Один за двоих

Еще через два дня мы достигли горной цепи. Подножия гор облепили дохленькие серые елочки, а верхушки - седые облака. - Сможем миновать перевал до темноты, Шику? - Опасно. - Тогда переночуем здесь. Нам попалась маленькая пещерка, наверное, в таких же наши дремучие предки устраивали свои семейные гнездышки. Шику убежал в лес ловить ужин, а я развел костер и наломал лапника - спать на земле становится холодно. Сидим у костра друг против друга в ожидании ужина, цаква мирно подрумянивается, потрескивая на пруте. Шику кутается в мою рубашку, подтянув к себе босые, исколотые хвоей ступни. В пещеру заглядывают далекие искорки звезд. Цаква начала дымиться, снимаю ее с огня, подношу ко рту и заставляю себя вонзить зубы в жареную тушку. Тонкие косточки противно хрупают. - Шику, не лови больше этих змей, от них изжога одна. Аутотренинг, что цаква вкусная и полезная, уже не помогает. Нарьяг сокрушенно кивнул, всем видом выражая скорбь. - Далеко еще твой Грот Ферро? - За перевалом. Нар-одар будет дорогой гость, Наару встретить с хорошее угощение. Сильно сомневаюсь, что неведомый Наару так уж мне обрадуется, но мальчику о моих сомнениях знать не следует. Шику склоняет голову к плечу, думает о чем-то невеселом, хмурит светлые брови совсем по-взрослому. - Нар-одар опасно идти рудник, - наконец встревожено говорит он, - там быть Камфу. По его тону понимаю, что Камфу я должен вспомнить. - Ты наказать Камфу за нарушенность обряд? - спрашивает Шику. Его вопросы застают врасплох, мальчик будто проверяет меня на вшивость. - Как Камфу нарушил обряд? - Он не дать молить об одарении, он вырезать ррицу не от святость… Он… Ты не помнить? - вскрикивает пораженный до глубины души нарьяг. - Про ррицу?! Качаю головой: - Шику, я плохо знаю ваш язык. Что такое ррица и причем тут святость? Шику в отчаянии смотрит на меня. Он указывает на живот и начинает объяснять, как по-нарски звучат печень, почки и селезенка, как происходит обряд «обретения души». У меня темнеет в глазах. - Камфу взять ррицу, - моргая от набегающих слез, поджимает губы Шику, - он вырезать у Нар-одар печень и жарить ее для Алвано. Как ты не помнить?! Мои нервы не выдерживают. Едва выскакиваю из пещеры, желудок без сожаления избавляется от остатков цаквы. Падаю на колени, упираясь руками в покрытую колючей хвоей землю, меня колотит озноб, живот скручивают спазмы тошноты, хотя желудок уже пуст. Отплевываюсь тугой желчью, свесив голову до земли. Мне хочется умереть или заплакать, внутри будто свернулся, растопырив иголки, дикобраз. Теперь больше не получится делать вид, что ничего не произошло. Я готов узнать правду о последних часах твоей жизни, какой бы она ни была. Иду в пещеру к Шику, хватаю за грудки и подтягиваю к себе. - Быстро рассказывай, что эти нелюди сотворили с Ко… со мной! Губы мальчишки трясутся, отплясывая ту же пляску, что и мои колени. - Нар-одар совсем не помнить? - Нет! Говори! Глаза у него делаются на пол-лица, он затравленно кивает и начинает рассказ. Я слушаю, боясь пропустить даже звук. Однажды наставник Шику Камфуххир арк Умшир объявил ему, что берет с собой в красные пески. Шику покинул Нарголлу с ним и большим отрядом «пустых» (так нарьяги называют наемников из междумирья, название, в общем, говорит само за себя). Возглавлял отряд некто Алвано, командор, человек, приближенный к верховному Харру. Его присутствие вызывало в Шику необъяснимый трепет. Если остальные были просто «пустые», Алвано носил в груди самое черное из сердец. Отряд по пути проводил зачистку мятежных поселений, карательные операции проводились быстро и жестко, повстанцев убивали после жестоких пыток, в которых даже хладнокровный Камфу не видел смысла. Шику оставляли сторожить пленников. Мальчик подозревал, что Камфу его проверяет. Зная, как незавидна участь ослушников, он старался изо всех сил, ни стоны мятежников, ни слезы и мольбы их жен и дочерей не разжалобили его сердца. Кто они ему, эти люди, безмолвный скот, посмевший пойти против детей Звезды, против верховного Харру, который знает обо всем, что творится в его землях. Шику привык спокойно смотреть на кровавые ритуалы шаманов Нарголлы. Не равнодушно, а именно спокойно, ибо люди, как и скот, не имеют души, но соответствующий ритуал способен возродить духовное начало, и у престола Нар-шина они, прозревшие, будут благодарны своим мучителям. Ехали долго внутри жутких железных коробок, наполненных спертым и раскаленным воздухом. Их трясло на всех колдобинах, что-то все время дребезжало, пищала аппаратура, ругались наводчики. Когда Шику с «пустыми» добрались до красной пустыни, мальчик был совершенно измучен дорогой. К счастью, лагерь в красных песках был раскинут вокруг бывшего капища. В прохладе темных мраморных стен Шику вознес молитву и благодарение всевидящему Нар-шину. Он там и уснул, а проснувшись на другое утро, увидел, что весь лагерь едва не ходит ходуном: «пустые» облачаются в уродливую броню, проверяют свое странное оружие, моторы боевых машин надсадно воют. Шику обеспокоился - неужели снова в дорогу, но Камфу, увидев ученика, лишь махнул рукой и ничего не произнес. В полдень на площадку перед капищем, рыча, ворвалась одна из машин. «Пустые» выпрыгнули из нее, как тушканы, следом вытащили мертвые тела в странной пятнисто-серой форме. Шику поглядел и скривился - люди. Что творится? Бездушные существа со своим глупым оружием и дурно пахнущими машинами рвут на части его прекрасный мир, отравляют своим присутствием, будто имеют на это право, а верховный Харру и Камфу потворствуют им в этом. Затем из бронированного нутра машины показался человек в военной форме и броне, он легко спрыгнул навстречу Алвано и Камфу. Шику вздрогнул. Он, словно локхи, почуял исходящий от этих двоих панический страх. Человек, несмотря на принадлежность к бездушной расе, был примечательным, даже Алвано терял всю внушительность и горделивую стать рядом с ним. «Офицер имперского флота», - шептались «пустые». Шику вздохнул. Мало нарьягам хлопот с междумирьем, зачем ссориться еще и с Империей? Болтают, что Империя - это страшная сила. Алвано, видно, боялся, так он лебезил перед чужаком, приглашая к себе на разговор. Камфу тоже трясся, и это удивило и напугало мальчика, ведь наставник до сих пор казался абсолютно хладнокровным. Шику не стал ломать себе голову, его мнения никто не спрашивал, и его не касались дела Камфу. На ночь мальчик устроился в капище, долго молился перед сном, на душе было тягостно. Ночью его разбудили голоса. Протерев глаза, он увидал, как двое солдат тащат того самого офицера, что прибыл днем, третий идет за ними, дуло его винтовки упирается чужаку меж лопаток. Следом шли Камфу и Алвано. Наставник заметил Шику и подозвал к себе. - Шику, удачно, что ты оказался здесь, - сказал он, - останешься охранять пленника, никому ни слова о том, что здесь увидишь и услышишь. Мальчик послушно кивнул. - Запомни главное: этот чужак – враг, враг самого верховного Харру и всех нас. Тем временем пленника спустили в ритуальное помещение, когда Шику оказался там, «пустые» вставляли в пазы крепления цепей. Чужака вздернули и распяли на цепях. - Давай! Вставай! - орали солдаты, дергая за цепи, заставляя пленника встать на ноги, - чего скалишься? Вот тебе! Мало, да? - Все вон! - вдруг рявкнул Алвано, и солдат словно ветром сдуло. Шику тоже попятился, он боялся Алвано, боялся Камфу, но еще больше боялся пленника, даже безоружного и прикованного. - Шику, - скомандовал наставник, - останься тут. Мальчик не посмел отказаться, забился в угол, где стоял большой старый сундук, и присел на корточки. Ему хотелось закрыть глаза и заткнуть уши, не видеть, не слышать, не знать того, что сейчас здесь случится, но это было невозможно. Шику видел, как к пленнику приблизился Алвано и коротко, без замаха ударил по лицу. Голова чужака дернулась, из разбитой губы побежала струйка крови. - Теперь ты скажешь мне, кто тебя послал, - гаркнул Алвано. - Меня никто не посылал, - раздался спокойный голос имперского офицера, - я сам пришел, по делам. - Мы взяли вашего человека, я все знаю. - Если знаешь, зачем спрашиваешь? - Сколько вас тут? Чего вы лезете в наши дела? Думаете, вам, имперцам, все можно? Пленник пожал могучими плечами. - Не понимаю, о чем ты, командор? - Не понимаешь?! Алвано выхватил из-за пояса револьвер и приставил ко лбу имперца. - Может, это сделает тебя догадливее? Чужак снова пожал плечами. В свете лампад лицо Алвано налилось краснотой, на лбу выступили капли пота. Никогда прежде Шику не видел командора в таком бешенстве. Алвано чуть сдвинул прицел и нажал на курок. Громыхнуло так, что заложило уши, удушливо запахло порохом. Мальчик спрятался за сундуком, боясь пошевелиться. Убил? Нет! Пленник поднял голову. Алвано оскалился в усмешке. - Освежилась память? Молчание. «Он, верно, сумасшедший», - подумал Шику с недоумением. Снова выстрел, брызги крови, страшная, неживая тишина. - Молчишь? - спросил Алвано. – Молчи, посмотрим, что ты завтра запоешь. Алвано развернулся и буквально вылетел из капища. Камфу с отвращением глянул на пленника, подошел к Шику. - Перевяжи ему раны и гляди в оба. Он должен есть и пить, не доживет до завтра - Алвано тебя расстреляет. Шику понял, что это не шутка. Воду и бинты ему принесли солдаты, охраняющие капище снаружи. Шику сидел на сундуке и оттягивал, сколько мог, момент, когда ему нужно будет подойти к чужаку. Страшно! Люди всегда уступают силе, люди боятся боли, темноты и смерти. Они - слабые существа, озабоченные лишь инстинктом продолжения рода, но этот… В нем было что-то неправильное. Шику понял это особенно остро в тот миг, когда на негнущихся ногах подошел к пленнику, чтобы перевязать его раны. Имперский офицер поднял безвольно опущенную голову и… улыбнулся ему. Его блестящие черные, как капли смолы, глаза смотрели тепло и ободряюще. - Перевязать, - хрипло сказал Шику. Пленник кивнул. Мальчик взялся за скрутку бинтов. Алвано прострелил чужаку предплечье и бедро, серая ткань пропиталась кровью, став коричневой. Пленника надо было раздеть, но Шику не осмелился и как смог намотал бинты поверх одежды. - Спасибо, - негромко проговорил пленник, - как тебя зовут, мальчик? - Шику. - Не бойся, Шику. - Я не боюсь. На самом деле он очень боялся, у него тряслись колени и руки, бинт дважды падал на пол. Потом он напоил пленника и снова забрался в угол, решив, что до утра офицер имперского флота точно доживет. День тянулся бесконечно. Пленник молчал, Шику тоже не хотелось заводить с ним разговора. Вечером пришел Камфу, поглядел на пленника и велел Шику вытащить из сундука одеяло и лечь у ног чужака. Это мальчику не понравилось. Ему было неудобно и неуютно, резкий запах крови бил в ноздри. Он долго вертелся на твердом полу, но все же задремал, и уже сквозь дрему услыхал тихое пение. - Дальняя дорога вьется на закат, потерпи немного, раненый солдат… Шику распахнул глаза от какого-то смутного чувства, его будто окатило теплым воздухом. Что-то светлое и хрупкое затрепетало в груди мальчика, но что, он не мог понять, и просто лежал, притворяясь спящим, и слушал. Он хорошо пел, этот чужак с дырой вместо души. Нарьяг даже на минуту усомнился в ее отсутствии, уж больно цепляла его собственную душу эта мелодия. Она царапала, выжимала слезы, хотя слов Шику почти не понимал.