Зимнее помешательство

2012-2015 год. Гарри кажется, будто он не спит несколько месяцев или даже лет. На самом деле он туго соображает, и единственное, что его увлекает — это выпивка и самобичевание. Потому что Луи не появился в следующем году в их маленьком лесном домике. И именно тогда Гарри начал вытворять ещё больше глупостей. Сначала он ждал так долго и так преданно, что когда февраль подошёл к концу, он просто не мог поверить. Он не мог поверить, что Луи так легко послушал его и нарушил своё единственное обещание. Да, может быть, Гарри прогнал его, потому что устал, но в его груди тогда теплился кусочек надежды на то, что Луи, как всегда, не станет ему подчиняться. Но почему-то именно в этот раз Луи сделал всё так, как сказал Гарри. Может быть, потому что сам этого хотел? Стайлс пристрастился к алкоголю весной 2013 года, потому что тогда ничего не имело смысла. Луи не вернулся к Гарри, а для чего ему жизнь, когда нет Луи? Все три месяца он провёл в барах, где обычно просиживают свои вечера уже взрослые и состоявшиеся в жизни люди, предпочитая расслабиться после долгого и нудного рабочего дня за бокалом коньяка или хорошего бренди. Гарри же напивался, как последняя свинья, и всякий раз он, сам не замечая этого, заново рассказывал бармену его грустную историю любви, а парень делал вид, будто он сочувствует Гарри. Но зачем ему на самом деле сочувствовать, если влюблённость Гарри похожа на глупую детскую сказку? Гарри несколько раз засыпал за барной стойкой, и охране приходилось выпроваживать его из заведения, схватив под мышки и выкидывая на мокрый тротуар. Гарри засыпал на лавочке в парке, где когда-то они с Луи провели незабываемый вечер, и тогда ему казалось, что так и надо. Только вот для прохожих романтический порыв Гарри казался просто проявлением последней стадии алкоголизма. Однажды Гарри удалось сделать фото Луи, когда после их первого секса, беловолосый мужчина сладко посапывал на его кровати. Возможно, это слишком сопливо, но тогда Луи казался волшебством в чистом виде. Его белоснежная кожа, освещённая лунным светом, пробивающимся сквозь окно, спутавшиеся волосы и полуулыбка на лице — это всё, о чём думал Гарри каждую ночь. Именно поэтому он распечатал это фото и вложил его в бумажник, чтобы маленькая частичка Луи была рядом с ним всегда, если Гарри больше не суждено увидеть его. Гарри так сильно боялся забыть. Он понимал, что должен надеяться на лучшее, но как? Как, если Луи не сдержал своё обещание? Гарри завёл тетрадь для зарисовок своих татуировок и личных записей. И каждый день под датой он писал короткое сообщение: «Ты обещал», а затем зачёркивал его, сжимая карандаш в руках с такой силой, что он сгибался и норовил переломиться пополам. Найл переживал за Гарри и звонил ему так часто, как только мог, когда парень не появлялся в их комнате общежития. А происходило это обычно три раза в неделю, и Хоран совсем потерял контроль над ситуацией. Единственное, что он мог — проклинать Гарри за каждый непринятый звонок и стаскивать с него обувь и одежду, когда тот рано утром вваливался через дверь на шатких ногах. Он звонил Лиаму для того, чтобы спросить совета, но тот был не силён в принятиях решений. Он обещал, что они вместе с Зейном навестят Гарри так скоро, как только выдастся хотя бы пара свободных дней. Они приехали через месяц, когда всё стало ещё хуже. Помимо того, что Стайлс спился до такой степени, что на алкоголь и развлечения уходили все его сбережения, так теперь у него появилась очередная мания — забивать своё тело бессмысленными татуировками. Первым тату стала уродливая бабочка в верхней части его живота, потом появились две птицы на груди, а чуть позже все его руки были покрыты маленькими символами, значения которых понимал только он сам. Энн беспокоили редкие звонки Гарри, и она спрашивала у Найла, в чём дело так часто, что всякий раз ему приходилось подготавливать длинную речь о том, что Гарри в полном порядке, просто пока что он переживает не лучший период в своей жизни. Найл не понимал, что происходит между ним и этим ебучим Луи Томлинсоном, но он пообещал Энн и самому себе, что разузнает всё сразу же, как только Гарри станет чуточку лучше. Парни не могли остановить Гарри от желания пропить свою печень, но Зейн твёрдо настоял на том, чтобы сопровождать его в клубы каждый раз, когда Гарри решит убить в себе ещё одну частичку сознательного состояния. Гарри было всё равно, на самом деле, он просто находился в прострации. Лиам думал, что это похоже на состояние гипноза, когда человек делает что-то, даже не думая о цели своего поступка. Так и Гарри — убивает себя без какой-либо причины. Пейн так думал до тех пор, пока им не удалось выпытать объяснения, но произошло это только под декабрь 2014-го, когда от Гарри уже практически ничего не оставалось, только лишь отросшие волосы и огромные круги под глазами. Он похудел так сильно и потерял свою былую форму, и Найл боялся, что однажды Гарри просто упадёт на пол и больше никогда не поднимется. Именно поэтому они все вместе приняли решения снять просторную студию и не брать с Гарри никаких денег лишь потому, что они хорошие друзья, а этот убитый горем человек значит для них гораздо больше, чем просто старый добрый друг. Парни решили доверить обустройство квартиры Зейну, потому что у него был стиль, а Найл просто ненавидел дизайнерские штучки. Лиам усердно помогал другу не в силах стоять в стороне, когда он делает всё для того, чтобы они жили комфортно. Найл же посвящал все свои силы поднятию на ноги Гарри, а тому по-прежнему было плевать. Требовались крайние меры для того, чтобы Гарри очнулся. Его исключили из колледжа. Он злился и кричал, метался из крайности в крайность, лил слёзы без повода и дошёл до нервного срыва. Он больше не ходил в клубы. Он вообще никуда не ходил. Лишь сидел в выделенной для него комнате и пробегался безжизненным взглядом по страницам книг, которые раз в неделю привозил ему Лиам. Он хотел быть хоть в чем-то полезен, и Гарри медленно начал осознавать, что благодарен друзьям. Он не ел и не пил, пока Найл насильно не совал еду ему в рот. На самом деле с ним обращались, как с умирающим, как будто он ничего не в состоянии сделать сам. Наверное, потому что так и было. Гарри знал, что он умирает. С каждым днём, который приближал его к следующей зиме, в Гарри умирала маленькая частичка, и единственное, что у него осталось — это разбитое сердце, растоптанная любовь и два ежедневника, исписанные перечёркнутыми «Ты обещал» и набросками, которые напоминали ему о трагичной первой любви. Гарри хотел верить, что она окажется последней, потому что ещё один разрыв он не сможет пережить физически, не говоря уже о его душевном состоянии, которое уже сейчас находилось на краю могилы. И следующей зимой он тоже не пришёл. Гарри думал о самоубийстве, а когда ребята узнали об этом, они следили за каждым движением Гарри всякий раз, когда он покидал свою уютную тюрьму. Зейн давно решался расставить все точки над и, и в один из вечеров апреля вошёл в комнату Гарри с чашкой горячего ромашкового чая в одной руке и стопкой книг, прижатой другой рукой к груди. Гарри много писал в своём ежедневнике, и для Зейна это было маленьким открытием, потому что всё, что он там находил каждый раз — жалкие перечёркнутые два слова. — Я не помешаю? — спрашивает Зейн, тихо прикрывая дверь за собой. Когда Гарри поднимает на него безжизненный взгляд потускневших изумрудных глаз, его знобит. — Разве похоже на то, что я занят чем-то серьезным? Он усмехается, и в груди Зейна что-то радостно трепещет, потому что он не видел улыбки Гарри так давно, даже такой фальшивой. В любом случае на секунду ему кажется, что всё налаживается, пока не видит, как Гарри опускает голову и хмурится. Зейн ставит чай на подлокотник его кресла, и тот благодарно кивает, грея руки о горячую чашку. — Дружище, я долго готовился к этому, честно говоря, — Зейн садится на стул перед Гарри, ставя книги себе не колени, и нервно сцепляет пальцы, глядя куда-то в пол, потому что страшнее всего для него — видеть, как в глазах Гарри медленно гаснет свет жизни. — Сделай одолжение, не говори ничего ободряющего, потому что, блять, это пустая трата времени. — тихо отвечает Гарри. Его голос хриплый от долгого молчания. Но сегодня Зейн решает во что бы то ни стало разговорить друга, даже если для этого ему придётся довести его до истерики. — Тебе станет лучше, если ты выскажешься кому-то. — Я высказывался бармену в баре, он казался хорошим собеседником. — Гарри, не будь таким идиотом, ему срать на тебя, а мне нет. Видишь разницу? — Зейн берёт его ладони в свои, и Гарри дёргается, расширив глаза, как будто физический контакт обжигал его. — Я могу убрать руки, если тебе некомфортно трогать кого-то после… ну ты понимаешь. — Не понимаю, но в любом случае всё нормально. Через минуту его руки перестают дрожать, но он по-прежнему скован, и Зейн точно знает, что это нормально для человека, который находится в состоянии глубокой депрессии в течение двух лет. Он думал, что время лечит, но почему-то Гарри оно лечило так медленно, что изменения становились едва ощутимыми. — Гарри, скажи, каким он был, — почти шепчет Зейн, и Гарри испуганно откидывает свои руки. — Ты думаешь, я, блять, так просто стану говорить о нём? — шипит он. Воспоминания о Луи ранят его так сильно, что Гарри постоянно злится. Он пытается сдерживать свою раздражённость, но она снова и снова выскальзывает из-под его контроля. Зейн не обижается, он уже привык к странным выпадам друга. И он здесь лишь потому, что ему всё чертовски надоело. — Я думаю, что будешь, потому что ты хочешь сказать мне так много, но боишься раскрыться, как будто я втоптал бы тебя в грязь, узнав правду, — Зейн не знает, когда он приобрёл пристрастие к психологии, но он поддаётся новому порыву, зная, что это, может быть, поможет Гарри. — Если он предал тебя, это не значит, что ты не можешь доверять мне или Лиаму с Найлом. Я никогда не причиню тебе вред, клянусь, Гарри. — С каких пор ты профи в душевных разговорах? — на лице Гарри вновь улыбка, и у Зейна разрывается сердце от того, насколько она вялая и замученная. — С этой самой минуты, бро. Чувствую себя идиотом, — смеётся он, потрепав волосы Гарри, а тот тяжело вздыхает, крепче сжав ладони Зейна своими тонкими холодными пальцами. И Гарри рассказал ему всё, включая самые незначительные мелочи, которые не имели никакого значения, но Зейн понимал его, потому что для Гарри эти вещи значили буквально всё. Каждое воспоминание о Луи отдавалось в груди острой болью. Гарри знал, что рана в сердце никогда не затянется, она будет гнить и напоминать о себе так часто, что в конечном итоге Гарри сойдёт с ума. Но эта боль ему приятна, как и всё то, что связано с Луи. Несмотря на то, каким дерьмом они оба были, Гарри любил его по-прежнему сильно и чисто. Он хотел бы возвратиться в ту зиму, когда Луи стал для него центром вселенной и больше никогда не совершать тех ошибок, которые повергли его желание жить в глубокую холодную пропасть. Гарри плакал, а сердце Зейна всякий раз сжималось сильнее, когда слезы стирали улыбку с его губ. Он хотел бы спрятать Гарри от всех его проблем, направить на истинный путь, но он не был уверен, что Гарри продолжит двигаться дальше без кого-то вроде Луи рядом с собой. Малик никогда и ни к кому ничего подобного не чувствовал, и ему был сложно понять всю глубину связи Гарри и Луи. Зима? Родственные души? Что-то из разряда фантастики, чего Зейн категорически не мог понять. Но это часть их истории, поэтому он не имеет никакого права упускать это из виду. Гарри дошёл до их последней встречи в отеле, и у него перехватило дыхание. Он просто не мог дышать, как будто кто-то выбил почву у него из-под ног. Он пытается сдерживать всхлипы, но выходит хреново, и Зейн не выдерживает. Он прижимает друга к груди, шепча, что он с ним сейчас, что всё образуется, но Гарри упрямо машет головой, отказываясь в это верить. — Зейн, я думал, что он вернётся. Я думал, что он любит меня и вернётся, чтобы снова это доказать, — Гарри хватается за свитер Малика, как за спасательный круг, и Зейн чувствует, как и его глаза покрывает пелена слёз. — Гарри, я не могу обещать, что он вернётся, — честно говорит Зейн, и Гарри ещё крепче зажмуривает глаза. — Но я могу сказать точно: если ты перестанешь его держать вот здесь, — он осторожно касается ладонью груди Гарри, и тот замирает, — ты сможешь начать двигаться. Знаешь, зима закончится, наступит новая, а твоя жизнь продолжится, даже без него. — Без него я не чувствую, что живу, — его голос сломлен, а сам он мёртв изнутри. Гарри врёт самому себе, говоря, что он никогда не сможет подняться на ноги и в конечном итоге тонет в море своей лжи. В начале лета он находит в себе силы вновь вернуться на работу. Гарри всегда умел располагать людей к себе, и когда его друзья позвонили на работу к Гарри, чтобы объяснить, что парень переживает сейчас не лучшие времена, они всё прекрасно поняли и сказали, что будут ждать своего любимого работника всегда. Именно природное обаяние и спасло его от перспективы умереть от голода. Всё не сразу вернулось к привычному темпу повседневной жизни Гарри, но к концу июня он хотя бы чувствовал, что мог дышать прогнившим воздухом улиц. Работа стала для него способом отвлечения, о тусовках он предпочитал не думать, потому что после каждого стакана алкоголя, чувство вины в его груди давило изнутри с большей силой. Гарри это так сильно надоело. — Латте, пожалуйста, — Гарри слышит знакомый голос и поднимает голову от кассы, чтобы встретиться с взглядом голубых глаз блондина, лицо которого кажется ему до боли знакомым. – О, красавчик, ты отрастил свои кудрявые локоны? Тебе идёт. Возможно, Гарри совершает ошибку, но ему плевать. Этого парня звали Тео, и их разговоры каждый раз, когда он заходил выпить кофе, были очень неловкими, но парень заставлял Гарри краснеть и улыбаться, и поэтому он получил доступ к сердцу Гарри быстрее, чем предполагал. Стайлс боялся того, что надвигалось с каждым комплиментом Тео по поводу красоты глаз Гарри и его улыбки, но он единственный человек, которому Гарри мог бы довериться. И в конечном итоге он на свой страх и риск соглашается на свидание. Тео год назад окончил учёбу в университете и сейчас проходил практику в местной больнице. Он часто рассказывал истории о его тяжело больных пациентах, которые в большинстве случаев трогали Гарри за душу. Тео был добрым и искренним, и Гарри постепенно начал осознавать, что вполне мог бы познакомить его со своей матерью. Не так, как он знакомил с ней Луи, а за традиционным праздничным ужином с Джеммой и его кузенами, потому что Тео заслуживал большего, чем Гарри мог ему дать. Гарри не знал, хотел ли парень серьезных отношений, и как далеко он готов зайти в попытках сблизиться с ним, но однажды они лежат на заднем дворе дома Гарри в Холмс-Чапеле, молча вглядываясь в звёзды, и Гарри впервые за долгое время чувствует себя дома. Действительно дома. Тео нависает над Гарри и касается его губ своими невесомо и так бережно, словно Стайлс может рассыпаться от одного неосторожного движения. Он ненавидел, когда с ним обращаются, как с хрустальной вазой, но учитывая, что его состояние в последние два года было похоже на бомбу замедленного действия, Тео имел право осторожничать. — Мы с тобой встречаемся всего-ничего, а у меня такое чувство, будто ты моя родственная душа, — шепчет он, перемещая губы на шею Гарри, и он кожей чувствует обжигающую прохладу его пирсинга. Родственная душа. Гарри ощущает, как вновь разрывается только что начавшая заживать рана, но опять же не может винить в этом Тео. По крайней мере, он помогает ему жить дальше. Тео не нужно убегать каждый раз, чтобы поддерживать баланс на планете. Может быть, Тео не может дарить вызывающие дрожь по всему телу ледяные поцелуи на ключицах Гарри, они не оставляют засосы на коже друг друга и маленькие укусы в районе шеи, Тео не в силах на каждый день рождения своего бойфренда осыпать город снегом и оставлять крошечный отпечаток ладони на его окне. Но Тео человек, и Гарри человек, а значит, одному из них не придётся стареть и умирать на глазах у того, кто до конца существования мира останется в том же самом обличии. Луи не был виноват в том, что он бессмертен, но и Гарри не виноват в том, что однажды ему суждено умереть. С Тео было легко, и Гарри чувствовал, как его кровь превращается в кипящий свинец каждый раз, когда он видит довольную физиономию парня. Гарри нравится делать его счастливым. Они встречаются четыре месяца, и это больше, чем Гарри мог бы себе позволить. Луи говорил о том, что их связывала разлучница-судьба. Но не она ли свела Гарри и Тео в кабинке того самого туалета два года назад, когда всё, что нужно было Стайлсу — чьё-то тепло рядом, чей-то успокаивающий голос и сладкое «я люблю тебя», прошептанное куда-то в район ключиц? — Я долго думал кое о чём, — наконец говорит он, кончиком своего носа касаясь носа Гарри, и тот улыбается, проводя пальцем по его щеке. — Не томи, ебучее ожидание меня утомляет, — нетерпеливо говорит он, и Тео становится на ноги, потянув Гарри за собой, и от резкого движения у него начинает кружиться голова. Тео тянется к карману своих джинсов, и Гарри поражённо замирает, замечая маленькую красную коробочку в его руках, обитую бархатом. Гарри плевать, что это один из тех моментов, который должен запомниться ему на всю жизнь, но почему-то он вновь возвращается в тот холодный вечер в полутёмной комнате отеля, когда Луи обещал Гарри счастливую жизнь в браке. Но уже без самого Луи. Гарри хочет упасть на землю и биться в истерике до тех пор, пока Луи не услышит его где-то в параллельной вселенной и не сжалится над его больным гниющим сердцем. Но Гарри знает, что до него не достучаться, а поэтому продолжает пялиться невидящим взглядом не треклятую коробочку, не понимая, что он вообще должен предпринять в такой ситуации. — Гарри Стайлс, парень, который заплакал при первом нашем кошмарнейшем сексе, — Тео улыбается, а Гарри готов вновь расплакаться у него на глазах. — Я думаю, что уже давно не секрет, как сильно я влюблён в тебя и как далеко готов пойти за одним тобой. Ты единственный в моей жизни и всегда будешь единственным. И поэтому я хочу спросить: ты рискнёшь выйти за меня замуж? В голове Гарри крутится множество мыслей, но он отвечает так быстро, что Тео вопросительно изгибает брови, а затем отрывает Гарри от земли, и тот обвивают талию парня ногами, носом утыкаясь в его шею. Гарри сказал «да». Гарри сказал «да». И Гарри ненавидит себя и Луи так сильно. Гарри ненавидел себя всякий раз, когда рассматривал новое кольцо на своем пальце, такое простое и такое значимое, но постоянное обжигающее кожу. Когда парни узнали о том, что Гарри и Тео теперь помолвлены, они не могли поверить своим ушам. Гарри готов поклясться, что видел кулаки Найла, сжимающиеся до побеления костяшек. Но в конечном итоге он оказался втянут в групповые крепкие объятия. Гарри так часто плакал, что уже не замечал этого. Естественно, Зейн считал, что Гарри слишком торопится. Он должен избавляться от Луи, но не таким образом и не так сразу, сейчас не самое лучшее время для свадьбы. Тем не менее, Гарри и Тео снимают дом за городом в ноябре, и первого декабря Гарри говорит, что должен уехать на три дня по делам. Он хотел вернуться в тот самый домик, чтобы провести завершающий ритуал, который позволит Гарри вдохнуть свежий воздух свободы от его затянувшегося траурного состояния. Домик, естественно, стоит на том месте, но теперь отсутствие здесь Луи ощущается намного сильнее. Деревья и крыша избушки не покрыты слоем снега, под ногами шуршит засохшая листва, а коробка в руках Гарри лишь напоминает о том, что он вернулся сюда не для того, чтобы гонять с Луи чаи. Он распахивает скрипящую дверь, и в нос ударяет резкий запах сырости и древности, как будто нога человека не ступала в это маленькое богом забытое местечко около века. Сердце Гарри ноет от острой боли, и он опускает коробку на пол, располагаясь перед ней на коленях и вытаскивая из неё множество стеклянных шаров, которые ему удалось забрать после последнего приезда в родной Холмс-Чапел, когда Гарри и удалось познакомить родных со своим женихом, а теперь уже и мужем. Они решили не тянуть со свадьбой и устроили маленькую скромную церемонию на заднем дворе родительского дома Тео, собрав на торжество самых близких родственников и друзей. Гарри не хотел тянуть до зимы, потому что это время года ассоциировалось у него лишь с одним мужчиной, и он недостаточно силён для того, чтобы перебороть это. Он всегда будет виноват перед Тео, но когда-нибудь его муж поймёт, что жизнь Гарри не всегда была сладкой. Он расставляет стеклянные шары на подоконнике и на камине, затем достаёт со дна коробки фотографию Луи и осторожно дрожащими пальцами проводит по цветной картинке. Иногда Гарри кажется, что ему нравится себя мучить, потому что он это делает так часто, что самобичевание превратилось во вредную привычку. Гарри ставит фотографию в рамке на маленький стеклянный столик и разжигает камин для того, чтобы согреться. На улице холодно, а в груди Гарри ещё холоднее, поэтому он не уверен, что ему удастся согреться полностью. Вечер Гарри проводит за книгой. Очередной книгой, которая усыпляет его так быстро, что он даже не успевает взобраться на диван. Он чувствует лёгкие толчки в плечо и ёрзает на месте в попытках отпихнуть чью-то настойчиво трясущую его руку. Только потом к Гарри приходит осознание маленькой детали: здесь не должно быть никого кроме него самого, а это может значить только одно. Парень с трудом разлепляет веки и встречается с перепуганным взглядом голубых глаз. Гарри хотел бы сказать, что он сразу же кинулся Луи на шею, прижал к себе так крепко, что у того захрустели косточки, а глаза повылезали из орбит. Но на самом деле первое, что он сделал — вмазал Луи. Вмазал так, что тот свалился на пол, прикрыв нос руками. Гарри видел, как по его подбородку стекает кровь. — Я понимаю, что заслужил, но это чертовски больно, малыш, — бормочет он, опираясь рукой о журнальный столик и поднимаясь на ноги. Гарри не может смотреть на него и слышать его голос, потому что это намного болезненнее, чем разлука. Луи изучает Гарри взглядом, пока тот подбирает нужные слова, но единственное, что выдаёт его перегруженный мозг — это отборный мат. — Я ненавижу тебя, — Гарри толкает Луи в сторону двери, и тот ничего не предпринимает, лишь стирает текущую кровь, когда выпадает свободная минута. — Гарри, послушай… Затем Луи летит на землю, спиной ударясь о ступени. Его лицо перекосило от сильной боли, он прикладывает ладонь к пояснице и поднимается, кряхтя и сплёвывая кровь, затёкшую ему в рот. — Ты можешь бить меня до тех пор, пока тебе не станет легче, ладно? Но кого бить мне, чтобы больше не чувствовать боль? Луи выглядит, как и Гарри, таким же слабым и мёртвым. Возможно, поэтому зиму в этом году прогнозировали тёплую и бесснежную. — Если бы тебе действительно было больно, ты бы пришёл, Луи, — кричит Гарри, размахивая руками. — Если бы ты действительно волновался за меня, ты не позволил бы мне так сильно убиваться из-за тебя! Ты бы никогда не появился в моей жизни, либо никогда не ушёл из неё! Твою мать, Луи! Твою ебучую мать! Луи приоткрывает рот в попытке что-то ответить на его гневную тираду, но вместо этого шумно вздыхает и трёт глаза руками. — Я всё расскажу тебе, — почти шепчет он и медленно поднимается по ступеням вверх, игнорируя угрожающий взгляд Гарри. — Просто дай мне объяснить, Хазз. Старое прозвище бьёт его под дых, и Гарри практически забегает в домик, пытаясь игнорировать взволнованный взгляд Луи и все его попытки подойти чуть ближе. Они занимают кресла, играя в гляделки до тех пор, пока молчание не превращается в напряжённое. Луи с силой сжимает подлокотники кресла, и каждая мышца его рук и лица напрягается, выдавая его нервозность. Затем он закатывает рукава свитера, и Гарри непонимающе пялится на множество неизвестно откуда взявшихся розоватых следов на его коже, по которым Луи проводит пальцем с горькой усмешкой на лице. Такие же метки Гарри обнаруживает на шее. — Откуда… Что это? Он догадывается, но боится собственных мыслей. А Луи кивает, будто знает, о чём думает Гарри, и это вновь заставляет его сердце скулить от боли. — Я ведь говорил, что нарушил очень много правил, встретившись с тобой? — спрашивает он, и его голос ниже, чем обычно. — Ещё больше я их нарушил, позволив себе распоряжаться погодой, чтобы угодить тебе, выбиваясь из графика, чтобы очередной раз увидеть тебя. Но наша духовная и физическая связь послужила причиной моего заточения на два года. Меня не пускали к тебе, Гарри, потому что ты знаешь больше, чем положено знать смертным. Я продолжал работать две прошедшие зимы, но я физически не мог подойти к тебе ближе, чем на три километра. Снова и снова удары под дых, как будто за всё это время Гарри недостаточно натерпелся. Он до последнего хотел винить во всём Луи, ему было бы проще, если бы Луи сказал, что просто разлюбил Гарри. Но осознавать, что его любимого пытали, когда сам Стайлс в это время налаживал свою жизнь, просто невыносимо. Ему кажется, что его сейчас стошнит. Его боль — это боль Гарри тоже, потому что они родственные души, а это значит, что они всё делят пополам. — Не молчи, можешь накричать на меня, — тихо говорит Луи, и его глаза глядят прямо в душу в то время, как Гарри пытается мысленно дать себе миллионы пощёчин за то, что он такое дерьмо, за то, что он свалил с их корабля, как последнее кидалово, забыв, что он поклялся ждать всегда, несмотря ни на что. — Это ожоги? — голос Гарри дрогнул, и в этот момент Луи подскочил с места, чтобы упасть перед ним на колени, обхватив ноги парня руками и прижавшись щекой к его коленям. Гарри замер, как будто его тело превратилось в ледяную глыбу. — Гарри, я знаю, как ты счастлив с ним, солнце, — Гарри знает, что он плачет, потому что чувствует влагу на собственных коленях. — Ты такой умница. Луи ещё ни разу не плакал при Гарри, и его слезы обжигают кожу кипятком. Он ненавидит себя за то, что заставил Луи умирать от внутренней боли так же, как умирает сам Гарри. Он ненавидит судьбу и их духовную связь, потому что они должны были превратить их любовь в сказку, а не в ночной кошмар. Гарри тянет его за руки к себе, позволяя дрожащему Луи расположиться на его коленях. Парень прячет бледное лицо в волосах Гарри, а тот крепко прижимается к родному телу, пытаясь впитать в себя его тепло. Его волосы щекочут лицо Гарри, и он закрывает глаза, чтобы отдаться близости. Возможно, этот вечер станет их вечером прощания друг с другом и с прошлым. Гарри не хотел причинять боль Луи, о своей боли он может легко забыть, когда во вселенной есть кто-то, ради счастья которого он готов променять свою жизнь. — Я думал, что ты нарушил обещание, — всхлипывает Гарри. — Прости меня, прости меня. Он осторожно целует след от ожога на его шее, а Луи не торопится показывать заплаканное лицо. Они сидят в таком положении очень долго, Гарри точно не знает сколько, но Луи уснул у него на руках, а будить его — это последнее, что хочется Стайлсу. Вскоре он и сам засыпается. Но просыпается уже без Луи. И в этот раз ему немного проще. Луи любит его, и теперь он в безопасности.