GAME OVER

— Вот так мы и ограбили банк, — в моей комнате темно, только ноутбук освещает мрачные коричневатые стены. Я отпиваю немного минеральной воды. Нет, хватит пить. И так дела идут совсем не в гору. — Ого! То есть, те два чувака, которые погибли при ограблении пять лет назад, это вы? Нихухры себе! — этот парень из анонимного чата, представившийся Анубисом, воодушевлен моей историей. — Я помню, вас же по новостям показывали. Просто не могу поверить, что это ты. Ты врешь, чувак, ты врешь. Но я говорю ему правду. Мне захотелось стать Тревором Резником*, который после исповеди о своих преступлениях, обязательно сядет в тюрьму и благополучно уснет в просторной камере. Возможно, этот парень позвонит сейчас копам и сдаст меня. Если этого не произойдет, то на днях схожу сам. Больше нет сил нести этот груз. — Я хочу скайп, немедленно, — пишет он. — Либо ты хороший актер, либо ты и правда тот чувак, что грабил банк. Мы обмениваемся логинами, чтобы созвониться. Ищу в столе наушники, чтобы лучше слышать его. Мое сердце бешено бьется от волнения. Впервые за все пять лет я кому-то расскажу то, о чем молчал так долго. Он незамедлительно звонит. Даже отсюда чувствую, как он заинтересован всей этой историей. Пусть скринит экран, мне даже вебку включить не жалко. Пусть сдает. Ничего, как только исповедаюсь, сразу лягу спать. — Привет, — у него приятный голос. Совсем не противный бас, который я ожидал услышать. Изображение грузится. — Ого! Ну… Чувак, ты обалденно крут, — моя картинка загрузилась быстрее. Улыбаюсь ему, поправляя волосы. — Ты точно актер! — Нет, это пластика, — я пожимаю руками, беря в руки со стола сигарету. — Я выглядел совсем иначе. Наконец, его картинка тоже загружается. Передо мной предстает тощий, широкоплечий парень в черной футболке, узкими чертами лица, большими зелеными глазами, спрятанными под тяжелыми очками в черной оправе. У него белая кожа, даже при таком хорошем освещении он кажется мертвецом. Его кожа на лице натягивается и он оголяет ровный белый ряд зубов. — Привет, — он дружелюбно поднимает руку вверх, демонстрируя длинные, костлявые пальцы. Его тонкое запястье выглядит покрасневшим, словно его крепко сжимали. На лице я, наконец, замечаю красное пятно чуть ниже глаза. — Подрался что ли? Он тоже закуривает, кивая: — Ага. Парень один вмахал. Его квартира кажется очень бедной и маленькой. До этого рассказывал, что он программист, который не выходит пару лет из дома. Сказал, что боится людей и не желает с ними контактировать вне этого помещения. Наверное, поэтому я и доверился ему, хотя и знал, что он может наврать. Мне показалось, что наши с ним страхи имеют какую-то общую грань. — А ты мажор, — он смеется. Видно, что он общительный и интересный. Не похож на того грозного Бога, которым он себя описывал до этого. Мне приятно, что в моей жизни появляется человек, который выглядит таким открытым. — Так я говорил тебе уже, откуда эти деньги, — я улыбаюсь ему в ответ, кладя сигарету в пепельницу. — Он предложил мне ограбить банк, и я… — Стой, стой! — он машет руками. — Это я уже слышал. Расскажи мне, откуда ты знаешь этого чувака. Я вздрагиваю, опуская глаза, начинаю водить пальцами по клавиатуре, словно пытаюсь смахнуть пыль. — С детства он был моим лучшим другом. Мы познакомились с ним после того, как его родители купили дом напротив нашего. Мы жили в небольшом поселке, где все друг о друге все знали. Тогда пошли слухи о том, что его родители увлекаются запрещенными веществами. По ним было видно, эти несчастные жили на пособия по инвалидности матери. В общем, с ним никто не хотел общаться. В школе его обходили стороной, но шептались за спинами. Он был высокий и сильный для своего возраста. Как-то однажды он подрался на школьном дворе, защищая девочку, которую дразнили все мальчишки. Я увидел это, когда шел мимо столовой. Почти вся школа пялилась на это в окна. Тогда-то я и понял, что он на самом деле очень крутой. — И как ты начал с ним общаться? — Ну, — тяну, потирая виски. Действительно, я не помню, как это началось. — Он остался на второй год из-за плохих отметок. Родителям было плевать, а учителя стали волноваться. В классе я был самым лучшим учеником, поэтому его посадили со мной. Все перешептывались, боялись его, сочувствовали мне. Но я не боялся, потому что помнил, как он храбро защищал ту девочку. Его голубые глаза не могли быть злыми. Они были слишком открытыми и искренними. Он часто лохматил длинную челку, которая лезла ему в глаза, смотрел на меня и спрашивал все, что ему было непонятно. С какого-то времени мои родители стали приглашать его в гости. Мать водила нас обоих в парикмахерскую, покупала нам одинаковые рубашки и даже иногда давала мне лишнее яблоко на завтрак, чтобы я поделился с ним. Родители приняли его хорошо, проявляли заботу, как о моем родном брате. Однажды отец положил газету и сказал маме: «Знаешь, может, стоит его усыновить?» В этом поселке все мальчишки были злыми, необщительными, приземленными. Общаться с ними — загубить в себе человека. Но он был другим, немного светлым и тут же темным. В нем боролись две стороны. — Победила не лучшая, как понимаю, — он хмыкает, тоже заканчивая курить. — Именно. Его родители устроили скандал, отказавшись отдавать сына. Пособия на него, которые они получали, шли тоже на их нужды. Было уже поздно учить его быть таким, как я. Он уже был, как его отец. — Смотри, — сказал он, когда мы были в пятом классе, — это пистолет. Когда я с матерью забирал отца из участка, то украл этот пистолет у полицейского. Я был ошарашен, предлагал ему во всем признаться и пойти к моим родителям. Но он был так растерян и напуган, что в итоге мы спрятали этот пистолет в нашем тайном убежище и учились стрелять, когда выбирались в лес на выходные. Он научил меня всему, что знал сам. Мы с ним были прекрасной командой: стратег и боец. Наши ум и сила соединились воедино. Но задумываться я стал об этом намного позже. Где-то перед выпускным его задержали в очередной раз за крупное воровство и обещали посадить в тюрьму. Он сбежал от копов, приперся поздно ночью ко мне и предложил уехать с ним на тачке, которую он угнал с соседней улицы. — Все эти игры — весело, — сказал я. — Но игры играми, а жизнь у нас с тобой другая. Его высокая фигура стояла у двери. Родители спали, а я даже не пригласил его в дом. За все годы дружбы мы попадали в самые разные передряги, из которых ловко выруливали. Он учил меня самым страшным сторонам жизни. И я слушал до тех самых пор, пока все это не стало настолько серьезно. — Ты не хороший, — сказал он, вытирая намокшие от дождя волосы. — Пошли со мной и я докажу тебе, что плохим быть круто. Он искал поддержки. Возможно, так он просил меня остаться и исправить его. В нем боролись две стороны. Клянусь, он не был злым, просто его хорошие и плохие поступки были похожи на игру в чехарду. И мой отказ послужил тем, что я дал зеленый свет его злой стороне. — Дюк, — он так искренне произнес мое имя, что внутри меня все зашевелилось, — давай хотя бы поговорим. Только сейчас я понял, что он не хотел сбегать и становиться преступником. Он просто искал моего одобрения. — Ты его прогнал? — Анубис тяжело вздыхает. — Именно. После этого я стал другим: поступил на художника, познакомился с девушкой, влюбился. Только внутри себя я понимал, что на жизнь и счастливое будущее я не заработаю. Как только я окончил колледж, появился он. Моя милая Мария не знала о том, с кем я связался. Она слышала о друге детства, которого я похоронил перед выпускным. Она знала ту боль, которую я закапывал в себе эти три чертова года. И снова он. Лишь просьба о помощи. — У тебя были проблемы с деньгами? — Вроде того, — пожимаю плечами. — Я хотел жениться на любимой, купить дом, завести семью. Но денег не хватало ни на что. Когда я шел на это, то не думал, что это будет настолько глобально. Он говорил, что всего лишь небольшая афера. — Не понимаю, как тогда ты согласился? Ты же всегда был паинькой-заинькой. Он прав. Всегда был. Но этот внезапный приход. Этот резкий звонок посреди ночи и просьба о помощи. — В последний раз мне нужно отдать долги. Если не сделаю это, то они меня убьют. Он говорил в трубку сбивчиво, коротко, словно от кого-то убегал. Как я мог второй раз сказать «нет»? Тем более, мне было всего лишь двадцать. Этот возраст так романтичен. После этого мы берем паузу и долго смакуем ее. Я не выдерживаю первым: — Ан, ты думаешь, я плохой человек? — этот парень не называет свое настоящее имя. — Плохих людей не бывает, — он встает, чтобы выключить свет в комнате. Мы оба погружаемся в темноту, и наши голоса становятся на несколько тонов ниже. — Они все рождаются хорошими. Как ты и твой друг. А потом они превращаются в тех, в кого превратились вы. Ты неплохой, просто запутался. После этих слов я вспоминаю свои похороны. Когда я явился к Джейкобу, который уже перевел все деньги, то осознал, что в этой жизни не боюсь ничего. Всю долю мы разделили на двоих. Но мне было тошно брать деньги человека, который погиб, так и не успев поговорить со мной о том, что такое хорошо и что такое плохо. В тот день я сменил одежду, помылся в душе гостиницы, соврал девушке, что задержусь на ночь, чтобы дорисовать одну иллюстрацию. Я спал в маленьком номере на односпальной кровати, завертываясь в одеяло и трясясь от ужаса. Я старательно терся мочалкой, намыливал дважды голову, потом просыпался посреди ночи и нервно мыл руки вновь и вновь. Деньги были удачно переведены на несколько счетов, чтобы полиция не заподозрила о краже. Владельцами были левые люди. Они должны были снимать деньги и за малый процент отдавать мне. Все было продумано четко и идеально. Все было расписано от начала до самого конца. Кроме шин, которые не сменил водитель той тачки. Наутро я пришел домой, молча сел и начал пить воду. Я пил много воды, думая, что мои внутренние органы тоже грязные. — А девушка? Как она все узнала? — Я просто поставил ее перед фактом. Она пыталась скрыться, но и мне, и ей было ясно, что обратного пути нет. Возможно, ее могли бы схватить копы, начать допрашивать обо мне. Сначала мы утешали себя тем, что перед нами столько денег, что мы можем спокойно существовать до самой смерти. С одной стороны, все было более чем прекрасно. С другой, деньги отняли у нас всё. Ей пришлось наврать родителям, что она получила работу в другом городе, поэтому ей нужно срочно уезжать. Всем было сказано, что я погиб в автокатастрофе. Копы думали, что грабитель был всего лишь один. Никто не полез рыть это дело дальше, потому что все деньги исчезли тайным образом, без следа. Это напоминало какую-то игру, где все прошло так гладко и замечательно. Моего друга никто не знал, кроме меня. Ему даже не поставили памятник. О нем никто не вспоминал, словно его и не было совсем. В гроб положили тело похожее на меня. Но перед этим изуродовали, так как авария была просто ужасной. Я сам был у себя на похоронах. Моя девушка завязала мне черный галстук, погладила пиджак. Мое лицо было перебинтовано, потому что уже был найден человек, который сделал бы мне пластику. Я видел всех тех, кто любил меня. Они сильно горевали, оплакивая мою смерть. Родители были в ужасе, который нельзя передать словами. Я клянусь тебе, это была лишь невинная шалость, желание поддержать друга. Я не представлял, что все обернется именно так! — Ты не мог этого сделать, — наконец выдает парень. — Ты просто пришел и смотрел, как он убивает людей, забирает деньги, уничтожает твою жизнь. И ничего не мог сказать? Уйти, например, когда увидел, как это серьезно. — Когда мы ворвались в банк, я испугался. Но сбежать я не смог, потому что боялся этого еще больше. После того, как он убил работницу банка, мне стало еще страшнее от происходящего. Мои ноги бы унесли меня куда подальше, но я помнил, что если не помогу ему с этим, то его пристрелят. Он клялся, что это маленькое ограбление, которое никто и не вспомнит. Во всё это я оказался втянутым случайно и теперь, — меня распирает смех, — не могу это бросить. Потому что он был прав, милашкой быть у меня не получилось. Я скучаю по прежней жизни, но не могу бросить старую, потому что в новом мире я себя просто не представляю. — Я покажу тебе, как выглядел раньше, — начинаю искать фотографию на компьютере. Среди горы фоток, где я уже не я, мне удается найти лицо двадцатилетнего парня с пепельными волосами, растрепанными во все стороны. Я вижу эту улыбку немного кривых зубов. Я улыбаюсь своими идеально белыми ровными зубами в ответ. Его неаккуратный большой нос усыпан черными пятнами. Губы тонкие, какие-то такие же кривые, как и зубы. Парень совсем некрасивый. — Ничего себе! — вскрикивает он, когда я отправляю ему фото. В отражении монитора я вижу черные, аккуратно зачесанные назад волосы. Прямой нос. Я рассматриваю свои руки с идеально ровным смуглым цветом кожи. Ровные линии губ сейчас не изгибаются в задорной улыбке. Глаза не такие маленькие. Сейчас они большие, выразительные. Все, что осталось между нами общего, так это… — Взгляд. — Что? — отвлекаюсь я. — Взгляд один и тот же, — ему забавно. Теперь он понял, что я не вру. — Что планируешь делать дальше? Ты ведь остался совсем один. — Не знаю. Вздернуться или сдаться копам. Хотя тюремная жизнь меня совсем не устраивает. — Слушай, — он гладит подбородок, а затем скидывает ссылку. — Я крутой прогер, а ты шикарный художник. Эта компания набирает людей для создания какой-то игры. Хочешь себя попробовать? Мне вдруг становится смешно: с чего это такое предложение? После всего, что я рассказал ему, разве нормально заядлому преступнику садиться и рисовать дизайн для игр? — У нас с тобой, парень, выхода нет. Мы оба в полном дерьме. Поверь, меня тоже недавно так кинули, что я не знаю, как существовать дальше. Но если мы с тобой не вздернулись, то хотим жить и как-то шевелиться. Просто попробуем, идет? — Не знаю. Давай созвонимся завтра, мне нужно подумать. Он кивает, машет на прощание рукой. Пару минут я все еще пялюсь в экран. Возможно, на утро я вернусь к своей старой жизни, не в силах начать что-то новое. Возможно, я так никогда и не смогу вернуть Марию. Люди не меняются, их страхи и увлечения остаются прежними, просто с годами меняется масштаб. Последнее, что я делаю за этот вечер, беру разбитый телефон и набираю знакомый с детства номер. — Алло? — Мам, привет, это Дюк.