Проект "Реформация"

      3.       3.1       Утренние лучи солнца снова застигли его врасплох, заставив отложить планшет в сторону. Это была уже третья ночь подряд, которую Джон должен был провести в кровати, но… Случилось нечто, заставившее его крепко задуматься.       В ночь с понедельника на вторник он хотел лечь в то же самое время, что и всегда, но «Граф Монте-Кристо» так захватил его, что он не заметил, как наступило утро, когда дочитывал последние страницы уже за несколько минут до завтрака. При этом Джон не чувствовал никакой усталости или сонливости — ничего из того, что должен ощущать на себе человек, который не спал больше суток.       Любопытно, подумал он про себя, спускаясь в столовую и по привычке не обращая ни на кого внимание. Впрочем, возможно, одна ночь — это не показатель. Вдруг сну удастся сморить его ближе к вечеру?       Джон раскрыл новую книгу часов в десять — знаменитые вулканские «Учения Сурака» — в надежде, что уж они-то точно наведут на него такую смертную тоску, что он заснёт уже на второй странице пространных рассуждений. Однако вскоре стало понятно, что даже на таком нудном чтиве вполне можно сконцентрироваться, а уж если поднапрячься, то можно и вовсе проглотить все несколько томов за… Стоп. Уже утро? Или ему всё это снится?       Нет, не снится. Джон удивлённо уставился на хронометр у кровати. Семь утра, а сна ни в одном глазу. Возможно, имеет смысл проконсультироваться с доктором? Может, это всего лишь бессонница из-за переживаний последних дней?       Доктор Ямин Кемал — бетазоид, недавно начавший работать на Земле — был его лечащим врачом. По какой-то причине Джон инстинктивно не доверял ему, хотя и понимал, что для этого нет никаких оснований. С чего бы доктору желать ему недоброе? Тем не менее, Джону не очень хотелось делиться с ним своими тревогами и опасениями, учитывая то, что тот и так должен был о них догадываться. Видимо, доктор тоже решил не напирать на него, ожидая, когда Джон сам захочет с ним поделиться своими открытиями, поэтому разговор так толком и не состоялся.       В третью ночь Джон выбрал для себя учебник по истории Европы и под утро начал ощущать некоторую рассеянность. Впрочем, до настоящей усталости было ещё далеко, поэтому спать в этот день он так и не лёг.       Все эти мелочи навели его на одну-единственную мысль: возможно ли, что он отличается от других? Что он не такой, как все? Банально, и всё же… Чтобы выяснить это, нужно было понаблюдать за окружающими повнимательней, возможно, даже пообщаться с кем-то помимо врачей. В конце концов, шла уже вторая неделя с тех пор, как он проснулся в этом странном месте. За ним так никто и не явился. Значит, нужно было самому попытаться как-то наладить свою жизнь и начать общаться хоть с кем-то.       В общей комнате отдыха каждый был занят чем-то своим: кто-то читал, кто-то общался с другими пациентами, некоторые образовали команды и играли в тонго или шахматы. Когда Джон впервые попал сюда, то даже не сразу понял, что оказался в самом обычном отделении для больных с душевными расстройствами. Осознавать это было… странно. Как так вообще вышло, что с ним, совершенно нормальным человеком, который жил, работал на благо общества и, скорее всего, наслаждался жизнью, случилось такое несчастье, в результате которого он оказался здесь?..       Он тихо расположился в углу под большой раскидистой пальмой в горшке и включил планшет. Невдалеке от него сидел парень со странным пигментным рисунком на лице и тоже что-то читал, хотя в его руках была обычная бумажная книга. Трилл, подумал про себя Джон, украдкой подмечая номер страницы и возвращаясь к своему чтению.       Закончив через час первый том учебника, Джон потёр глаза, пытаясь понять, хочет ли он спать. Нет, пожалуй, всё же не настолько, чтобы идти к себе…       Зал почти опустел. Двое толстяков за столиком продолжали нависать над шахматной доской, сидя в той же позе, что и час назад. Лишь пара фигур на ней поменяла своё расположение. Слева от Джона по-прежнему сидел тот же самый трилл, погружённый в чтение. Он успел пройти около шестидесяти страниц. Как чудно. За такое время Джону удалось бы выучить наизусть сотню, если не больше, не то, что прочитать. Он проверил это вчера ночью ради интереса. Делать всё равно было нечего.       Парень поймал его взгляд и вопросительно приподнял бровь.       — Привет, — пробормотал Джон, не зная, чем оправдать своё любопытство. — Мы, кажется, не успели познакомиться.       — Кто с тобой будет знакомиться? У тебя всегда такой хмурый вид, что к тебе и близко подойти страшно, — ответил тот, закрывая книгу и усаживаясь поудобней.       — Правда? — Джон никогда не задумывался о том, какое впечатление производит на окружающих. Всё равно большую часть времени он проводил в своей комнате в одиночестве.       — Правда-правда, — кивнул парень и протянул ему руку, — я Джубал, с Триллиуса Прайм. Свою фамилию я тебе не назову, потому что сам теперь её не знаю. Видишь ли, после пересадки симбионта у меня мозги набекрень пошли. А с тобой что случилось?       Джон осторожно пожал его руку, представившись в ответ и кратко описав свою ситуацию.       — Ничего себе! Да, эта проблема похлеще моей. Я-то хотя бы помню, кем я был и что делал. Правда, я теперь ещё помню всё то же самое о своих предыдущих пяти носителях и поэтому я даже в некотором смысле тебе завидую. Лучше бы у меня тоже отшибло память, как у тебя. Я бы хоть в именах и местоимениях не путался… А теперь я даже не могу понять, какая лично у меня любимая еда.       Джубал пустился в пространные рассуждения о своих проблемах, но Джон был только рад отвлечься на них. Это делало его собственные невзгоды не такими страшными. Можно было только догадываться, какие кошмары переживал трилл, которого только что соединили с симбионтом — существом, способном прожить в теле гуманоида не одну сотню лет, сменяя очередного носителя, когда тот умирал. Предыдущий носитель червя-симбионта Джубала погиб при взрыве на космическом корабле, а парень оказался единственным подготовленным к слиянию триллом на тот момент.       — Самое интересное в том, что я сам всю жизнь так мечтал об этом, столько готовился, — сетовал трилл, — хотел заполучить опыт стольких поколений, а теперь что? Во мне червь с несколькими личностями, каждая со своим мнением, и я уже не знаю, кто я на самом деле и чего хочу…       Джону было это знакомо. Они легко разговорились и ещё долго сидели, обсуждая самые разные вещи, пока зал полностью не опустел. Джон проводил парня до его комнаты, пожелав спокойной ночи. Но как только Джон остался в одиночестве, прежние странные мысли тут же с новой силой начали атаковать его.       Итак, он читал быстрее и запоминал больше, чем это удавалось окружающим его людям. Возможно, и его бессонница была вовсе не бессонницей? Как долго он мог вытерпеть без сна? И изменится ли что-нибудь, если он сейчас пойдёт, например, в спортзал и попытается загнать себя там до полного изнеможения? Даже вулканской философии до сих пор не удалось сломить его, хотя лёгкая усталость немного давала о себе знать, мешая сконцентрироваться на пространных вещах.       В такое время суток в спортзале уже почти никого не было. После короткой разминки Джон встал на беговую дорожку. Умные системы просканировали его, тут же выдав рекомендации, с какой скоростью и уклоном начать. Что ж, приступим.       Нет, это было слишком просто и слишком медленно. А если он чуть-чуть увеличит нагрузку? И ещё? И это что, весь максимум? Как скучно… Джон засёк время, и, когда прошло полчаса, остановил машину, понимая, что может так продолжать ещё довольно долго. Учащённое дыхание пришло в норму буквально через несколько секунд, а особенной усталости всё ещё не чувствовалось. Возможно, ему следует проверить, сколько фунтов он сможет поднять?       Джон направился в зону свободных весов и сразу же взял пару средних дисков для штанги. Какой вес мог осилить обычный человек и, скажем, мужчина, занимающийся регулярными тренировками?       Джон одел «блины» на штангу и потянул её. Нет, это можно поднять одной рукой, совершенно не утруждаясь. А если увеличить вес? Не церемонясь, он взял несколько самых тяжёлых дисков и попытался поднять штангу уже в таком виде. Стало чуть тяжелее, да, и всё равно это был не предел. А что, если…       Он оглянулся. Единственные три посетителя, в этот момент делавшие упражнения на своих тренажёрах, смотрели на Джона во все глаза, пока он пытался разобраться в собственных возможностях. Он тут же смутился, решив, что не будет всем демонстрировать, на что способен, убрал снаряды на место и отправился к себе. Он и так выяснил, что хотел.       Войдя в комнату, Джон тут же снял футболку и встал перед зеркалом. До сих пор он не особенно часто разглядывал себя таким образом, но сейчас ему нужно было понять некоторые вещи. Итак, он мог без особых усилий оставаться без сна не одни сутки. Его мозги работали лучше и эффективней, чем мозги окружающих. А теперь ещё оказалось, что он в разы сильнее всех, с кем сталкивался до этого. И если первое ещё можно было объяснить бессонницей, второе — просто хорошими способностями, то как быть с последним? Может, в прошлом он профессионально занимался спортом? Но в его анкете не было сказано об этом ни слова, да и судя по его телу, это вряд ли было правдой. Да, у него не было, как принято было говорить, «ничего лишнего», выглядел он более чем хорошо, но он также не мог похвастаться и уродливыми перекачанными мышцами, какие бывают у многих профессиональных спортсменов. Может, всё дело в генетике? Или в чём-то ещё? Завтра он обязательно спросит об этом у доктора Кемала.       3.2       Разговор с доктором не принёс особенного облегчения. Всё, что узнал Джон, сводилось лишь к одному: шанс того, что память восстановится, минимален, и нужно быть готовым начать всё сначала. Или продолжить с того же места, на котором Джон остановился.       — Джон, ты был волонтёром на Вулкане. Почему бы тебе не начать с того же, что ты делал? Нам требуются свободные руки и, что ещё важней, глаза в детском психологическом центре. Ты мог бы попробовать свои силы там. Уверен, у них найдётся работа для всех желающих. К тому же, я убеждён, что, помогая другим, попавшим в беду, ты поможешь самому себе. В жизни появится смысл, вот увидишь.       Бетазоид звучал на удивление убедительно, и Джон решил внять его совету в тот же день. Возможно, привычные рутинные дела и обстановка помогут ему что-нибудь вспомнить. Однако всё оказалось не так просто. Те дети, с которыми он попытался общаться, упорно не хотели идти на контакт. Они как будто боялись его. Это повергло Джона в совершенное расстройство, и, сидя в тот вечер в своей комнате, он ещё долго недоумевал: как же так получилось, что он не смог установить контакт ни с одним ребёнком? Доктор Кемал говорил, что навыки Джона в основном не были утрачены: иначе он бы просто не смог держать в руках ложку и не умел бы читать и писать. Однако по какой-то причине он теперь вряд ли годился для той работы, что выполнял ранее.       Тогда Джон решил подойти к проблеме с другой стороны. Если он вырос и всю свою сознательную жизнь провёл на Вулкане, то должен был в совершенстве владеть хотя бы одним из вулканских диалектов. Окрылённый этой идеей, он отыскал в базе данных ПАДДа учебник вулканского и приступил к освоению языка. Если Джон когда-то знал его, то ему не составит труда вспомнить всё, правильно?       Однако уже первая страница самоучителя поставила его в тупик. И дело было совсем не в том, что Джону было трудно разобраться в вулканской каллиграфии или четырнадцати спряжениях. Просто он будто бы заново всё это осваивал, хотя должен был, наверное, вспоминать. А ещё это было невероятно скучно. Спустя полчаса Джон решил, что не в состоянии дочитать до конца учебное пособие. Не язык, а тоска зелёная, никакого творчества. Одна семантическая оболочка — одно значение, всё строго и по линеечке. Даже для такого понятия как «логика» нашлось одно-единственное слово. Ну конечно, разве логика может быть разной? Зато для земного понятия «жара» как минимум пятнадцать синонимов. Нет, это явно не то, что было бы интересно Джону.       Впрочем, изучение языков в целом показалось ему довольно занятным делом. Может, нужно просто найти себе язык по вкусу? Наверное, имеет смысл исходить в первую очередь из той культуры, с которой ему было бы интересно познакомиться. Изучение языка поможет ему постичь всю её глубину. Вопрос был в том, что именно он хотел обрести для себя?       Европу Джон отмёл сразу как таковую: она давно уже потеряла свою индивидуальность, впитав в себя волны мигрантов ещё три сотни лет назад. Африка… Пожалуй, нет. Слишком много языков и слишком много диалектов, на которых зачастую разговаривали горстки людей. Южная Америка? Жуткое в своей энергетике место, где была вырезана едва ли не половина населения за всё время существования континента. Азия — вот куда ему нужно. Вот то, что было действительно потрясает. Огромный регион, до сих пор хранящий тысячи самобытных культур, одна из которых — индийская — стала колыбелью в том числе для европейской цивилизации. Джон загрузил список языков Индии и начал читать понемногу о каждом из них. Кхари-боли, литературный хинди, авадхи, хариани, урду… Кладезь.       Ещё до того, как наступило утро, Джон успел освоить всю базовую грамматику и минимальный словарный запас, удивляясь, насколько легко и просто ему дался один из диалектов современной Индии. Просто чудо какое-то.       Он рассказал об этом Джубалу в тот же день, когда они прогуливались по аллее парка на территории госпиталя. Небо было на удивление чистым, но зимнее солнце почти не грело, поэтому оба кутались в тёплые вещи в попытке укрыться от неприятного ветра, дующего с залива.       — Значит, волонтёрство в сиротском приюте на Вулкане, — подытожил трилл, искоса глядя на Джона. — И дети от тебя шарахаются, как от прокажённого.       — Не напоминай, ладно? — огрызнулся тот, и Джубал рассмеялся.       — Да ладно, перестань. Просто это не твои дети. И потом, разве тебе обязательно теперь продолжать заниматься тем же, чем ты занимался — назовём это — в своей прошлой жизни? Может, тебе вовсе и не нравилась твоя работа?       — Я не знаю, — пожал плечами в ответ Джон. — Может, и так. Я напугал там всех.       — Не обращай внимания, — махнул рукой трилл. — Тебя никто больше не заставит делать то, что тебе не нравится. Мне удивительно то, что ты жил на Вулкане. Очень специфическое место. Нужно быть действительно сильным духом, чтобы там выжить.       — Это точно. Я даже не представляю, каково мне там пришлось, — кислая мина сама возникла на его лице, когда он вспомнил, как вчера ночью сидел над учебником вулканского, пытаясь понять, что его так привлекало в этой культуре.       — Значит, в вулканское общество ты точно не вернёшься, — подытожил трилл. — Останешься на Земле?       — Не знаю. А что?       — Джон, — трилл остановился и взял руки Джона в свои, — я смотрю на тебя, и мне кажется, что ты не тот человек, который стал бы раскисать. Чёрт возьми, да у тебя есть столько всего, чего нет у других, а ты об этом даже не задумываешься!       — Да? И что же у меня есть? — с вызовом отозвался тот, не обращая внимание на жест трилла.       — Табула раса, — эмоционально возвестил Джубал, постучав пальцами по своей голове.       — Ты как книга с чистыми листами, Джон! Это равносильно возможности начать жизнь сначала! У кого она сейчас есть, скажи мне? Посмотри на окружающих. Люди погребены под тяжестью своего прошлого опыта, своих ошибок. До двадцати лет разум человека гибок и пластичен, как ничто иное. Человек в состоянии делать выбор, основываясь исключительно на том, чего он действительно хочет, а не на том, что должен, что навязывает ему социум. Это потом, с приобретением социального опыта, мозги костенеют, разум становится ригидным, а нам всё сложнее и сложнее принимать решения, не оглядываясь на посторонних. В сорок уже мало кто чувствует, что способен изменить мир. Это тот возраст, когда люди начинают говорить об упущенных возможностях. Да что там сорок! Некоторые начинают сомневаться в себе уже в двадцать пять, считая, например, что уже поздно получать фундаментально новую профессию. Может, и ты тоже считал так в своей прошлой жизни, боясь сделать шаг навстречу неизведанному. Но теперь ты лишён всего этого, Джон. Ты свободен! И волен делать всё, что хочешь, не боясь ошибиться, просто потому, что ты не помнишь своего прошлого опыта и своих ошибок. По-моему, это так здорово!       Джон продолжал недоверчиво смотреть на трилла, обдумывая его слова.       — Ты правда так считаешь? — переспросил Джон, всё ещё не решаясь признаться себе в том, что согласен с речью.       — Ну конечно! — воскликнул тот. — Пойдём, выпьем чего-нибудь горячего и подумаем, чем ты будешь заниматься, когда выйдешь отсюда.