Двадцать — Шестнадцать

1 мая (воскресенье). Артём. Я шёл по подсвеченному неоном коридору в предвкушении встречи с Валеевой, которая, я был уверен, наверняка согласилась станцевать для меня. Держу пари, её даже не пришлось уговаривать: я представлял в своей голове, как малышка, услышав моё имя от зама Щербакова, тут же понеслась в назначенную VIP-комнату. Не потому что прогнулась или позарилась на щедрое вознаграждение, которое ей было обещано. Просто Валеева скучала по мне, чёрт возьми, и я это знал. А ещё я знал, что ей снова захочется говорить. Снова бесконечно расставлять эти точки над i, пытаться выяснить, что я к ней чувствую, и как это повлияет на нашу дальнейшую историю. И я был намерен наконец-то её осадить. Схватить за тонкую шейку и прорычать в блядски зацелованные губы, что нет у нас никакой истории. Что кроме собственного члена во временное пользование я ей ничего предложить не могу. Я буду молчать о том, что моя Ксюша никогда не вызывала во мне столько эмоций и желаний, сколько вызывала во мне Полина. Не скажу, что мои опытные любовницы теряются в моей памяти на фоне её непорочности. Не скажу, что до умопомрачения хочу вытрахать из неё и из себя не понятно откуда взявшиеся чувства, которые в моём случае просто не имеют право на существование. Чтобы заставить Валееву меня отпустить, я должен вести себя, как последний обмудок. И, наверное, эту роль я всегда мог играть лучше всего. От кожаного дивана, на который я расхлябанно уселся, веяло дешёвой пошлятиной. Как и от Полины, которая, как я и предполагал, всё же решила почтить меня своим присутствием. На худые ноги были натянуты плотные чулки до середины бедра, упругую задницу обтягивали джинсовые шорты с высокой талией, а сверху на ней был простой атласный бюстгальтер, без кружев и украшений. Волосы девчонка собрала в высокий хвост, который струился по её левому плечу, но что раздражало больше всего, так это её боевой раскрас в виде чёрных теней и пошло-красной губной помады. – Иди, умойся. И распусти волосы, – я не узнал свой собственный голос, потому прокашлялся. Да, я не любил вульгарность в девушках. Да, меня не заводили шлюшьи шмотки и яркий макияж. Дело было в Полине, на которую моё тело реагировало всегда, не согласуя это с моим мозгом. – Не теряй времени, здесь почасовая оплата, помнишь? Тыкнуть её носом в то, что я купил её, как какую-то потаскушку, – шаг номер один в достижении моей цели. Пусть меня ненавидит. Я выжру пару бутылок виски и забуду, как она выглядит. А ей локти потом кусать. Я не знал, пытался ли я так оправдать своё скотское поведение, или же, правда, благородно спасал её заблудшую душу, но сейчас её лицо говорило о том, что я на верном пути. Валеевой не было пару минут, не больше. Когда она снова вошла в комнату, на её лице не было ни грамма косметики, щёки чуть раскраснелись от горячей воды, а волосы так нежно обволакивали её плечи, что я просто не нашёл, что сказать. Сидел, как идиот, и смотрел на неё, приближающуюся ко мне. Вспоминал ямочки на её пояснице, её стеснительную улыбку. Вспоминал, как ласкал её языком, отчего она вставала на лопатки и просила большего. Из колонок доносилась музыка, совершенно не подходящая для её танца, грубая, до ужаса пошлая, как и всё, что окружало нас двоих сегодня, но Валеевой было плевать. Судя по всему, я просчитался: разговаривать она со мной не собиралась. Даже в лице не изменилась, стараясь не встречаться со мной взглядом. А потом начала танцевать. Танцевать так, что я иногда забывал дышать. Не обращая на меня внимания, словно делает это для себя. Лаская себя руками, закусывая нижнюю губу, смелея с каждым движением. И как-то очень скоро на меня навалилось осознание того, что я никогда не смогу назвать эту девчонку своей. Что она будет принадлежать кому-то другому, например, Щербакову, который будет засовывать в неё свои влажные пальцы, который будет срывать с её губ сочные стоны. Да, я был подавлен. Этими чертовыми рамками, к которым привык настолько, что перестал замечать. Этой отстранённой улыбкой на лице Полины, которая заставляла гадать, о чем же думала эта девчонка. – Иди ко мне, – Валеева остановилась, непонимающе глядя на меня. – Я хочу, чтобы ты села ко мне на колени. Полина гордо выпятила вперед небольшую грудь и задрала подбородок, чуть приподняв верхнюю губу в отвращении. – Ты платишь мне за танец, а не за то, чтобы я скакала на твоём члене, ясно? – эдакий грозный птенчик, вывалившийся из гнезда. Забавно. – Детка, ты пару недель назад впервые узнала, что такое секс, а сейчас пытаешься строить из себя сучку? – я насмешливо вздёрнул брови. Нет, мне нихуя не было смешно. – Тебе не идёт, чтоб ты знала. У тебя щёки румяные, как у первоклашки, и взгляд бегает, словно ты сказала нецензурное слово при маме, – я похлопал по своим коленям в призывном жесте, но видел, что Валеева всё ещё в смятении. – Слушай, я помню политику клуба Щербакова, знаю, что здесь понатыкано бесчисленное количество камер. Я не собираюсь трахаться с тобой в этом гадюшнике, поверь. Трахаться. Какое подходящее слово для моего с Полиной секса, правда? Как-то некстати вспомнилось, как я утыкался носом в её щёку, как выл от удовольствия, проникая в неё, и от той непонятной херни, которая переворачивалась в груди, когда эта маленькая зараза сжимала пальцы на моих плечах. Валеева нехотя оседлала мои бёдра, глядя на меня сверху вниз. Не дожидаясь моей реакции, она начала двигать бёдрами и ухватилась за мою шею, чтобы удерживать себя на месте, когда прогибалась назад. А меня раздражало то, что она строила из себя равнодушную суку. Грубо схватить за талию, прижать к себе, заставить перестать ерзать на моих коленях и смотреть мне в глаза. Зацеловать её щеки, уткнуться носом в изгиб шеи, заскулить о том, какая она красивая, и как сильно соскучился. Чему-то из этого не суждено было сбыться. – Мне больно, Войнов! – похоже, с силой я не рассчитал. – Ну и чего ты смотришь? – Я не за этим пришёл, – я тоже вздёрнул подбородок в ответ, глядя на неё из-под чуть опущенных ресниц. – Не стоит крутить передо мной своей аппетитной попкой. У меня есть разговор. – Мне казалось, мы с тобой уже обо всём поговорили. – Не совсем. Ты выгнала меня, не дав высказаться, – моя правая ладонь скользнула по её боку, отчего девчонка непроизвольно прогнулась в пояснице. – А мне есть, что сказать. И я ради этого даже дал тебе фору в пару недель, оставив тебя в покое. – Какое благородство. – Не благодари, – наглая улыбка, дикий взгляд. Я знал, что моя мимика безупречна, знал, что не выдал ни единой своей запретной мысли ни жестом, ни словом. – Раз уж мы оба знаем, что неравнодушны друг к другу, хоть и в разной степени, и оба понимаем, что эта история далеко не из разряда «и жили они долго и счастливо», предлагаю деловое соглашение. Без детских обид, шантажа и прочей херни, на которую мы с тобой, к сожалению, потеряли слишком много времени, – я видел интерес в глазах Валеевой, потому продолжал. – Моя с Ксюшей свадьба буквально на днях была назначена нашими родителями на начало января будущего года. То есть, объективно, у нас с тобой около полугода, чтобы ни в чем себе не отказывать. Дальше начнется вся эта предсвадебная суматоха, сессия, и прочий бред. Плюс будет время, чтобы зализать раны после того, как нам придётся заткнуть за пояс все наши желания, – а заткнуть их будет не так и просто, я был в этом уверен. – Полгода, Полина. Что скажешь? Её плечи поникли. И мне искренне хотелось проникнуть в её голову, чтобы понять, что происходило в её голове. Благо, она больше не отводила от меня взгляда своих светлых глаз, пытаясь читать мои мысли, кажется. – И что это значит? Ты предлагаешь мне отношения с ограничением по времени? – Я предлагаю тебе секс. Поцелуи, все эти трепетные штуки, от которых вы, девчонки, тащитесь. Хочешь, летом будем ездить загород вдвоём? Проводить больше времени друг с другом, пока есть возможность, – и как-то в голове всё казалось таким сладким, что я понимал: правду сказать тоже необходимо. И сейчас как раз было самое время. – Но это не отношения. Я не буду хранить тебе верность. Не буду вытирать тебе сопли, если ты начнёшь чувствовать, что не выдерживаешь. В этом случае, просто разбегаемся по разным углам раньше времени. Если честно, будет лучше, если ты меня возненавидишь рано или поздно, так тебе будет немного легче со мной расстаться. – А ты, оказывается, не только благородный, но ещё и заботливый, – да, её голос сочился сарказмом, но был таким отчаянно грустным, что Валееву хотелось пожалеть. Наверное, это было ошибкой, но я не удержался, и прижал её к своей груди. – Полгода. – Я поняла. – Без обязательств, без ебли мозгов, Полина. – Да. – И пообещай, что не влюбишься в меня ещё сильнее. Сделай всё, чтобы меня ненавидеть. Пожалуйста. – Обещаю. Глупая, глупая Полина. Нельзя давать обещаний, которые не сможешь сдержать. Если бы ко мне подошла Валеева и просила бы её ненавидеть, я бы честно признался, что не смогу. Как можно ненавидеть девчонку, которая до спёртого дыхания нравится? И, конечно, вторая ошибка. То, что я не желал закончить всё раньше, пока эта болезнь не находилась на прогрессирующей стадии. Надеюсь, на тот момент, как наши пути разойдутся в разные стороны, она не окажется уже неизлечимой. 6 мая (пятница). Полина. Несмотря на то, что в школе я практически все время пялилась в окно, а по дому передвигалась так медленно, словно круглосуточно находилась в прострации, все замечали, что я свечусь изнутри. Не знаю, влиял ли так на меня Войнов и всплеск гормонов, или же мне просто впервые за долгое время удалось отвлечься от мыслей о том, что я дешёвая временная игрушка, но изменения во мне были действительно явственные. Артём обхаживал меня с несвойственной ему тщательностью: таскал к себе смотреть фильмы, когда дома не было его невесты, постоянно нежничал, целовал мои щёки и запястья, разминал плечи. Потом выслеживал, когда моя мама уходила на ночные дежурства (что таки случалось пару раз за прошедшую неделю), чтобы виновато сбежать от Ксюши в мою постель. И потом, словно в противовес всему этому, вдалбливал меня в матрас моей кровати или в заднее сидение своей машины, чтобы я не расслаблялась. А мне нравилось. Даже когда он был со мной не слишком осторожен. Главное в этом, что он был со мной. И да, мне было тошно от самой себя временами. Было стыдно перед самой собой. За слабохарактерность, за то, что велась на него в очередной раз, зная, что потом будет очень и очень больно. Я уже не оправдывала свою инфантильность своим юным возрастом, и даже не пыталась себе доказать, что это чувства делают людей такими слабыми. Не чувства. Вовсе нет. Просто слабохарактерным шавкам, таким, как я, проще всего сваливать все свои проблемы на стечение обстоятельств. А на деле, я во всем была виновата сама. Только я. Но мне, чёрт возьми, было так хорошо в его руках, что я забывалась. Собственные слабости отходили на второй план, когда Войнов языком ласкал мой живот. Мысли о неутешительном будущем не терзали сознание, когда Артём размашистыми толчками входил в меня раз за разом, доводя до крайности. И, возможно, оно того стоило. – Хватит витать в облаках, – голос Олега показался таким оглущающе-неприятным, что я чуть нахмурилась из-за того, что он оторвал меня от воспоминаний о Войнове. Которому я легко и просто всё простила. И сделала бы это ещё тысячу раз, кажется. – Ты по делу пришла или как? – А потом ты удивляешься тому, что у нас не ладится общение, – я чуть покачала головой, оглядывая кабинет Щербакова взглядом. Я знала его почти год и была в этом кабинете бесчисленное количество раз, и только сейчас поняла, что меня отталкивало от Олега. Ни одна книга или статуэтка не была сдвинута со своего прежнего места, всё было выверено до последнего миллиметра, потому что этот перфекционист патологически не выдерживал, когда что-то было не идеальным. И изменения, даже самые мельчайшие, были не в его стиле. Всё та же стрижка, тот же фасон костюма, тот же перстень на среднем пальце. Я бы состарилась с ним в свои шестнадцать за пару часов, честное слово. – Уже не удивляюсь, – парень сложил руки в замок и посмотрел на меня исподлобья. – И давно ты полюбила выплясывать на коленях мужиков в приватных комнатах? Ну, конечно, ему доложили. На моём лице наверняка не отразилось удивление. – Ты прекрасно знаешь, для кого именно я танцевала. Не устраивай сцен. Олег стиснул челюсти и промолчал. А потом полез в стол за достаточно толстым конвертом, который протянул мне. Хорошо, что он понял цель моего визита: в отсутствие Олега никто не мог распоряжаться денежными средствами, потому в прошлый раз я осталась без зарплаты. Хотя деньги были не единственной причиной того, что я решила заглянуть к старому другу. – Здесь гораздо больше, чем обычно, – я положила конверт в небольшую сумку через плечо и откинулась на удобную спинку кресла. – Скажи спасибо своему любимому Войнову. Он, похоже, не жалеет денег на продажных девчонок, – конечно, Щербаков снова злился. Но мне было уже плевать. Я, кажется, уже изжила чувство вины к нему, уже выплакала все слёзы по нашей несостоявшейся дружбе. Теперь осталась только давящая усталость и желание избавить его от терзаний и себя от лишнего груза. – Обязательно поблагодарю, – я поднялась со своего места и дружелюбно кивнула парню в знак прощания. – Я больше не приду, Олег. Думаю, пора завязывать со всем этим. Денег я накопила достаточно, на ближайшее время хватит с лихвой, а там найду нормальную подработку. Лёгкие деньги это, конечно, круто, но, думаю, лучше свернуть с наклонной дорожки, пока не затянуло окончательно, – я улыбнулась, пытаясь не обращать внимания на то, как поникли плечи Щербакова. – Спасибо тебе огромное за то, что помог в своё время, за твоё неравнодушие. Правда, я не знаю, что бы без тебя делала. И прости меня за всё, прошу тебя. И не злись на меня, хорошо? Потому что это очень неправильно, злиться на людей из-за того, что они не смогли соответствовать твоим ожиданиям. И я сбежала быстрее, чем он смог меня окликнуть и попытаться остановить. 10 мая (вторник). Артём. Преподаватель смотрел на меня с недовольством, и, если честно, я совершенно не был удивлен этому факту. Если бы я работал за нищенскую зарплату, пытаясь вдолбить знания в тупоголовых студентов, один из которых бы сидел с улыбкой чеширского кота всю лекцию, я бы тоже был весьма раздражён. Но не корчить довольные физиономии я просто не мог, потому что все мысли занимала моя маленькая Полина, которая за последние пару недель превратилась из скромной девчонки, недавно лишившейся девственности, в настоящую оторву, которая пыталась трахнуть меня при любой возможности. И чаще всего именно она была инициатором. Она лезла в мои штаны, когда я был за рулём, усаживалась сверху, когда я открывал глаза утром, принимала со мной вместе душ. Позволяла мне всё, чего я желал, с удовольствием брала в рот и терпела мои зачастую агрессивные повадки во время секса. А ещё Валеева всё время улыбалась. И смеялась. Смеялась так, что закладывало уши. И мне казалось, что девчонка очень медленно сходит с ума в своих попытках успеть взять от этих краткосрочных отношений всё, что возможно. И, кажется, совершенно меня не слушала, потому что влюблялась ведь, дура, влюблялась еще сильнее. И, к тому же, заставляла меня проходить через всё это дерьмо тоже. Через ебучих бабочек в животе, через волнения перед встречей, через грёбанный трепет в груди во время объятий. Я бросил взгляд на часы, почему-то отметив, что до конца уроков в школе, где училась Валеева, осталось двадцать минут, и то, что лекция должна была идти еще полчаса, меня волновало мало. Потому я встал с места, проклинаемый взглядом препода, и просто тихо ушёл. Потому что заставлять Полину ждать было не в моих правилах. Моё приподнятое настроение сегодня совсем не соответствовало настроению Валеевой, которая вышла из школы, понурив голову. Её худые плечи были опущены, это было заметно, несмотря на то, что на ней была безразмерная толстовка, которая, скорее всего, даже мне была бы немного велика. – Что с настроением? – девчонка забралась на переднее пассажирское сидение, даже не взглянув в мою сторону, отчего я нахмурился. Как-то само собой всплыло в памяти то, что последние пару дней она действительно была грустнее обычного. Но о своих проблемах она мне не рассказывала. – Ничего. Просто устала. Я снова не заслужил даже взгляда. – Расскажешь? – Нет. Отлично, Полина. Мне, в общем-то, поебать, что там происходит в твоём детском мозге. Мне бы медаль за враньё самому себе, а? – Домой? Валеева расправила плечи, а я вдруг обратил внимание на то, что всё время, что длился наш диалог, я до побеления костяшек сжимал руль, потому заставил себя немного расслабиться. На губах Полины заиграла пакостная улыбка. – Слишком скучно, дорогой. Как насчёт того тихого местечка, в которое ты возил меня в прошлую пятницу? Было неплохо, да? Да, было не плохо. Ты стояла на коленях, пачкая их о траву и всё ещё холодную после зимы землю, а я смотрел на гладь охренительно красивого озера и кончал тебе в рот. Но, чёрт возьми, пару дней назад ты бы так себя не вела. И что это всё значит? – Хочешь поехать туда? – Хочу расслабиться и хорошо провести время, Артём. Очередной тревожный звоночек. Слишком фальшивая попытка сделать вид, что всё хорошо. Полина сама за собой не замечала, как переигрывает, не осознавала, что она просто никудышная актриса, и всё её истинное состояние, как на ладони. Вот только понять, что с ней происходило, я был не в силах. До того озера было необходимо ехать не более получаса, особенно с моей любовью к превышению скорости. Потому уже очень скоро, я остановил машину недалеко от берега, отметив, что на небольшом пляже не было ни души. Ещё бы, дневное время и будний день. Я отстранённо вспомнил о Ксюше, с которой даже не разговаривал в последнее время, почти всё свободное время проводя с Валеевой. Самую малость стало стыдно, но ненужные мысли отошли в сторону, когда Полина потянулась к моей ширинке. – Моя нетерпеливая девочка, – анализ её поведения можно было отложить на потом, сейчас меня гораздо больше интересовали её тонкие пальцы, обхватившие мой пока ещё вялый член у самого основания. Я немного напрягся, но тут же откинулся назад, позволяя её маленькой ручке доводить меня до нужной кондиции. – Ты чертовски быстро учишься, Валеева, кто же знал, что в тебе такой потенциал. – Если бы я планировала работать проституткой, то сказала бы спасибо, – девчонка наклонилась, чтобы скользнуть языком по головке, пока я бездумно смотрел в лобовое стекло перед собой, пытаясь смочить слюной пересохшее горло. Потому что мысли о её горле, в которое я совершенно непроизвольно начал толкаться, заставляли сходить с ума. – Отнюдь. Эти навыки не только на этом поприще могут быть полезны. Только представь, как повезет твоему будущему мужу? – из-за своего собственного стона я чуть было не пропустил то, что Полина подавилась моим членом. Ну, прости, девочка. Всё время забываю, что это запретная тема. Вытерев чуть влажный рот рукавом собственной толстовки, Полина молча стянула с себя узкие джинсы вместе с трусами, и, опустив глаза, переползла на моё сидение, пытаясь сесть на моё твёрдое естество. Но получалось у неё из рук вон плохо. У неё было отрешённое лицо, отсутствующий взгляд, но какая-то непоколебимая уверенность, что ей необходимо усесться на мой член. Девчонка даже мышцы толком расслабить не могла, чего уж говорить о… – Ты что творишь, а? – я оттолкнул её от себя так, что она ударилась спиной о руль и вздрогнула от громкости гудка. – Ты же не хочешь, Валеева! Ты, блять, абсолютно сухая! Какого чёрта? В подтверждение своих слов, я провёл рукой между её ног, и на моих пальцах не осталось практически ни капли влаги. Валеева затравленно смотрела на меня исподлобья, а я всё ещё не понимал. Что с ней, чёрт возьми, произошло? Что это за грёбанное самопожертвование? – Брось, Войнов, просто поцелуй меня, потрогай в нужных местах. Не мне тебя учить. С хера ли я должна обязательно возбуждаться, делая минет? Порой Валеева текла просто оттого, что я сидел рядом, и она сама мне не раз об этом говорила, так что её аргумент был совершенно не в счёт. Я раздражённо скинул её со своих коленей и засунул пульсирующий от желания член обратно в джинсы. Под ложечкой неприятно засосало. Было мерзко от того, каким отвратительно сухим и бесчувственным всё это было. Каким-то механическим, пустым. Словно ей нужно было переспать со мной для галочки, и мне не верилось, что эта девчонка совсем недавно податливо извивалась в моих руках, вереща от восторга. – Надевай штаны, идиотка, мы едем домой. 18 мая (среда). Артём. Я не раз убеждался в том, что, даже доходя до грани разгадки всей сути моей маленькой соседки, я умудрялся проебаться. Где-то обязательно была какая-то загвоздка, какой-то факт, который я упускал. Так случилось и в этот раз. Как-то неожиданно Полина пропала из поля моего зрения после того случая на берегу озера, и я ничерта не понимал. Ни в социальных сетях, ни дома её не было. В конце концов, я решил рискнуть и спросить у её матери, куда подевалась её блудная дочь. Эта женщина, была весьма удивлена моему интересу, но всё же ответила, что Валеева снова приболела и попросилась на недельку к бабушке в другой город. Странное желание для человека, который действительно неважно себя чувствует, но Бог с ней, с этой малолетней дурой. Какого чёрта она не предупредила об отъезде меня? Или Полина жила в такой глуши, что не могла поймать связь, чтобы написать мне пару строчек? В последнее время раздражение всё чаще накрывало меня с головой: я срывался на ни в чём не повинной Ксюше, которая, в итоге, снова решила свалить в свой родной город, чтобы меня не бесить, на одногруппниках, даже поцапался с тем самым преподавателем, который, заметив, что я был немного угрюмым в последнее время, стал мне злорадно улыбаться. И все эти неприятные мысли просто разбились вдребезги, когда после пар в среду я увидел на своём крыльце одинокую маленькую фигурку с нелепым русым пучком на голове. Злость отошла на второй план, хотя хорошенько выпороть её за такое поведение хотелось безумно. Но сначала обнять. – Полина? – Привет, Тём. Даже улыбнулась. Но лица на ней всё равно не было. И вот так я смотрел на неё и понимал, что ко мне маленькими шажочками подкрадывается пиздец. Она смотрела на меня таким взглядом, словно пыталась сообщить, что у меня умерли все родственники, кроме шуток. И это было страшно, чёрт возьми. – Зайдешь? – Я ненадолго, – блять. Отличное начало. У меня задрожали руки, но я быстро пришёл в себя. Не хотел, чтобы это видела Валеева. Я и так чувствовал себя беспомощным куском говна, который строил наполеоновские планы по захвату сердечка одной слабенькой девчонки, а в итоге трясся перед ней, как щенок. Было противно самому от себя. И это ебанутое осознание того, что я вляпался в то, от чего пытался уберечь Полину, прочно поселилось где-то на подкорке сознания. Валеева зашла в мой дом, так органично вписываясь в пространство, что хотелось заскулить от досады. Она отлично смотрелась в моём доме, в моей одежде, на моём члене. Это вообще нормально, или мне следовало бы обратиться к специалисту? – Так и будешь молчать? Движения её были какими-то совсем уж неловкими. Она неуклюже села на диван, сложила руки на коленях, и всё ещё не смотрела на меня. В последнее время она всё чаще избегала моего взгляда. – Я вот пришла сказать, что уезжаю, – она шумно выдохнула, словно всё самое страшное осталось позади, но мне так не казалось. – Как только учебный год кончится. Я купила билет на электричку на двадцать пятое мая. К бабушке с дедушкой. Туда, где жила эту неделю. Мои брови сами приподнялись в немом вопросе, но продолжать девчонка не собиралась. – Надолго? – На всё лето. – Вот как. Полина собиралась уехать от меня на грёбанных три месяца как раз тогда, когда я осознал, что задыхаюсь без неё. Моя умница. И, блять, да. Я не должен был во всё это лезть. Не должен был чувствовать всё это. Но, сука, как же тошно. Как же хочется ударить её наотмашь, чтобы эта её глупая голова отлетела в сторону. Чтобы боялась меня, сука, чтобы не смела перечить. Не смела уезжать, потому что я, чёрт возьми, против. – И это не всё, наверное, – мы одновременно судорожно сглотнули, но нам обоим это совсем не показалось забавным. – Помнишь, ты говорил, что не будешь вытирать мне сопли, если я однажды пойму, что не выдержу всего? Что нам надо будет просто разбежаться в стороны, не ебать друг другу мозги? Конечно, я помнил. – И? – Ну вот. Это, кажется, тот самый момент. Нижняя челюсть затряслась, я в один шаг преодолел расстояние между нами, уперся руками в спинку дивана, вынуждая Валееву откинуться на неё и боязливо смотреть мне в глаза. Красивая. Такая красивая, что язык присох к нёбу. И как-то совсем не верилось в то, что она сейчас всё это серьёзно. Просто шутила, играла на нервах, называйте, как хотите. Она не может всё вот так просто закончить. Я хотел её в своей постели, в своём доме. В своих мыслях. Ксюша уехала. Дом был в нашем распоряжении. Почему она хотела всё испортить? – Объясни, что за херня, Валеева? Всё было нормально. С чего ты вдруг стала не выдерживать? – цеплялся за какую-то призрачную надежду что-то понять, цеплялся за девчонку, которую, как я думал, просто хотел. – Не молчи, слышишь меня? Я ничерта не понимаю! – Я ушла из клуба Олега. И он был не слишком доволен тем, что я предпочла тебя, а не его. И последнее время присылал мне на почту разные видео с камер наблюдения его клуба, где ты клеишь девчонок, или трахаешься с ними по углам на улице, прямо под камерами, – да, иногда я заставлял себя отвлекаться от Валеевой, чтобы мне окончательно не сносило крышу, но ведь у нас был уговор о том, что я не обязан был хранить ей верность. – Я знаю, ты мне ничего не должен. Но я всё чаще стала задумываться обо всём, что сейчас происходит в моей жизни, и поняла, что это какой-то пиздец. Мне шестнадцать лет, а я чувствую себя потерянной для общества малолетней шлюхой, которая за деньги крутит задницей перед богатыми мужиками, которая спит с практически женатым парнем, которая скатилась на самое дно. Но я чувствую, что во мне есть силы бороться, понимаешь? И я очень хочу попробовать. На время забыть всё, что стало для меня привычным. А потом вернуться, и начать всё с чистого листа без оглядки на дерьмовое прошлое. – И, конечно, я тоже часть твоего дерьмового прошлого? – я чувствовал, как гнусная улыбка растягивала мои губы. Полина грустно выдохнула. И я заглянул в её глаза, наполненные слезами, впервые без злости, кажется. Просто с каким-то отчаянным пониманием того, что вот она, точка невозврата. – Рано или поздно это должно было случиться, верно? Лучше рано. Пока я не успела полюбить так сильно, что не смогу остановиться. А потом она плакала навзрыд. И мне так хотелось к ней прикоснуться, успокоить, но меня самого нещадно трясло, и единственное, что мне было необходимо – чтобы она ушла. И она это сделала. И попросила, чтобы я не трогал её, не искал встречи, чтобы перетерпел эти оставшиеся дни, что она проведет в городе. Я так и поступил. Я никогда не мог ей отказать. 25 мая (среда). Полина. Я смотрела, как таксист убирает мой чемодан в багажное отделение, и всё никак не решалась сесть внутрь автомобиля. За спиной, я чувствовала, стоял Войнов. Наверняка курил на своём крыльце, провожая меня тяжелым взглядом. Конечно, я обернулась и посмотрела на него, словно заставляя себя попрощаться с ним по-человечески. Он заслужил, хотя бы потому, что самые счастливые мои воспоминания связаны с ним. Артём не улыбнулся в ответ, не кивнул, не помахал рукой. Лишь бросил бычок в урну и ушёл в дом. Я хотела вернуться сюда другим человеком. Человеком, который знает себе цену, который не зависим от обстоятельств и собственной слабости. Человеком, который ставит своё достоинство выше глупого желания принадлежать сильному самцу. Пока я не знала, каким образом буду лепить из этих ошмётков здравого смысла новую себя. Но я надеялась, что на первых порах будет достаточно моего желания.