы. Мне нужны вы. Сыщик раздражённо вздохнул. — Когда же до тебя уже дойдёт, что если меня не интересует предложенная тобой задачка, то я не стану её решать, хоть ты меня вздёрни? — огрызнулся он. — Помолчи, пока старшие разговаривают, — ласково велел ему Джим. — Каковы условия? В этот момент в гостиную вернулся зачем-то Уотсон, сделав снова невозможной конфиденциальность; нисколько не смущаясь, он налил себе ещё чаю с ромом, плюхнулся на софу, достал телефон и принялся листать новостную ленту на фейсбуке. — Есть два равноценных варианта, — протянул осторожно Майкрофт, избегая смотреть в сторону брата и наблюдая одновременно за доктором. — В первом случае я обращаюсь к моему брату с просьбой о помощи с лицевой стороны, а тебе, Джеймс, предоставляю в распоряжение силовые структуры. Во втором вас обоих- — Well, I'm not here to fuck spiders*13*, — перебил его решительно Шерлок, а затем отчеканил: — Мы едем вместе. С этими словами он взял Джима за руку и крепко сжал её. Несмотря на то, что ладонь детектива была липкой и горячей от волнения, Мориарти стиснул её в своей. Уотсон, которого постигла печальная участь это заметить, уставился на них с таким выражением лица, словно видел перед собой обнажённую Елизавету Вторую, и с громким звоном уронил под ноги чайную ложечку. Старший брат консультирующего детектива деликатно спрятал улыбку. — Прекрасно, — резюмировал он. Глядя на кислую мину пребывавшего в абсолютном ужасе и, кажется, слегка даже протрезвевшего Джона, Мориарти поднёс было кулак ко рту, чтобы сдержать смех, но напрасно — он всё же не выдержал и звонко расхохотался. — Это лицо! — простонал он, давясь и сгибаясь пополам от смеха. — Пощады, доктор Уотсон, по Вас плачут театральные подмостки! Шерлок покосился сначала на Джима, потом на своего бывшего друга — и пожал плечами; но веселье было заразительным, и в конце концов он тоже расщедрился на улыбку, в то время как лицо Джона стремительно багровело. — На что я вообще надеялся, — возвёл исполненные страдания очи к потолку Майкрофт. — Вот он я, передаю проблему не государственного даже, а международного уровня двум самонадеянным придуркам. — Тем не менее- — Тем не менее, — продолжал Холмс-старший, вставая, — вы — лучшие в своём деле специалисты, и выбора у меня, к сожалению, нет. Доброй ночи. Кивнув им обоим на прощанье, он пропустил вперёд неожиданно кстати заторопившегося в объятия Морфея безмолвного доктора Уотсона, и оба они удалились. Джим и Шерлок, оставшись наедине, как по команде, оба разжали руки. — Весьма самонадеянно с твоей стороны, — насмешливо заметил Мориарти. Встав, он с наслаждением потянулся, предвкушая сон: впервые за много месяцев, а быть может, и лет, отдых обещал быть настоящим — безмятежным и благостным. Любого, кто помешал бы ему получить это удовольствие, он готов был задушить собственными руками. Его товарищ тем временем отправился в обход по периметру гостиной, гася гирлянды и задувая свечи. Стоило бы, наверное, убрать в холодильник остатки еды, закупорить бутылки, привести дом в какой-никакой порядок — но, во-первых, всем этим беспрекословно займутся наутро очередные посланники Майкрофта, а во-вторых… — Поговаривают, что я хам, — парировал тем же тоном консультирующий детектив. Джим добродушно фыркнул, и в почти полной темноте, если не считать зажжённого на лестничной клетке ночника да отблесков лунного света в окнах, они оставили гостиную позади и вернулись на кухню: как если бы она была отправной и конечной точкой их совместного пути, важным искривлением струн мироздания. На столе всё ещё стояла бутылка, виски внутри которой несомненно выдохся, и два стакана. Кто-то из гостей забыл рядом с ними упаковку детских галет — тот ещё натюрморт — недолго думая, криминальный консультант беспардонно вспорол её ногтем и без аппетита сунул печенье себе в рот. Пакость ради пакости; сонливость понемногу охватывала его тело. Разложенная вдоль разделочного стола и духовки раскладушка жалобно заскрежетала, когда на неё присел Холмс-младший. Пребывая в расстроенных чувствах настолько, насколько позволял его эмоциональный диапазон, он бессознательно обнял подушку, уставившись в пустоту. Рядом с ним, свернувшись в тёплый рыжий клубок, лежал Йорик, забредший туда, вероятно, в поисках хозяина, да так и уснувший. Почуяв движение, собака лениво подняла голову и лизнула детектива в ладонь. — Ты ничего не подарил мне на Рождество, — с наигранной обидой протянул Джим. — Так уж и ничего, — отозвался Шерлок. Они помолчали, погружённые каждый в свои размышления. Пора было расставаться: произошедшее было событием такого рода, которое следовало пережить сперва в одиночестве, и только потом разбираться, что делать с ним в контексте окружающих. Расправившись с нехитрым угощением, Мориарти отклеился от стола и обошёл его, намереваясь убраться восвояси. — Спокойной ночи? — неуверенно протянул он. — Наверное. Джим успел пройти совсем немного, прежде чем раскладушка снова скрипнула. — Эй, — позвал вполголоса сыщик. Мориарти с готовностью обернулся, устремляя на него внимательный, хотя и чуть затуманенный взгляд. — Это не будет слишком, — замялся Холмс, — если я напрошусь составить тебе компанию ещё ненадолго? — Нет, — мягко заверил его Джим, отрицательно покачав головой. — Нет, это будет в самый раз. Консультирующий детектив поднялся со скрипучей кушетки и, притихший и задумчивый, последовал за выходившим из кухни Мориарти. — Я собирался подымить, — доверительным заговорщическим полушёпотом сообщил тот, когда они проходили мимо приоткрытой двери в гостиную, где, с трудом уложив перенасыщенного впечатлениями ребёнка, только-только забылся беспокойным сном Уотсон. — Можешь присоединиться, если хочешь. — Хочу, — поторопился с ответом Шерлок. — Только у нас обоих насквозь мокрые пальто. — Это ничего, — махнул рукой его собеседник. — Сейчас всё устроим. В такой непривычно наполненной чужой обувью, перчатками, куртками, шапками и запахами прихожей было как будто теснее; по крайней мере, так казалось сыщику, потому что между ним и Мориарти расстояние было неизменно незначительным. Последние несколько часов его не оставляло какое-то странное волнение, то поднимавшееся к горлу, то окатывавшее его мурашками где-то в районе бёдер; как если бы тот разговор, который уже состоялся, только предстояло начать. Какая-то часть его ума пребывала в благоговейном ужасе, анализируя степень эмоциональной вовлечённости — возможно, это была именно та его часть, что отвечала за благоразумие, и потому Шерлоку совершенно было не жаль приводить её теперь в негодность. — Нашёл, — провозгласил Мориарти, стаскивая с антресоли толстый шерстяной плед и встряхивая его. Открывая дверь наружу, он уступил детективу дорогу, а потом, неслышно затворив её за собой, набросил покрывало на них обоих. Небольшой навес над крыльцом худо-бедно защищал их от по-прежнему густо валившего снега, плед — помогал сохранять драгоценное тепло. Джим вытащил две сигареты из пачки в кармане и протянул одну Холмсу. Оба склонились над огоньком одной зажигалки, едва не соприкоснувшись висками, и спустя мгновение синхронно выдохнули казавшийся в свете террасной лампы голубоватым дым. Какое-то время они курили в молчании, погружённые каждый в свои мысли; на лице Шерлока застыло выражение отрешённого умиротворения, придававшее ему сходства с античными фресками. Его белоснежная кожа, казалось, слегка светилась, и любой сторонний наблюдатель не мог бы не заметить, что всё его существо подвергалось какому-то масштабному реконструированию, как если бы планете случилось неожиданно сойти с орбиты. Впрочем, что Шерлок Холмс мог знать о планетах. — Паук, говоришь, — пробормотал с лёгкой усмешкой Джим, стряхивая на снег пепел. — Не думаю, что кто-нибудь, кроме Себа, видел меня в подобном состоянии уже лет эдак пятнадцать. Он глубоко затянулся, устремив чуть печальный взгляд в заснеженную даль. Шерлок рядом с ним пожал плечами, мужественно преодолевая свои внутренние тактильные барьеры: стоя совсем близко, любым движением они волей-неволей взаимодействовали друг с другом. — Что, уже не так страшно? — улыбнулся Мориарти. — Великий и ужасный Наполеон преступного мира — вот, пожалуйста. Горевший наверху в одной из спален свет, ложившийся прямоугольным пятном на снег, погас: само британское правительство сдало свои позиции. — Ты меня напугал, — честно признался детектив. — Но не отпугнул. — Каков нахал, — в шутку возмутился криминальный консультант. — Мог бы хоть побледнеть для виду. — Куда уж, — хмыкнул Холмс. Выпуская дым через ноздри, он отчётливее ощутил нараставшую слабость мышц — и отчего-то решил, что таким образом выглядит настройка человеческого тела на искомые физические частоты: своё он по-прежнему видел как сложно устроенный инструмент, заточенный на очень ограниченное количество функций. Большая их часть, сколько Шерлок себя помнил, сосредотачивалась в мозгу. А теперь? Украдкой покосившись на Мориарти, он попробовал увидеть в нём человека, которого ненавидел, — и смог, подобно обернувшемуся Орфею, различить только ускользавшую бесплотную тень, которая чем дальше, тем бесповоротнее исчезала в бархатной темноте. Какое-то щемящее беспокойство охватило его, предвкушая опасение быть разочарованным; стремясь рассеять его, Холмс выбросил окурок и легонько тронул Джима за локоть. — Я весь внимание, — произнёс тот, тоже избавляясь от выкуренной сигареты и обращая взгляд на собеседника. — Если когда-нибудь, — с непривычной для него самого сердечностью проговорил Шерлок, — тебе придёт в голову, что ты можешь быть мне неинтересен, потому что больше не подбрасываешь трупы мне на крыльцо… — То что? — с вызовом спросил Мориарти. — То ты дурак, — заключил детектив. — Хвала небесам, — карикатурно возрадовался Джим, всплеснув руками. — Наконец-то ты это понял! Не желая больше ни минуты оставаться на морозе, они, притопывая от холода, проскользнули обратно в сонное тепло дома. Плед был заброшен обратно на антресоль, обувь отставлена на полку. Внутри по-прежнему витали ароматы еды и пряностей вперемешку с разными духами и лёгкой сладостью дыма. Шерлоку, несмотря на поздний час и такой длинный и непростой день позади, спать не хотелось нисколько — так взбудоражен он был и взвинчен. Его то и дело потряхивало, и, чтобы совладать с обуревавшими его неприемлемыми порывами, природу которых он пока осознавал с трудом, он в очередной раз обхватил сам себя за плечи. Обе спальни и гостиная отданы были гостям; единственную раскладушку Мориарти уступил товарищу, довольствуясь брошенным на пол матрасом. Крадучись дойдя до этой скромной постели у подножия лестницы, они не сговариваясь остановились. — Если я ничего не путаю, то нам следует завтра быть готовыми к двенадцати, — произнёс Джим, облокачиваясь о перила и подавляя зевок. — Так что можно смело проваляться в постели до последнего. — При условии, что вообще получится уснуть, — почти неслышно ответил ему Шерлок. — Даже так? — игриво поинтересовался Мориарти, пряча улыбку. Он собирался было отпустить сальную шутку, чтобы доставить себе удовольствие и понаблюдать за тем, как святоша-детектив ищет пути отступления и злится, но осёкся: Шерлок, обнимая себя обеими руками и глядя в сторону, производил впечатление затравленной добычи. — Ты не должен… — начал он и запнулся. Джим посмотрел на него вопросительно. — Тебе необязательно, — с трудом выговорил Холмс, — быть кем-то ещё… кроме самого себя, чтобы иметь значимость. Мориарти, не ожидавший такой прямолинейной подлянки, в первые несколько мгновений совершенно растерялся; на его ожесточившемся за долгие годы лице отразилось слабое подобие растроганности. Он порывисто вздохнул и даже как будто собирался ответить в том же ключе, но потом резво взял себя в руки и снисходительно отмахнулся от детектива. — Спасибо, Шерлок, — искренне поблагодарил он, — а теперь заткнись, пожалуйста, прежде чем всё это станет похожим на сопливую мелодраму. Ты сам прекрасно знаешь, что твои попытки общения на эмоциональные темы вызывают у окружающих панику. Холмс, по-прежнему избегая его глаз, фыркнул. — И вполне заслуженно, должен сказать, — поёжился Джим. — Было бы намного привычнее, если бы ты драматично и самодовольно свалил в закат. — Намёк понял, — кивнул детектив. — Доброй ночи. Отпуская наконец собственные плечи, Шерлок нервически кашлянул и собрался было уйти восвояси; он даже успел сделать несколько шагов по направлению к кухне, прежде чем Мориарти настиг его: довольно грубо оттолкнув сыщика к стене, он приблизился к нему вплотную и прошипел: — Ничего ты не понял, всезнайка. — Ну так заставь меня, — шёпотом парировал Холмс. Сердце Джима пропустило несколько ударов, но он не позволил себе так просто повестись на провокацию. — Не дерзи мне. Ты остаёшься здесь, — велел он, — со мной, до самого утра. Шерлок, в глазах которого мелькнул очевидный испуг, издал, изображая надменную браваду, короткий смешок. — Это ещё почему? Мориарти ответил не сразу — медля, он откровенно наслаждался своей властью. Консультирующий детектив рискнул было встретиться с ним взглядом — и тут же пожалел об этом: растеряв всю напускную смелость, Холмс отвернул лицо и прикрыл глаза, как будто боялся удара. В этот момент две горячие ладони легли на его бёдра, и он, замирая, вжался спиной в стену, болезненно почувствовав её твёрдость выступающими позвонками; словно пытаясь просочиться сквозь неё до того, как сознание откажет ему в повиновении. Прежде чем наконец заговорить, Джим прислушался — и, с удовольствием замечая тяжесть дыхания своего оппонента, шепнул: — Потому что я так хочу.***
Джон проснулся раньше всех остальных. Первым делом оглядевшись в поисках дочери, он обнаружил её безмятежно спавшей неподалёку в уютном коконе из одеял и невольно улыбнулся. Вся гостиная была залита ярким солнцем, и стёклышко наручных часов пускало солнечных зайчиков по стенам, пока Уотсон поправлял спутавшиеся во сне волосы. После плотного ужина и выпивки накануне ему нестерпимо хотелось пить; потому, как бы ему ни жаль было покидать разложенной на диване постели, он поднялся на ноги и размял затёкшие плечи. Выйдя в коридор, он осмотрелся, вспоминая дорогу на кухню, и сонно удивился тому, что каким-то образом почувствовал себя здесь всего за одну ночь как дома. Вероятнее всего, дело было в старой доброй компании — и, конечно же, в Шерлоке. Доктор, поправив задравшуюся пижамную футболку, с наслаждением зевнул, предаваясь приятным медлительным размышлениям, которые предупреждают отягощение ума дневными заботами, — и именно в этот момент, не дойдя до кухни нескольких футов, едва не споткнулся о чью-то руку. Поглядев вниз, он увидел дрыхнувшего без задних ног Мориарти: ему наверняка снилось что-то очень хорошее, потому что он во сне улыбался; веки его подрагивали. Только спустя несколько мгновений Джон осознал, что его голова лежит на животе Холмса, и, подняв взгляд, встретился с тем нос к носу. Детектив не спал и внимательно смотрел на него поверх смартфона, которым до этого был увлечён; в его взгляде было что-то незнакомое. Спокойствие. — Доброе утро, — негромко, чтобы не разбудить Джима, произнёс он. — Господи Иисусе, — растерялся Уотсон. — Я вижу то, что я вижу? — Да, — расплылся в идиотской улыбке Шерлок. Для пущей убедительности он нахальнейшим образом закинул на Мориарти длинные ноги и приосанился. — Боже мой, — запричитал бывший лучший друг сыщика и, прикрывая ладонью глаза от срама, заторопился туда, куда изначально собирался попасть. Отвинтив в кухне кран, он долго и жадно пил прохладную воду, с каждым глотком чувствуя себя всё бодрее, — утолив жажду, ощутил себя окончательно проснувшимся. И окончательно в фильме ужасов: хотя бы потому, что предназначенная для Шерлока кушетка оставалась, судя по всему, нетронутой с вечера. — Боже мой! — повторил он обречённо. Шерлок, которого ему больше не было видно за лестницей, тихо фыркнул. — Иди сюда, — позвал он. — Я думаю, нам стоит поговорить. — Дай мне пару минут, я ищу нож побольше, чтобы выколоть себе глаза, — огрызнулся Джон, но всё же взял стул и вышел из кухни. Поставив его напротив опиравшегося спиной о стену консультирующего детектива — и поборов страстное желание одну из ножек нацелить на доверчиво раскрытую ладонь Джима — Уотсон сел с тем выражением лица, что бывает у принудительно навещающих психиатра пациентов, убеждённых в своей правоте и здравомыслии. — Я не представляю, что такого ты можешь мне сказать, чтобы это имело смысл, — заявил он, скрещивая руки на груди. Холмс, прекратив валять дурака, посерьёзнел и отложил телефон в сторону. — Попросить у тебя прощения, Джон, — мягко ответил он. Брови доктора Уотсона против его воли поползли вверх. На его памяти детектив снисходил до извинений всего несколько раз — и каждый из них приходился на период тяжёлых решений или больших перемен. Другими словами, «прости меня» из уст Шерлока не предвещало ничего хорошего. Холмс, не скрывая некоторого волнения, машинально барабанил пальцами по дощатому полу. Он молчал почти целую минуту, собираясь с мыслями; доктор Уотсон терпеливо ждал, пока тот отыщет правильные слова. — Я худший друг, который только может быть, — сказал Шерлок наконец. — Я самодур и эгоист, и я не заслуживаю тебя. Джон нахмурился и помрачнел; ему вдруг нестерпимо захотелось возвратиться в гостиную, забрать в охапку Рози и поскорее смыться домой. — Чего ты от меня ждёшь? — не без обиды в голосе поинтересовался он. — Что я вот так безоговорочно приму очередное твоё взбалмошное решение и подстроюсь под него? Может, ещё предложишь всем вместе переехать обратно на Бейкер-стрит? С этим вот… Холмс под градом упрёков едва заметно поморщился. — Я ничего от тебя не жду, Джон, — заверил он. — К тому же, я не могу даже теоретически предположить время нашей следующей встречи и её вероятность в целом. — Ничем не могу помочь, — сухо парировал доктор. — Это твой выбор, нравится он мне или нет. — Всё, чего я хочу, — поспешил объясниться Холмс, — это знать: когда в следующий раз я окажусь в Лондоне, стоит ли мне тебе об этом сообщать — или предпочтительнее не попадаться тебе на глаза. Уотсон промолчал, отводя взор в сторону и отвлечённо разглядывая развешанные по стене вдоль лестницы — там, где обычно люди держат семейные фотографии, — головоломки, которые Мориарти от нечего делать составлял долгими осенними вечерами. На большинстве из них виднелись восклицательные знаки или решения, написанные почерком Шерлока. — Я очень хочу продолжать быть твоим другом, — добавил сыщик, понизив голос. Джон по-прежнему хранил безмолвие, очевидно погрузившись в напряжённые размышления. Спустя, наверное, добрых пять минут тишины он расправил плечи, сцепил руки в замок и похрустел для храбрости пальцами. — Слушай, Шерлок, — как-то невыразительно промямлил он, скользнув взглядом по смятой постели и разбросанным по полу подушкам, — разреши задать один щекотливый вопрос. — Разумеется. — А вы это… — начал доктор Уотсон со всей присущей его профессии изящностью и прямолинейностью терминологии, — ну… Шерлок непонимающе нахмурился. — Вы, что ли, — нервно оглаживая утреннюю щетину на подбородке, мучительно формулировал Джон, а потом перешёл на страшный шёпот: — того-этого? — Кого? — выпучил глаза детектив. — А что, есть ещё кто-то? — обалдел в свою очередь доктор. — Кроме кого? — Кроме тебя и… — Уотсон многозначительно поиграл бровями. — Этого. Детектив, страдая от невозможности уловить мысль, наморщил лоб. — Того, который того-этого? — уточнил он. — Вот именно, что я спрашиваю, было того-этого или не было! — Где? — окончательно потерял нить рассуждений Шерлок. — Да здесь, чурбан ты тугодумный, прямо на этом матрасе! — выпалил, потеряв терпение, Джон Уотсон в сердцах, и, немедленно спохватившись, в ужасе покосился на спавшего у его ног Мориарти, опасаясь, что только что навлёк на себя медленную мучительную смерть. Тот, однако, на счастье доктора, всё так же беспечно и благодушно дремал — разве что, может быть, самую малость шире улыбался сквозь сон, но этой перемены никто не заметил. На лице консультирующего детектива отразилась по очереди вся палитра эмоций от лёгкого недоумения до глубокого изумления — а когда его настигло осознание истинной сути вопроса, он вознегодовал, аки невинная дева, приговорённая к сожжению заживо за колдовство. — Нет! — горячо запротестовал он. — Нет, ни в коем случае! Джон, заметив, что шерлоковы уши от стыда сделались пунцовыми, бессердечно заржал. — Ты абсолютно уверен? — уточнил он издевательски. — Я всё-таки врач, и если тебе необходим осмотр или консультац- — Умолкни! — в ярости униженно прошипел детектив. — Я всего-навсего забочусь о твоём здоровье, — сипло оправдывался Уотсон сквозь приступы гогота, — и именно поэтому считаю, что мой профессиональный долг велит мне интересоваться состоянием твоей- — Да как ты!.. — зашёлся Шерлок, поперхнувшись посреди фразы, и Уотсон, всей душой наслаждаясь его мучениями, аж хрюкнул от смеха. Джим слабо дёрнулся: вероятно, что-то в сновидениях встревожило его. — Какая всё-таки жалость, что я даже рассказать никому не могу, — отдышавшись, покрутил головой Джон. — Такая сенсация пропадает. — Да уж, — мрачно отозвался Холмс, а потом не удержался и язвительно добавил: — Мне стоит благодарить судьбу за то, что ты врач, а не журналист? Доктор Уотсон, обретая снова серьёзность, прочистил горло. — Я думаю, что тебе скорее стоит сказать спасибо своему брату, — ответил он, — который в лепёшку расшибся, чтобы вы здесь могли сейчас валяться в неприличном виде, не заботясь о последствиях и об уроне, который вы наносите моей хрупкой психике. А я — а что я? Его собеседник живо подался вперёд. — Ты — мой самый близ- — Меня сейчас вырвет, — пожаловался Мориарти, открывая глаза; имел ли он в виду своё действительное самочувствие или выражал таким образом мнение о подслушанной беседе, оставалось только догадываться. — Лапочка, убери свои лыжи с моего мочевого пузыря, иначе для нас всех это плохо кончится. Сыщик, который, кажется, не сразу понял, кому было адресовано это обращение, стушевался и отодвинулся. Джон, поджав губы, огромным усилием воли удержался от очередного смешка — вместо этого он уперся руками в собственные колени и, крякнув, поднялся на ноги. Прежде чем уйти, он посмотрел своему лучшему другу в глаза и произнёс: — Ты мудак, Шерлок Холмс. Но я готов простить тебе что угодно. Джим вознёс к небесам указательный палец, подчёркивая мысль. — Согласен на все сто, доктор Уотсон! — поддакнул он. Джон, услышав это, фыркнул, а потом развернулся и вышел вон, подчиняясь неизбежной для них всех необходимости после чудес рождественской ночи встраиваться снова шестерёнкой в обыкновенную жизнь: солнце сменялось постепенно вчерашней метелью, а гости суссекской виллы просыпались одни за другим в своих постелях. Скоро собраны будут и туго стиснуты стенками чемоданов вещи; скоро съеден будет завтрак, прозвучат жалобы на мигрень с похмелья и тёплые прощания, скоро зазвенят на щеках быстрые поцелуи, скоро — два автомобиля с включенным на максимум обогревом чуть пробуксуют в сугробах и въедут в заснеженный лес, оставляя позади пустой деревянный дом. А пока что, оставшись в одиночестве после того, как Джим потрепал его по волосам и отправился в уборную, всемирно известный консультирующий детектив прислонился спиной к стене, запрокинув назад голову. — Ха! — то ли озадаченно, то ли победоносно воскликнул он. Самолёт модели Dassault Falcon 900EX EASy*14*, блестящий и умытый снегом, взмыл ввысь, вжимая двоих своих пассажиров спинами в сиденья. Набирая скорость, он гудел всё громче, как сильный зверь, противоборствующий стихии. Оставленная позади старая добрая чопорная Англия сквозь круглый иллюминатор превращалась стремительно в цветастую мешанину квадратиков полей, лесов, дорог и городов — пока не исчезла вовсе. Чуть погодя, после недолгой турбулентности, трансокеанический джет вынырнул над облаками и стремглав влетел в ослепительную залитую солнцем синеву: сидящему внутри почудилось бы, что в этот момент его движение прекратилось. Кабина вскоре нагрелась, и в её зыбком тепле Шерлок заёрзал на кожаном сиденье, расстёгивая ремень безопасности — а потом несмело, будто тайком, придвинулся к Мориарти поближе и положил голову ему на плечо. Его пребывавшие в обычном художественном беспорядке кудряшки, которые в свете ярких солнечных лучей отливали рыжиной, лезли растерявшемуся от такой беспардонности Джиму в ухо и щекотали лицо. Подумав рассеянно и невпопад о том, что и Холмсу, и ему самому следовало бы подстричься и привести себя снова в человеческий вид, консультирующий преступник замер. Шерлок, поняв его без слов, расслабился — и, пока он возился, устраиваясь поудобнее, Джим вдруг особенно остро ощутил необратимость перемен. На душе было так светло и легко, что он почти совсем забыл уже, что это возможно: огромные челюсти врат Чистилища нехотя сомкнулись, выпустив их обоих на свободу. Он отвернулся к иллюминатору, чтобы сыщик не заметил навернувшихся на глаза предательских слёз облегчения, и прижался лбом к стеклу. Спустя два с половиной часа, когда пилот по громкой связи сообщил о достижении самолётом максимальной высоты, Мориарти всё ещё улыбался. — Как это работает? — тихо произнёс Шерлок, которого криминальный консультант полагал до этого дремавшим. — АСК? — Как работает любая секта? — ответил консультирующий преступник вопросом на вопрос. — Религиозные фанатики! Поначалу они едины одержимостью общей идеи, а потом что-то идёт не по плану, и разверзается ад. Расставив широко ноги, он съехал на сиденье пониже, изображая демонстративную скуку. — Мой вопрос касается прежде всего конкретно тебя и Себастьяна. — До чего же ты въедлив! — пожаловался Джим в пространство. — Моран служил буфером, предохранителем, стеной. Убрать его — всё равно что нажать красную кнопку. — Кто нажал её? — Он сам. Мориарти помолчал, вспоминая вкус дешёвого леденца на палочке. — Ему поклонялись, — продолжал он, — но когда его место занял я — они начали молиться по-настоящему. Майкрофт и Её Величество… оба они ошиблись, полагая, что можно приручить собственную тень. Занятый выгрызанием дыр в пластмассовой игрушке Йорик чихнул, смешно тряхнув ушами. Шерлок показал на него пальцем и сказал: — Я с ним совершенно согласен. — Кто из нас тень — вот стоящий вопрос, — игнорируя этот комментарий, меланхолически рассуждал Джим. — Я подчистил сеть, и постепенно мы отделились от АСК. Естественно, Майкрофту это не слишком понравилось. Ну, как Тебе моя карьера? Хочешь быть моим секретарём, душка? — Конкретно сейчас я лучше пойду освежусь, — вполголоса произнёс сыщик, и, встав с уютного кресла-диванчика, направился в переднюю часть самолёта. — Эй, — позвал его Джим, — туалеты в хвосте! В другой стороне! Холмс, как если бы разом лишился слуха, проигнорировал его, скрывшись за разделявшей пилотскую кабину и салон перегородкой из красного дерева. Его не было так долго, что Мориарти, несмотря на гарантии абсолютной безопасности доверенных лётчиков из тёмных АСК, с которыми работал когда-то в тесной связке Себастьян Моран, встревожился и вытянул шею, чтобы разглядеть, что там происходит. Вскоре в кабине что-то глухо стукнуло. Сыщик не заставил себя более ждать — с казавшимся профессиональным равнодушием он вытащил за ноги два тела: сначала главного пилота, потом его помощника; и, уложив их, как будто все они были на развесёлом героиновом пикнике, вдоль стенки на кремово-бежевых роскошных коврах, брезгливо отряхнул руки. В тот самый момент, когда на его лице зацвела пышным цветом сиятельная улыбка маньяка, а наблюдавший за всей этой картиной в немом оцепенении Джим почувствовал, как резко холодеет сердце, — джет слегка накренился, задирая нос в небо. — Что же ты медлишь, mo chuisle*15*, — вскинул подбородок Шерлок, стоя посреди дорого убранного прохода. — Тебе разве никогда не хотелось украсть государственный самолёт? В своём немногословном торжестве он похож был одновременно и на зарвавшегося шаловливого ребёнка, и на убийцу международного класса. Одному ему было известно, каких усилий над собою стоило ему перейти черту; и один он знал, что оно того всенепременно стоило. Мориарти, теряя голову от восторга, издал тем не менее нервный смешок. — Презабавно в твоём обществе занимать позицию презренного моралиста- — С ними всё будет в порядке, — отмахнулся от пустяка Холмс. Самолёт ощутимо тряхнуло, и ему пришлось сделать шаг назад, чтобы удержать равновесие. — Я бы на их месте не отказался от внепланового отпуска в Штатах. А для всего остального есть автоматическая курсо-глиссадная система. Наполеон преступного мира, окинув взглядом валявшихся без сознания пилотов, пустой салон джета, ослепительно яркую синеву в иллюминаторах и, наконец, возвратившись к созерцанию увитого солнечными лучами долговязого силуэта, в котором заключался смысл, в котором сосредоточилась жизнь, и в котором умещалось всё, что представлял из себя он сам, улыбнулся Шерлоку в ответ и взошёл за ним следом в пилотскую кабину. Оба сине-коричневых радара напротив обитых белоснежным мехом глубоких кресел показывали заметный крен; Холмс, перегнувшись через сиденье и ухватившись за штурвал, отдал его от себя — и одним плавным движением выровнял самолёт. Затем он убедился, что скорость не превышает четырёхсот тридцати узлов, пробормотав эту величину себе под нос, а рычаг тяги находится в переднем положении, — и внимательно изучил табличку TOLD*16* на предмет исключений из правил. Джим наблюдал за ним с глубоким недоумением. — Мне сейчас же, сию секунду необходимо знать, какой самоубийца согласился обучать тебя управлению самолётом, — ухмыльнулся он. — Я чувствую себя обязанным присудить ему премию Дарвина. — Я читал руководство для чайников, — невозмутимо ответил детектив. — Шесть раз. — То есть, — фыркнул Мориарти, — я не ошибусь, если предположу, что наши жизни зависят от того, не читал ли ты его вверх ногами? Шерлок шутливо пригрозил ему пальцем, и Джим, воспользовавшись моментом, поймал его за запястье. Кабина, и так не предназначенная для того, чтобы находиться в ней стоя, была к тому же всё-таки кабиной джета, — тесная, нагретая, наполненная панелями, к которым нельзя было ненароком прислониться, она вынуждала их жаться друг к другу на тесном пятачке свободного пространства. И хотя за ними простирались широкие, никем не занятые коридоры, в которых места достаточно было для четырнадцати пассажиров, ни один из них не испытывал ни на йоту желания отступить назад, предпочитая разрозненной свободе преступное дуальное уединение. — Шерлок, — вкрадчиво и мягко произнёс Мориарти, наслаждаясь тем, как по-другому звучало теперь это имя, соскальзывая с кончика языка: как изменился вложенный в него эмоциональный контекст и как задышало оно свободой. — Ты всё ещё боишься меня? В глазах консультирующего детектива плясали черти. — Нет, — негромко, но смело ответил он. — А ты? — Я признавался тебе уже столько раз, — улыбнулся, покачав укоризненно головой, Джим. — Не капризничай. На переносном радио главного пилота, которое тот, защищаясь от детектива, успел схватить, прежде чем уронил на сиденье, высветилась международная частота спасательных служб — 121,5 Мгц, — и диспетчер по ту сторону сигнала несколько раз с вопросительной интонацией повторил кодовый позывной самолёта. Холмс, не разрывая со своим собеседником зрительного контакта, свободной рукой выключил приёмник и спихнул на пол. — Я что, сплю? — недоверчиво протянул Мориарти. Остаточный ужас кольнул их обоих, нанизав на остриё метафорической иглы. — Конечно же нет, — заверил его Шерлок; озорство и любопытство сделали его непристойно бесстыжим. — А теперь прекращай пороть чушь и целуй меня, иначе я ни за что не скажу тебе, где найти рычаг выпуска подкрылок.март 2019 года, главное здание MI6
Окинув чуть рассеянным взглядом массивный широкий стол из красного дерева, Майкрофт в сотый, наверное, раз поправил рамку с фотографией, на которой была повязана чёрная атласная лента. С изображения, выцветшего, помятого и потёртого от ношения годами в портмоне, коварно ухмылялся улыбкой сердцееда и повесы юный Себастьян Моран, а рядом с ним хмурился, изображая совершенно неуместную почтительную серьёзность, он сам. С этим снимком, сделанным в начале девяностых годов, как и с кладдахским кольцом, Холмс-старший ранее не расставался ни при каких обстоятельствах; но только после смерти снайпера набрался наконец отваги отвести ему место на рабочем столе. Держать фотографию дома было бессмысленно по той простой причине, что Майкрофт бывал там гораздо реже, чем в кабинете; а в кабинете — потому, что любой из его высокопоставленных гостей непременно ткнул бы пальцем в рамку и спросил, какого дьявола вместо умилительных детишек и благочестивой жены такой уважаемый политик, как Майкрофт Холмс, изволит хвастаться романтическими фотокарточками государственных преступников. То ли дело мёртвые: за ними тянулся саван всепрощения и безнаказанности, пеленая собою живых. В дверь постучали, и сразу же после этого она открылась, а в проёме показалась голова его нового — чуть нахального, но изумительно толкового — ассистента. — Мистер Холмс, — вкрадчиво позвал он. Майкрофт вздрогнул, вырванный из размышлений. — Да, мистер Уиггинс? — Все документы приготовлены, — отрапортовал помощник. — Можно просто Билли, сэр. — Благодарю, — кивнул Холмс-старший. Ассистент не спешил удаляться, и Майкрофт приподнял одну бровь в ожидании объяснений. Тот побарабанил пальцами по двери, пряча хитрую улыбку. — Что ещё? — Под вашими окнами, — сверкнул умными глазами подчинённый. — Я не совсем уверен, каким образом стоит доложить о… Снаружи кто-то несколько раз нажал на автомобильный клаксон. Холмс-старший не без труда — подводили больные колени — поднялся из-за стола. Его кабинет, прибранный и тщательно проверенный в очередной раз на прослушивание, выглядел непривычно пустым, словно имел право попрощаться первым. Взгляд Майкрофта упал на рассаду суккулентов, подаренную чересчур чувствительной Молли Хупер (после того, как удалось отодрать от них розовые ярлычки, кое-как с ними удалось смириться), а потом — на полотно в стиле абстракционизма, которое было в сентябре прошлого года доставлено из Шерринфорда. Холмс знал, что на обратной стороне холста рукой Эвр криво было выведено: «Мы все теряем друзей». Подойдя к окну, Майкрофт двумя пальцами отодвинул занавеску и осторожно выглянул наружу. Припаркованная поперёк двух VIP-мест, занимать которое было категорически запрещено, стояла, источая из двигателя волны горячего воздуха, канареечно-жёлтая Buick Super Convertible'52. Опираясь о неё, с повязанной алым в крупный горох платком головой, в «кошачьих» солнцезащитных очках и с сигаретой в зубах, непринуждённо прохлаждалась Миссис Хадсон. Автомобиль и его обладательницу обступила охрана; в этот момент ожил интерком. Майкрофт, глаза которого округлились так, что он стал похож на какого-то восточного божка, нажал кнопку ответа. — Сэр! — рявкнули из интеркома сквозь помехи. — Здесь женщина. Холмс-старший несколько раз моргнул. — Вижу. — Мэм утверждает… Последние слова потонули в помехах. — Капитан? — Я не могу, сэр. При всём уважении. — Дерзайте. Начальник охраны, терзаясь между служебным долгом и личными принципами, замялся, но в конце концов перестал пожирать глазами свою рацию в надежде на избавление и откровение христово. Приблизив её к обрамлённому пышным усам рту и задрав голову, он поглядел в сторону майкрофтова окна. — Мэм требует, чтобы «мистер Моумс*17* шевелил булками», сэр, — бесцветным голосом произнёс он. Майкрофт даже рот открыл от такой наглости. — Извините, сэр. — Пропустите, — после короткой паузы отозвался политик. — И передайте, что я в пути. Несмотря на раздражение, он поймал себя на том, что борется с желанием рассмеяться. Сочетание агрессии и весёлости немедленно навело его на мысль о Джеймсе Мориарти, что вязалось теперь неотступно с младшим братом; в груди незначительно потеплело. Что бы ни говорили о Майкрофте Холмсе, олицетворявшем британское правительство — а в прошлом также и теневую его сторону, — сколько бы ни называли его бесчувственным канцелярским чудовищем; сколько бы он сам ни отпирался, утверждая, что положенное в грудной клетке место пустует — в нём, вполне возможно, было больше человечности, чем положено человеку его склада ума, происхождения и положения. Беря в одну руку рабочий портфель, а в другую небольшой кожаный саквояж с минимумом необходимых вещей, Холмс-старший повернулся к фотографии спиной, смерил помиравшего от любопытства ассистента фирменным грозным взглядом и вышел вон. Кругом загустевала мертвенная тишина; словно они с помощником были во всём здании совершенно одни. Мягкие ковры поглощали звук его шагов, пока он удалялся от своей государственной кельи, а ноздри наполняли слабые запахи стерильного чистящего средства и дерева. — Ну… — произнёс Майкрофт, ни к кому особенно не обращаясь, и с едва заметной сентиментальной привязанностью коснувшись стены так хорошо знакомого коридора, позволил прозрачному стеклянному чреву скоростного лифта поглотить себя. How can I live among this gentle obsolescent breed of heroes, and not weep? I think with their famous unconcern. It is not gunfire I hear, but a hunting horn.*18* Оказавшись вскоре на парковке, он кивнул оставшимся двум секьюрити, давая знак удалиться, и приблизился к миссис Хадсон. Та двумя пальцами приспустила очки на кончик носа и поглядела на Майкрофта поверх них. — Ты готов? — Через, — Майкрофт, щурясь на солнце, глянул на наручные часы, — четыре минуты должен подойти мой водитель. — За рулём моей машины? Какой-то вшивый государственный чинуша? Ты, верно, шутишь, — возмутилась миссис Хадсон. — Только через мой труп! С этими словами она щелчком отправила окурок в ближайшую клумбу, приближая Холмса-старшего к вероятности трагически преждевременной смерти от сердечного приступа, и, обойдя машину, открыла глубокий багажник. Майкрофт не глядя бросил внутрь саквояж и портфель, а телефон сунул в карман брюк. — Я всё ещё не убеждён до конца, что это хорошая идея, — признался он. — А твоего мнения никто и не спрашивал, — жизнерадостно сообщила его спутница. — Запрыгивай. Старший брат консультирующего детектива, шёпотом чертыхаясь под носом, повиновался: дёрнул серебристую ручку, грузно опустился на широкое кожаное сиденье и пристегнулся. День стоял на удивление тёплый: обыкновенно скудное солнце ранней весны нагревало лобовое стекло и текстильную крышу, наполняя салон сонным теплом, а по лицам и рукам людей внутри автомобиля скакали то и дело солнечные зайчики. Когда они свернули по направлению к выезду на М25, один из них ослепил на мгновение Холмса, и тот, зажмурившись, стал чем-то неожиданно похож на большую медлительную черепаху. По-прежнему безукоризненно элегантный, он, тем не менее, выглядел неважно: проредились постепенно седевшие кудри, залегли глубже морщины, опустились под гнётом бед уголки губ. Случайно взглянув на своё полупрозрачное отражение в боковом стекле, Майкрофт только и смог, что невесело озадачиться: когда же это успело произойти? — Занятная деталь, миссис Хадсон, — заговорил он, предпринимая попытку завязать светскую беседу и одновременно избавиться от мыслей о смерти, — насколько мне известно, бьюики этой модели не выпускались ни в каких оттенках жёлтого, кроме как «кремовая секвойя». Он произнёс это тем же ровным ничего не выражавшим тоном, каким, бывало, предупреждал очередного заложника подвалов MI-6 о заманчивой перспективе потерять ухо при отсутствии сотрудничества. Самые отважные из его подчинённых подшучивали над тем, что, вероятно, господин Майкрофт Холмс и в постели умудряется отдавать приказы и делать бесстрастные замечания; чего уж говорить о дружбе. — Меня зовут Марта, — строго поправила она. — Ты сам как думаешь? — Смею предположить, эта машина в розыске. Короткая дерзкая улыбка, обнажившая в высохших губах след пышной игривой юности; политику пришло вдруг в голову, что, встреть он эту женщину на тридцать лет раньше, то держался бы от неё на расстоянии пушечного выстрела. — Хорошо; очень хорошо, — мурлыкнула она. — А что же страшный Зодиак? Всё ещё пылится в твоём шкафу? Холмс-старший едва заметно наморщил нос. — Ни в коем случае, — ответил он так же мягко. — Кто-то другой уже подхватил эстафету. Всегда находится кто-нибудь, кому ставки в самый раз впору. Полагаю, одна моя старая знакомая воспряла ото сна… Выехав за черту города, они едва не ослепли от яркого солнца. Потянувшись к приборной панели, Миссис Хадсон нажала крупную плоскую кнопку, и откидной верх с тихим жужжанием медленно начал втягиваться назад. Ветер, ворвавшийся внутрь, был холодным, но отчего-то это было приятно. Майкрофт устало и блаженно закрыл глаза. Уши заложило, щёки мгновенно замёрзли, волосы спутались, портя идеально строгую укладку. Он наслаждался ощущением ответственности, покидавшей его плечи — ровно до того момента, как защёлкнулся позади пассажирских сидений механизм полотняной крыши: откуда-то с той стороны послышался странный хлюпающий звук. — Что это было? — в лоб спросил Холмс. Его спутница пожала плечами, хотя, казалось, в уголках её глаз, не скрытых очками, сверкнула озорная хитринка. — Старый автомобиль, дорогой мой мальчик, как старый мужчина: чуть его приласкаешь, так он и стонет. Майкрофт не нашёлся, что ответить, и весь путь до въезда на А2 они проехали молча. Винтажный двигатель взвыл, взбираясь по наклонной на ответвление кольцевой, и, когда весь салон тряхнуло на незамеченном беспечной водительницей лежачем полицейском, Холмс-старший наконец понял, в чём было дело: в просторном багажнике бьюика его тяжёлые сумки должны были подпрыгнуть и загрохотать, но этого не произошло. Тишина. — Как поживают Шерлок и Джим? — невинно поинтересовалась миссис Хадсон. — Я слышала, они увели у тебя из-под носа самолёт? Майкрофт тяжело вздохнул. — К сожалению. — Джимми такой очаровашка, — улыбнулась она. Майкрофт вздохнул ещё раз. — Я как раз собираюсь им позвонить, — сообщил он. — Будь любезна, подними обратно верх. Вытащив из кармана на свет божий новенький айфон, Холмс-старший тапнул иконку Face Time. В надежде на подтверждение своего предположения он напряг слух — но во мчащемся на всех парах кабриолете это была исключительно бессмысленная затея. Поколебавшись, выбирая между двумя контактами, он остановился всё же на Шерлоке. Тот не отвечал так долго, что Майкрофт готов был уже сбросить звонок — но в последний момент ответил. — Передавай привет, — попросила Марта, а в следующее мгновение влезла на автостраду прямо перед носом огромного трака. Чтобы избежать столкновения, ему пришлось резко скосить на соседнюю полосу, оглушительно сигналя и обдавая их волной горячего пыльного воздуха. Связь была не лучшего качества, но Майкрофт всё равно сумел заметить произошедшие с его братом перемены: тот отличался от самого себя настолько же, насколько не похож огранённый в умелых руках бриллиант на сырой алмаз. Не потрудившись как следует одеться, он непринуждённо развалился на венецианского вида стуле, прикрывшись для приличия тонким халатом. На шерлоковой шее красовалось несколько крупных тёмных пятен, запястья хранили отчётливые следы металлических колец, а на щеке алела едва начавшая заживать ссадина. Холмса-старшего передёрнуло. — Здравствуй, брат мой, — мужественно поздоровался он. Консультирующий детектив не торопился с ответом; достав откуда-то из-за монитора баночку йогурта, он вскрыл её и, высунув язык, облизнул крышечку. На заднем фоне довольно громко играли записи с августовского концерта Queen 1986 года. — Чем обязан вящему удовольствию? — без энтузиазма отозвался он наконец. — Ничем, собственно, — вздохнул Майкрофт. — Сущий пустяк. Убедившись, что движения его левой руки не видны собеседнику, он вытащил из другого кармана брюк старый надтреснутый блэкберри и быстро набрал и выслал сообщение. «Отслеживайте звонок, — гласило оно. — Я продержу его пять ровных минут». Мысленно Холмс-старший поблагодарил самого себя за принятое несколько лет назад решение развивать способности к амбидекстрии. Равно как и за привычку держать свои хобби в тайне. Шерлок бросил быстрый взгляд на его предплечье, но ничего не сказал. — Я хотел сообщить, — продолжил политик, — что со мной невозможно будет связаться в ближайшие две недели. — Это почему это? — поднял брови сыщик. — Привет, Шерлок! — вклинилась в беседу миссис Хадсон, продолжая смотреть на дорогу и выжимать на ретро-спидометре такие числа, от которых её пассажиру становилось решительно дурно. — Я похищаю твоего брата! Шерлок нахмурился, пытаясь опознать голос. Где-то за кадром раздался подавленный смешок, похожий на кудахтанье. — Это же не. — Я ухожу в отпуск, — нехотя обвестил Майкрофт. — А я намереваюсь лично проследить, чтобы он не превратился в командировку, — добавила Марта. — Зуб даю! — Не надо, — спешно попросил детектив, едва не подавившись йогуртом. — Если не секрет, куда ты намерен нагрянуть и испортить всем праздник? — Это меня спрашивает о координатах напарник преступника международного класса, которого не может отыскать лучший отдел интерпола вот уже два с половиной месяца? — язвительно уточнил Холмс-старший. Шерлок, снова глянув на его плечо, ухмыльнулся. Разговор длился две с лишним минуты. — Не ты ли собственной персоной назвал нас обоих «лучшими в своём деле»? — Откровенно говоря, — не без желчи ответил его брат, — я надеялся на двустороннее сотрудничество, а не на. Майкрофт оборвал себя на полуслове, а его глаза медленно расширились, сделавшись каждый размером с двухпенсовик: за спиной вальяжно поедавшего йогурт консультирующего детектива невозмутимо продефилировал Джеймс Мориарти — совершенно голый. — Ю-у, — дружелюбно поздоровался он, помахав в камеру, и скрылся из виду. Миссис Хадсон как нельзя кстати выбрала именно это мгновение, чтобы бросить быстрый взгляд в экран майкрофтова телефона и, оценив по достоинству открывшиеся ей виды, влажно причмокнула губами от удовольствия. — А твой младшенький не промах, — одобрительно протянула она. — Спроси его, он сидеть-то может? Я, кстати, знаю одно домашнее средство… Холмс-старший закрыл глаза, изо всех сил стараясь убедить себя, что всё это страшный сон от несварения. — Что за средство? — живо заинтересовался Шерлок. — Миссис Хадсон, это Вы? — Конечно я, дорогуша, — с теплом откликнулась Марта. — Значит, так: возьми две части экстракта лаванды и одну часть воды… Кудахтанье повторилось, на этот раз много громче. «Я в аду,» — подумал Майкрофт. Мимо, очень близко, с тяжёлым гудением промчался ещё один грузовик, и их автомобиль слегка засосало в воздушный поток, отчего Холмс-старший, так и не смея разомкнуть век, вцепился в мягкую кожаную обивку пальцами. Возможно, в этот момент своей сложной жизни он ближе всего оказался к тому, чтобы поверить в бога. — Возвращаясь к теме, — с нажимом произнёс он. — Чтобы исключить дезинформирование… Мориарти, не дав ему кончить, появился вдруг в камере крупным планом, улыбнулся улыбкой счастливых безумцев и выкрутил звук проигрывателя на полную мощность. Вести разговор дальше стало невозможным, и Шерлок, с маячившим за его плечами лицом консультирующего преступника, развёл руками — мол, ничего не поделаешь, — фальшиво усмехнулся сам и отсоединился. Майкрофт, не сдержавшись, тихо чертыхнулся. «Отбой,» — написал он левой рукой. — Следи за языком, — строго велела ему Марта, отчитав его, как школьника. — Предлагаю недолгую остановку, мне нужно кое-что взять из багажника. С этими словами она перестроилась в правый ряд, поближе к выезду с автострады, и спустя едва ли четверть часа рокот начавшего перегреваться мотора наполнил полупустую парковку у какой-то дешёвой забегаловки на обочине. Остановив автомобиль, миссис Хадсон вышла наружу, подставляя солнцу лицо, и вытащила из портсигара очередную папиросу. Майкрофт, наблюдая за её неторопливыми движениями, почувствовал, что теряет терпение. — Мне кажется, что и я кое-что забыл в багажнике, — сказал он как ни в чём ни бывало. Его спутница повернула голову в его сторону, выдыхая облако дыма. — О, в этом я не сомневаюсь, — кивнула она, а потом неожиданно рассмеялась, и пузырь нараставшего между ними враждебного напряжения тотчас лопнул. — Пойдём поглядим скорее! Вытащив ключ из зажигания, она обошла бьюик, чтобы отомкнуть замок. Крышка поднялась, осыпая окна забегаловки снопом солнечных бликов; подойдя к машине вплотную, Холмс-старший помимо своих пожитков и вышитой бисером сумки миссис Хадсон обнаружил внутри внушительных размеров бесформенный куль. Скрытая от посторонних взглядов пэчворк-одеялом, связанная и с кляпом во рту, который, кажется, был ничем иным, как кухонной прихваткой, снизу вверх на него одновременно с вызовом и мольбой смотрела Антея: её всегда идеальный макияж потёк, размазавшись по щекам, а волосы были в беспорядке. Миссис Хадсон встала рядом со своим пассажиром плечом к плечу и равнодушно поглядела на диковинный багаж. — Извини, что второпях, — бросила она со вздохом. — Всё как ты просил, но могло бы получиться поизящнее. — Согласен, — бесстрастно кивнул Майкрофт, — мусорный пакет был бы уместнее. Задумавшись на мгновение, он, не отнимая от Антеи взгляда, обратился к спутнице: — Позволишь на одну затяжку во имя старой дружбы? — Конечно, мой дорогой. Бывшая домоправительница Шерлока Холмса, многолетний торговец лёгкими наркотиками, успешная стриптизёрша, вдова трёх таинственно почивших и одного заключённого в тюрьму состоятельных мужей, Марта Хадсон подала своему товарищу сигарету. Ни один из них не скрывал ритуальности происходившего — поэтому, когда Майкрофт сперва глубоко затянулся, а затем, выдыхая дым, наклонился и сунул всё ещё тлевший окурок Антее в ухо, оба они не произнесли ни слова. Пленница задёргалась в страшных конвульсиях и пронзительно замычала, извиваясь как угорь и орошая багажный отсек слезами; тогда Холмс надавил на торчавший из ушной раковины фильтр, проталкивая его глубже. — Надеюсь, — ласково произнёс он, — она жжётся*19*. В то же мгновение его ноздрей достиг щекочущий острый запах аммиака: от боли его бывшая ассистентка обмочилась. Бросив на неё последний взгляд, Холмс захлопнул багажник обратно. Они с миссис Хадсон посмотрели друг на друга. — Пора, — сказала она. — Пора, — кивнул он. Вновь в пути, Майкрофт не мог заставить себя прекратить нервически вертеть айфон в руках; беспокойство и раздражение ели его поедом. Крыша снова была откинута; миссис Хадсон явно получала от своей новой игрушки огромное удовольствие — в конце концов, дорогие коллекционные автомобили всегда были её слабостью. Беседа, не коснувшись Антеи ни на секунду, обратилась к консультантам. — Хочешь сказать, в микрочипах нет прослушки? — Они теперь не особенно много разговаривают, а всё больше… Холмса мучительно перекосило; от воспоминаний об аудиозаписях он едва не позеленел. — Да неужели вы в самом деле их потеряли? — протянула с недоверием Марта. — Никаких зацепок? — О, ни в коем случае, — процедил ядовито старший брат всемирно известного детектива в криминальных бегах. — Они присылают открытки. Он кисло разглядывал историю исходящих звонков, где у последнего значилась длительность соединения. Четыре минуты сорок две секунды. — Какое издевательство, — чуть иронично поддержала его миссис Хадсон. — Возмутительно! — Я сформировал отдел специалистов, которые целыми днями только и делают, что занимаются изучением состава бумаги и чернил с биологическими примесями среды в попытках выяснить исходные локации, — мрачно пояснил Майкрофт. — Потом мы отдаём их Джону. Марта покачала головой, выражая лёгкое неодобрение. — Зачем? — Рози их раскрашивает, — загробным голосом ответил Холмс-старший. Ветер сорвал с головы миссис Хадсон платок, и он, венчая зацикленность спиральных витков времени, точно так же, как тридцать лет назад страницы с узором из сложных формул, вспорхнул — и опал в дорожную пыль. Тряхнув волосами, как юная девчонка, она вдохнула полной грудью и расправила плечи. В очередной раз покосившись на огорчённую физиономию своего пассажира, она почувствовала, что её терпение иссякло. — А ну-ка дай сюда, — рассердилась она. Ловким быстрым движением она цапнула айфон из рук Холмса-старшего и вышвырнула его за борт. Там телефон с лёгким стуком ударился об асфальт, рассыпая во все стороны стеклянные брызги, а потом исчез и превратился в крохотное белое пятно, неотличимое издали от разметки. Всё это заняло не больше секунды. Пострадавший политик потерял дар речи и издал какой-то несолидный сдавленный писк. — Я куплю тебе новый, — пообещала миссис Хадсон, прежде чем он успел опомниться. — И, Майкрофт… Впереди, меж шпилей постепенно приближавшегося Фолкстоуна, расцветал над горизонтом алый закат. — Извини за «рептилию».март 2019 года, Майринген, Швейцария
— Ты просто обязан попробовать местное безе, — категорично заявил Мориарти. Коридорный за небольшую плату забрал собаку на прогулку, и всё складывалось так, как следует: они с Шерлоком были одни. Забравшись обеими ладонями под шерлокову рубашку, он ощущал слабую неконтролируемую дрожь от возбуждения; кровь в его венах медленно закипала, превращаясь в смертоносный яд. Ум работал наконец-то в полную силу и как будто даже высекая искры, но теперь, дополненный возможностями Шерлока Холмса, процесс переработки идей и вовсе похож был на мчащийся во весь опор поезд: и глубокое удовлетворение, приносимое этим новообретённым могуществом, подстёгивало и одуряло. — Временно предпочитаю десерты другого рода, — парировал детектив с лёгкой усмешкой. Он чуть подался назад, прижимаясь к Джиму покрепче; спелость и жар вспыхнувшей меж ними обжигающе интенсивной связи, казалось, отдавалась сладостью где-то глубоко в горле. Перечёркнутый дважды круг, перечёркнутый четырежды шестиугольник: символы плясали перед его внутренним взором, рассыпаясь на составляющие, как огромный паззл. Переданная Майкрофтом информация была скудной и потому — именно потому! — соблазнительной и будоражащей сознание: подобно тому, как легко одетая женщина вызывает желание более, чем та, что обнажена; подобно тому, как нерешённая задача, в отличие от той, ответ к которой найден, вынуждает учащаться сердцебиение. Огни вечернего города, рассыпанные у их ног в панорамном окне баснословно дорогого отельного номера, словно подмигивали, передавая какой-то таинственный сигнал. Весна, вступившая уже в свои права в Великобритании, здесь, высоко в горах, только-только осмеливалась скалиться из углов тёмными пятнами проталин. В сюите было душно; а быть может, так просто казалось им обоим. — Вот как? — игриво поинтересовался Мориарти. Уткнувшись лицом в затылок своего спутника, он глубоко вдохнул запах чуть влажной кожи, на которой оставались ещё розоватые следы тугого ремня безопасности. Теснее, ближе; касаясь шеи детектива исторгавшими горячее дыхание губами, Джим смутно подметил схожесть физического влечения и вздыбленности распалённого сознания; двуликость эта, знакомая ему много лет, впервые обретала по-настоящему форму откупоренного блаженного безумия. За дверью деликатно звякнул колокольчик, оповещающий о прибытии обслуживания номеров, и консультирующий преступник с сожалением отвлечённого от преследования хищника отстранился, оставляя Шерлока у окна. В одиночестве тот, глядя немигающим взглядом одновременно в Чертоги и на паутину улиц Майрингена, улыбнулся вдруг и спрятал лицо в ладонях, судорожно втягивая воздух ртом: наполнявшее его чувство правильности, завершённости и восторга было так велико, что не умещалось в его скромных эмоциональных рамках. Если быть точнее, Холмс в худшем сне не мог бы себе вообразить, что окажется способен перерабатывать такое чудовищное количество эндорфинов и серотонина; но, вопреки его самому глубинному и большому страху, химический дефект не воспрепятствовал мышлению, а, наоборот, напитал его адреналином, как двигатель топливом. — Что ж, — заметил Мориарти, возвращаясь в комнату, — у меня были несколько другие планы на вечер. Шерлок, обернувшись, в ответ на эти слова против воли залился румянцем, и, если бы Наполеон преступного мира заметил это, то, вероятнее всего, отпустил бы едкий ироничный комментарий — но он сосредоточенно вертел головой, словно чего-то искал. Одетый в белоснежный костюм и босой, похожий чем-то на денди двадцатых годов прошлого века, в руках он держал бутылку сухого белого вина — брезгливо, как если бы алкоголь внутри неё был отравлен и мог в любой момент выплеснуться наружу. Романтическое настроение выветрилось, как если бы кто-то распахнул окно и выпустил его невесомый аромат на воздух; что-то случилось. — Да быть того не может, — мгновенно сообразил сыщик. — Мы не пробыли здесь и четырёх часов. Джим кивнул, продолжая осматриваться. — Ты ведь не заказывал её, голубчик? — уточнил он. Шерлок, не обратив внимания на приторное обращение, отрицательно покачал головой: — Нет. — Сюрприиииз! — по-мультяшному противно запищал Джим, поднимая бутылку: на её этикетке значился грубо намалёванный тушью знак Зодиака. Описав несколько кругов по номеру, он остановился в считанных метрах от товарища; на лице его отобразилась злая сосредоточенность. — Выдержка: две тысячи шестнадцатый год, — многозначительно протянул он, отставляя вино в сторону. На мгновение или два повисло молчание, в котором слышны были голоса обедавших в отельном ресторане гостей внизу, тиканье настенных часов, приглушённое бормотание телевизора из соседней комнаты и их собственное дыхание. Вдруг Шерлок дёрнулся: оба они, сформировав одну на двоих молниеносную мысль, обернулись к циферблату, который показывал четверть девятого. Глаза его остекленели. — Джим- — Доверься дьяволу, — посоветовал Мориарти, в несколько прыжков настигая детектива; бросившись ему на грудь, он крепко обхватил его руками. Силой инерции они полетели назад: Шерлок, ощутив на долю секунды спиной плотную поверхность стекла, которое под натиском сразу же взбрызнуло тысячей осколков, провалился вниз из окна в холодный швейцарский вечер. Ураганный ветер оглушительно засвистел в ушах, звёзды смазались во всплеске молочной болезненной вспышки, и не осталось ничего настоящего, ничего реального, кроме жизни Джеймса Мориарти. Бесценность её и категорическая неразрывность с его собственной жизнью смешалась с привкусом земли и зябкой влагой грязного снега, когда они рухнули на землю; пологий склон скрутил их в единую пружину, швыряя из стороны в сторону, подбрасывая и стягивая в морской узел. В тот самый момент, когда треснул, выскакивая из положенного места, плечевой сустав Холмса от удара о скалистый выступ, и когда падение их прекратилось, фундамент здания отеля дрогнул, как фата-моргана, и занялся пламенем. Через несколько мгновений грохнул взрыв, а за ним ещё один и ещё, положив начало целой серии гремящих всполохов. Сыщик, приподнявшись на здоровом локте, поглядел на Джима сверху вниз, лихорадочно прикидывая, каким мог быть ущерб и насколько он был фатален. Глаза его были закрыты, и Холмс сплюнул в сторону. Снег, на котором они лежали, — и без того вялый, — от распространявшегося жара начинал стремительно таять. — Забирай мою душу, — порывисто бросил Шерлок, как если бы никто не прерывал их беседы, - только окажись жив. Отсветы пламени, окрашивая белый костюм в медные тона, лизнули лицо Мориарти — и, когда тот разомкнул веки, переметнулись в его зрачки, оборачиваясь озорными искорками. — Ты случайно не знаешь, почему каждое наше свидание обязательно запускают столько фейерверков? — осклабившись, спросил он. Консультирующий детектив облегчённо улыбнулся в ответ. — Только представь, что скажет Майкрофт. — Упс, — притворно огорчился Джим. Заверещали и завыли пожарные сирены: внизу, в городе, началась суматоха. — Дело международного масштаба! — передразнил брата Шерлок; и до того похоже у него вышло изобразить наклон головы и выражение выпученных глаз, что Мориарти, глядя на него, звонко и от души расхохотался. Начав смеяться, он уже не мог остановиться, и чем дольше он веселился, тем живее была его радость: тем меньше в ней было фальши. — Как вам хватило наглости! — подхватил он, подражая майкрофтовским покровительственным интонациям. — Возмутительная безответственность! — Королева будет разочарована! — Мой зад слишком узок для подобного скандала! — назидательно провозгласил Холмс, изо всех сил пытаясь сохранить серьёзное хмурое лицо; но, не выдержав, тоже покатился со смеху. Они хохотали так долго и изнурительно, что на глазах выступили слёзы. Сыщик, что удивительно, почти не чувствовал боли в плече; эйфория, вызванная динамичностью действительности, предчувствием новых приключений и электризующей близостью Джима, утешала страдания лучше всякого седатива. Когда Шерлоку удалось наконец перевести дыхание, он никак не мог прекратить улыбаться; его лицо, счастливое и освещённое огнём, было словно лицом другого человека. — Игра началась, — восторженным шёпотом сказал Холмс. — Нет, Шерлок, — возразил ему консультирующий преступник. В вышине раздался глухой глубинный треск. Где-то неподалёку ярко засветилась предупреждающая о лавине сирена, кто-то выкрикнул: «Эвакуация!», и громадная неуклюжая снежная волна тяжело устремилась вниз по другой стороне с вершины, постепенно разгоняясь и подминая под себя деревья. Всё нараставший рёв, знаменовавший её приближение, похож был на фантасмагорическую симфонию мира, грянувшую нежданно по мановению палочки поднебесного дирижёра. Холмс и Мориарти сцепились взглядами: глаза их обоих, полные энтузиазма и интеллектуальной жажды, отражавшие осознанное могущество в единстве, горели. Кто-то будто бы издалека позвал сыщика по имени: он поморгал, чтобы сбросить странное оцепенение. — Не игра, — шепнул Джим, протягивая вверх мокрую от снега ладонь и остужая ею шерлоков разгорячённый лоб. — Жизнь.