Двадцать — Шестнадцать

12 сентября (понедельник). Артём. – Я тупорылый щенок, – дымящаяся сигарета почти выскользнула из пальцев, когда я опустил руку на матрас, но, благо, этого не произошло. За новые шёлковые простыни Ксюша бы вырвала мне кадык. – Знаешь, который бегает, носом тычется туда-сюда и вообще не ебет, зачем лает на проезжающие мимо тачки, зачем ссыт на пол на кухне и разбивает любимые вазы хозяйки. Щенок-дебил. Ха. Это я. Ксюша приподняла правую бровь, посмотрев на меня, как на конченного придурка. Хотя почему «как»? – Что за странные приступы самобичевания? – Не знаю. Это всё твоё винище. Нормальные мужские напитки не располагают к такому соплежуйству, а тут прямо реально лежу, чувствую эту кислятину во рту и хочу ныть и написать бывшему. – Бывшей, ты хотел сказать? – Много ты понимаешь, – левой рукой я сжимал горлышко бутылки, из которой снова сделал глоток, а правой сжимал фильтр сигареты. Я курил одну за одной, в горле уже начинало печь, но тем сильнее мне хотелось выкурить ещё, чтобы искусственно создать состояние, на которое я мог бы отвлечься от мыслей о чёртовой Валеевой. Да, было утро понедельника, и вино было как-то совсем не в тему, но я страдал от похмелья и ненависти к себе, потому даже решил пренебречь походом в университет. – Ты прав, ничего не понимаю. Потому что ты всё держишь в себе, а я, похоже, должна узнавать, что с тобой происходит, с Божьей помощью, – подойдя ко мне, брюнетка выхватила тлеющую сигарету из моего рта, и потушила в пепельнице. – И не смей курить в спальне, твою мать, сколько можно говорить одно и то же? – Я же глупенький. Ты забыла? – Это сложно забыть, – я поймал Ксюшин взгляд. Этот типичный взгляд девушки, в которой вдруг проснулся материнский инстинкт и ей срочно надо кого-то пожалеть. Она сочувствующе нахмурила бровки и села рядом со мной на кровать, положив холодную ладошку мне на щёку. Я игриво прикусил зубами её большой палец, но попытка не выдать своё отвратительное настроение не увенчалась успехом. – Ты сегодня красивая. – Я всегда красивая, Артём. А вот ты сегодня просто чудовище, – я хмыкнул в ответ на её слова. – Посмотри на себя. Оброс щетиной, от тебя несет как от Есенина. Алкоголем и суицидальными мыслями. – Не дождешься, – и всё же Ксю могла поднять мне настроение, даже когда всё было совсем из ряда вон хреново. – Я просто пытаюсь анализировать свою жизнь и понять, когда всё пошло через жопу. Я всегда был дохрена адекватным человеком, который знает, что делать, когда делать, с кем и почему. А сейчас просто ловлю себя на мысли, что пытаюсь выбухать из себя откуда-то взявшиеся чувства к малолетней сопле, которая ничерта из себя не представляет, забиваю на тебя, на учебу, на самоуважение, в конце концов. На все. А ради чего? Чем руководствуюсь? Что меня мотивирует деградировать? Вербицкая отвернулась от меня к окну, наверное, разглядывая соседский дом. Я приподнялся на локте, чтобы увидеть то же, за чем следит она, и, естественно, увидел её. Полину. Валеева вешала чертовы занавески. Именно сейчас приспичило. Чтобы я снова увидел её впалый живот, мышцы которого так охренительно сокращались под моими поцелуями, острые колени, на которых всегда оставались синяки после того, как малышке приходилось делать мне… – Войнов, угомонись. У тебя сейчас слюна потечет. … приятно. – Отвали. – Я просто хотела тебе напомнить, что ты вроде как человек. Не робот, у которого все действия сводятся к определенному заранее заданному алгоритму. Ты нестабилен по своей природе. В этом нет ничего страшного. – Я это не выбирал. – А выбор – это вообще иллюзия. Мы мало что выбираем. Например, кого любить. Хотеть. Не важно. Думаешь, я бесконечно рада тому, что все время думаю о своем брате? – Ну, технически, он тебе не брат. – Это не имеет значения, – Ксюша таки легла рядом со мной, поморщив нос, когда я решил убрать прядь волос ей за ухо: табачный запах она не любила, а он наверняка успел въесться в мои пальцы за это утро. – И я тебе поражаюсь. Ты Полину опускаешь ниже плинтуса на словах, а на деле без неё подыхаешь. Что ты этим пытаешься доказать? Её холодные руки обвились вокруг моей талии, а голова устроилась на моём животе. Я был рад, что не имел возможности встречаться с ней взглядом, потому что Вербицкая видела меня насквозь. – Ксю. Давай потрахаемся, а? Пару раз мне удавалось так перевести тему. Не всегда с Ксюшей, конечно, но кого это волнует. Говорить о том, что я просто всеми силами пытаюсь отгородиться от того, что проснулось к Полине внутри меня, не хотелось. – Обязательно. Оба закроем глаза и будем представлять тех, с кем действительно хочется. – Если ты мне скажешь, что каждый раз, когда мы занимались сексом, ты представляла своего возлюбленного, то напрочь убьёшь мою самооценку. Ксюша коротко хохотнула и подняла на меня свои прищуренные глаза. – Не всегда, правда. Пару раз я представляла Райана Рейнольдса. – Сучка. – Не переводи тему, дамский угодник. Зачем ты говоришь так о Полине? Раз ты к ней что-то чувствуешь, значит, в ней есть что-то особенное. Да и сам ты говорил не так давно, что она охренительная девчонка, искренняя, сохранившая оптимизм, несмотря на всё то, что с ней происходило в последнее время, – Ксюша подняла на меня глаза, но я продолжал пялиться в потолок, мысленно соглашаясь со всем, что она говорила. – Это тоже в человеческой природе, тянуться к чему-то светлому. – Чтобы это светлое замарать как следует, да? – Ну, это только в твоём случае. С этим я тоже был немного согласен, хотя не считал себя совсем уж плохим человеком. Во всяком случае, я не насиловал детей и не убивал котят, а это уже что-то, да? – Я просто всё ещё верю, что обладаю даром убеждения. В данном случае, я пытаюсь убедить себя. Вдруг, если я буду часто говорить, что она ничего из себя не представляющая малолетняя сопля, то сам в это рано или поздно начну верить? Это было таким бредом. Полина делала меня лучше. Заражала своей улыбчивостью, вечно хорошим настроением, я становился более внимательным, менее равнодушным. Эти перемены замечали даже мои родители и Ксюша. А это чего-то да стоило. – Ты несешь чушь, Войнов. Сам же понимаешь, – брюнетка откатилась от меня на другую половинку кровати и тоже уставилась в потолок. – Ты себя-то хоть не обманывай. На словах это было проще. – Окей. Что мы имеем? Я по уши погряз в девчонке, которая теперь меня видеть не хочет. На дворе сентябрь, в январе мы с тобой женимся. Итого у меня три с половиной месяца разгульной жизни, но единственная девчонка, с которой бы я хотел их провести, ни за что на это не согласится. И что мне со всем этим делать? Я был в отчаянии, настолько, что на последнем предложении мой голос дрогнул. – Поговори с ней. – Я заебался с ней разговаривать. Это бесполезно, – я поставил пустую бутылку на пол и сел, свесив ноги с кровати. Полина поправляла уже повешенные занавески и, заметив меня, даже не искривила губы в подобии улыбки, просто зашторила окно и ушла. – Она сказала, что я всегда был эгоистом и теперь её очередь. Что когда я был ей нужен, я вытирал об неё ноги, а теперь это делать будет она. – Так и сказала? – Ну… э… не совсем, пожалуй. Но понял я всё именно так. – Её тоже можно понять. Она и так нахлебалась, решила начать новую жизнь, а ты опять к ней лезешь. – Потому что ей со мной хорошо. – Может, без тебя ей ещё лучше? Пф. Нет. – Это не так. Я бы не заговорил с ней даже, если бы знал, что она без меня счастлива. – А ты спрашивал? Нет. Не спрашивал. Наверное, я действительно просто законченный эгоист. – Я просто это знаю. Ну, это же очевидно, нет? Тем более она сама призналась, что тоже скучала. Полина постоянно была какой-то грустной за те полторы недели сентября, что находилась в городе. О том, что она могла грустить из-за того, что в её жизнь опять врывался я, я как-то не подумал. – Что если попробовать оставить её в покое? – Я пытаюсь, – кивнув на бутылку, ответил я. Всеми силами, чтоб ты знала, Ксюша-хрюша. Потому что это по-свински давить сейчас на больное. 17 сентября (суббота). Полина. Неделя пролетела быстро, и я была безумно этому рада. Потому что меня добивала школа, где все учителя пытались убедить всех поголовно в том, что у нас нет шансов сдать экзамены и куда-то поступить, добивала мама, которая совершенно от меня отвыкла за лето и вообще была максимально отстранённой, не идя со мной на контакт. А ещё Артём, куда же без него. Видимо, потеряв терпение, он прекратил свои попытки со мной поговорить и оставил меня в покое, не прислав ни одного сообщения, не пытаясь искать встречи, но то, что мы жили в соседних домах, давало о себе знать. Он снова подолгу сидел на подоконнике, ожидая меня, грустно смотрел на меня из окна машины, если мы выходили из дома в одно время, неловко кивал и махал рукой. Если он не врал о своих чувствах, то их наличие явно не шло на пользу его уверенности в себе. Как-то слишком быстро он превратился в робкого мальчишку, который просто не хочет навязываться. Но я не исключала того, что это всё его хитрый план снова затащить меня под себя. Мол мудачеством ничего не добился, попробую подойти с другой стороны. Но без его внимания было немного проще, не хотелось тратить свои нервы ещё и на это: мне хватало постоянных воспоминаний о нём, которые терроризировали меня ночами, и просто дурацких мыслей о нашем последнем разговоре, где Артём начал свои «а если бы я бросил Ксюшу, всё бы было нормально?» Понятие о нормальном у него, конечно, специфическое, но нахрена было бередить подживающие раны сейчас – без понятия. Я аргументировала это его эгоизмом. И была права. – Ты чего залипла? – Вадим толкнул меня в бок, и я в шутку пихнула его в ответ. Я никак не думала, что буду нормально общаться со своим одноклассником после того, что он натворил, но в начале сентября он снова передо мной извинился, даже купил мне любимую шоколадку, и я как-то расслабилась, подумав о том, что он всего лишь избалованный подросток, и что страшного ничего в итоге не произошло. Хотя, возможно, я просто наивная дура. В общем, мы решили общаться, как приятели. И я пока не решила, жалела я об этом или нет. Чтобы не тухнуть в субботний вечер, Вадим решил организовать для нашего класса совместную вылазку в клуб, но здесь мы столкнулись с маленьким недоразумением: почти всем еще не было восемнадцати. И тут мой дорогой одноклассник вспомнил, что я как-то рассказывала про своего приятеля, который держит очень хорошее заведение в нашем городе, и эти маленькие пакостники, мои одноклассники, все по очереди стали меня уговаривать перетереть с Олегом этот вопрос. С Олегом мы, к слову, вообще не общались с весны, и написать ему с подобной просьбой было странно, но он отнесся спокойно, внес нужные фамилии в списки, хотя это не понадобилось – меня узнал охранник, благо, догадался не подать вида, когда я расширила глаза и кивнула на толпу школьников за собой. Было бы неловко, если бы меня вдруг встретили здесь с распростертыми объятиями: потом было бы очень много вопросов. – Вадим, отвали, – прокричала я ему в ответ, потому что из-за громкой музыки ничего не было слышно. – Я к тебе уже пять раз обратился, а ты не отвечаешь. Куда нам идти? Я кивнула в сторону лестницы наверх, в VIP-зону, где Олег обещал приберечь столик на большую компанию. Когда мы поднялись туда, появилась возможность нормально разговаривать, так как там не так сильно долбили басы. – Так, птенчики, слушаем внимательно тётю Полину, алкоголь заказываем только здесь, наверху, тут знакомый бармен, внизу работает новенький, может доебаться, а нам проблемы не нужны, правильно? – обратилась я к одноклассникам, которые в ответ дружно закивали. – Вот и умницы, я скоро к вам вернусь. Привычно двигаясь между диванами, я дошла до кабинета Олега и без стука вошла внутрь, как делала это много раз до этого. И сразу же пожалела о своей дурацкой привычке. Брюнет вжимал в свой стол секретаршу, ту самую, что я заприметила во время нашего последнего разговора, и, слава Богу, она была одета: видеть, как совокупляется мой бывший босс, я совсем не хотела. Услышав хлопок двери и заметив замешкавшуюся меня на пороге, Щербаков оторвался от губ своей пассии и посмотрел на меня. Без удивления. Ну конечно, зеркальные стены: он прекрасно видел, что я иду сюда, и решил устроить мне представление? А зачем? Проверить мою реакцию? Стало даже интересно, что он ожидал увидеть. Вероятно, я должна была вспыхнуть от ревности к человеку, к которому и так никогда ничего не испытывала, так еще и не видела несколько месяцев. У Олега, похоже, детство заиграло в заднице. – Полина, – он кивнул мне, убирая руки со своей любовницы, которая стала судорожно поправлять свою одежду, чтобы поспешно ретироваться из кабинета. – Ты немного не вовремя. – Прости меня, просто хотела зайти поздороваться, могу зайти попозже. То, что на моем лице не было ни одной эмоции, ему, похоже, не понравилось. – Ничего страшного, она уже уходит. Когда за секретаршей закрылась дверь, я плюхнулась в кресло напротив стола Щербакова, в котором раньше сидела так часто, что оно уже приняло форму моих ягодиц. Он внимательно наблюдал за мной, даже не удосужившись застегнуть наполовину распахнутую рубашку. – Ну что? Как жизнь? – я ненавидела эти неловкие разговоры с людьми, с которыми ты раньше был очень близок, но потом ваши дорожки разошлись в разные стороны. – В целом, все по-прежнему, если честно. Почти закончили ремонт в новом помещении, скоро открываем ещё один клуб в центре, так что в ближайшее время надеюсь наварить побольше баблишка и свинтить на пару месяцев в заслуженный отпуск. Сама как? – Все лето была у бабушки, начала готовиться к экзаменам, устроилась в кафешку работать. Фу, скучная обычная жизнь, даже странно вдруг стать обычным подростком, который не трясет булочками в клубе втайне от мамы, – такая маленькая шутка сквозь слёзы, как говорится, но Олег оценил юмор и даже немного улыбнулся. В его кабинете, казалось, ничего не сдвинулось с места с последнего раза, как я тут была. Это даже немного пугало. Безумный любитель стабильности. – Как с Артёмом? – Никак. – И что это значит? Хм, мне показалось, что я достаточно искрометно ответила с первого раза, но Щербакову, похоже, надо было знать все подробности. – Это значит, что он просто мой сосед, и мы не общаемся, – Олег расслабленно откинулся на кресло, удовлетворённый моим ответом. – Ты был прав насчет него. Во мне вдруг возник мозг, и я решила, что больше не хочу над собой издеваться. – Разумно. – Это моё второе имя. – А первое – «не». – Очень смешно, – мы улыбнулись друг другу, и напряжение немного спало. – Я рада была тебя увидеть, у тебя все хорошо, это главное. Желаю тебе удачи с новым клубом, у тебя круто получится, это же ты. В его глазах мелькнуло недовольство, граничащее с вселенской грустью, но находиться здесь я больше не хотела. – Торопишься к друзьям? Тороплюсь свалить от неловких разговоров и несчастных вежливых улыбок. – Типа того. Он снова кивнул мне, прощаясь, и я вышла из его кабинета, спокойно выдохнув. Что ж, дело сделано, теперь можно было спокойно расслабиться. Я бы не сказала, что мои одноклассники вызывали во мне восторг, и я бы, скорее всего, отказалась от предложения куда-то вместе сходить, но Вадим очень плотно присел на меня с идеей с клубом, потому я ничего не смогла поделать. Но, откровенно говоря, под градусом они мне не казались такими уж и плохими, потому я не особо сдерживалась и глотала алкоголь, как в последний раз. Во всяком случае, так я чувствовала себя своей в доску, и даже могла поддерживать непринуждённые беседы. Танцевать не хотелось, хотя парочка одноклассниц таки вывели меня на танцпол один раз, но я очень скоро оттуда сбежала, потому что острое чувство дежавю меня просто не покидало, а я твёрдо решила не возвращаться к старой жизни. Сидеть на диване в компании Вадима и Ромы мне нравилось больше, потому я никуда оттуда не уходила почти всё время, с удовольствием играя в лесенку и выпивая текилу на скорость. Богатенькие одноклассники охотно угощали, а я радовалась, что экономлю деньги, которые теперь доставались мне не так легко, как раньше. – Эх, Валеева, жалко, что у нас ничего не вышло, – Нестеров закинул руку на моё плечо. – Я понимаю, что я мудак, ты не думай, но ты мне нервы тоже помотала, конечно. – Зато я не пыталась тебя изнасиловать. – Я был бы не против, – он лукаво улыбнулся и прижал меня к себе. – А вообще, я был в стельку пьян, не думаю, что у меня что-то в итоге бы вышло. И хорошо. Мне, правда, жаль, что я тебя так обидел. Он чуть тронул влажными губами мой лоб, и я поморщилась и отстранилась, недовольно глядя на него. – Мы договорились об этом не вспоминать. – Прости. За столом изрядно выпившие ребята собрались играть в бутылочку, я сидела вместе с ними, но не хотела принимать участия, потому что почти ничерта не соображала. Да и пришедшая SMS-ка от Олега с текстом «Не делай глупостей, вдруг у кого-то из твоих одноклассников герпес» меня притормозила. Он опять наблюдал за мной с экрана своего монитора, извращенец. Я немного потерялась в пространстве на пару мгновений, но когда в меня впечатались губы моей одноклассницы, я немного опешила и почувствовала подкатившую к горлу тошноту. – Мне нужно идти. Зажав рот рукой, не оставляя одноклассникам простора для фантазий о причине моего побега, я направилась в уборную, где все чертовы кабинки, как назло, были заняты. Что ж, этот прекрасный процесс – не то, что можно остановить силой мысли, потому, радуясь тому, что у зеркала никого не было, я сделала все дела в раковину и побежала на улицу, чтобы подышать воздухом. Запах кальянного дыма, пота и спиртовых испарений наверняка бы меня добил. А на улице было хорошо. И спокойно. Потому что музыка не долбила в уши, ко мне никто не лез, пахло свежестью и недавно прошедшим дождём. Я даже немного расслабилась со временем, подумывая вернуться. По моим расчётам, я сидела на бетонном ограждении у клуба не больше пяти минут, но нашедший меня Вадим орал так, словно меня не было часа два. – Ты могла хотя бы написать, что ты здесь? Я подумал, что тебя кто-то утащил и воспользовался твоим состоянием. – О, нет, это твоя прерогатива. – Не издевайся! – Нестеров сел рядом со мной. – Давай такси тебе вызову? Мой запоздалый мозг вдруг вспомнил, что сидела я тут дольше пяти минут, потому что я с кем-то очень долго переписывалась. Ужаснувшись, я полезла в мобильник, чтобы проверить свои социальные сети, но меня отвлек звук подъезжающей машины. Я подняла глаза и увидела Артёма, опустившего стекло с пассажирской стороны и внимательно глядевшего на меня. Справа от меня сидел Вадим. Слева вдруг появился Олег, прибежавший, видимо, мне на помощь, когда она уже была не нужна. Я смотрела на них всех по очереди и думала. Какая ирония. Всех собрала в одном месте. Всех людей, с которыми связано что-то до ужаса мерзкое, липкое, что хотелось забыть навсегда, от чего мне яростно хотелось избавиться. Развратные танцы в клубе, роль любовницы, недо-изнасилование. Всем привет, я Полина Валеева, мне шестнадцать. Я улыбнулась своим гнусным мыслям и поняла, что все трое продолжают напряжённо смотреть на меня. И меня снова вырвало. 20 сентября (Полина). Вторник. С алкогольным отравлением я провалялась всё воскресенье и часть понедельника, и только во вторник у меня появились силы написать Артёму и извиниться за то, что я ему строчила сообщения в ночь с субботы на воскресенье. Сначала я очень долго и очень непонятно, так как не попадала по буквам, писала ему о том, какой он мудак, как он все испортил, как я его любила и, похоже, люблю до сих пор, и что не знаю, что мне теперь со всем этим делать. Через несколько минут, увидев, что он ничего не прочитал, я пожалела, что всё это написала, но деваться было некуда, потому сразу же исправила ситуацию тем, что сообщила о своем алкогольном опьянении. Сама не осознавала, что пишу, Артём, честное слово. Ага. Не осознавала. Зато все смешные картиночки на тему звонков бывшим стали в разы понятнее. В итоге, он спросил, где я, я ему, естественно, сказала правду, потому что я дура, и он решил меня забрать. Очень жаль, что он приехал чуть позже, чем меня решили окружить все на планете, чтобы посмотреть, как я блюю: при одном Артёме было бы не так стыдно, потому что пару раз я ловила бэд-трипы от его травы, и ему таки приходилось держать мои волосы. Я сжимала в руках телефон, не зная, что написать. Собравшись с мыслями, я быстро отправила «Прости за субботу» и заблокировала телефон. Через минуту мобильный зазвонил, а на экране появился номер Артёма, который я так и не добавила в телефонную книгу. – За что извиняешься, птичка? Прозвище из прошлого так цепануло, что меня передёрнуло. – Всё так стрёмно получилось. Я не хотела тебя напрягать, и чтобы ты меня забирал, и уж тем более не хотела наговорить тебе столько глупостей. – Тогда зачем всё это писала? – насмешливо спросил он. – Потому что я была пьяна. – Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, слышала об этом? Ох уж этот самодовольный тон. Разговор с Артёмом начинал выводить меня из себя. – Слышала. Давай не будем продолжать этот бессмысленный диалог? Долг перед родиной я выполнила, прощения попросила, моя совесть чиста. Я собиралась сбросить, но снова услышала его голос и продолжила слушать. Почему-то вспомнились наши разговоры на ночь, когда он рассказывал мне о своей жизни, а я засыпала под чарующие звуки его голоса. Чёрт. – Я ведь не говорил, что принимаю твои извинения. – Меня это не волнует. Немного соврала, конечно, но я ведь обещала себе отделываться от него любыми способами при его попытках войти в мою зону комфорта. – Да брось. Давай сходим куда-нибудь в воскресенье? И ты мне больше ничего не должна. – Ты опять за старое? Он тихо посмеялся в трубку, и я зажмурила глаза. Блять, как же мне нравился его смех. Ну почему всё всегда идёт не так, как хочется? – Нет, малыш. Просто зову тебя посидеть где-нибудь, пока погода хорошая. Меня неделю не будет в городе, опять конференция, приеду в ночь в субботу, было бы здорово провести воскресенье вместе. Как приятели. Конечно, приятель из тебя – то, что надо, Артёмка. – Я не хочу. – Обещаю, я не буду лезть, просто поговорим. Обо всём. Как раньше. Это его «как раньше» ещё сильнее всё усугубило. Потому что хотелось, чёрт возьми. Хотелось этого «как раньше»: проводить время вместе, смеяться как ненормальные, обниматься, целоваться, забывая обо всем, и… В общем, много всего хотелось. И я снова слепо шла за этим хочу, когда ответила, что согласна. Но твёрдо пообещала себе, что мы, правда, посидим чисто по-дружески. Ха-ха. Весело, да? 25 сентября (воскресенье). Артём. В животе всё трепетало от предвкушения, дурацкая улыбка не сходила с лица, и я не знал, что с этим делать. Она согласилась. Просто взяла и согласилась провести со мной воскресенье. И, естественно, это было не только потому, что ей не хотелось оставаться передо мной виноватой, она могла бы найти тысячу причин не ехать, и была бы права, но она согласилась! Это могло значить только одно: Полина нихрена ничего не забыла, по-прежнему была в меня влюблена, и только пыталась делать вид, что ничего больше ко мне не чувствовала. Моя маленькая актриса. С одной стороны, я прекрасно понимал, что лучшим вариантом было бы оставить её уже в покое. Валеева заслужила нормальную жизнь, которую я не мог ей дать, но с другой стороны, демоны внутри меня так радостно скреблись обо все органы, что я просто не мог им не поддаться. Я так хотел снова дотронуться до неё, почувствовать запах, услышать её голос, смех, узнать, что изменилось в ней за эти несчастные три месяца. Хотелось проникнуть ей в голову и перешерстить все мысли, чтобы знать, что она хочет услышать от меня, чтобы сдаться. Я был нетерпелив, я был на взводе, потому не прекращал нервно барабанить по рулю, глядя, как Полина нарочито медленно выходила из своего дома. Она оделась в привычном стиле, в чёрные узкие джинсы, тёмно-синюю худи и кеды. Послушная. Сказал ей одеться потеплее, она так и сделала. Вообще, конец сентября до сих пор радовал солнышком, потому ничего лучше, чем пикник у озера, к которому мы постоянно мотались раньше, в голову мне не пришло. Где-то в глубине души я надеялся, что Полина не разозлится из-за выбора места, а, наоборот, с удовольствием поностальгирует, воскрешая в памяти все горячие сцены, которые мы там устраивали. – Привет, красавица, – она закатила глаза в ответ, но всё же уселась на пассажирское сидение и пристегнула ремень. – Как прошла твоя неделя? – Нормально. Во всяком случае, в школе было не так занудно, и мама немного оттаяла. – Вы были в ссоре? – я поймал себя на мысли, что спрашиваю не из вежливости, а потому что мне было действительно важно знать, что происходило в жизни у этой девчонки. – Нет, она словно от меня отвыкла за лето, и была какой-то отчуждённой, – Валеева обняла руками рюкзак, который взяла с собой, и расслабленно сидела, не поворачивая голову в мою сторону. – Я думаю, что она специально меня отправила на всё лето, чтобы взять ещё дежурства, потому что я ей это запрещала. Скорее всего, она просто дико задолбалась за лето и на меня её просто не хватило. – Я думал, что уехать на лето было твоей идеей. – Ну, предложила мама, а потом я решила, что это неплохой вариант. Здесь всё равно ловить было нечего. Ауч, – Полину немного тряхнуло, когда я резко остановился на светофоре. – Ты чего какой бешеный? Красный свет не видишь? – Забей. Как же меня взбесило это «здесь было нечего ловить». Конечно, тут ведь всего лишь был я. Я перевёл дыхание, напоминая себе о том, что своей неконтролируемой агрессией я мог только всё испортить, потому успокоился и плавно тронулся с места. – Куда мы едем? – На пикник. К озеру. Мне не нужно было объяснять к какому, я понял это по её недовольно поджатым губам. Но я не собирался менять своих планов. В конце концов, не моя вина, что она меня так и не разлюбила. Пусть теперь терпит несносного меня в месте, с которым связано слишком много. – Мы же договаривались. – О чём это? – О том, что это просто дружеская поездка. – А что в пикнике у озера недружеского? Валеева покачала головой, я заметил краем глаза, и уставилась в окно, так ничего и не ответив. – Тебе меня нисколечки не жалко, да? Хочешь поиздеваться? Я не хотел издеваться. Я хотел просто быть с ней. День, два, неделю, месяц, год. С этим ничего нельзя было поделать, хотя, возможно, я пытался не достаточно хорошо. Но я был слаб в отношении всего, что касалось Полины, потому вёз её туда без зазрений совести. – Я просто хочу провести с тобой время. Я не буду к тебе лезть, как и обещал, я никогда ничего не делал против твоей воли, и не собираюсь начинать. Хотя очень хотелось. Когда мы подъехали к озеру, настроение Валеевой, казалось, упало ниже некуда, но она покорно отстегнула ремень, схватила рюкзак и выбралась из моего автомобиля, словно собираясь побыстрее отделаться от всего этого. Мне это не понравилось, конечно, но я решил сделать всё возможное, чтобы наша встреча всё же оправдала мои ожидания и оставила хорошее впечатление нам обоим. Даже если это была наша последняя возможность побыть вдвоем. Меня немного подташнивало от собственного кретинизма, но я решил расслабиться. Раз уж я принял то, что сходил с ума по школьнице, смириться с собственной слабохарактерностью рядом с ней было не так и сложно. Я расстелил плед, выложил всю еду, которой заранее закупился, и спокойно сел, закуривая сигарету и глядя на гладь озера. Мы часто раньше сидели здесь, разговаривая, обнимаясь, занимаясь любовью. Внутри всё по-прежнему подёргивало от волнения, но я не подавал вида, лишь наблюдал боковым зрением за копошащейся в рюкзаке Полиной. – Я ездила в Питер летом вместе с бабушкой, посмотрели школу, в которой я буду учиться последний семестр, приглядели квартиру для нас с мамой. Я бы и с сентября туда пошла, но с продажей дома возникли проблемы, потому решили повременить. В общем, я там открытку нашла, хотела перед переездом написать тебе что-нибудь, но потом подумала, что это всё глупости, – она достала из ежедневника небольшой кусок плотного картона с изображением озера, которое как две капли воды было похоже на то, у которого мы сейчас сидели. – Я подумала, что это будет символично, отдать её тебе сейчас, раз уж ты решил привезти меня сюда. Всё равно всегда с собой таскала. Я взял в руки открытку и перевернул, надеясь прочитать какое-то послание от Полины, но там ничего не было. – Даже не напишешь пару строчек на память? – Я хотела, но ничего не придумала, если честно. – Понятно. Я поблагодарил, конечно, но всё равно с каким-то разочарованием сунул её подарок в свою сумку. Было бы лучше, если бы она хотя бы своё имя там написала, а так это оставалось безымянным куском бумаги, хочешь – передари, хочешь – сожги. – Столько воды утекло. Сидим здесь, словно чужие люди. Это странно, – она зябко поёжилась из-за осеннего ветра, и я накинул ей другой плед на плечи. – Хотя, наверное, так и должно быть. Нам все люди даны лишь на время, просто срок у всех разный. – Мой срок годности подошёл к концу, я так понимаю? – выяснять отношения не хотелось, но слова сами слетали с языка. – Да. – Ну, знаешь, это не моя вина. Я преспокойно бы жил дальше в своей вакуумной упаковке, но ты её раздербанила и сама приблизила конец срока. – И опять во всем виновата я, – она повернула голову в мою сторону, и я ухватился за возможность встретиться с ней взглядом. Мы смотрели друг на друга молча, думая каждый о своём, и было что-то особенное в этом моменте. Внутри я себя ругал за эти нюни, но и глаз от неё оторвать тоже не мог. Какой же она была красивой, с этим пучком на голове, с разрумянившимися щеками и без косметики. Она завораживала. В горле пересыхало от того, что она была так близко, а в желудке всё выкручивало из-за невозможности до неё дотронуться. – Мы виноваты оба. Но сейчас я готов всё исправить, а ты от меня отворачиваешься. – И я тебе уже объяснила, почему. Да и смысл что-то исправлять? Тебе жениться скоро, так что всё к лучшему. Я отвернулся. Больше не мог на неё смотреть. Потушив бычок о землю, я откинулся на спину и посмотрел на небо. Не знаю, возможно, я где-то очень жёстко проебался, раз сраная вселенная так всё подстроила. Жил себе спокойно, и тут появилось это маленькое чудовище, которое перелопатило всё. Я почти привык ко всем рамкам, которыми был окружен с детства, принял все указания, которым должен был следовать, а она появилась и заставила желать большего. Меня всегда всё устраивало, а теперь мне хотелось заскулить от того, что всю мою жизнь уже придумали за меня, что я буду жить с нелюбимой женщиной, которая не любит в ответ, что буду улыбаться людям, которых не перевариваю, потому что этого требует отец, буду работать столько, сколько мне скажут, там, где потребуется. Никакой свободы. Никаких собственных решений. Заранее продуманный сценарий, под который я подогнул ни в чём не повинного птенчика. – Прости меня. Я столько натворил. Ты этого не заслужила, – я повернулся к Полине, которая тоже прилегла рядом, завернувшись в плед. Она смотрела спокойно, не пытаясь перебить, не насмехаясь, внимательно изучая моё лицо. – Я рад, что ты нашла в себе силы двигаться дальше. Я восхищаюсь тобой, правда, – я сглотнул подступивший к горлу ком и продолжил. – И, я знаю, я обещал, что это чисто дружеская встреча, и ты можешь не отвечать, если не хочешь… просто скажи мне. У тебя осталось что-то ко мне? Вот сейчас ты на меня смотришь, и что чувствуешь? Полина вдруг улыбнулась и смешно нахмурила нос. – Знаешь, бывает такое, что тебя тошнит, но ты не блюешь? Вот что я чувствую, когда смотрю на тебя, – она опустила глаза, тихонько посмеиваясь себе под нос. Что ж, весёлая Полина мне нравилась больше. – Нормальные люди называют это бабочками в животе. – Какой ты самоуверенный, может, ты просто настолько мне отвратителен? – Ни за что не поверю. Я приятный. Я улыбнулся ей в ответ, но её вмиг ставший задумчивым взгляд меня осадил. Она словно поняла всё и сразу, и с такой грустью посмотрела мне в глаза, что внутри что-то ёкнуло. – Дурак ты, Артём Войнов. Она была права. Ещё какой. И продолжал дурить, не щадя ни её ни себя. К этому выводу я пришёл сразу же после того, как сказал: – Можно я тебя поцелую? Валеева молчала, не говоря ни да, ни нет. Словно позволяла мне самому принять за неё решение, как я всегда делал раньше. И я принял его довольно быстро, нависнув над её лицом, ловя ртом тихое: – Это ничего не значит, Артём. Тёплые губы, охотно отвечающие на ласки моего рта, твердили об обратном. Это значило всё и сразу.