But love is never ever simple

Глава 4. Ревность подняла голову как мерзкая ядовитая змея, сметая со своего пути все доводы разума. Зейн стал маниакально внимательно следить за Софией, когда она приезжала на концерты, он подмечал все взгляды, улыбки, милые прозвища, которыми Лиам щедро награждал девушку, но хуже всего были прикосновения. Лиам, казалось, никак не мог не прикасаться к ней, он постоянно задевал ее, приобнимал, переплетал их руки, целовал - это было невыносимо. Лиам вел себя так, словно она была центром его Вселенной. Зейн придирчиво и злобно подмечал все недостатки девушки, опускаясь даже до подслушивания их разговоров, и испытывая к себе все возрастающее отвращение. Ситуация с Перри добавляла гвоздей в крышку его гроба - вина буквально съедала его. Зейну казалось, что он окружен, зажат где-то между неумолимо надвигающимися стенами, которые вот-вот раздавят его. Относиться к геям нейтрально или даже дружелюбно и вдруг осознать себя одним из них совсем не одно и то же. Однозначно нет, по правде он никогда просто не задумывался об этом, не было нужды. Пока с ним не случился Лиам-чертов-Пейн. У Зейна всегда были проблемы с тем, что он слишком много думает, так повелось еще со школы, порой мама говорила ему, что он единственный человек, которому полезно думать поменьше. Теперь же дурная привычка копаться в себе разрослась до масштабов черной дыры, готовая поглотить его в любой момент. И впервые же с тех самых школьных дней, Зейн снова ощутил желание оказаться кем-то другим. Такое происходило очень давно, еще в начальной школе, когда он столкнулся с открытой неприязнью и агрессией, просто потому, что оказался не таким как все. Непонимание и обида быстро сменились злостью и разочарованием во взгляде, когда он смотрел в зеркало. Тогда ему понадобилось много времени и бессчетное количество маминых подбадриваний, чтобы переступить это. Но переступить до конца помог только «Х фактор», сцена, фанаты, парни, Лиам. Зейн наконец почувствовал себя нужным, уместным, он вроде как пришелся ко двору и он позволил этой маленькой вере, что может быть он и правда чего-то стоит поселиться в груди. Идиот, потому что теперь, он просто все портит, вдруг воспылав чувствами к своему лучшему другу, к своему как брату. Боже. Зейн выкручивает руль, сворачивая на очередную полупустую улицу. Город в этой части спит, шумные кварталы ночных заведений остались далеко позади. Ему не составляет труда вспомнить, какие мысли переполняли его тогда, просто потому что мало что изменилось с тех пор, хоть прошло уже почти два года. Попытки пересилить себя, задавить глупые чувства, которым Зейн не решается дать название, выматывают его, пожирают изнутри. Он проигрывает, день ото дня становясь все тоньше и дерганей, и нуждаясь в Лиаме все больше. Это похоже на болезнь и у Зейна острая хроническая неизлечимая форма. Пытаясь расслабиться, он курит все больше и это не всегда просто сигареты, он ходит с Луи на все вечеринки, которые тот решает посетить и проводит все больше времени с кузеном, боясь сорваться, если Лиам будет рядом. Запрещая себе пялиться на полуголого потного Пейна в тренажерном зале и мучительно пытаясь скрыть эрекцию, когда ему это не удается. Это мерзко, это разрушает его, их дружбу, группу. Парни, каждый по очереди, пытались поговорить с ним, поскольку не замечать слона в комнате, в виде странной отстраненности Зейна не мог никто. Но все попытки наталкивались на наигранно равнодушный тон и дежурные фразы. Даже Лиаму не удалось вытащить из Зейна хоть мало-мальски искренний ответ. Не в этот раз. Зейн оборонялся, как мог, из последних сил пытаясь не разрыдаться и ненавидя себя всей душой, когда Лиам по-прежнему смотрел на него так тепло, и грустно вздыхая, тихо спрашивал, почему Зейн не может поговорить с ним. Недели превращались в месяцы, а Зейн увяз по самое горло. Он понял что задыхается, когда на очередной фотосессии Лиам притянул его к себе и просто чмокнул в щеку, пытаясь хоть как-то растормошить друга. Зейн сильно изменился и не в лучшую сторону. Лиам беспокоился все сильнее, когда ему раз за разом не удавалось пробиться через стену отчуждения, которую Зейн выстроил вокруг себя. Они все видели это, видели, как он постепенно отдаляется все дальше, не подпуская к себе никого, кроме кузена. Они пытались вместе и порознь, пытались вытащить его из панциря, но каждый раз Зейн замыкался в себе, и Гарри наконец сказал, что им быть может нужно "дать ему время и не давить".