Вскоре Ростислав оставил пост президента из-за проблем со здоровьем. Он стал чахнуть, хоть и делал вид, что все в порядке.
Я все чаще стала тайно встречаться с Валерой. Я металась между ними двумя. Ростислава не могла бросить, мне было жалко его, да и Милана бы меня не простила. Валера тоже страдал, он не любил жену. Сохранял семью только ради Павла.
Мы встречались на съемной квартире, но пристальная слежка папарацци, иногда ловила нас вместе. Правда, на этих фотографиях ничего такого не было, что свидетельствовало бы об измене.
Ростислава я всячески ограждала от прессы, слухов и все, что с ними связано. И он всегда верил мне. Иногда, из-за этого мне становилось паршиво. Но я ничего не могла поделать, во мне была непобедимая сущность, которая тянула на измену. В этом была я. Но… и благодаря этому, я написала много песен о предательстве и боли, тяжелые, как если бы это был рок. Множество песен были о смерти и потерях, исполняя их, я была холодна, как камень, словно со мной ничего страшного никогда не происходило. Это было просто объяснить, ведь я передала чувства в музыку, значит, больше они мной не управляли.
Милана стала процветать. Попала в кочующий оркестр — они колесили по миру, давая концерты. Уж и не знаю, как она умудрилась туда попасть. Большую часть заработанных денег, она отправляла в приюты и детские дома. В этом оркестре у нее завязался роман, кажется со скрипачом. Его звали — Роман. Роман с Романом, звучит, как комедия.
-Посмотри, это она в Бельгии, — показывала я Ростиславу фотографии Миланы, которые она прислала по электронной почте, — Сейчас еще пришлет.
-Как ты думаешь, скоро она наиграется? — вдруг спросил Ростислав. В последнее время, я не видела на его лице никаких эмоций.
-В смысле?
-Ну, этот оркестр ее… это же несерьезно.
-Все зависит от того насколько сильно она предана своему делу, — пожала я плечами, точно зная, что вряд ли, она когда-нибудь бросит музыку.
-Только не говори, что ты ее поддерживаешь, — его голос приобрел легкую хрипоту, которая обычно бывает у пожилых людей.
-Ростя, я ведь и сама такая… — я думала о том, как бы деликатней ему объяснить, что преданность своему делу — это не просто хобби, и даже не работа, которая нравится, это черта характера, которую невозможно изменить. Писатель не бросит перо, ведь смысл его жизни именно в этом, как для простого обывателя прием пищи. Так же и Милана, и я никогда не бросим занятие музыкой. Ведь она внутри нас.
Ростислав нехотя согласился, задумчиво опустил взгляд, словно прочел мои мысли. Но потом его лицо, внезапно, исказилось в гримасе боли. Он стал задыхаться и хвататься за сердце.
-Что с тобой? — испугалась я.
-Кольнуло… уф… пару раз, — отдышался, будто после пробежки, — Ты же выполнишь мою просьбу, — он притянул меня к себе и прижал к груди. Я услышала его сердце, оно тяжело и медленно стучало. С каждым разом удар становился все тише. Нужно бежать вызывать скорою! Тук — тук, …, но Ростислав, так сильно прижал меня к себе, что я не могла даже пошевелиться….Тук — тук… тяжелое дыхание влилось в сиплый хрип… Тук — тук… Я еще могу успеть! Сила в его руках начала уменьшаться…. Тук… дыхание прекратилось…. Я почувствовала, вернее, мне показалось, что его душа, прошла через мое тело.
-Прощай, — дрожащим голосом произнесла я и разразилась горьким плачем. Думала ли я, что могу так поступить? Ведь вопреки всему не собиралась выполнять его просьбу.
Я еще долго лежала на его, уже мертвой, груди. А потом уснула…
Рано утром я вызвала скорую. Самым тяжелым, оказалось сообщить Милане. Узнав об этом, она тут же прилетела на следующий день.
После смерти Ростислава, мы практически перестали с ней общаться. Я уехала из его дома, просто больше не могла там оставаться, все напоминало о нем. Пресса написала, что мне досталась хорошая доля состояния, но это было не так. На его деньги я никогда не претендовала.
Сразу же после похорон ко мне приехали Валера с женой и Павлушей, чтобы поддержать. И это помогло, общаясь с Павлом, я забывала обо всем.
Как всегда Павлуша просился остаться у меня, я естественно согласилась. Тем более, что пока я уговаривала об этом Валеру, малыш уснул на кровати. Валера нехотя согласился, сославшись на то, что мне и без них сейчас плохо и пообещал забрать ребенка на следующий день.
Павлуша разбудил меня очень рано. Я встала и приготовила кашу. Потом мы играли в игрушки, смотрели мультфильмы, гуляли на улице. Правда, для последнего, мне пришлось изрядно приодеться, чтобы меня никто не узнал, но все же самые продвинутые поклонники узнавали, и каждый норовил заполучить автограф и фото на память. Павел тоже активно принимал участие во всей этой процессии. Прирожденная звезда, подумала я.
Вечером я позвонила Валерию, но телефон оказался отключен и у его жены тоже самое. В груди неприятно заныло, рано волноваться, рано.
Но неприятное ощущение того, что-то случилось не проходило, поэтому я одела Павлушу, и мы поехали к ним домой. Но двери нам никто не открыл, дом оказался заперт. Я разбудила пожилую соседку и та сказала, что сегодня не видела соседей вообще. Я не знала, как быть. Мы вернулись домой. Павлуша уснул где-то через пол часа, а я места не находила, но все же решила подождать до завтра.
Без четверти десять вечера раздался звонок. Я тут же ответила в надежде, что это Валера.
-Здравствуйте, это Роза? — раздался молодой женский голос.
-Да …
-Вы знакомы с Валерием Умовым?
-Да … — сердце сжалось в комок от предчувствия беды.
-Кем вы ему приходитесь?
-Э … мы друзья. А что случилось?
-Он и его жена вчера вечером поступили в морг. Разбились на машине. Приедте, пожалуйста, завтра к 10 часам на опознание, — она назвала адрес и повесила трубку.
«Разбились на машине!» — эхом отразилось во мне. Что же теперь делать? Как я объясню это Павлуше?
Утром я отвезла ребенка в сад, а сама отправилась в морг. До последнего надеялась, что это не они. Но когда увидела их изувеченные тела, сомнений не оставалось. Их похоронили на следующий день.
***
Мне было дико смотреть в глаза ребенку, который ничего не знал. Я рыдала, когда Павлуша начинал проситься к маме и папе.
Через несколько дней в мой дом вошла женщина, представившись нотариусом. Деловитая брюнетка с жутким голосом.
-Умовы составили завещание, где написано, что в случаи их смерти, они хотели, что бы вы взяли опеку над их сыном Павлом Умовым, — она протянула мне бумагу.
Я внимательно все прочла.
-Если вы не желаете, то тогда ребенка придется….
-Я желаю.
-Что ж, тогда нужно собрать все эти справки и отнести их в опеку, — она протянула мне еще одну бумагу, поменьше.
***
Я усыновила Павлушу, дав ему свою фамилию. Смотря на него, я видела в нем Валеру, настолько сильно он был похож на отца. Хотелось, чтобы поскорее прошло, как можно больше времени, ведь мысли о том, если я не уговорила бы Валеру оставить Павлушу у меня в тот вечер, то его могло бы не быть….
Вскоре малыш стал забывать о родителях, лишь из-редко просыпался и звал маму. Прошло еще немного времени и мамой он стал звать меня. И каждый раз я вздрагивала от этого слова. От чего-то я чувствовала вину. Но ведь я ни в чем не виновата. Не так ли?
Павлуша рос, а я пыталась ему дать все необходимое, чтобы он ни в чем не нуждался. Брала его с собой на гастроли. Не успела я оглянуться, как он уже пошел в школу, стал совсем взрослый.
