Потерянный

Разумеется, спать Ричард не стал. Как можно, когда весь его мир снова рушился, только-только вернувшись к нормальному состоянию? Ричард плакал недолго, ровно столько, сколько валялся на удобной, пахнущей южными цветами постели. Не прошло и пяти минут, как герцог Окделл утер постыдную влагу тыльной стороной ладони и, поднявшись одним рывком со ставшей вдруг ненавистной постели, подошел к окну. В самое время для того, чтобы увидеть, как маленький отряд во главе с монсеньором выезжает со двора Палаццо. Ричард закусил губу. Он глядел на своего эра, который гордо, невероятно красиво и так до боли привычно сидел в седле. Алва, выезжая через высокие ворота, даже не подумал оглянуться в сторону дома, где оставил своего оруженосца. Рядом с герцогом ехал Валме, расфуфыренный и щеголеватый, но при всем этом Марселю было так же далеко до уровня Рокэ, как средненькому петуху из «Золотой шпоры» до королевского фазана. Ричард с болью смотрел на то, как виконт весело смеясь, что-то говорил молодому Арамоне, поглядывая на Алву. Маршал кивал и улыбался. Столь милая картина вызвала у Дикона новый приступ слезливости. Стало до безумия жалко себя: брошенного, всеми забытого, одинокого… Вот когда он жил у Луиджи, молодой капитан никогда не оставлял своего порученца в одиночестве, за исключением тех случаев, когда Ричард, прячась от маршала, сам на этом настаивал. И никогда не насмешничал, переживал за него. Ричард снова устыдился того, что так откровенно врал доброму и порядочному человеку. А еще вдруг стало обидно за младшего Джильди. Рокэ Алва без грубости и крика, будучи подчеркнуто вежливым, унизил капитана перед лицом отца и команды, так изящно и эффектно, как это мог сделать только Кэналлийский Ворон. Дик запоздало разозлился. А мгновением позже, глядя на отбывающих всадников, Ричард вдруг с ужасом подумал о том, как он жестоко заблуждался, наивно поверив в то, что между ним и эром Рокэ все может быть по-прежнему, что Ворон простит его и снова приблизит к себе, как тогда в Варасте. Как можно было надеяться, что великолепный Алва снова будет смотреть на него с теплом, хотя бы так, как на этого выскочку Герарда… Ну что за он за наивный дурак?! Как можно было думать, что монсеньор станет ему по-прежнему доверять после того, что Дикон сделал? Мысль поговорить с эром вдруг перестала казаться Дику такой уж хорошей. На сердце муторно и нудно скребли любимицы Леворукого. Сидеть в комнате в одиночестве стало невыносимо. А куда идти? Рокэ приказал отдыхать. Но разве можно вот так просто лежать, пялясь в расписанный морскими узорами потолок, и ждать, пока монсеньор, решив все свои дела, вернется? Да и вернется ли он сегодня вообще? Ричард уныло отошел от окна и осмотрел свою комнату. Кровать, два мягких обитых сафьяном, нежного голубого цвета кресла, резной деревянный столик, два шкафа — платяной и книжный. Ричард подумал было взять книгу и почитать, как его взгляд упал на еще один шкафчик, стоящий в дальнем углу комнаты, небольшой тоже резной, как и вся мебель, но неясного назначения. Ричард, забыв о книгах, ринулся к подозрительной мебели и, распахнув деревянные дверцы, обнаружил за ними несколько бутылок и пару кубков. Как давно Дикон пил последний раз, он и сам точно не помнил, возможно, это было по дороге в Агарис… В Фельпе он сначала был ранен, а после не тянуло вовсе — вино остро напоминало о кубке с ядом в красивых, унизаных перстнями пальцах. Что ж, раз уж делать все равно нечего и оказалось, что Рокэ Алва жив, отчего бы не притупить тоску и грызущие душу страхи? Ричард почти равнодушно перебирал бутылки с вином. "Кровь", "Слезы"… Взгляд его упал на небольшую глиняную бутылку. Любопытство высунуло свой длинный нос. И вытащив пробку, Дикон обнаружил в последнем сосуде… касеру. О, пожалуй, это именно то, что надо. Прихватив один из кубков и пузатую бутылочку, герцог Окделл плюхнулся в ближайшее кресло и, обиженно зыркнув в сторону окна, словно это нанесло благородному Повелителю Скал оскорбление, плеснул себе почти четверть кубка прозрачной жидкости. — За вас, монсеньор! Выпил он залпом… Горло обожгло, на глазах опять выступили слезы. Ричард крякнул и хотел было налить еще, но подумав, откинул кубок и приложился губами к глиняному горлышку. Глоток. Тяжелый вздох. Еще глоток. От касеры еще никто не умирал, кажется. Ему снилось море. Проклятое холодное, желающее поглотить его. Ричард пытался плыть, но соленые струи сковывали его тело, усмехаясь невероятной синевой от которой становилось страшно и тошно. Он бился, кричал. То летел в глубину, то падал в безжалостное небо… — Тише, тише, мой мальчик, — мягко проговорил чужим голосом сероглазый капитан Луиджи, подхватывая Ричарда на руки и вырывая страдальца из объятий обезумевшей приддовской стихии, — все будет хорошо. Ты же знаешь, морю тебя не получить. А кроме того, я никому не дам тебя в обиду. — Луиджи, — задыхаясь, проговорил Дикон, пряча мокрое от слез и морской воды лицо на груди своего спасителя, — мой капитан… Рокэ приложил массу усилий для того, чтобы поскорее закончить с делами и вернуться туда, где оставил своего вновь обретенного оруженосца. Волноваться было не о чем. Уезжая, он просил Коннера приглядеть за комнатой, в которой остался Ричард. Мало ли что… Рокэ велел Дикону отдохнуть и выспаться, так как мальчишка после всего случившегося был явно не в себе. Угрюмый, замкнутый, даже местами злой. Сейчас Дикон очень напоминал того жеребенка, которого Первый маршал Талига подобрал в Фабианов день. Не физически. С тех пор Ричард подрос, окреп и (об этом Рокэ запрещал себе даже думать) заметно похорошел, превратившись из надорского заморыша в ладного и чертовски красивого юношу. И все же эта скрытая злость, вспыхивающая в серых глазах… Неужели Окделл так обозлился из-за того, что Рокэ забрал его с галеры? Ворон торопился, позволив Марселю и Герарду остаться в городе и поужинать вместе с Бенито в одной из прибрежных таверн. Торопился, потому что на Палаццо Сирен его ожидал Дикон, которому был обещан разговор. Потому что туда Рокэ влекло не замолкающее ни на минуту сердце. Он торопился, ругая себя сквозь зубы, и не находил этой спешке достойного оправдания. Клаус, карауливший Ричарда, пряча в глазах усмешку, сообщил маршалу, что барчук никуда не выходил и вел себя на удивление тихо. Рокэ кивнул и поблагодарив, отпустил адуана, а сам осторожно приоткрыл незапертую дверь и… Карьяра! Ричард спал. Все было бы чудесно, если бы не одно обстоятельство — Повелитель скал распластался в одном из кресел, рядом с которым, на ковре, лежала опустошенная бутыль касеры. Рокэ подошел к своему несчастью и, убедившись, что паршивец еще дышит и вообще жив, подхватив безвольное тело, понес оруженосца туда, где изначально рассчитывал его обнаружить — на кровать. Ричард вздрогнул, забился было в руках Алвы, застонал. Рокэ замер, прижимая его к себе и попутно любуясь своею упившейся касерой ношей, представляя, как мальчишка будет чувствовать себя с утра. — Тише, тише, мой мальчик, — зашептал Рокэ в растрепанные, отросшие волосы Дика, которые до сих пор пахли морем. Тот, казалось, успокоился и, прижавшись лицом к груди герцога, вдруг вполне отчетливо прошептал: — Луиджи… Мой капитан…