С добрым утром, каннамская ласточка.
Если что, дайте мне знать, и я больше не посмею вас беспокоить.
Ворон»
Минсок внимательно перечитывает написанное. Сам себя осуждает за подобные глупости, но от одной только мысли, что она обязательно прочитает, мужчину бросает в дрожь и он немеющими пальцами ставит точку. Не слишком ли навязчиво? Сложив листочек пополам, Минсок аккуратно прячет послание в конверт. Сердце глухо стучит на уровне висков. Это нечто большее, чем привычка, ему кажется, что он просто не сможет жить без её трогательных ответов. Каждое утро начинается с письма, им же и заканчивается. А что если однажды она таки даст ему знать? Что если приведет в дом парня? На конверте Минсок рисует их. Миниатюрную ласточку, сидящую на ветке сакуры и, конечно же, себя, ворона с угрюмыми большими глазами. Странные ассоциации, почему-то болезненные для него самого, но как бы там не было, она играла по его правилам и неизменно отвечала тем же, только на свой лад. Её ласточка почему-то казалась колючей и неестественно костлявой, словно высушенной изнутри. Ворон же — отрешенный и безмятежный. Минсок хранит все её письма, посвятив им дощечку возле кровати. Надо успеть до девяти утра. Накинув изрядно потрепанное пальто, мужчина спешно покидает квартиру. Между их домами дистанция в метров пять, она так близко и в то же время так далеко, что иногда Минсок сомневается в её существовании. Железная сетка почтовых ящиков криво приделана к кирпичной стене. Квартира номер шесть. Он бросает конверт и проверяет, сколько времени осталось до её выхода. Достаточно, чтобы позавтракать в местном баре и прикупить до начала рабочей смены вредностей вроде пачки сигарет, гамбургеров и нескольких жестяных баночек с газировкой. В конце концов, там совершенно ничего не происходит. Утренние лучи несмело плавят кучи грязного снега, который еще остался на обочинах. Минсок не любит эти теплые мартовские дни с его лужами и не просыхающим асфальтом, но всё же рад солнцу после затянувшейся серой зимы. Он заказывает рис и водоросли с кунжутным маслом, а еще обязательно суп из анчоусов, ко всему этому две сдобные булочки и дешевое растворимое кофе. Ест в одиночестве, стараясь не пересекаться со знакомыми. Мать как-то упрекала его за эту нелюдимость, но Минсок всегда хотел под землю провалиться, как только при нем вспоминали бывшую жену, а её вспоминали с завидным постоянством. Вычеркнуть бы прошлое навсегда. Но что для этого сделать? Уехать из города? Страшно. Потерять этот захудалый бар с нелепым названием «Дельфин», отчего-то родной уже. Потерять работу, которая может и не блещет перспективой, зато для интроверта, как он, в самый раз. Ну и, конечно, потерять её. Пожалуй, этого Минсок боялся больше всего. Соседка из окна напротив стала панацеей для воспаленного сердца и жизнь без нее представлялась лишенной самого главного, да что там, практически пустой. Сначала он наблюдал за девушкой из любопытства, после руководствовался двусмысленными желаниями, когда видел её в одном лишь полотенце. А потом просто свихнулся. Всё свободное время проводил у окна и радовался, когда она хоть на долю секунды появлялась в своей небольшой гостиной. Места себе найти не мог, когда получил ответ на то, самое первое письмо. Минсок расплачивается с официанткой, курносой полненькой девочкой, и спешит в магазин неподалеку. Все его деньги уходят на еду и оплату налогов, большего ему и не нужно. Несмотря на склонность к одиночеству, он рад, что живет в Сеуле. Мегаполис — воплощение его зоны комфорта. В большом городе легче потеряться, стать пылью на небоскребах, а главное, никакой необходимости становиться частью чего-то большего. Живи вне общества, если по душе. Набив рюкзак результатами своих сиюминутных капризов, он спешит домой. Квартира встречает его теплыми сумерками, ведь солнце проникает сюда лишь к вечеру, когда достаточно низко опускается к горизонту. Минсок проверяет время. Почти. Он небрежно расставляет в холодильнике купленное. Кошка, ленивая Мичин, которую он подобрал на улице, спрыгивает с подоконника и начинает виться в ногах. — Чего? Знаешь, на тебя уходит больше денег, чем на содержание этой конуры. Животное недовольно урчит, исподлобья рассматривая хозяина. Он всегда одинаковый, только причитает меньше или больше, зависимо от настроения, но заботится о ней хорошо. — Как думаешь, разговаривать с кошкой это шизофрения на какой стадии? Минсок упирается лбом в холодный шкафчик, где хранятся специи и вслепую обыскивает тумбочки, может, найдется хоть банка консервов, чтобы Мичин не оставалась голодной к завтрашнему утру. — Прости. Я забыл купить корм, но нашел рыбу в томатном соусе. Вам такое можно? — мужчина виновато улыбается и подносит баночку к питомцу. Кошка осторожно принюхивается, ну, не самое плохое из того, чем её тут кормили, попробовать можно. Оставив Мичин наедине с импровизированным завтраком, Минсок спешит в свою спальню и достает бинокль. Ничем не лучше какого-нибудь закомплексованного школьника. Докатился. Но стоит только ласточке выпорхнуть из дома, все его мысли утилизируются и неплохо бы вспомнить, как дышать. Она одета легко, даже не по погоде. Перекидывает сумку через плечо и сжимает в руках джинсовую рубашку, видимо, проспала и собиралась в спешке. На секунду девушка замирает, пропуская проезжающую машину. Минсок готов вечно прятаться за окном своей комнаты, лишь бы смотреть, как она запускает пальцы в тёмно-русые волосы, поправляя густые пряди, как улыбается с хитринкой и как читает его письма, игриво жмуря глаза. Он знает о ней самую малость. Работает секретарем в небольшом издательстве на Каннаме, живет одна, но к ней часто заходят подруги. Ей нравится синий цвет, и она тоже завтракает в «Дельфине». Иногда она пропадала, не появляясь у себя дома целую ночь. Минсок тогда сидел у окна до самого рассвета и мучил себя предположениями. Тем не менее, если у нее где-то там предмет обожания, стала бы отвечать на его письма? Первым делом, она проводит по конверту указательным пальцем, повторяя контуры рисунков. Облизывает губы в предвкушении и открывает. Застывает с этим листочком, перечитывая несколько раз, а после недоверчиво оттягивает свитер, обнажая плечо. Она, кажись, и не подозревала об этой родинке. Девушка бегло оглядывается по сторонам, чувствуя, что за ней наблюдают. — Видишь её, Мичин? Она всегда так спокойно открывает мои письма, без толики испуга. Словно это в порядке вещей, словно она давно знает, где находится гнездо Ворона. Кошка возвращается на любимое место и тоже заглядывает в окно. А у Минсока пальцы немеют от волнения, ведь она, осмотревшись по окрестностям, хищным взором упирается в его дом. Самодовольно ухмыляется и медленно поднимает голову, изучая каждый этаж. Мужчина чувствует, как лицо горит и ладони потеют. Он задыхается. Ловит её взгляд, лукавый и острый. Ему кажется, что кто-то сжимает аорту и кровь в сердце поступать перестала. Сползая на пол, Минсок думает лишь об одном. Увидела ли она его? Справившись с неконтролируемым волнением, он осторожно выглядывает обратно. Скорее всего, обошлось. Минсок всё время переживает, а вдруг она не ответит? Просто скомкает его нелепое письмецо, да выбросит в ближайшую лужу. И это было бы чем-то естественным. С её решением мужчина бы не спорил никогда, хотя от одной лишь мысли о подобном начинало неприятно ныть в груди. Но ласточка достает свой блокнот и резко вырывает оттуда листочек, и, не беспокоясь о его хаотичной форме, быстро пишет карандашом ответ. А конверт с рисунком она всегда готовит с вечера. Раз она прилагает эти маленькие усилия и тратит свое личное время – есть ли у него шанс? Девушка смотрит на небрежно стянутый свитер, сдувает с плеча невидимые пылинки (как же очаровательно) и касается своей родинки. Аккуратно, словно можно обжечься. Улыбка её теплеет, а Минсок искренне жалеет, что ему нечем запечатлеть этот момент навсегда. Почерк у нее своеобразный. Иногда приходилось расшифровывать некоторые слова, сравнивая с другими её сообщениями, но в целом он здорово наловчился различать её забавные каракули. Так пишут маленькие дети, без всякого изящества. Ласточка аккуратно прячет свое письмо в ящик и, оглянувшись в последний раз по сторонам, медленно шагает в сторону парковки. Минсок поднимается резко, цепляя локтем прикроватный столик. Забывает даже накинуть пальто и холодные сумерки лестничной площадки густо впиваются куда-то под ребра. На секунду мужчина теряет ориентацию. Выдыхает рвано, стараясь унять шум крови в ушах, а после снова летит вниз, перепрыгивая ступеньки. Уже на улице, он застывает, предусмотрительно выглянув из-за кирпичной стены, и действительно, девушка еще не успела скрыться из виду. Солнце обесцветило её силуэт. Минсок видит лишь тонкую удаляющуюся фигуру и волосы, целуемые ветром. Он ждет еще несколько минут, в страхе, что она оглянется и обязательно его заметит, но как только её след окончательно простывает, мужчина пробирается к ящичку, берет её письмо и уже неспешно возвращается домой. Первое, что приходит ему в голову — сегодня у нее будет сложный день. Когда она нервничала, рисунки этому соответствовали и Минсок научился различать оттенки её настроения. Ласточка на конверте хорохорится, острыми кривыми выведено распушенное перья и выполнено всё в иссиня-фиолетовых тонах. Что-то абсолютно непривычное. Ворон заставляет мужчину улыбнуться. Он деловито упирается на трость, а другим крылом поправляет бабочку на шее. Настоящий джентльмен. У него даже монокль есть, и забавный пятнистый цилиндр. Что в целом не отменяет его угловатости и штриховки черным жирным маркером, который просочился сквозь бумагу. Минсок ныряет в тепло квартиры и осторожно распечатывает письмо. Не спешит читать, растягивая удовольствия и, первым делом, цепляет конверт на дощечку у кровати. Он выбивается из общей картины, переливаясь пурпурным окрасом, а Минсок по-детски радуется своей небольшой коллекцией. Устроившись за столом в тесной кухне, мужчина подтянул к себе остывший кофе. От нетерпения аж дурно становится и во рту пересыхает, поэтому он делает глоток, чтобы утолить жажду и трепетно разворачивает листочек, абы как вырванный ею из блокнота. «Иногда мне кажется, что вот-вот наступит утро, не похожее на все остальные. Я как обычно соберусь на работу, положив предназначенный вам конверт под пальто, поближе к телу, но после... Не обнаружу ваше письмо. Забавно, как невзначай вы стали так много значить для меня, что даже одна мысль о подобном приносит опустошение. Меня немного пугает, что вы знаете геолокацию родинки, о существовании которой я сама и не догадывалась. Но странное дело... Под вашим присмотром, я чувствую себя защищенной. Вы не тот, кто причинит мне вред. Хорошего вам дня, ворон из дома напротив. Я угадала?Надеюсь, что когда-нибудь вы поцелуете эту родинку.
Шин Хечжон»
— Шин Хечжон, — повторяет Минсок, стараясь распробовать её имя на вкус. Слова перед глазами плывут, врываясь отдельными фразами в подсознание, и он отчаянно пытается собрать их смысл в одно целое. Перечитывает снова и снова, но удовлетворения так и не чувствует. Хочет выцарапать её имя на своем сердце. — Она меня видела. Не понимаю, каким образом, но она знает, — мужчина снова перечитал письмо, а после аккуратно сложил его пополам. То, что он из дома напротив, догадаться было несложно. Но она абсолютно уверенно остановилась глазами именно на его окне, да и стала бы надеяться на поцелуй человека, которого ни разу в жизни не видела? Поцелуй. Как это, целовать её плечо? На лбу выступили капельки пота, от волнения неприятно сводило легкие и Минсоку хотелось дать себе пощечину. Стоило быть аккуратнее. Конечно, он был счастлив узнать, что её зовут Шин Хечжон, что она боится потерять его и носит конверты под пальто, поближе к телу, но это начинало перерастать во что-то большее, чем переписка, между ними появилась тонкая невидимая нить, и мужчина просто не знал, готов ли он к этому. Одно дело, писать трогательные сообщения, другое, строить отношения, нести ответственность и разве, не превратится вся эта сказка в повседневный быт? Хотя рутину с такой девушкой как его ласточка представить трудно. Этот огонек в глазах не раз убеждал Минсока, что он о ней совершенно ничего не знает, но всё же тот факт, что их жизни начали неумолимым образом переплетаться, безумно его пугал. Его брак с Чон Сучжон был огромной ошибкой. Три года вечных ссор, нелепых скандалов по любому поводу и глупых истерик. Однажды она просто исчезла, а Минсок не стал искать. Он понимал, что их недолгому счастью наступил конец еще в тот день, когда они решили пожениться. Винить в этом было некого. Как-то проснувшись, они смотрели друг на друга в рассветных сумерках, и оба понимали, что видят перед собой чужого человека. Не осталось ничего, за что можно было бы уцепиться, использовать как спасательную соломинку. Слишком много воды утекло. И когда Сучжон ушла, Минсок был ей благодарен. Впрочем, беспокоиться об этом было рано. Не сильно верилось, что какая-то переписка выльется в серьезный роман, к тому же, ласточка не казалась девушкой, сильно в этом заинтересованной. В её жизни для Минсока места не было. — Ладно. Надо выспаться перед ночной сменой, — он лениво потягивается, прячет её письмо в небольшую коробку из-под обуви и плетется в гостиную, едва переставляя ноги. Диван встречает его уютным поскрипыванием. Засыпает мужчина практически сразу же, с головой укрывшись тяжелым пуховым одеялом. Снится что-то несуразное, вереница образов. Минсок то и дело просыпается, ощущая прилипший к спине свитер, и тут же снова проваливается в глубокий сон. Когда будильник начинает трезвонить по нарастающей, он едва способен открыть глаза. Разбитый настолько, что лучше бы вообще не ложился. Жаль, что Хечжон он видит только по утрам, домой она всегда возвращалась поздно или не возвращалась вообще. Кое-как собравшись, Минсок натягивает шапку, чтобы не ловить прохладный мартовский ветер и, нацепив наушники, панацею от лишних размышлений, выходит из квартиры. Играет что-то из репертуара Moby, судя по припеву — «Lift me up». Такая музыке вполне в его духе. Что-то меланхоличное, с привкусом ностальгии о минувших днях. Ближе к ночи он добирается в район Ёнгсан. Переполненное метро никак не способствует бодрствованию, поэтому Минсок едва не засыпает на плече у чернокожего незнакомца. Банк, в котором он, собственно, и работал, располагался в самом центре административного округа. Принадлежал какой-то частной шишке. Охранялся в целом неплохо, несмотря на то, что персонал насчитывал от силы пятьдесят людей. Двухэтажное великолепие из черного мрамора, оборудованное последними достижениями техники. Слухи о том, что сигнализационную систему сейфов в банке «Саннам» взломать невозможно, быстро просочились в СМИ, хотя ясное дело, всё это лишь утка, которая должна отпугнуть грабителей. Минсок, работавший в самом сердце этого здания, знал, что в принципе даже не слишком талантливый воришка мог бы вскрыть эти железные ящики. Причем, не прилагая особых усилий. Сложность заключалась лишь в том, чтобы пройти мимо камер слежения. Маленькие настолько, что их заметить трудно. Фактически в этом и заключалась работа Минсока — сидеть в небольшом подвальном помещении, пристально следя за происходящим на шести крошечных мониторах. Особо напрягаться нужды не было, здесь ничего и никогда не происходило за исключением неадекватной клиентуры. Тогда мужчина связывался по рации с начальником охраны, Чонином, и тот шел разбираться. Это привносило разнообразия в будни, но подобное случалось лишь днем. Ночные смены самые унылые и тянутся вечность. Минсок здоровается с девчонкой на ресепшене, симпатичной Сольхён, показывает пластиковое удостоверение и спускается к себе. Особо строгих правил здесь не было, главное не опаздывать. Все рабочие часы мужчина проводил в коморке, поэтому даже в униформе не возникало необходимости. Раздевшись, он занимает свой «трон» за пультом управления. Банк закрывается. Несколько часов пролетают незаметно – охранники проводят последний обход, после чего разбредаются по периметру, а Сольхён, которая выходит последней, настраивает сигнализацию и запирает за собой главный вход. После этого наступает мертвая тишина. Минсок успевает заварить себе кофе, немного убраться за коллегой, дежурившим в дневную смену, плюс, достает тетрадь с девственно чистым конвертом. После бессонной ночи он думать не в состоянии, не то что писать сердцещипательные письма. Именно поэтому мужчина брал всё необходимое на работу. Здесь никто не отвлекал. Ближе к двум часам ночи что-то пошло не так. Минсок заметил не сразу, увлеченный письмом и тихо звучащей музыкой, но когда охранники всполошено забегали по коридорам, он начал внимательно следить за происходящим. Тем не менее, так и не понял, чем вызвана их паника. Переключая камеры с одной на другую, мужчина не увидел чего-то подозрительного, поэтому вернулся к своим делам. — Эй! Всё нормально? — Чонин ворвался в коморку без стука, и встрепенувшийся Ким едва успел спрятать открытку с посланием под протокольный журнал. — Да. Что-то случилось? Я всё проверил. Чисто, как обычно. Минсок кашлянул, ерзая на стуле и кивая головой на мониторы как бы в доказательство своих слов. Скорее всего, ребятам что-то показалось, вот и преждевременно занервничали. Чонин казался безумно уставшим и едва стоял на ногах. — Мы услышали какой-то шум в главном холле, но там пусто. — Вам надо больше отдыхать. Ты уже на человека с трудом смахиваешь. — Ну спасибо, — начальник охраны усмехнулся, потирая лицо большой ладонью. — Ладно, я пойду. Если что, сразу свяжись с нами. Мы всё там осмотрели, но что-то мне не понравился этот шум, да и мальчики насторожились. Как будто что-то упало, хм. — Окей, - Минсок проводил Чонина взглядом и вернулся к мониторам. Камер было не очень много, поэтому некоторые участки оставались в тени, но похоже охрана всё прочесала. Это немного взволновало мужчину. Тем не менее, через двадцать минут он всё-таки склонился к мысли, что им послышалось. Всё как всегда. Через несколько секунд раздался звук бьющегося стекла и прозвучал он настолько оглушительно, что даже в подвальном помещении раздалось эхо. Вся охрана сбежалась в холл, но как бы отчаянно Минсок не вглядывался в камеры – ничего. Он здорово напрягся. Если честно, даже подумать не мог, что в «Саннаме» может случиться подобное. Неожиданно что-то черное мелькнуло в коридоре. Минсок уже было вцепился в рацию, но фигура ловко скрылась из виду, а после проникла в комнату хранения. Видимо Чонин подсуетился, ибо во всем банке резко включился свет. Ждать больше нельзя. — В банке кто-то есть. Слышишь меня? – Минсок не узнавал собственный охрипший голос. Он не спускал глаз с тонкого черного силуэта, но тот возился где-то сбоку, лишь периодически появляясь в доступном обзоре. — Понял тебя. Где? – Чонин застывает посреди холла, раздавая своим людям немые указы. Те без слов разбежались по своим точкам. Внезапно худенькое тело начинает двигаться в сторону черного выхода. Это девушка! Высокая, в черном обтягивающем комбинезоне. Она передвигается тихо, стараясь не привлекать внимания, а в руках сжимает что-то, отдаленно напоминающее небольшой пистолет. Скорее всего, пневматика, но разглядеть ближе никак не удавалось. — Минсок, быстрее! Но тот уже не слышал, резко поднявшись со стула и переключая камеры со скоростью света. Наконец-то, нужная. Через несколько секунд возле запасной лестницы появилась она. Шин Хечжон. Он узнал бы её из тысячи. И это событие, из ряда вон выходящее, накрыло Минсока с такой оглушительной силой, что он даже парализованные пальцы разжать не мог. — Мне это снится. Невозможно, — мужчина прикусил нижнюю губу до крови, пытаясь хоть что-нибудь сообразить. В ушах гудело настолько, что он не слышал собственных мыслей. Зачем она здесь? Неужели это и есть та сторона жизни, которую Хечжон тщательно скрывала? Первое что бросалось в глаза, она абсолютно не ориентировалась в банке, если честно, «Саннам» вообще не самый престижный претендент на ограбление. Или Ким чего-то не знал. — Минсок, черт возьми! — Левое крыло, там что-то есть. Сработало. Главное, чтобы потом эта ложь не вылезла ему боком. Ласточка заперлась в небольшом помещении для персонала и прижалась спиной к двери, прислушиваясь к звукам снаружи. Оттуда можно сбежать через пожарную лестницу, но для этого нужен ключ. И к удивлению Минсока, он у нее был. Думать об этом было некогда, единственное чего хотел мужчина, это отвлечь охрану и пока они прочесывали западные коридоры, Хечжон успела бесшумно исчезнуть. Всё это произошло так быстро, что Минсок был почти уверен — ему это привиделось. Должно быть, он не выспался, а после заразился паникой от Чонина, вот и начало мерещиться. Но стоило перемотать запись на несколько минут назад, чтобы никаких сомнений не осталось. Это была его ласточка. И он только что стал соучастником, позволив ей сбежать.