Один за двоих

Глава 37 Остаток дня мы потратили на восхождение. Показания дозиметра указывали на усиление радиационного фона, но уровень еще очень далек от опасного. Опаснее были сторожевые посты и грозящие обвалы. Мы двигались быстро, но с всевозможной осторожностью. Я планировал за неполные двое суток миновать ущелье и выйти к Нарголле с севера. После скудного обеда - плитка концентрата и витаминный напиток - нас поджидает сюрприз. Сверху на тропе раздаются шаги. Мы - все трое вскидываем винтовки. Кто-то бежит, не таясь, неровным шагом, будто пьяный, камни шуршат под ногами. Рука ложится на пояс, где болтаются гранаты, и в тот же миг Макс кричит: - Ребята, Дружок! Дружок, ребята! Мы с Йоханом не спешим опускать дула, и не зря: из-за гряды вылетает здоровенная серовато-черная псина, спотыкаясь на скользкой тропе, со всей дури ломится на нас. - Не стреляйте! - орет Макс и кидается наперерез. Локхи врезается огромной, круглой, как пятилитровая кастрюля, головой в пузо Веселкова. Макс отступает, не удерживается на ногах и падает на Йохана. Я выдергиваю десантный нож и кидаюсь в кучу-малу. Но мутант, к моему удивлению, радостно лижет обоих мятежников, поскуливая от избытка чувств, как настоящий пес. Пока мои бойцы поднимаются и приводят себя в порядок, локхи вертится вокруг них, будто юла. Грязный, со свалявшейся в комья шерстью, Дружок совершенно отвратен. Видны гадкие змеиные чешуйки на коже, даже глаза, кажется, вместо век сейчас подернутся мутной пеленой. Я знал, что, отступая, мятежники выпустили питомцев из загонов, и страшные мутанты попортили крови наемникам Алвано. Потом звери разбрелись по лесам, сейчас они представляют серьезную угрозу одиноким путникам. Но именно этот пес ведет себя мирно. Макс же чуть не целует зубастую морду, тоже мне, любитель животных. Он бы еще с диким вепрем целовался. - Твой локхи? - спрашивает Йохан с прохладцей. - Не, не мой… - похихикивает Макс. - Откуда ты знать, звать Дружок? - изумляется Хольд. - Так они все Дружки! Дан, давай возьмем с собой, а? - Веселков заискивающе смотрит на меня. - Пропадет животина, а нам не помешает… - А кормить чем будем, собой? - морщусь я. Единственный разумный выход - перерезать зверю глотку и забросать труп камнями. Но Макс ноет и убеждает меня, что локхи сам найдет себе жратку в горах, вон тут сколько народу, посты сторожевые. - Ладно, хватит болтать! Вперед, и так много времени потеряли. Ребята переглядываются. Наш увеличившийся отряд продолжает взбираться по тропе. Справа опасный обрыв, овраг хоть и неглубокий, но ногу сломать хватит. Слева скала - бурая и растрескавшаяся от корней вьюнов и сползающих по весне ледников - она нависает, закрывая половину ярко-синего неба. Навигатор выдает карту и наше местонахождение. Мы прошли треть намеченного расстояния, где-то около двадцати миль. Неожиданно Дружок прыгает под ноги Максу, тот неловко взмахивает руками. Падает на спину, бренча амуницией и громко ругаясь: - Мать твою за хвост и об стену, тварь поганая! Чтоб у тебя, скотина лохматая, все зубы крокодильи повыпадали! Я уже делаю шаг, чтобы идти вперед, но слышу странное шуршание, потрескивание, будто кто-то перетирает мельничные жернова. - За мной! - ору я, кидаясь обратно, вниз по тропе. Йохан и успевший вскочить Макс ничего не понимают, но привыкли мне доверять. Нас оглушает грохот за спиной. Лавина: камни и снег, набирая скорость, несется на нас. Я успеваю заметить, куда рванула черная псина. Прыгаю в обрыв, едва не выворачивая колени. Локхи исчезает за каким-то уступом. Я падаю за ней, плюхаясь на пузо. Сверху обрушиваются ребята, слава богу - оба! Над нами гремит так, будто три вершины Нар-Крид пытаются соединиться в одну. Камни и глыбы льда то и дело долетают до нас. Здоровенный булыжник врезался в мохнатый бок Дружка. Простому псу перебило бы позвоночник, а локхи хоть бы чихнул. - Дружок! Умница ты наш! - парни обнимают лохматого мутанта, даже сдержанный Йохан не скрывает чувств, чешет за ушами урчащего пса. Потом все стихает. Мы выбираемся из укрытия, я с досадой оглядываю заваленную тропу. Вот черт, придется искать обходной путь. Это отнимает еще некоторое время. В целом мы отстаем от плана на два с половиной часа. Но я надеюсь завтра нагнать. Последние, красные лучи заходящего солнца касаются забрала шлема, умная штука тут же снимает затемнение. Под ногами трещит щебенка, морозец крепчает. Воздух на высоте чистый, хрустящий, но в горле застревает, как комок снега. - Привал, - командую я. - Дан, еще светло, - упрямо набычившись, возражает Йохан. - Мы не успеем найти другое место для ночлега, а идти в темноте слишком опасно! Йохан хмуро отступает, но поглядывает на узкий проход между скалами с такой ненавистью, будто все его враги скрываются именно там. Я помню это ощущение звенящей внутри бесплодной ярости и понимаю, как важно именно сейчас удержать парня от ошибок. Макс щелкает зажигалкой. - Убери! - Ты чего? - Убери, говорю. Любой отблеск тут же засекут. - Околеем, - стонет Веселков, - как же мы без огня-то? Я не отвечаю, распаковывая одеяло и проднабор с концентратом и витаминным комплексом. Макс с горестным видом заворачивается в одеяло, героическая, но уродская псина тычет ему мордой в колени. С оскаленных клыков тянутся нитки слюны, застывают на морозе. Макс треплет скатавшийся загривок локхи: - Дружок! Дружочек, вот ты меня и согреешь! Меня передергивает от омерзения. Я уже жалею, что взял Макса с собой. Темнота наползает медленно, но вот уже не видно лиц ребят, лишь слышно, как в горной тишине крепкие зубы солдат разгрызают плитки концентрата. Локхи дремлет, растянувшись у ног, не испытывая ни малейшего интереса к ужину людей. Я развинчиваю фляжку, которую расщедрившийся Веньяр наполнил аргоннским ромом, делаю глоток и передаю Йохану, а тот Максу. Даже Дружок поднимает лохматую башку, принюхивается с интересом. Заканчиваем ужин. Тепло от алкоголя плавно растекается от пищевода и желудка к рукам и ногам. Холод становится не таким невыносимым. Тут Макс спихивает с ботинка голову локхи и встает. - Ты куда? - Я это… отлить. - Поглядите, какие мы стеснительные, - я сердито гляжу в его спину. Взять Макса попросил Матвеич, уж больно непоседливый парень, язык длинный, а ссориться с имперцами мятежникам не с руки. Веселков исчезает за скалой. Я поднимаю глаза вверх. Вот, кажется, в горах ближе к небу, а звезды кажутся еще мельче и дальше, чем с равнины. Я заворачиваюсь в одеяло, но лечь на холодный камень не решаюсь. Замерзшие руки грею под мышками. Сканер послушно выдает на мой запрос семнадцать градусов ниже нуля. Чую, ночь покажется бесконечной. Черт, где же этот придурок? Пес, жмущийся к ногам Йохана, поднимает голову, прислушиваясь. Круглые медвежьи уши сдвинулись на макушке. Чутье локхи уже однажды спасло нас. Я срываюсь с места, забыв о холоде. Движения неловкие, все тело занемело, я скольжу по обледеневшему камню. С глухим рычанием мимо проносится Дружок, едва не сбивая с ног. Глава 38 Локхи, как торпедный крейсер, с урчанием исчезает в темноте. - Йохан, за мной! Скатившись по наледи, мы огибаем скалу. По-правде, я уверен, что мы попали в засаду и Макса уже нет в живых. На ходу перехватываю винтовку поудобнее. Звезды и снег дают минимальную видимость, но сканер, подумав, с опозданием переключается в режим ночного видения. Я ошибся. В человеке, рванувшемся нам навстречу, мы с облегчением узнаем нашего товарища. Макс смешно поскальзывается на тропе, взмахнув руками, падает на колени. Я подхватываю его под локоть, чуя, как зверь, свежую кровь. Йохан вырывается вперед, оглядывается, отыскивая невидимого врага. - Дьявол! - рычу я, ощупываю Макса: руки, ноги, голову - все цело, но перчатки у меня промокли кровью. - Вставай! Веселков пытается подняться, но скользит, движения заторможенные, словно парень в стельку пьян. - Йохан, гляди в оба. Тащу Макса в лагерь, Хольд прикрывает, весь напряженный, как струна. Локхи так и не вернулся, а мне было бы спокойнее, если б монстр был с нами. - Макс! Макс, смотри на меня! - тормошу его, включаю фонарик и зажимаю в зубах. - Што шлушилошь? Макса трясет так, что кажется вместе с ним дрожит вся скала. Куртка на нем расстегнута, одежда порвана и вся грудь и шея сплошная рана, будто живьем содрали кожу. - Да не понял я, - отвечает Макс, так страшно клацая зубами, что, кажется, вот-вот откусит себе язык, - кто-то прыгнул на меня сверху… я думал, Дружок… а он, оно… не помню. А тут вы… Беспокойно шарит руками по груди, животу, где кровь сочится ручейками. - Что там? Рву пакеты медпомощи с лихорадочной быстротой. Рану заливаю гемостатиком и бинтую так крепко, что Макс делает большие глаза и сигнализирует, что не может вздохнуть. Чуточку ослабляю и вкатываю ампулу анальгетика. У парня до смерти испуганные глаза. - Все хорошо! Смотри на меня, Макс! Все будет нормально, понял? Он трясет головой. Но ужас не уходит. Я замечаю, что лицо у меня перекошено в оскал. Спина мокрая от ледяного пота, по лбу скатываются на глаза холодные капли. Жуткая догадка, что мучила меня с того момента, как я увидел Макса, превратилась прямо-таки в уверенность. Дан, говорю я себе, у тебя уникальная способность влипать в самое дерьмо. Укутываю нашего товарища во все три одеяла. Йохан наконец опускает винтовку, устраивается рядом со мной. Изо рта выдуваются белые облачка теплого пара, от всех треволнений холод отступил. Я осмеливаюсь закурить, чтоб успокоиться, унять дрожь в руках. Шорох гравия по тропе, мы снова вскакиваем и тут же опускаемся на место. Локхи вернулся. Длинный, мокрый язык хлещет по морде, облизывает нос. От него несет кровью, и он весь ею вымазан. Я устало откидываюсь, спиной прижимаясь к холодной скале. Хоть одной проблемой стало меньше - Дружок сам обеспечил себя пропитанием. Вот только думать о том, ЧТО стало его обедом, мне не хочется. - Дан, что это быть? - шепотом, оглядываясь на задремавшего Макса, спрашивает Йохан. Мне совсем не хочется сейчас обсуждать свои догадки. - Ложись спать, до утра осталось четыре часа. - Нет, ты ложись… я не уснуть, - качает головой Хольд. Но и я не усну сегодня. Уснешь тут, пожалуй, в этих синих равнодушных горах, где смерть, кажется, оживает старухой из дурных сказок. Дым сигареты отгоняет холод и страх, озноб постепенно сходит на нет, и я примиряюсь с отсутствием одеяла. В конце концов, Максу оно нужнее. - Ты неправилен… неправеден… не прав, Дан, - Йохан пытается подобрать слова на имперском, - ты знать что-то, но молчать. Ведь мы друзья? - Друзья, конечно. Мороз крепчает… Отвинчиваю пробку фляжки, делаю глоток и передаю. - Будешь? Хольд берет, не отводя глаз. На сканере подмигивает крошечный алый диодик. - Ладно, - сдаюсь я, - расскажу о своих догадках. Но, надеюсь, они не имеют отношения к нам. Просто догадки и все. Была одна история, очень давняя. Я только закончил кадетский корпус, вернулся в Ориму… Воспоминания нахлынули, и сердце снова заныло. Мне было пятнадцать. Это было в другой, сейчас кажется - не моей, жизни. Орима. 5 июня 962 года. Ворвался в дом, будто вихрь, будто снаряд семидесяти миллиметрового калибра, едва не выбив дверь. У меня не хватило терпения ждать внизу, так хотелось увидеть брата, поделиться с ним радостью, что пронесся по лестнице и только на втором этаже, в пустой столовой заорал: - Корд! Никто не ответил. Мой голос гулко разнесся по дому и затих в конце коридора. - Корд, ты дома? Брата не было дома. Он, конечно, вышел бы навстречу. Но почему? Глупая, детская обида горькой желчью хлынула в душу. Ведь он обещал! Мы целый год не виделись. Корд обещал взять отпуск и провести его дома, когда у меня закончится срок подготовки в офицерском корпусе. А брат никогда не обманывал. До сих пор. Я вошел в спальню. В лучах солнца кружатся фанерные макеты самолетов. Когда-то Корд отдал мне все свои макеты, сам подвесил к потолку. Тогда он тоже закончил офицерский корпус и проводил каникулы дома. Что это было за лето! Поджав коленки, я уселся на постель. В танце золотых пылинок гас вечер. На северном фронте, где сейчас брат, не прекращались бои. Должно быть, Рагварн просто не дал отпуск командиру десантного подразделения. Корд, Стальной Сокол имперского флота, на хорошем счету, скоро ему присвоят очередное звание. С гордостью за брата я уснул. Проснулся в пустом доме. Солнце все так же пронизывало светом пыльные, прибранные комнаты. С портрета на тумбочке улыбался Корд. В обед посыльный принес телеграмму. «Дан. Корд в госпитале. Мейсон.» Сердце едва не разорвало грудь, в глазах потемнело, и я ухватился за край стола, чтобы не упасть. Вспомнилось — когда погибли родители, Корд держал в руках такую же телеграмму. А я, маленький, не мог разобрать, что означают сдвинутые брови брата. В госпитале. Ранен? Наверное, серьезно, иначе сам связался бы со мной. А что, если я больше не увижу его? Увижу, увижу, не могу не увидеть. Напялив куртку, выскочил из дома. Таксисту пришлось приплатить, но зато он гнал, как сумасшедший, отрабатывая тройную плату. - В чем дело, парень, на пожар спешишь? - усмехнулся он, но лишь увидел мое перекошенное злостью лицо, спрятал улыбку. За окном мелькали улицы и проспекты, меня колотило, как в ознобе. Страх за Корда сменялся неистовой надеждой, что все обойдется. Голова слегка кружилась, и перед глазами все расплывалось в длинные блестящие полосы. Только бы он был здесь, только бы он был здесь... Его не было. Равнодушная тетка в регистратуре, щелкнув клавишами компьютера, сказала, что в списках наземного госпиталя не числится больного по имени Корд Райт. Наверное, он в одном из полевых госпиталей — летающих медицинских крейсеров, которые обслуживают районы боевых действий. Где можно об этом узнать? Во втором блоке, в справочном бюро. Со всех ног бросился в справочное бюро. Девушка, улыбчивая, с выступающими передними зубками, долго искала брата в списках раненных и убитых. Мне казалось, что сердце сейчас пробьет ребра и выскочит прямо на стойку. Пришлось зажимать его руками, но от тревоги я не мог стоять и все приплясывал на месте. Наконец, девушка улыбнулась, выставив зубки: - Второй крейсер, отсек восемнадцать, хирургия. - Что с ним? - Такими данными мы не располагаем, - виновато пожала плечами она. Только бы крейсер был на базе, только бы на базе... Их не было на базе. - Второй полевой вернется через два месяца, - сообщил мне хмурый смотритель посадочных площадок. Через два месяца. Я сжал кулаки, меня захлестывали злость и отчаяние. Как мне хоть что-то узнать о брате? Что предпринять? Не могу же я вернуться домой и ждать, как ни в чем не бывало, два этих проклятых месяца. - Эй, ты, идиот! - услышал я негромкое шипение. За большим ангаром двое рабочих загружали грузовой шатл. - Сам идиот, - буркнул другой. - Неси аккуратней, долбанешь о землю, раньше времени все тут разлетится. - Да понял я. Кто-то тронул меня за плечо. Я резко обернулся и чуть не свалился под ноги Джерри Мейсону. - Дан, а я тебя ищу везде, весь порт обежал! - Мейсон! - я едва не закричал от облегчения. - Корд велел забрать тебя к себе. Тебе небось скучно будет одному, вот я и... - Что с ним? - заорал я. - Эй, парень, ты чего нервничаешь? Все с твоим братом хорошо. Корд связку порвал на правой руке, ты ж знаешь, не восстановится — комиссуют. Это важно, но не страшно, Дан. От сердца отлегло. Я разозлился на Джерри: - Трудно было в телеграмме написать?! - Какой ты нервный, Дан, - захихикал Мейсон. Вот гад! За ангаром снова раздались приглушенные голоса. Загудели турбины двигателей. - Пойдем, перекусим в буфете, - позвал Джерри Мейсон, - потом поедем ко мне. У меня, кстати, кузина гостит, она миленькая... Его покровительственный тон задел меня, будто Корд велел ему нянчиться со мной. - Поеду к себе, - буркнул я, нахмурившись. - Обиделся? - ухмыльнулся Мейсон. - Не дуйся, парень, на обиженных воду возят... Я развернулся и пошел к мерцающим синеватым блеском воротам порта. Меня обуревали самые разные чувства: досада, грусть и облегчение — мешались в груди причудливым клубком ощущений. Два месяца одному в доме — ужасно! Все мои однокашники разъехались из Оримы, даже Нелли... Скучно. Но жить в доме Мейсона — увольте. Я искренне не понимаю, как мой брат может дружить с этим тощим самодовольным хлыщом. И все же, какое счастье, что Корд жив и почти здоров. Вот только почему он лечится не здесь, а на военном крейсере? Восстановление после сшивания связки — процесс длительный, на реабилитацию понадобится несколько месяцев. Как брат оказался в полевом госпитале? Я почти дошел до ворот и уже сунул руку в карман за жетоном пропуска. В открытые ворота въехали грузовые фуры. Знак 2 вырисовывался на их черных блестящих боках. Шальная мысль закралась в голову. А что, если... Ведь два месяца — это так долго. А если сейчас пробраться на грузовой шатл, через каких-нибудь пару дней я увижу Корда. Брат, конечно, рассердится, но прогнать уже не сможет. Я припустил за фурой и увидел, как она подъезжает к тому самому шатлу. На боку корабля виднелась змейка, обвивающая чашу. Над чашей красовалась двойка. Спрятавшись за ангаром, я понаблюдал за погрузкой каких-то коробок с цветными этикетками. Не мешкая больше, нырнул в темную пасть ангара и схватил одну из коробок. Она оказалась очень тяжелой, как если бы там лежал мокрый песок или глина. Взвалив на плечо, я понес коробку к шатлу. - Эй, - окликнул сзади прокуренный голос, - ты кто такой? Откуда взялся? - Из третьего блока, - с каменным лицом отозвался я, - сами же просили помощников, а теперь недовольны. Мой экспромт сработал. Я даже не стал оглядываться, просто почувствовал, как исчез колющий спину взгляд. Дотащив коробку до грузового отсека, услышал уже знакомые голоса: - А если засекут? - Не успеют. Они уже там. - Вдруг проверят коробки? - Вскрыть не решатся. Это кровезаменитель, он упакован в особый герметик, чтобы не нарушались условия хранения. Я очень тихо отступил в угол, уселся и поставил перед собой коробку. Ребристый металический пол вибрировал от работающих двигателей. В грузовом отсеке было холодно, и я вдруг вспомнил, что условия здесь не адаптированы для людей. Захотелось выскочить наружу, если б не подслушанный разговор, я так бы и сделал. Но сейчас решил остаться. Переживу как-нибудь. Зато узнаю, что задумали эти типы и увижу брата. Двое грузчиков вышли и вошли снова, с коробками на плечах. - А где пацан? - услышал я хриплого. - Какой пацан? - Мальчишка тут был, с третьего, якобы отправлен Стариком. - Нету тут никакого мальчишки. Воцарилась напряженная тишина. Я сидел, не дыша, поджав колени к груди, чтобы занимать как можно меньше места. Если бы я мог стать маленькой мышкой! - Ищите его! - заорал хриплый. По грузовому отсеку затопали ноги. От их грохота и грохота колотящегося сердца я почти ничего не чувствовал. Руки и ноги занемели. Смогу ли я сопротивляться, или меня как котенка за шкирку притащат к начальнику порта. Нет, осенило меня, не притащат. Если действительно что-то скрывают, им легче пристрелить незнакомого парня и припрятать труп. Надо было отправиться к Джерри, запоздало подумал я. Грузчики энергично и цветисто ругались, с трудом и великой осторожностью ворочая грузы. Кто-то остановился возле моей коробки. Сердце замерло. Я приготовился к яростному сопротивлению, но тут раздался сигнал к отправлению. - Дьявол с ним, парни, - крикнул хриплый, - даже если прячется тут, идиот, на восьми тысячах его вырубит. Под полом что-то взревело. Грузчики выскочили наружу, и поднявшийся трап отрезал меня от живого человеческого мира.