***
Вопреки, всем канонам, утро вышло не похмельным, а очень даже бодреньким; я из-за своей богичности (ох и люблю я это слово, надо будет других заставить так себя называть), Брин… ну, по Брину и не скажешь, есть похмелье, нет похмелья — все одно лицо. Белоглазый вдруг грозно на меня посмотрел, и я, хихикая, вылетела из-за окна. «Надо всё как-нибудь специально проверить, читает он мысли или нет». Я уселась на довольно прохладной, пока не взошло солнце, черепице и смотрела вверх, но не на облака, как это бывает обычно, а на другие острова. «Надо бы как-нибудь проверить их все», — подумала я и материализовала себе яблоко для компании. Меня до сих пор занимали кое-какие подробности этой ночи. Ведь это я пообещала ему, а значит, это игра в одни ворота?.. Я ведь ещё какую-то магическую клятву давала, а учитывая, что в магии я как курица в математике, то мне конец. Буду служить ему до скончания наших дней, а, по прикидкам Херобрина, это — целая вечность. «Вот Пинки, вот и Брейн…» — напевала я, на ходу переворачиваясь на живот, чтобы погреться в лучах солнца. Ну и что, что в этом толку нет, зато приятно. Я так и не смогла выбить у Брина, откуда у него такие глаза, тем более, что изначально они такими не были. Это подожгло мое любопытство, но, кажется мне, он сам не помнит, хех. Я уселась у золотого шпиля, осматривая ковер биомов под нами. Отсюда они реально выглядели как мятое одеяло из разных лоскутков. Я вспомнила того похитителя, или кто он там, из-за которого я заблудилась, и моё сердце наполнилось жаждой мщения или хотя бы разоблачения. И со Стивом повидаться очень хочется. Сделав для себя выводы и наметив план, я соскользнула по куполу из драгоценных металлов и зависла перед окном нашей кухни. Почему нашей? А потому что мы тут друг другу души раскрывали. А белоглазый уверил меня на все сто, что она существует. Тогда я спросила: «А не ты ли сделки с душами вытворяешь?» — на что он улыбнулся, как кошак, и прижмурился, как будто сметану этот же кот и стащил. Увы, мужчины на кухне не оказалось. Поэтому я полетела по знакомому маршруту, заодно запоминая местность. Брин был прав, когда говорил, что атланты использовали это место не просто как жильё. Не было ни одной поверхности, чистой от скульптур и росписи мозаик. Это было интересно, но без контекста я не могла сказать, что тут творится. Искомый нашелся в комнате, полной призмарина и воды во всех трех агрегатных состояниях. Брин как завороженный смотрел на самую крупную и уродливую статую, какую можно было бы вообразить. Мужчину от неё отделяла лишь маленькая выемка, полная воды. — Что ты удумал? — спросила я его. Свет его глаз прекрасно сочетался с общим фоном бирюзовой атмосферы. — Есть много теорий, — вдруг, развернувшись, начал вещать взволнованным голосом. — Например, вот одна из них: каждая эра имеет начало и конец, после чего возникает новая. Не обязательно предыдущей главенствующей расе исчезать самой, вполне возможно, что их изгоняли новые… Я не верил этому, но не мог сбросить со счетов и такой вариант событий. Он немного постоял, положив свой кулак на рог монстра, как будто прощаясь. — Не пойми меня неправильно, но ты моя последняя надежда, — от этих слов как будто что-то липкое прошлось по позвоночнику. «Эх, стереотипы, везде они». Пока я думала о своём, он повел меня за собой по абсолютно другому коридору, имеющему теперь красно-белые оттенки. Разглядела я это все благодаря факелу, что зажгла для себя сама. — Мы должны тренироваться, — говорил он, сжимая мою руку до боли. — Стрелы хороши, чтобы пробить мембрану крыльев, но голову ты отрубишь двуручным клинком — я знаю, вес вещей для тебя теперь незначителен. Но сначала мы… — Б-бри-и-ин!!! — мне пришлось закричать, чтобы достучаться до отвлеченного человека. Наконец, прекратив полет, я встала на ступеньки. — У меня тоже были условия. Хоть это я и говорила почти шепотом, испугавшись ауры, кружащей вокруг человека, тот услышал. Я не видела его лица, но слышала, как он скрипнул зубами. — Алекс, — сказал он и в темноте ко мне медленно развернулось лицо Брина. — Первое: я говорил, чтобы ты не делала никаких сокращений в моем имени. Второе: тебе не кажется, что спасти человечество важнее ловли какого-то неудачника? — Д-дело не в этом, — я как-то сразу сникла. — А в том, что я обещала. — Это Стив, не так ли? — голосом усталого, побитого жизнью интеллигента он не спросил, а утвердил. — Понимаешь ли, крошка, что дев у него было больше чем всех пальцев на моей руке. На последних словах он схватил меня за плечи и перенес на край березового леса к поляне. Мы стояли за деревянным забором, который окружал лужайку с овечками. Мы встали крайне удачно, и нас нельзя было рассмотреть людям из амбара. Брин вдруг закрыл мне рот, а другой рукой показал в сторону розовых кустов у дороги; было далеко, но я рассмотрела Стива и какую-то девушку в длинном платье. Видно было, что она работает. — Первая женщина в округе, у кого морковь и свекла вырастают в рекордные сроки и в большом количестве. Хорошее хозяйство, крепкое, и всё это она выстроила в одиночку. Ухажёров полно, но отдает она предпочтение только Стиву, каждые три дня отдавая молоко и масло за бесценок. Но встречаются они не только по разные стороны забора, Стив частенько заходит к ней. Вот она — настоящий друг для Стива. Я смотрела на это и, вопреки здравому смыслу, мне становилось больно и обидно. Каждое слово Херобрина со своей весомостью бухало вниз, прямо на сердце. Мне начало казаться, что меня и впрямь предали. Я начала пугаться своих чувств.***
— Тебе точно не нужна помощь, Стиви? — спросила девушка в деревенской одежде. — Боюсь, в этом случае даже ты не поможешь, Бетт, — грустно улыбнулся Стив. — Да пошли уже, с меня закуска и сливочное пиво, с тебя рассказ, что с тобой случилось, — девушка, что была выше Стива почти на голову, через забор взяла того за грудки и закинула себе на спину, радостно гогоча. Стив так же поддался веселью, не то пытаясь сесть ей на шею, то ли всё вырваться из объятий.***
Взгляд Херобрина говорил красноречиво, не сомневаясь, чем они хотят заняться, а я просто стояла и роняла слезы. А после того, как та женщина просто на себе потащила Стива на сеновал, я разревелась навзрыд. То был больной коктейль: облегчение, что с ним ничего не случилось, обида, что меня не искали и не беспокоились за меня, стыд из-за того, что бежала и присоединилась к его заклятому врагу и, наконец, нехорошая женская ревность. Я и до того чувствовала какие-то смешанные чувства к нему и старалась не спешить, аккуратно взвешивая все порывы, что могла совершить. Я считала его единственным человеком и боялась на почве этого поехать головой. И вот вопрос — я влюблена по-настоящему или от одиночества? Херобрин во время моих слез взял меня за руку и куда-то перенес, оставляя рыдать где-то в темноте. — Позже еще поговорим, — строгим, но дрогнувшим голосом сказал он напутствие.