But love is never ever simple

Глава 6. Он знал, что парни не отпустят его, также как знал и то, что только достаточно сильная обида может заставить их отступиться. Так что он сделал это с каждым. За четыре года Зейн узнал их достаточно, чтобы суметь сделать это как надо. Добротно и добросовестно облить дерьмом все, что у них было. Он смог сделать это, пусть внутренности выжигало при каждом слове, и тошнота подступала к горлу. Он определенно стал мазохистом, потому что причинять себе боль стало видимо его любимым занятием. Он дошел до того, что специально выбрал время, когда Луи не было рядом, поскольку зная его взрывной характер, вполне можно было ожидать, что он всем все выложит в порыве злости. На протяжении всего того разговора, Зейн заставлял себя думать о доме, где его не станут осуждать, где можно зализать раны, и где не будет никого, кто бы смотрел ему в душу теплыми шоколадными глазами, вызывая ненавистную яростную смесь вины и желания. Почти год прошел, и он бросил попытки не вспоминать их уговоры и просьбы подумать еще раз. Они упрямо игнорировали его откровенную грубость, пусть раскрасневшиеся щеки Найла и выдавали степень его гнева. Они почти не велись на его оскорбления и совершенно нелепые обвинения, которые он лил на них. Он выжал из себя все, припомнил все, даже самые мельчайшие их промахи, обзывал их музыку, но Гарри продолжал уговаривать и даже извиняться. Зейн чувствовал себя убийцей и самоубийцей одновременно, когда говорил, что он всегда чувствовал, что они относятся к нему как ко второму сорту из-за его национальности. После этих слов наступила глухая тишина. Не верящие, испуганные, разочарованные взгляды Найла и Гарри. Но хуже всего, был полный боли и непонимания взгляд Лиама, который выглядел так, словно его избили, он обнял тогда безответного Зейна так крепко и сказал только: «Я всегда выслушаю, если ты когда-нибудь захочешь рассказать, Зейни». Зейн умер тогда в очередной раз, услышав это обращение, и тот, кем он был почти пять лет назад, отчаянно хотел остаться и извиняться до конца времен, но он позволил себе лишь короткое: «Спасибо, Ли». И так и не взглянув никому в глаза, он уже бежал к парковке. Никто ничего не понял тогда. Луи перехватил его уже на выходе, конечно Гарри позвонил ему! И, припечатав к стене, зло выдохнул: «Ты просто чертов трус, Малик! Не смей уходить вот так, не смей, слышишь?! Мы обещали друг другу, помнишь, тогда, мы обещали, что начнем и закончим это вместе, Зейн!» Он умоляюще смотрел ему в глаза. Луи никогда никого не умолял, и кому как не Зейну знать это. Но он ушел, ушел, отцепив руки друга от футболки, умерев, кажется в тысячный раз. Так он и жил с тех пор. Редко бывая совершенно трезвым, упрямо повторяя, себе каждое утро, что это его мерзкое чувство не было нужным никому, не имело права на существование. И да, он помнил, кто он и к какой вере принадлежит. Он все время напоминал себе об этом, обрубив общение с четырьмя «друзьями на всю жизнь», живя с семьей и пытаясь наладить все с Перри. Но это ни черта не работало. Их с Перри больше не существовало, он понимал это, и его решение начать все с чистого листа, освободившись ото лжи, привело к тому, что он наконец нашел в себе силы порвать с ней. Она плакала и спрашивала, что сделала не так, а Зейн всерьез думал, что проклят, что он несет только боль и разрушение людям, которых любит. Дни превращались в недели и месяцы, вечеринки и просто попойки по домам у новых друзей превратились в бесконечную вереницу. И только музыка еще оставалась тем, что могло вызвать хоть какие-то эмоции. Он часто говорил и поступал мерзко, словно бы подтверждая свою никчемность для самого себя. Он создавал новую личность, личность человека, который уж точно никогда не станет той тряпкой, какой был прошлый Зейн. Да, он сможет, он теперь другой. Но это ни черта не работало. Сколько бы он ни вливал в себя, кого бы ни тискал, оставаясь один, он по-прежнему вспоминал Его. И тот последний срывающийся шепот: «…Зейни!» Он уезжал, пытаясь дистанцироваться как можно дальше, и писал, писал без остановки, выплескивая всего себя в слова и ноты. Он продолжал бежать, бежать что есть сил. Даже тогда, когда случайно увидел в сети, что Лиам расстался с Софией, и его сердце, которое было мертвым все это время, вдруг отчаянно забилось. Зейн не успел осознать, что делает, когда после двух гудков услышал в трубке голос. Голос, который заставил снова ожить. Разговор вышел неловким. Лиам был видимо рад, но грусть в его деланно бодром голосе разрывала Зейна на части. Так что он смог выдавить из себя не больше пяти предложений и промычать что-то нечленораздельное на предложение Лиама встретиться. И да, тот конечно все понял по-своему: - Я не хотел навязываться, извини, - тихо обронил Лиам, когда Зейн так ничего и не ответил. - Созвонимся как-нибудь, да? - Да, - и Зейн сжимает телефон в руке, уже не сдерживая рыданий. "Я так люблю тебя!" - разносится по комнате под звуки коротких гудков. Но он смог, смог подавить и это, задушить в себе надежду, сказав, что просто пока еще не готов, не готов вот и все, что прошло не достаточно времени и, что на смену Софии придет кто-то еще, так что какая разница… черт знает что еще он сказал себе тогда, отлично понимая, что все это чушь. Сейчас его альбом был почти закончен. Конечно, нашлись те, кто был готов помочь с этим, они всегда находятся, пока ты интересен публике, не так ли? Он должен быть счастлив, должен быть хотя бы доволен собой. Должен… Но все что он сейчас знает и понимает, это то, что он сидит в своей машине в пять утра на безлюдной улице Нью-Йорка, сжимая руль и прокручивая все это дерьмо в голове, как заезженную пластинку и отчаянно нуждаясь только в Его голосе, Его одобрении, Его улыбке, Его прикосновении. И Зейну хочется выть. Почти год прошел, изменился ли он? Сейчас он в Америке, зависает в студии и с новой подружкой, вместо того, чтобы быть с семьей в Лондоне, хотя мама и плачет беспрестанно. Да, он изменился. Стал ли сильнее? Он умудряется казаться самодовольным, хотя ненавидит себя. Это требует сил. Но он по-прежнему слаб. Сейчас он отчетливо осознает, что все это было зря, что он проиграл в этой борьбе, давным-давно, в тот самый момент, когда решил записаться на прослушивание, он проиграл вселенной, судьбе, любви тогда, когда встретился взглядом с добрыми карими глазами в коридоре студии "Х фактора". Он знал это, в глубине души всегда знал. Но все же попытался сбежать, попытался и не смог. На самом деле, он как будто уехал от семьи, причем навсегда, тоска, которая поселилась в нем так давно, что он и не помнит когда жил без нее, стала привычной. Да, он почти привык, почти. Сольная карьера, контракт, планы, видимость свободы, вроде все как он хотел, то есть он думал, что хотел. Он скучал. Скучал слишком сильно, слишком болезненной оказалась дыра в груди, она не хотела затягиваться, никак. Он достает телефон и выходит в YouTube, сайт открывается на странице выступления. Это новогоднее выступление парней с "Drag me down" и Зейн пересматривает его с тех самых пор как застал за этим свою сестру. Голос Лиама здесь невероятно глубокий и по телу Зейна пробегает дрожь каждый раз, как он слышит его соло. Вообще это одно из лучших выступлений парней за все время. И Зейн чувствует гордость, хоть и понимает, что не имеет права. Его день рождения был пару дней назад, и он получил от каждого из них по поздравительной смске, и он думал, что это было лучшее, что произошло в тот день. Но когда Джиджи висела на нем, а он почти перестал что-либо соображать, и кто-то сунул ему его телефон, крича, что он «Задолбал трезвонить!», Зейн увидел несколько пропущенных от Лиама и враз протрезвел. Он забежал в какую-то подсобку и трясущимися руками нажал на вызов. - Привет!- послышался взволнованный голос Лиама и Зейн наконец почувствовал праздник. - С Днем Рождения, приятель, вот ты и вырос! – в голосе слышалась улыбка и Зейн не мог не улыбаться в ответ. – Я наверное не вовремя, просто хотел узнать как ты, но все в порядке, да? Эээ, Зейн? Только тогда Зейн понял, что еще ничего не сказал, а только стоял с широченной улыбкой, слушая такой родной голос и затаив дыхание. - Да, да, я здесь! – торопливо начал он. - Я просто… так рад, Ли… слышать тебя! Я так скучал! – видимо Зейн все-таки недооценил количество выпитого, он испуганно прикусил губу, но было уже поздно, слова вырвались и как это всегда бывает, тут же зажили собственной жизнью. На несколько секунд установилась тишина, пока наконец из трубки не послышался теплый бархатный смех: - Я тоже скучал, Зейн! Слишком сильно на самом деле, и я не отстану на этот раз, мы просто обязаны встретиться! Зейн? - Да, да, конечно! - желудок Зейна ухнул куда-то вниз.- Я сейчас в Нью-Йорке и… эммм, может на той неделе? Я скоро вернусь в Лос Анджелес. Лиам не заметил или просто не стал спрашивать откуда Зейн знает, что он сейчас в Лос Анджелесе. - Было бы круто! Я буду ждать, Зейн, позвони мне, когда… когда будешь здесь, хорошо? Эээ… я наверное отрываю тебя от твоей вечеринки, иди и оторвись там, дружище! Еще раз с Днем Рождения! После того разговора, Зейн не находил себе места, подумать только, столько времени и сил он потратил на эту бессмысленную борьбу чтобы оказаться ровно там же, что и два года назад. Он достал сигарету и закурил. Джиджи ненавидела, когда он курил в машине. Джиджи - еще одна попытка забыть и забыться. Докуривая первую и сразу принимаясь за вторую, Зейн думал, что пытаясь освободиться ото лжи заковал себя в еще большую ложь, так, что теперь он и сам не понимал кем стал.