Сказание о чае. Архив

Воин золотой сотни Цэмаквар шел по улицам Минас-Тирита. Он следил за порядком. По крайней мере, назвал именно эту причину, когда его спросили, куда он идет. На деле же — скорее гулял по мраморным улицам, глазел на белые дома, и с любопытством поглядывал на встречаемых им людей, пусть даже те косились на него с явным страхом и неодобрением. «Это пройдет. Они привыкнут и это пройдет, » — твердил он себе всякий раз. Цэмаквар был таким всегда — любопытным до всего нового и прекрасного. Уходил всё дальше и дальше, домой возвращался измазанный и исцарапанный. Порой — и вовсе засыпал на какой-нибудь дороге. Но мать — рослая гордая женщина — не сердилась на подобные отлучки. Знала, что её сын не пропадёт. Только приучила его самостоятельно стирать и чинить свою одежду, и велела всегда носить с собой пакетик с мазью для заживления ран. После он стал воином. Сперва — одним из многих. Потом — одним из сильнейших. Но и здесь, в Великом Походе, не оставляло его это детское любопытство до всего нового — горы, белый город, люди со светлыми, как у него, глазами… Вспомнилась вдруг светловолосая женщина, встреченная им в день битвы. Странно — простое лицо въелось в память, вставая теперь перед глазами, точно только что увиденное. Он помог ей. Зачем? Да кто его знает. Просто так было правильно. Кто-то, может, осудил бы его, кто-то посмеялся бы. Но смерть этой женщины не принесла бы в мир ничего, кроме капли боли. И хотя бы поэтому ей стоило остаться в живых. Солнце, вдруг вышедшее из-за крыши дома, ударило ему в глаза. Воин прикрыл их рукой и в озаренном золотыми лучами дворике вдруг разглядел светлые волосы. Показалось ли? Он на секунду остановился, прищурился и внимательно посмотрел вперед. Да, на маленькой скамейке возле крыльца одного из домов сидела его недавняя знакомая. В этот раз одна, без детей. Цэмаквар вдруг почувствовал странное желание подойти. Но о чем ему говорить с жительницей города, что был захвачен ими же? Верно, она и не помнит его. И воин прошел мимо, лишь невольно замедлив шаг. — Постой! Он остановился, обернулся. Да, ему не показалось — женщина встала с лавки и теперь кивнула ему, видимо, желая поговорить. Воин быстро подошел ближе, остановился шагах в пяти. Сейчас, при солнечном свете, он мог подробнее разглядеть её: Простое платье до пола, тканевый ободок перехватил соломенные волосы. Да, точно она — то самое запечатлевшееся в памяти лицо. Бесхитростное, не цепляющее ничем, кроме, пожалуй, глаз. Они у женщины сияли. Словно какое-то солнечное тепло растворилось в светло-коричневой радужке. — Всё у тебя хорошо? — спросил наконец Цэмаквар. И тут же внутренне сморщился, поняв, как именно звучит его вопрос. Ради Солнца, он спрашивает у жительницы захваченного города — хорошо ли ей живется. — Я подразумевал, не требуется помощь? — добавил воин тут же. — Нет, благодарю, — кивнула женщина, — Вы меня помните? Несколько дней назад… Спасли меня и сыновей от орка. Да, она узнала его. Вот изучающий светлый взор оказался направлен ему в лицо. А всё же, несмотря на всю бесхитростность черт лица женщины, было в ней что-то такое… ну, как у Жриц — несгибаемое ничем внутреннее благородство. Благодарит его. Всё правильно, есть за что. Пусть он и сам не понимал до конца, что заставило его сделать это, но жизнь её и детей он спас. Воин легко кивнул: да, мне ясна твоя благодарность и я узнал тебя. — Цэмаквар, — представился он, — Где твои сыновья, кстати? Женщина замешкалась, посмотрела ему в лицо и отвела взгляд. Не доверяет? Колеблется? Или, может быть, просто не знает, что сказать? — Необычное у тебя имя, но мне нравится, — проговорила женщина, — Я Анорхэн. Сыновья, Калантар и Фаэлион, в доме, с матерью сидят, — она вздохнула, — Главное, что в безопасности. Анорхэн…? Что-то внутри дрогнуло, отозвалось в памяти тревожным колокольчиком. Цэмаквар напряженно ухватился за эту всплывшую нитку и принялся распутывать клубок, вспоминать… Он всегда обладал хорошей памятью. Подмечал мелочи, запоминал детали. И в шумном городе порой слыхал обрывки разговоров на языке Дальних. Слова, о значении которых он мог только догадываться. Но Анор… Анар… это же Солнце? — Следующий Путем, — кивнул воин, — Хорошо, что в безопасности. Но лицо женщины вдруг помрачнело и тепло в глазах пропало. Она, видно, глубоко задумалась о чем-то. Потом вдруг выпрямилась, охнула. — Скажи, Цэ-ма-квар, — произнесла она по слогам, — Ты же должен знать, что с нами теперь будет? Я слышала все, что говорили на площади, но… Они могут многое обещать, а мне нужна правда. Ведь тебе же… можно доверять? Он помолчал, не зная как сказать лучше. Хиндри просит его подтвердить слова Великого Короля? Но ведь… Но… Цэмаквар понимает. Для неё он — вражеский воин, а Великий — Повелитель её врагов. И если в доме Солнца Короля боятся, если у него самого дрожали руки от одного его Голоса, то как же его должны бояться здесь. — Хиндри Анорхэн, — проговорил он, — Вопрос доверия каждый сам решает. Я скажу, что Король выполняет обещания, и редко их даёт. Анорхэн задумчиво глянула на него. — Наверное, я больше склоняюсь к тому, чтобы верить. Ничего ведь больше не остается. И, надеюсь, я сделала правильный выбор, — она подняла на него внимательный взор светлых глаз, в последний раз обдумывая свое решение, — Но не скажу, что звучит убедительно. Судя по тому, что я о Нем слышала, Он… — женщина запнулась, не решаясь продолжить далее. Да, о Великом говорят многое, ибо размах его дел всегда затрагивал саму историю и не для всех они были хороши. Но всё же не зря так чтут его в Хараде. Ибо раньше землей их владела лишь пыль и вечно лившаяся на неё кровь. И не было народа Солнца, пока не пришел Король и не собрал их воедино. — Я тебя не старался убедить, — спокойно произнес воин, — Сказал то, что сам знаю. И понимаю, что слова мои странны тебе. — Да, чувствую, что правду говоришь, — вздохнула Анорхэн, — Но, знаешь, для вас он — Король, а для нас, как-никак, Враг. Женщина вдруг невесело улыбнулась. — Мне в детстве мать много чего про Него рассказывала. И мы друг друга часто шепотом пугали. Про страшного Врага. Пугали-пугали, а теперь, вот, и пришла беда. Цэмаквар вдруг всё же не выдержал и улыбнулся. Он понимает. Но есть и ещё кое-что: жителям города невероятно повезло, что тот, кого они называют Врагом, не считает нужным враждовать с ними. — Но теперь он вам не враг, и это большая удача, — утвердил он. Солнце скрылось за облаком и легкое дуновение ветра прошелестело по дворику, принося с собой прохладу. Большая оранжевая бабочка взмыла с тюльпана на клумбе перед домом и перелетела на другой. Здесь царило удивительное пестрое великолепие: запах огромных алых тюльпанов долетал до воина даже с такого расстояния, а между ними высились гордые головы ещё какие-то цветов — белых, как облака или морская пена и чем-то напоминавших мраморные стены окружавшего их города. Кто бы ни ухаживал за растениями, своё дело он знал хорошо. — Цветы у тебя красивые, — сказал Цэмаквар. — Что, нравится? — улыбнулась Анорхэн. — Мать их выращивает, а она свое дело как никто другой знает, — женщина приблизилась к пестрой клумбе, чуть наклонившись, осмотрела ее. — Удивительно, что они уцелели после нападения, — она погладила тюльпан, росший к ней ближе всего, но после обернулась. — Вы, же, наверное, сейчас выполняете поручение какое? Надеюсь, наш разговор вас не затрудняет? — Я за порядком слежу. Хожу, по сторонам смотрю, — воин чуть шевельнул губами в подобии улыбки, — Нет, ничуть. Об этом не беспокойся, Хиндри Анорхэн. — Тогда, может, присядем? — женщина вернулась к деревянной скамейке. Сесть? До того момента он и не обращал внимания на усталость, но теперь предложение оказалось вдруг крайне заманчивым. Цэмаквар осторожно примостился с дальнего конца скамейки, женщина присела на свое прежнее место. — Скажи, — попросила она, — Что значит слово Хиндри, которым ты меня называешь? Значит, он все же назвал её так? И сам ведь не заметил. И легко ли объяснить ей теперь, что это значит и почему применимо к Солнечной? — Это высокое обращение к женщине, — проговорил воин, тщательно подбирая слова, — Извини. Я не заметил, как назвал им тебя. Анорхэн немного удивленно глянула на него. — Не стоит извиняться. Напротив, мне даже приятно... У нас ведь такого и не услышишь, — она немного помолчала, — Однако же в Хараде, верно, народ куда благочестивее, чем я себе представляла. — В Хараде разные люди. Как и везде. — Это, конечно, так, — вздохнула Анорхэн, — Все же не мне судить о чужих странах. Про Харад, да и не только про него, известно мне лишь по рассказам и слухам. — Это не страшно, — Цэмаквар ободряюще улыбнулся, — Я ведь тоже немного знаю о Гондоре. Но, конечно, он знает о нем больше, чем многие другие — мать учила его истории. Рассказывала обо всём, что было раньше и что должно будет быть. Рассказывала о дальних и о тех-кто-ещё-дальше. Даже о Короле. И такое, чего о нем большая часть Народа Солнца никогда и не слышала. Знает Цэмаквар о том, почему Великого здесь Врагом считают дети детей затонувшего острова. Известно ему и о Битве. Но как нельзя узнать человека по чьему-то рассказу, так нельзя узнать страну, не посетив её. И это Цэмаквар понял только теперь. — Странно… Солнце так ярко сияет, — проговорила Анорхэн, — Даже не верится: все ведь думали, что эта война закончится лишь разрушениями, а темень так и будет висеть над городом. — Темнота… — воин усмехнулся, — Она же не просто так была. Оруг при свете жить не могут, потому их прикрывают облаком. Они ушли и облако ушло. Оно не нужно здесь больше. — Оруг? — осторожно переспросила Анорхэн, — Орки? Надо же, оказывается даже солнце их не любит… — женщина вздохнула, — Но почему тогда Он держит их у себя в услужении, пусть даже в качестве армии? Эти твари ведь… Такие… — она нерешительно глянула на харадца. Почему? Он и сам некогда задавался этим вопросом, не мог понять. Потом однажды ляпнул на каком-то празднике после пары чаш меда. Ему подробно и очень понятно всё объяснили, после чего Цэмаквар дал себе зарок впредь следить за собой и своим языком, а также за тем — сколько и чего он пьёт. — Орки? — переспросил он, — Да, они. Король бережет ценные человеческие жизни, Хин… И предпочитает, чтобы в сражениях умирали орки, а не воины. — Должно быть, это действительно верное решение, — кивнула женщина, — Но, кажется мне, посылать на смерть кого-то, пусть даже отвратительных существ, это… Не совсем справедливо. — Для других целей орки не годятся, Анорхэн, — возразил Цэмаквар, — Их растят для сражений, и кроме битв они приносят только вред. Ты видела, что они сделали с городом. — Да, видела… Просто, знаешь, — тихо проговорила Анорхэн, — Я иногда думаю, как было бы хорошо без всех этих распрей и бесполезных жертв. Мечтаю, чтобы народы жили мирно, в достатке и равенстве, не воюя и не угнетая друг друга. Конечно, вряд ли на самом деле такое возможно… Цэмаквар задумчиво постучал пальцами по скамейке, прищурился. — В Королевстве так будет, — его голос звучал без тени сомнения, — Не сразу, со временем. Но ты сможешь увидеть тот мир, о котором мечтаешь. Дверь дома вдруг скрипнула, открываясь. Из полутемного помещения, торопясь, выбежал ребенок. Цэмаквар узнал его — старшего сына Солнечной, с такими же ясными как у неё глазами. Узнал и улыбнулся. — Мама! — крикнул ребенок на бегу, — Там Фаэлион цветы в вазе опрокинул! Весь пол в воде и сам облился. Бабушка его успокоить не может… — вдруг он резко замолчал, заметив Цэмаквара. Потупился вниз смущенно. Анорхэн чуть наклонилась к сыну. — Ох, не уследили… Затем взяла Калантара за руку, торопливо оглянулась на харадца. — Прости, но мне пора. Спасибо тебе, — еле заметная улыбка мелькнула на ее губах и тотчас погасла. Вместе с сыном она скрылась за дверью дома. Воин поглядел им вслед. Ещё некоторое время посидел на скамейке, потом встал, улыбнулся и медленно пошел прочь. День обещал быть хорошим…