Исповедь

- Пожалуйста! - Отвянь. - Пожааааалуйста. - Мелкий, ты совсем охренел?! Я нянькой не нанимался! Поднимай свою задницу и топай корявыми ногами в спальню сам!       Канда, с грохотом хлопнув дверью, вышел из ванной комнаты.       Бледные щеки непроизвольно и совсем по-детски надулись, а руки сложились на груди.       После того, как мечник достал с воды англичанина и насухо вытер его большим полотенцем, Уолкер пытался уговорить японца занести его обратно в комнату, на что получил целый поток изощренной ругани. Проще говоря, почувствовав заботу, седовласый крайне охренел (как выразился наемник).       Закутавшись с головой в полотенце, парень пошлепал немного мокрыми ногами по полу.       Прохлада комнаты приятно освежила разгоряченное тело и уняла пульсирующую боль в висках.       Рядом с подушкой лежала аккуратно сложенная пижама, состоящая из белой рубашки и штанов. Уолкер подошел к кровати, проводя пальцами по ткани. Мягкая. Очень. Вещи из такого материала он не мог купить даже для торжественных случаев, не то, что для сна. Полотенце с тихим шорохом сложили, положив на рядом стоящую тумбочку. Худые пальцы схватились за края рубашки, поднимая ее для того, чтобы рассмотреть.       Освещение в комнате было таким же (оно напрочь отсутствовало), но благодаря открытой двери в ванную, появлялась возможность хоть немного рассмотреть предметы.       Простая светлая рубашка без каких либо вышивок, у горла расстегнуты несколько пуговиц, рукава длинные, да и сам предмет одежды явно великоват для Аллена. Ничего. Зато мягкая. Наверное, таким мог бы быть шелк или другой дорогой материал.       За окном натужно завыли деревья под натиском ветра. Сквозняк в комнате напомнил о том, что Уолкер стоит совершенно голым. Парень поежился от холодного ветерка, который мазнул своим колючим языком по горячему телу, и поспешно надел на себя верхнюю часть пижамы. Несмотря на то, что материя была тонкой, сразу же стало теплее. Рубашка, как и ожидал ученик священника, заканчивалась почти у колен. - Слава Ками, а то я уже начал думать, что ты вечность будешь щеголять передо мной своим тощим задом, - обладатель голоса подошел к стоящему к нему спиной парню.       Будто со стороны Аллен увидел, как его лицо моментально приобрело красный цвет. Он. Все это время. Стоял. И. Пялился. На. Него. - Какого черта?!       Англичанин почти зарычал и развернулся на пятках к Канде. Седые брови сведены к переносице, а глаза гневно блестят. Почти бескровные губы Аллена сжаты в тонкую полоску. - Такого черта, который сейчас стоит передо мной, - ухмылка. - Ты, ублюдок! Совсем головой долбанулся?! Мог хотя бы сказать, что ты в комнате? - Шпендель, ты что стесняешься? Я тебя купал несколько раз, так что видел все и во всех ракурсах, - взгляд полон яда и странных искр. - Даже для гороха это не логично. Сказать нечего. Губы, как и костяшки пальцев, побледнели. - Иди в жопу, - парень развернулся спиной к азиату, желая надеть штаны - сквозняк неприятно обволакивал ноги.       Руки потянулись к предмету одежды, и тут за спиной раздалось тихое шипение. - Пойду.       Уолкера резко толкнули в спину, из-за чего он упал лицом в кровать. Рефлекторно парень успел опереться коленками о матрас, пытаясь выровняться. Руки тут же вывернули назад, до боли их стиснув. Рубашка сползла к шее, оголяя спину. В задницу вжалось что-то горячее. - Канда!       Лицо покраснело от натуги и стыда, а серые глаза разъяренно смотрели перед собой. Горячая рука с нажимом провела от копчика и до лопаток, нажимая между них и заставляя седовласого вжаться грудью в кровать. - Ты с ума сошел?! Что ты творишь?!       Наемник, не обращая внимания на гневные вопли священника, продолжил оглаживать одной рукой спину парня. - Отпусти меня, недоумок!       Аллен не понимал, зачем Канда устроил такую игру. Она слишком несмешная и невеселая. Если он хотел в очередной раз наказать европейца за колкий язык, показав свое превосходство в силе, то мог бы придумать менее изощренный способ того, как скрутить седовласого без возможности пошевелиться.       Уолкер, рыча и шипя проклятия, забился в руках мечника с той силой, которой в данный момент владел. Все, к чему привели его старания, это возможность несколько раз пнуть японца куда-то в коленку. После этого Канда до боли сжал пряди волос на затылке мальчишки, вжимая его лицо в кровать. Даже самое незначительное движение - и волосы болезненно сдавливают.       Англичанин тяжело дышит, пыхтит и шипит. Из-за положения "мордой в матрасе" восстановить дыхание проблематично, но парню все равно хочется вырваться и придушить эту змеюку. Хотя бы потому, что он находится в провокационной и постыдной позе. Если бы сейчас в комнату зашел кто-то посторонний, он бы подумал на них превратно, назвав развратниками.       Беловолосый рыкнул, чувствуя, как его запястья сдавило веревкой, и сделал рывок, пытаясь подняться, но рука, сжимавшая волосы, со всей силы надавила на затылок, удерживая ученика священника на месте. Сзади раздался щелчок, с которым обычно открывалась банка с кремом. - БаКанда, ублюдок, - Уолкер старался говорить грозно. - Что ты...       Парень, насколько ему позволяла физиология, вытаращил глаза, глядя перед собой в пустоту. Ануса касались немного холодные и скользкие от крема пальцы. Только сейчас англичанин понял, что это не дурачество. Наемник слегка массировал подушечками пальцев сжатое кольцо мышц. Он то еле ощутимо касался кожи, то надавливал так, что казалось, будто палец вот-вот проникнет внутрь.       Аллену было противно. Противно и гадко. Он, наверное, даже позеленел от отвращения. Было неприятно чувствовать чужие пальцы в том месте, осознавая, что их обладатель - парень. Было больно от того, что Уолкер подпустил к себе человека, а он ему ответил таким предательством.        Живот скрутило болезненным спазмом. Казалось, седовласого вот-вот стошнит. Он хотел было начать просить прощения у Бога, что сейчас станет невольным участником греха, но сам чуть этому не ухмыльнулся. "Бог. Конечно. Если бы он существовал, неужели допустил подобное?"       А впрочем, Уолкер же предал Его… Вдруг это такое наказание свыше? Если это правда, то он готов даже такое стерпеть.       Англичанин стиснул зубы, чувствуя, как в расслабленный манипуляциями Канды вход проник один палец. Он был чересчур мокрым, скользким и холодным. Японец неприятно оглаживал сжатые мышцы, пытаясь хоть немного их разработать.       Позвоночник покалывало от неудобной позы, бедра странно занемели, в животе болезненно заныло, а к горлу подступил ком. Аллен подумал, что его сейчас вырвет. Он открыл рот, не желая проглатывать собственную рвоту (может, мечнику станет противно и он отстанет). Вместо звука выталкиваемой из организма пищи вперемешку с желудочным соком, комнату огласил протяжный стон.        Уолкер стиснул зубы, уши побагровели. Парень неверяще смотрел перед собой. Сзади послышался довольный хмык и священник почувствовал, как палец надавливает на что-то внутри него. Позвоночник сильнее закололо, внизу живота что-то приятно потянуло, а к горлу опять подступил стон.       Аллен чувствовал, как пылают его щеки, как немеют ноги, как плоть пульсирует, как почти болезненно хочется выгнуться, самому насадившись на пальцы. Он чувствовал, как собственное тело предавало его, бесстыдно наслаждаясь короткими, но яркими вспышками удовольствия.       Он надеялся, что будет чувствовать отвращение. Он убеждал себя в этом и сам почти поверил в эту ложь. Но банальное возбуждение открыло ему глаза на собственное состояние. "В этом нет ничего гадкого."       Внутрь проник еще один палец, но седовласый не почувствовал этого. Он был слишком сосредоточен на том, чтобы сдержать стоны. Парень зажмуривался, стискивал зубы и пытался всем видом показать Канде, что ему это неприятно, но жар, исходящий от собственного тела, предательская дрожь в ногах каждый раз, как пальцы касались чего-то внутри него, и плоть кричали мечнику об обратном.       Мальчишке было чертовски хорошо. Грудь, как и тогда в темнице, болезненно сдавливало. Кислорода, из-за позы и боязни дышать ртом, было катастрофически мало. Виски тоже сдавило, а перед глазами начали появляться искры. Тело покрылось испариной. Даже не смотря на то, что в комнате вальяжно рассаживал сквозняк, было очень жарко.       Пальцы медленно покинули тело парня. Уолкер тихо выдохнул, думая, что его мучения закончились, но тут Канда так же медленно и с мокрым звуком ввел их обратно.       Позвоночник, не выдержав новой порции удовольствия, выгнулся, а из горла вырвался предательски громкий стон. Парень не заметил, как сам толкнулся на пальцы. Он не слышал собственных стонов и не почувствовал еще одного пальца внутри себя. Аллен пытался глотнуть хоть немного воздуха и не сойти с ума. Ледяная волна удовольствия прошлась по всему разгоряченному телу, выбивая новую порцию стонов.       Рука, все это время державшая волосы англичанина, прошлась по тощему животу и груди. Аллен всхлипнул, чувствуя, как его ущипнули за сосок. Чувствительная кожа отозвалась покалывающей болью и жаром, но пальцы, очередной раз проникнув внутрь, задели простату, разбавляя неприятные ощущения удовольствием.       Резко все ласки прекратились. Англичанин, как рыба, выкинутая на берег, лихорадочно хватал ртом воздух, продолжая выпячивать зад. Матрас заскрипел и сзади раздалось копошение. Веревка с рук исчезла. К уже занемевшим ладоням и пальцам хлынула кровь. Уолкера рывком перевернули на спину.       В голове было совершенно пусто. Возникло такое ощущение, будто парня опустили в воду - перед глазами шла рябь и все звуки казались приглушенными.       Раздалось шипение фитиля, и кровать осветилась светом свечи.       Рядом с седовласым парнем сел обнаженный азиат. Казалось, будто он любовался проделанной работой... Или же пытался запомнить этого несносного мальчишку именно таким - с растрепавшимися седыми волосами, с румянцем на щеках, с сухими приоткрытыми губами и еле заметной в свете свечи ниточкой слюны от уголка губ и до подбородка, с помутневшими от удовольствия серыми глазами, с задранной почти до самой шеи рубашкой, с тяжело вздымающейся грудью, с темно-розовыми сжатыми сосками и с бессознательно разведенными ногами.       Канда огладил подушечками пальцев нижнюю челюсть Шпенделя, его подбородок. Затем он с нажимом провел большим пальцем по нижней губе мальчишки.       Аллен, все это время наблюдавший за наемником, смутился, закрывая глаза и отворачивая голову. К чему эта заминка? Неужели БаКанда не видит, что он не собирается сопротивляться? Пусть уже делает, что хочет, а потом уйдет. - Мояши, - горячие щеки обхватили холодные пальцы, возвращая лицо обратно, а сухих губ коснулся мокрый язык. - Посмотри на меня.       Седовласый выполнил приказ, глядя в практически черные глаза убийцы. Канда смотрел внимательно и с нескрываемым желанием. - Слушай сюда, недоросток. Постарайся напрячь свой мозг и запомнить все, что я тебе скажу. Это не изнасилование, слышишь?       Мечник положил руку Уолкера на его же возбужденную плоть. Мальчишка покраснел сильнее прежнего, дыхание перехватило, но он не отвел взгляда от чужих глаз.       Хмык. - Будь это изнасилование, я бы не заботился о твоем самочувствии, а так ты лежишь с разведенными ногами и стоящим членом.       Прохладные губы коснулись уха, а руки блуждали по раскаленному и слишком чувствительному телу, заставляя Аллена ерзать и кусать нижнюю губу. Беловолосый тяжело втянул холодный воздух, чувствуя пальцы на своей плоти. Кожу обожгло шепотом. - Скажи, что хочешь меня.       Канда больше дразнил, чем делал приятно. Пах болезненно пульсировал, вынуждая парня приглушенно хныкать и непроизвольно жаться к телу японца. Аллен хотел наемника. К своему стыду, он хотел, чтобы убийца с нажимом провел рукой по плоти, лаская ее, хотел почувствовать чужие губы на горячей коже. Он почти что с ужасом понимал, что так же хочет почувствовать азиата внутри себя.       Но сказать это вслух - означало окончательно продать свою душу этому дьяволу.       Канда прикусил кожу шеи, оставляя алую отметину, а его прохладный язык тут же прошелся по поврежденной коже. Немного шершавые руки с нажимом провели по внутренней стороне бедер Уолкера, шире разводя его ноги. По мокрой плоти и входу мазнул прохладный ветерок, вызывая стаю мурашек.       Ученик священника откинул голову назад, облизав пересохшие губы и прикрывая глаза. Он разжал пальцы, которые все это время судорожно стискивали одеяло, и провел руками по спине азиата. Аллен прижался к Канде и немного несмело поцеловал в ухо, прикусив мочку. - Я хочу тебя.       Убийца, скорее почувствовав эти слова, нежели услышав, довольно усмехнулся.       Проникновение было очень медленным и осторожным, но от этого не менее болезненным. Вход неприятно заныл. Казалось, что из легких выбило весь воздух, и телу моментально стало холодно. Как только наемник полностью проник в седовласого, остановившись, Аллену вновь стало жарко и сердце, до этого момента подозрительно молчавшее, бешено забилось.       Хоть японец двигался рывками, стараясь причинять меньше дискомфорта, Уолкеру все равно было очень неприятно. Он болезненно мычал, кусал губы, царапал спину мечника и хватался за пряди волос. Пару раз седовласый парень, не выдержав, кусал своего партнера за плечо почти до крови. Но вскоре удовольствие начало вытеснять боль, движения становились более размеренными, и все чаще плоть Канды задевала простату, вход перестал рефлекторно сжиматься, а с губ срывались стоны. Аллену было намного лучше, чем при подготовке. Разряды тока, бьющие по позвоночнику заставляли выгибаться до боли в спине, вырывая вместо тихих постанываний хриплые крики. Плоть задевала живот наемника, из-за чего священнослужитель скулил, сильнее вжимаясь в чужое тело. Воздуха было катастрофически мало, и, порой, парень думал, что потеряет сознание.       Тело и разум дурели от удовольствия до такой степени, что иногда европейцу было тяжело отличить то, где он целовал, а где его, где он кусал, а где почти по звериному вгрызались в его плоть. Он путал собственные руки с чужими, ему казалось, что на несколько мгновений его душа вселялась в тело партнера и управляла им.       Уолкер то горел в аду, то блаженствовал в раю.       Его тело плавилось и вновь затвердевало. Ему было больно, и одновременно он получал ни с чем несравнимое удовольствие.       Плечо обожгло огнем, толчки из размеренных перешли в резкие и грубые, а пальцы до синяков сжимали бледные бедра.       Аллен очередной раз выгнулся. Он кричал, чувствуя, как тело разрывает на множество кусочков, он хватался за плечи Канды, боясь, что исчезнет сам или упадет в бездну. Ему казалось, что кто-то насильно выгибает ему позвоночник, и кости, не выдержав такого напора, с хрустом сломаются. Тело очередной раз конвульсивно дернулось, а парень излился, слыша рык у своего уха, который плавно перешел в стон, и чувствуя что-то горячее в себе.       Чужое хриплое дыхание приятно холодило взмокшую кожу шеи. Наемник, стиснув со всей силы в объятьях Уолкера, покинул его тело, после чего лег рядом, прижимая мальчишку к своей груди. Сил для того, чтобы пошевелить хотя бы пальцем, банально не было. Все, что смог сделать англичанин, это уткнуться носом в ключицу партнера и титаническим усилием переместить одну руку на талию мечника, кое-как обняв его в ответ. Канда, тихо хмыкнув, подул на взмокшую сероватую челку, после чего уткнулся носом в седые волосы, закрывая глаза.       Разгоряченная плоть постепенно остывала, и оковы возбуждения передавали сознание во владение других цепей - сна. Серые глаза, все это время бездумно смотрящие на шею мечника, закрылись.       Уолкер заснул.       Свеча, все это время горевшая, затухла из-за собственного воска, который затопил фитиль. За окном посветлело.

***

      Город давно уже проснулся. По узким улочкам сновали бандиты и другие сомнительные личности, желавшие не показывать свои лица на залитых солнцем главных улицах. У причала вовсю горланили продавцы рыбы, расхваливая свой товар и уверяя каждого прохожего, что их морепродукты "самые-самые-самые свежие". В потоках лениво бредущей толпы сновали совсем еще юные девушки, торгующие свежеиспеченным хлебом или еще мелкими весенними цветами.       Город заполнили звуки и запахи человеческой жизни. Они назойливо пробирались даже в самые отдаленные и укромные места. Ветер жизни, несущий на своих крыльях все эти атрибуты, блуждал по улицам, проверяя, везде ли он побывал.       Гомон. Крики. Смех. Солоноватый запах моря, тесно переплетающийся с запахами помоев, рыбы, хлеба и нагретой земли.       Казалось бы, в этом месте уже все вплетены в этот водоворот... Почти все. Жизнь недоуменно остановилась у окон одного из номеров гостиницы. Плотно задернутые массивные шторы не пропускали сквозь себя ни одного запаха, а любой шум утопал и терялся в нитях материи. Ветер жизни назойливо пробрался сквозь щели между стеклом и деревом, еле избежал капкана штор, и очутился в комнате. Он деловито поправил цилиндр на своей голове, осматривая пространство. Помещение погружено в вечерний полумрак. Воздух наполняет сладковато-горький аромат какао. Звуков нет, кроме... Кроме тихого сопения безмятежно спящего человека. На огромной кровати, под ворохом подушек и тяжелых одеял, лежит тело - единственный возможный источник шума. Невидимое существо подошло к наглому сорванцу, посмевшему игнорировать жизнь и спать в такое время. Человек спал, подложив под еще детскую щеку ладонь. Из-под одеял выглядывала только белая макушка и часть его лица до подбородка. Парень иногда капризно морщил нос, чувствуя, как холодный воздух касается горячих щек. Ветер жизни заинтересовано склонил свою голову набок, не обращая внимания на сползший цилиндр. Раздалось невнятное мычание. Парень завошкался, с головой нырнув в нагретое пространство под одеялом, и при этом жесте нечаянно немного высунув ногу из-под маленькой подушки. Существо, не смотря на прежнее негодование, добродушно улыбнулось, пощекотав невесомыми пальцами ступню. Беловолосый мальчишка резко подскочил, заставляя Ветер Жизни немного отступить назад и довольствоваться своей работой. Теперь-то все в этом городе не спят.       Англичанин немного озадачено озирался по сторонам, пытаясь понять, что его разбудило. Парень уже собирался снова лечь спать, когда почувствовал странный аромат, витающий в комнате. Серые глаза заинтересовано осматривали помещение, ища источник запаха.       На тумбочке, рядом с кроватью, лежал раскрытый кулек, доверху наполненный конфетами. Они были разных форм - от круглых до квадратных. Некоторые были светло-коричневые, а некоторые – черные. Некоторые оказались посыпанными странной стружкой, а с некоторых торчали кусочки орехов. - Конфеты, - седовласый почти беззвучно прошептал в пустоту, а его дрожащие пальцы потянулись к сладкому лакомству. Шоколад был гладким, будто его отполировали, и источал такой запах, что только от него во рту в изобилии появилась слюна.       Рука, почти без воли хозяина, притянула произведение искусства (по мнению священника), к губам. Запах усилился. Англичанин полной грудью вдохнул его. Казалось, что в легких появился расплавленный сахар. Из-за чего они будто слиплись, а после с трудом расплавлялись при вдохе. Уолкер откусил половину конфеты. Из оставшейся части на его пальцы полился вязкий прохладный сироп. Беловолосый прикрыл глаза. Рот тут же заполнил горьковато-сладкий вкус вишни и молочного шоколада. Мальчишка сглотнул сладость и горло обожгло алкоголем. Не смотря на то, что парень ненавидел спиртное, конфета ему понравилась. Аллен, слизывая с пальцев сироп, съел вторую половинку. - Тч. Недоросток, ты даже конфету сожрать нормально не можешь.       Европеец даже не шелохнулся. Казалось, он уже привык к таким бесшумным появлениям наемника. Рука потянулась за второй конфетой. - А ты не смотри.       Внутри сладости была мягкая орехово-молочная начинка. - Пф! Я и не смотрю. Плямкаешь громко, - азиат сидел на другой стороне кровати, сверля парня изучающе-насмешливым взглядом. - Тогда не слушай, - вяло огрызнулся бывший ученик священника. Он передернул плечом, пытаясь повыше натянуть одеяло. Уолкеру не было неловко за вчерашнее хотя бы потому, что это изначально была не его инициатива. Но и неприязни по отношению к мечнику не ощущалось. Было спокойно и совсем немного стыдно. - Нарываешься, Мояши. - Я тараканов с зубочистками не боюсь, - внутри третей конфеты был какой-то орех и крем. - Шпееендель, тебе удалось сделать невозможное - лишиться инстинкта самосохранения.       Холодные пальцы стиснули запястье священнослужителя, а глаза японца, как у кота перед рывком, сощурились. - Судя по тебе, у тараканов нет ушей, раз ты меня не услышал, - вздох, седовласый театрально вскинул свободную руку. - О Боги, какая жалость! Мало того, что это существо мерзкое на вид, питается помоями и все его ненавидят, так оно еще и глухое! За что же тебя так наказали, тварь божья?       Серые глаза смотрят наигранно сочувствующе. - То ли ты мазохист, то ли просто нарываешься... на продолжение вчерашнего, - азиат с ухмылкой наблюдает, как переменяется в лице Мояши, как в его глазах появляются гневные искорки, как хмурятся брови, а на скулах играет румянец.       Худощавый кулак перехватывают у самого лица, а обнаженное тело до боли вжимают в оппонента. Заклепки и молнии на куртке японца неприятно врезаются в кожу.       Четвертая конфета, которую чужой язык протолкнул чуть ли не в горло европейца, была со вкусом клубничного ликера.