Изменчивая

Забредаю в кабинет Вунсолая. Он творит, на меня ноль эмоций, скучно. Хм, а у него тут интересно, столько блестяшек. Глаза разбегаются, никак не могу решить, к какой вещице руки протянуть. — Зачем этот браслет? А серёжки? А вот эти? А этот медальон? — пытаюсь я разговорить Вунсолая. — Ты меня совсем не любишь, — надуваю губки, отворачиваюсь, продолжая краем глаза следить за ним. — Люблю, — поднимает на меня глаза. — Но мне действительно некогда. — Тогда ответь на мои вопросы, и я от тебя отстану. — Хорошо, — вздыхает Вунсолай, ведь знает, что просто так не отстану. — Для чего браслет? — Это иллюзия полной боевой трансформации. — Ух ты! — надеваю его на руку и вижу, как подбирается Вунсолай, видимо, хочет меня остановить. Но то, что нам в руки с папой Форнеусом попало, отобрать невозможно. С восхищением рассматриваю свои шикарные бицепсы-трицепсы, покрытые чёрной бронёй. — Данелий, зачем ты активировал артефакт? Он предназначался не тебе, — укоризненно качает головой Вунсолай. — Считай это твоей платой за то, что я тебя покину. Он машет рукой, склоняется над столом, продолжая наносить руны на колечко, а я тихонечко стягиваю старинные часы, ещё в прошлый раз привлёкшие моё внимание. Уже в своей комнате рассматриваю улов и разочарованно выдыхаю: непонятно, что они отмеряют. На их циферблате вижу градацию: год, месяц, день. К тому же ещё и не идут, делаю я вывод, приложив их к уху. Может стрелочки покрутить? Мозг ещё не успевает подумать, а руки действуют. Мне кажется, или вместе со стрелками крутится и всё вокруг? Что случилось с комнатой? Она будто нежилая. Куда делись мои вещи? Выглядываю в коридор, крыло запущенно, такое ощущение, что тут никто не живёт. И где Гонзага? Он ведь всегда рядом, ой, что-то мне это не нравится. На всякий случай активирую артефакт иллюзии. Прячу часы в пространственный карман от греха подальше, а то кто знает, что это за артефакт и как он работает. Сейчас пойду покаюсь Вунсолаю. Странно, замок будто вымер, спускаюсь в портальный зал, и меня оглушает гомон десятка демонов. — Не задерживаемся, по два входим в портал-пентаграмму! В темпе! — раздаётся командный рокот Асмодея. Не понимаю, он же с Драко на Земле. — Шевелись! — толкают меня в спину, и я лечу в портал. Осматриваюсь, демоны выстроены ровными рядами напротив вражеского войска, закованного в броню, что-то в этих воинах не так. Перевожу взгляд на их оппонентов, что находятся за нашей спиной, — люди. Какие-то они уродливые, худые, толстые, высокие и низкие, в то время как их противники все как на подбор подтянуты и закованы в одинаковую броню. Но мне разглядывать некогда, надо делать ноги, сейчас начнётся бой. Я уже понимаю, что вон тот в чёрном — маг-демонолог, окружают его жрецы, а демоны будут драться на стороне этих уродиков с вон теми красавцами. Оно и понятно, от зависти, наверное, красоту извести хотят. А я бочком-бочком, да в сторону за кустик падаю, иллюзию снимаю и ползком в лесочек, а то затопчут меня неровен час. Фух, теперь можно и посмотреть. Эх, красиво демоны со стороны смотрятся, чувствую непроизвольное слюноотделение. Только что Асмодей тут делает? Как же они похожи с отцом, та же антрацитовая броня и огромная костяная корона, выдающая мощь и силу их обладателя. Асмодей разминает шею, и боевая коса с вплетёнными в неё ножами шевелится в такт движения головы. Он начинает раскручивать мечи, а я забываю как дышать, любуясь его величием. Трепещите, смертные, сам брат Владыки демонов снизошёл до вмешательства в ваши мелкие дрязги! Разогрев мышцы, он поворачивается, плотоядно улыбаясь демонологу, тот передёргивает плечами под его взглядом и делает пас рукой. Я содрогаюсь от громогласного рыка, издаваемого сотней демонов, которые врезаются в строй противника, словно нож в масло, кроша закованных в латы воинов в мясной фарш. Вижу, что воины значительно быстрее и проворнее людей. Лишь благодаря моему демоническому зрению я слежу за ходом сражения. Да какое это сражение? Бойня не достигших и ста лет птенцов. Где их старшие? Почему позволяют вырезать молодняк? Я смотрю на кровавое месиво, что когда-то было вампирами, и по моим щекам текут слёзы. Перевожу взгляд на людишек, что прячутся за спинами демонов. Как же я их ненавижу! Как они посмели подписать смертный приговор целой расе? Эти жалкие трусы, которых сейчас рвёт на траву. Асмодей замирает посреди побоища, а его воины один за другим исчезают в пентаграмме призыва. Я не знаю, что мне делать: идти просить помощи у своего дяди или пытаться попасть домой самостоятельно. Пока я раздумываю, Асмодей ходит по полю и срывает цветы. Я однажды слышал, как папа Гарольд попрекал Аркарра, что он ни разу не принёс ему букет цветов из своих вылазок. — Не к лицу демону гербарий по полю собирать, — ответил ему тогда Аркарр. — Асмодею, значит, к лицу, а ты рожей не вышел! — завёлся Гарольд. — Да он цветочки собирал, когда ухаживал, — в свою защиту сказал Аркарр. Чувствую, как от страха тело покрывается потом. Я что, в прошлое попал? А как обратно? А кто поможет? Что-то мне самому те чудо-часики крутить расхотелось. Смотрю, Асмодей, насобирав цветов, идёт к пентаграмме, вижу облегчённый вздох демонолога. — Плату! — рычит Асмодей. От его рыка послушники, помогающие жрецу поддерживать пентаграмму, падают в обморок. Красиво лежат, ровненько, раздражают! Ненавижу людишек! Жалкие трусы! Заручились поддержкой такого сильного демона, не заслуживают! Дрожа от страха, демонолог толкает в пентаграмму связанную пленницу. Так вот откуда отцы приводят в гарем пополнение, теперь понятно, почему они первое время дрожат от страха. — Девушка? — брезгливо кривится Асмодей. — Девственница, — дрожа от страха, отвечает ему демонолог. — В следующий раз хочу девственника, — рокочет с насмешкой Асмодей. — Содомия — грех! — вмешивается в их разговор жрец. Громко смеясь, Асмодей исчезает в пентаграмме, девственница остаётся в ней. Демонолог облегчённо вытирает пот со лба. Глупцы! Плата не взята, рано расслабляться! Асмодей обязательно вернётся получить своё. Жрец, не выдержав нервного потрясения, присоединяется к ровному ряду своих послушников, а я чувствую взгляд, прожигающий мой затылок, оборачиваюсь — Асмодей. — Из какого ты домена, юный полудемон? Ты ведь знаешь, что до пяти тысячелетий нельзя покидать Инферно, — вкрадчиво говорит он, рассматривая меня. Его тон не сулит мне ничего хорошего, я застываю, будто под чарами, не в силах пошевелиться. Он нетерпеливо берёт мою руку и задирает рукав рубашки. — Убери иллюзию, я хочу посмотреть, к какому домену ты принадлежишь. Я не могу ослушаться старшего в своём роду, уж слишком слаб для этого, снимаю браслет и вижу, как в неверии расширяются его глаза. — Ты сын моего брата и мой внук, но как? У Форнеуса не было детей, да и брат не стал бы скрывать наследника. — Я, наверное, из будущего… — Так наверное или точно? — Я тут артефакт один позаимствовал, — достаю неправильные часы из пространственного кармана. — Хм, знакомая вещица, — рассматривает он часы. — Ты поможешь мне вернуться? — Я — нет, но знаю, кто нам поможет. Главное, чтобы хронометр был исправлен, — видя моё непонимание, объясняет: — артефакт так называется. А пока у меня есть незаконченное дело в этом мире. — Это седьмой подконтрольный мир? — Да. Дьявол, это та резня, что чуть не погубила вампиров и стала причиной мирного договора меж магическими расами. Знаю, не стоит вмешиваться в прошлое, но не могу остаться в стороне. — Они и так достаточно ослаблены, не надо вырезать вампиров. — И лишить себя такого развлечения? Хотя… Ты можешь предложить мне что-то взамен? Всё, что у меня есть это моё тело. Смотрю в чёрные провалы глаз, такие знакомые и чужие одновременно, мне горько, что меня принуждают. А перед глазами стоят тысячи погибших сегодня птенцов, и чувствую, как по щекам текут слёзы, хоть я и не плачу. — Ш-ш, — Асмодей прижимает меня к груди. — Если ты так хочешь, то я подарю им жизнь, но перед этим поговорю с их высшими. А сейчас давай заскочим в Инферно, избавлюсь от этого веника, раз уже нарвал. Потом вернёмся сюда, я возьму причитающуюся плату, и тогда уже отправим тебя домой. Мне стало так хорошо в его объятиях, поднимаю глаза, и губы сами тянутся за поцелуем. Он на секунду замирает в нерешительности, так необычно вызвать замешательство Асмодея. Мои губы растягиваются в улыбке, в ту же секунду сминаемые неистовым поцелуем. Мне показывают, кто в доме хозяин, и я без сожаления отдаюсь в его власть, сильнее вжимаясь в торс. — Очень отзывчивый малыш, — отстраняется от меня Асмодей, а я пытаюсь устоять на ослабших ногах. — Хочу, чтобы наш первый раз был незабываемый. Снимешь, когда я скажу, — одевает он мне на шею артефакт отвода глаз. Поцелуй до головокружения, вкрадчивый рокочущий голос, обещающий незабываемый первый раз, и я иду за ним, дрожа от предвкушения. Мы выходим в ритуальном зале, здесь пол пестрит множеством пентаграмм во все подконтрольные миры. Одновременно с нами из соседней пентаграммы выходит отец, в его руках отрубленная голова монстра. Узнаю папочку, вечно всякую дрянь из подконтрольных миров тянет, кривлю свой носик. — Фу, опять всякую дрянь в дом тянешь! — говорит Асмодей, обнимая отца, словно читая мои мысли. До чего же они похожи. Подначивая друг друга и обмениваясь колкостями, идут к термальному источнику, я следом за ними. Они, перетекая в домашнюю трансформацию, опускаются в источник. Теперь их сходство бросается в глаза, различен лишь цвет роговых корон. У Асмодея они остаются чёрными, а у отца — золотые, признак того, что его принял жезл Всевластия. Я становлюсь свидетелем их разговора, слишком игриво и интимно они общаются. Неужели между ними что-то есть? — Малыш, перестань мяться у порога. Снимай артефакт иллюзии и присоединяйся к нам. Снимаю с шеи артефакт и дрожащими руками стягиваю с себя одежду, у меня стоит, мне неловко. — Не стоит смущаться, — вкрадчиво рокочет Асмодей. — Я же обещал, что наш с тобой первый раз будет незабываемый. — Кто этот мальчик? — отец задаёт вопрос Асмодею, рассматривая меня. Сейчас я выгляжу как человеческий юноша, глаза мои скрыты под линзами, а вязь татуировки — браслетами-артефактами. — Когда-нибудь ты его узнаешь, а пока пусть он присоединится к нам. Ты ведь не против, брат? Ну что же ты стоишь? — обращается Асмодей ко мне. – Иди, поприветствуй Владыку демонов поцелуем. Он ведь должен знать, на что соглашается. Я вспоминаю, как отец смотрел на меня. В его взгляде не было удивления, а лишь узнавание. И его слова: «Как же я соскучился, малыш». Отец, я постараюсь, чтобы ты снова запомнил меня…