***
— Просто для ясности… все здесь сохнут по Маринетт, так? Толпа дружно кивнула. — И ведь это не считается вуайеризмом, если наши руки все это время находятся на столе? Еще кивки. — Отлично, — выдохнула Алья, ни на секунду не отрывая взгляда от райского действа, разворачивающегося на школьном дворе. — Рада, что мы все поняли друг друга. Это была странная особенность их лицея. По Маринетт тайно сохли ВСЕ. Будь то какой-то милый поступок (вроде подбадривающей записки, прикрепленной к дверце шкафчика нервного ученика, или макарона, вложенного в руку футболиста, пропустившего гол), или просто солнечное отношение к окружающим, Маринетт каким-то образом околдовала весь лицей. С заразительным очарованием и хорошенькой внешностью она была из тех девушек, кто займет в твоем сердце теплое местечко, а ты даже не успеешь возмутиться. Она была загадкой, мистическим образом выходящей за пределы простой романтической и сексуальной ориентации. Влюбиться в Маринетт — было… нормой, показывающей, что ничто человеческое тебе не чуждо. И хотя куча ее воздыхателей смогла двигаться дальше и завязать отношения, общепризнанной аксиомой было, что никто еще не смог до конца побороть «Мари-краш». Вот, в общем, почему сейчас за ней неустанно следило множество глаз. Алья была первой, кто это заметил, потом она ткнула локтем в Нино, тот в свою очередь — Адриана, который случайно задел Ивана… который, ну вы уловили. Не прошло и двух минут, как все члены новоявленного клуба «Втрескавшихся в Маринетт» собрались вокруг одного из уличных столов во внутреннем дворе лицея. На достаточном расстоянии, чтобы не спалиться, но достаточно близко, чтобы открылся отличный вид. А посмотреть было на что. Аккуратно вытянув ноги, Маринетт расслабленно откинулась на скамейке и, чуть опустив лицо, пролистывала журнал, выглядя при этом незаконно обворожительно в этот зябкий осенний день. Свитер в цветочек, ботинки, украшенные пушистыми розовыми помпончиками, распущенные волосы — все это представляло собой обманчиво очаровательную картину, потому что она полностью рассыпалась под совсем-уж-не-невинные движения блестящих губ. Губ, которые безостановочно терзали длинный, ребристый леденец в радужную полоску. — Я просто хочу, чтобы вы все знали, что я нас всех кинк-шеймлю, — подал голос Нино, рассматривая двусмысленной формы конфету. — То, что мы делаем — неприемлемо. — Она же в курсе, что она делает, правда? — вмешалась Аликс, забравшаяся Киму на плечи. Она даже прищурилась для лучшего обзора. — Вы вообще видели ее язык? — пророкотал Ким снизу. — Очевидно, она знает, что делает. — Да, но в курсе ли она? — почти умоляюще протянула Джулека, которая даже убрала челку, чтобы ничего не мешало. Ответом ей стал коллективный вздох, и все толпой вытянули головы в предвкушении: Маринетт лениво провела языком по кончику леденца, за чем последовал дружный негромкий стон. Ее действия казались бездумными, ненарочными. Ведь все внимание Маринетт было направлено на журнал (единственная причина, почему они могли безнаказанно на нее пялиться), но это мало чем помогло тому, как мастерски она приканчивает свой перекус. Чередуя между обычными (разрушительными) облизываниями по всей длине и крошечными (катастрофичными) облизываниями кончика леденца, Маринетт, сама того не понимая, проворачивала такое, что и порнозвезда бы постыдилась. А когда она разом вобрала конфету в рот и легкое движение челюсти намекнуло об активной работе языка, по группе наблюдателей пробежала видимая дрожь. — Ладно, я должна спросить, — вздохнула Алья так, словно берет на себя тяжелую ношу. — Какой цвет? Ее поняли немедленно. Толпа погрузилась в созерцание. Леденец Маринетт состоял из шести цветов. На каждый из греховных дюймов карамели. С конца красный (если форма для вас недостаточно вызывающая), и до самого низа по цветам радуги, заканчивая фиолетовым. Маринетт еще не закончила с теплыми цветами, но нетронутые холодные застыли в ожидании неизбежных ласк. — Почку бы продал, чтобы увидеть желтый, — признался Нино с мечтательным вздохом. — Ты ее недооцениваешь, — ответила Алья. — Зеленый, — вдруг сказал Макс и прочистил горло. — Учитывая среднюю вместимость женского горла, а также возраст и возможный опыт субъекта, могу взять на себя смелость предположить, что она может добраться до зеленой полоски. Кто-то насмешливо фыркнул позади. — Ох, прошу! Это нелеп… Комментарий Хлои потонул в хоре «ш-ш-ш», заставляя ее замолчать. (Она могла бы отрицать это, если бы захотела, но тот факт, что она сидела здесь среди «зрителей» маленького представления Маринетт, только доказывал, что ее предположительная ненависть к однокласснице просто фальшь). — Я думаю, что она может и до фиолетового добраться, — тихо, но настойчиво сказала Милен. — Шесть дюймов это не так уж и много. В ее сторону бросили несколько странных взглядов, но в этот самый момент Маринетт решила вернуться к поглощению карамели, и все вопросы к Милен тут же были отброшены, потому что ну, вы посмотрите, что творит ее язык! Да, о языках. Даже не отвлекаясь от чтения, Маринетт наклонила голову и провела леденцом по языку. Он оставил след по всей чертовой радуге, изучая выпуклости спиральной конфеты и вкушая ее сладкий вкус. Пробуя, дразня, снова изучая… И Адриан понял, в какой он глубокой заднице. Он понимал, что не должен смотреть, даже не из уважения к их с Мари дружбе, а хотя бы из уважения к собственным отношениям, но не мог оторвать глаз, затаив дыхание, как и его одноклассники. Он тщетно пытался, но проваливался в миллионный раз с момента начала обеденного перерыва, снова сосредотачиваясь на губах Маринетт. Он попытался отвлечься на домашку, на квами, хихикающего у него в кармане. Черт подери, он настолько отчаялся, что начал мысленно повторять основы квантовой теории! Но увы, никакое количество теоретической физики не может полностью занять его разум. Не с Маринетт «Я-Бы-Трахнула-И-Кота-И-Ледибаг» Дюпэн-Чэн, устроившей минет леденцу на всеобщем обозрении. — Оранжевый! — пискнула Роуз, озвучивая мысли всех. — Она добралась до оранжевого! О да, она это сделала. Адриан тяжело сглотнул, глядя, как губы Маринетт обхватывают кончик конфеты и леденец исчезает в ее рту на два добрых дюйма. То, как она это делала, было просто коварно. Коварно, но в тоже время непреднамеренно. И было что-то в том, что эта девушка способна заставить подгибаться коленки (метафорически, но в случае Натаниэля — физически) у целой толпы подростков? — Желтый, — дал петуха Нино, снял кепку и провел пальцами по волосам. — Она добралась до желтого. Она протолкнула карамель глубже, и Адриан обнаружил, что прикусывает язык, чтобы не дать вырваться умоляющему «Господи-боже». — Зеленый, — выдохнула Роуз, с какой-то ноткой гордости, — похоже она решила остановиться на зе… — С-синий! — раздался голос Натаниэля, тут же потонувший в какофонии сдавленных стонов и тихих «ах!», потому что Маринетт невероятным образом пошла дальше. Код Синий. Это не учения, вашу мать, повторяю, это не учения. Щеки Маринетт втянулись, обхватывая леденец изнутри, пока ее проворные пальцы прокручивали палочку леденца, собравшаяся толпа разразилась еще одной волной сдавленных звуков. Не имел значения пол собравшихся и их возможность ассоциировать себя с действиями Маринетт. Не имело значения, что половина собравшихся состояла в отношениях (а некоторые из них пялились на нее вместе со своей половинкой). И Адриан попытался убедить себя, что неважно, что он возбудился, когда Маринетт зажмурилась. Это чистая физиология, ничего больше. — Да! — победно прошипела Алья, глядя, как ее лучшая подруга наконец добралась до фиолетового. — Вот это моя девочка! К.Н. стоит быть начеку, потому что, возможно, мне придется вытаскивать ее прямо из-под него. — Или с него, — пробормотал Нино, получая в ответ несколько хмыков за столь интересный материал для воображения. Тем временем, Маринетт продолжала сосать конфету, теперь просто прокручивая и толкая леденец между губ. Она стерла грань между «соблазнительным» и «неприличным» и захватывала территорию «эротичного», что Адриан ощутил желание срочно выпить воды со льдом (а еще лучше принять ледяной душ). Его последней мыслью перед тем, как прозвенел звонок, тем самым заканчивая представление Маринетт и провоцируя недовольные возгласы ее зрителей, что этому К.Н. чертовски повезло. Адриан смотрел, пока его пульс медленно приходил в норму, как Маринетт достает леденец изо рта, и этот леденец блестит от слюны в свете солнца. Как она медленно облизывает губы, как дергается ее горло, когда она сглатывает остатки карамели. И наконец перестал смотреть, когда она неторопливо встала со скамьи и направилась к друзьям. — Шухер! — воскликнул Ким и с половиной одноклассников отбежал от стола, сделав вид, что чем-то занят. Но несколько человек остались, наверное, надеясь перекинуться парой слов с объектом их воздыхания. Адриан усилием заставил себя сосредоточить внимание на домашней работе. — Господи, эти обеденные перерывы становятся все короче и короче, — вздохнула Маринетт, садясь к ним за стол. — У меня едва хватает времени прикончить хоть что-то! (Ее голос слишком сладкий, жалобно подумал Адриан, слишком невинный для той, кто только что вытворял такие вещи). — О, я не думаю, что у тебя могут быть проблемы с приканчиванием, — пробормотала Алья себе под нос, многозначительно толкая Адриана локтем. Тот подавился воздухом. — Ты его не выкинешь? — скептически спросил Нино, округляя глаза на то, как Маринетт заворачивает леденец и кладет в сумку. Маринетт пожала плечами. — Мой учитель французского не против, когда едят на занятиях… Если кто-то и заметил, что Адриан вдруг вскинулся, то не подал виду. — …так что тогда и закончу с ним. — Ты уверена, что вообще захочешь его доесть? — не успокоился Нино. — Прошу, — сказала Маринетт с беспечным взмахом руки и достала журнал, зажатый подмышкой. — Я могу делать это часами. Весь двор закашлялся и вмиг опустел, оставляя Маринетт наедине с тремя лучшими друзьями. Которые молча таращили глаза на столь двусмысленный ответ. — Ч-часами? — услышал Адриан самого себя и поборол жуткое желание хлопнуться лицом об стол. Это не тот разговор, который должен происходить с его милой, доброй, сексу… платонической! — он сказал, платонической подругой! Даже если она и устроила перед ним то, что можно было бы классифицировать, как мягкую эротику. Маринетт повернулась к нему, и ее губы («НЕ ДУМАЙ О ЕЕ ГУБАХ») изогнулись в довольной улыбке. Она засунула журнал в сумку. Он был раскрыт на странице, на которой Маринетт остановилась, и у Адриана пересохло в горле, когда он заметил «Габриэль» в заголовке… И фото его любимого, одетого в черную кожу. — Часами~, — мурлыкнула Маринетт, наградив Адриана загадочным взглядом, и медленно пошла прочь. краш — влюбленность кинк-шеймить — стыдить за фетиши шесть дюймов — около 15 сантиметров***
Гул многолюдного холла лицея — было единственным, что держало Маринетт на ногах. В остальном она была практически призраком. Призраком, выживающем на сахаре, кофеине и желании не завалить экзамены. Между ранними подъемами для того, чтобы помочь родителям в пекарне в сезон продаж и визитами к своему бойфренду поздними вечерами, последние две недели она выживала на четырехчасовом сне, что не могло не отразиться на жизни. В итоге Маринетт забыла свой обед, и ей пришлось перерывать свой шкафчик в поисках чего-нибудь съедобного. Однако, забытый обед сыграл ей на руку. Маринетт никогда не планировала использовать радужный леденец, который она купила на школьной благотворительной ярмарке, в своем великом соблазнении, но когда она заметила, что Адриан (а рядом добрая половина класса) пялятся на нее с противоположного конца школьного двора, она была просто обязана устроить шоу. И это оказалось очень и очень эффективно. Маринетт даже слегка расстроилась, что не придумала это сама раньше. Вишенкой на торте стала страница о последнем показе Габриэля, Маринетт никогда не забудет выражение лица Адриана, когда он понял, что она читала, пока наслаждалась карамелью. Примерно такое же выражение лица у него возникло, когда она вошла в класс. — Привет, Адриан, — сладко протянула Маринетт, занимая свое законное место слева от него. Адриан лишь коротко кивнул в ответ, его взгляд метался между ее сумкой и учебником перед ним. И то, как он весь напрягся, когда она достала леденец, то, как дернулся его кадык, когда он громко сглотнул, было настолько ожидаемо и волнующе, что Маринетт невольно задалась вопросом, а не перешла ли она грань между соблазнением и напрасной жестокостью? К сожалению, Маринетт не успела обдумать жестокость ее соблазнения, потому что за окном раздался характерный шум, говорящий о приближении акуманизированного. Ни учитель, ни Адриан ее не остановили, когда она выскочила из класса, сообщив на бегу, что у нее разболелся живот, так что направляется в медкабинет. Заскочив в ближайшую кладовку уборщика, она перевоплотилась без всяких проблем. Ледибаг была всего в паре кварталов от акуманизированного, когда ее нагнал Кот Нуар, махнув рукой в знак приветствия. После быстрого опознавания жертвы (доставщик) и причины (отсутствие чаевых), а также местонахождения акумы (кепка) и использования Талисмана Удачи (вешалки) ситуация разрешилась без жертв. Вообще, вся битва от силы заняла полчаса, и вот герои уже машут в камеры, а затем запрыгивают на ближайшие здания и исчезают из виду. — Хорошая работа, — сказала Ледибаг, надеясь, что усталость в ее голосе не очень заметна. Она протянула кулачок, но ответного стука не последовало. Кот поймал ее ладонь и сплел их пальцы вместе, глядя ей в глаза. Он смотрел на нее, вглядывался, словно искал что-то, и Ледибаг вся извелась под его длительным взглядом, без возможности скрыться от ощущения, что он знает больше, чем показывает. — Что такое? — нарочито игриво спросила она, но не сумела скрыть нервный смешок. Кот, что теперь медленно обходил ее, пожал плечами, словно его поведение было абсолютно нормальным, и он не вел себя, как какой-то психопат. — Что??? — Ничего, — соизволил ответить он, еще раз вглядываясь в ее лицо, а затем помотал головой, словно избавлялся от каких-то мыслей. На его лице заиграла нечитаемая улыбка, внушающая опасение вкупе со сверкающим в глазах любопытством. — Соскучился по тебе, вот и все. Кот вдруг наклонился, обхватил ее за талию и крепко поцеловал, что Ледибаг тут же забыла обо всей своей усталости и сонливости, плавясь в его объятиях. Его язык сегодня удивительно настойчив, вдруг подумала она. Словно он на грани отчаяния исследует ее. Ледибаг привыкла доминировать в любой ситуации, особенно после случившегося у билборда, когда Кот перестал проявлять инициативу, но такой внезапный прилив страсти она оценила по достоинству. Ледибаг закрыла глаза, нежась в ощущениях. — Ты сегодня такая сладкая, — промурлыкал Кот между поцелуями. — Как карамель. Ледибаг вся напряглась. Это же совпадение, да? Он не мог иметь в виду ничего такого. Просто обычное наблюдение, просто мысли вслух. Игривый щипок за ягодицу вернул ее в реальность. — Кто-то сегодня больно настойчивый, — беззвучно рассмеялась Ледибаг. — Интересно, что же на тебя нашло, — сказала она, будто сама не знала. — Разве я не могу поблагодарить мою девушку за завтрак? — ответил Кот, привлекая ее к себе. Спустя один жаркий поцелуй, он многозначительно хмыкнул. — И кстати, как это тебе удалось пробраться в лицей? Ледибаг прикусила губу, чтобы сдержать улыбку. — Есть способы… Кот Нуар почти вплотную приблизился к ее лицу, но на сей раз она встретила его с уверенностью, почти с вызовом. «Давай же, Котенок, соображай…» Ее сережки запищали. — Похоже, нам пора, — сказал Кот будто спустя вечность, и Ледибаг, до того затаившая дыхание, устало выдохнула. — Да, ты прав, — процедила она и потянулась за йо-йо. Но не успела за него взяться, как Кот поймал ее за руку и традиционно поцеловал костяшки. Щеки Ледибаг расцвели розовым. — Увидимся позже? — с надеждой уточнил Кот, сжимая ее пальцы напоследок. Он продолжал излучать волны какой-то заинтересованности, на которую она еще не решила, как реагировать, и так и напрашиваясь на еще один короткий поцелуй. — Увидимся быстрее, чем ты думаешь, — прошептала Ледибаг ему в спину, и ее сердце странным образом стучало в груди, пока она смотрела, как Кот направляется в сторону лицея.***
Натали была недовольна. И это было более чем очевидно. Натали была недовольна, и сделала все, чтобы все вокруг были недовольны тоже. — Твое поведение неприемлемо. Совершенно неподобающе Агресту. — Правда? — ответил Адриан, совсем чуть-чуть растягивая слова. Он сосредоточился на том, чтобы зайти в дом, не споткнувшись о порог. Он справился, однако вид лестницы, оказавшейся на пути между ним и его спальней, сделал его голове больнее, чем…сколько там… пять… или шесть?.. бокалов шампанского, которые он опрокинул в себя на вручении. — Готов поклясться, что напиваться вдрызг и закатывать сцены — это семейная традиция. — Не начинай, — предупредила Натали с ядовитыми нотками в обычно бесстрастном голосе. Адриан не ответил, но закатил глаза на ее лицемерие. Ну, конечно, когда отец хорошенько перебрал коньяка и чуть не подрался с иностранным чиновником (это закончилось опрокинутым бронзовым бюстом и шестью уничтоженными картинами), он был всего лишь «страстным оратором, который не боится подать голос». Когда его мать напилась мимозы прямо из кувшина и уснула в клумбе, она была «типичной молодой старлеткой, убивающей время между съемками». Но не дай бог Адриану потерять счет бокалам шампанского, и случайно запнуться, когда он от имени отца, находящегося за границей, принимал награду «Филантропа года» (ха-ха!). Господи, он был даже не в стельку пьян! Так… дезориентирован чуть больше, чем уместно для благотворительного банкета. — Ты сейчас же идешь в постель, продолжим разговор утром, — сказала Натали таким тоном, словно он дитя неразумное, которое наказали за плохое поведение. Она даже не стала дожидаться его ответа, тут же развернулась и ушла в свой кабинет, оставляя его наедине с недовольством. Лишь благодаря решимости и еще чистой удаче Адриан поднялся наверх целым и невредимым, и ни разу не споткнулся, пока наконец не упал в свое кресло, скинул туфли и ослабил галстук одним (неуклюжим) движением. Ему не нравилось то, как кружится голова, и вообще он не видел смысла в алкоголе. Он выпил только потому, что оказался окруженным людьми, среди которых не хотел находиться, и потому что должен был произнести речь о том, каким бескорыстным альтруистом является его дорогой отец. Как можно представить, понадобилось немало времени и усилий со стороны Адриана, чтобы наскрести несколько приличных слов про этого человека. И эта речь была написана, конечно, в его личное время, которого у него было от силы минут десять в день. Между лицеем, фотосъемками, занятиями с репетиторами, тренировками, домашней работой и супергеройской работой оставшееся время в его забитом под завязку графике обычно было уделено сну. «Обычно» было ключевым словом, потому что последние несколько ночей он провел с… — Ледиба-а-а-а-аг~, — проворковал Адриан, глупо улыбаясь в рабочий стол экрана компьютера. Это был бог всех коллажей, созданный Альей (ака второй самой большой фанаткой Ледибаг) эксклюзивно для Адриана. И он обожал этот коллаж. Он состоял примерно из ста двадцати двух различных фотографий Ледибаг, и он просто не мог не улыбаться, глядя на них. Как и не мог не любить, всячески превозносить свою любимую девушку с пылом, подогретым легким опьянением. В последнее время она прям жаждала внимания к большой радости Адриана, и то, что сегодня она с ним не связалась, его беспокоило. Было поздно, около двух ночи, и Адриан очень устал. Устал, был навеселе и жаждал услышать ласкающий уши голос, по которому он так скучал, когда Леди не было рядом. Так что понятно, правда, почему он немного неуклюже выудил телефон из нагрудного кармана. Почему случайно ткнул в кнопку видеовызова вместо обычного вызова. Почему не осознал ошибку, пока она не ответила на звонок. …пока Маринетт Чтоб Ее Дюпэн-Чэн не ответила на звонок.