***
Утро мы благополучно проспали, и, возможно, при других обстоятельствах, я бы повалялся в постели ещё часик другой, но сегодняшний день сулил массу интересного, поэтому пришлось освободить нагретое местечко, выбравшись из-под сопящего мальчишки, и спускаться на кухню готовить завтрак. Тяжела жизнь холостяка, впору нанимать домработницу, но, если честно, со времён прохождения практики в академии доверие к людям во мне окончательно погибло. Уборкой в моём доме занимается исключительно один человек — я. Не могу сказать, что это доставляет мне удовольствие, но представить в своём доме совершенно постороннего человека выше моих сил, поэтому приходится всё делать самому. За столько лет одиночества и затворничества, если не учитывать мои институтские годы, разумеется, я не смог овладеть кулинарией в совершенстве, поэтому ограничиваюсь крайне узким кругом блюд, в конце концов, если захочется какой-то экзотики, всегда можно поесть в местах, где люди посвящают процессу приготовления пищи всю свою жизнь. Завтрак меньше всего пестрил разнообразием, чаще всего я просто пью чай с бутербродами, варю какую-нибудь кашу или жарю омлет. Сегодняшний день исключением не станет, я пока не готов к экспериментам, а Эд, как я заметил, вообще не особенно привередлив, главное положить на стол что-нибудь сладкое. Вышеупомянутый элемент всё в той же голубой пижаме и с курятником на голове явился в опочивальню как раз к моменту закипания чайника. Надеюсь, ему просто не хотелось валяться в постели без меня. — Доброе утро, — улыбнулся я, снимая свистящий пузатый сосуд с конфорки. — Не перестаю удивляться, как долго ты можешь спать. Эд зевнул так сладко, что мне мгновенно захотелось затащить это сонное плюшевое создание обратно в кровать, но, к сожалению, у меня пока не было на это права. Парень же улыбнулся мне лукаво и вопросительно изогнул брови, демонстрируя свою осведомлённость в вопросе моего недавнего пробуждения. Значит, я был прав, без меня ему не спится — приятно. Эту битву выиграл я, малыш, что бы ты не думал. — На завтрак бутерброды и чай с шоколадкой, устроит? Парень радостно кивнул и уселся за стол, ожидая обещанное. Я поставил перед ним плоды своего кулинарного искусства, сел напротив и стал сверлить его взглядом, впрочем, абсолютно безуспешно, давно пора понять, что когда он увлечён чем-то, в особенности едой, добиться от него невозможно совершенно ничего. Только когда он дожевал свои бутерброды, я смог, наконец, заставить его обратить на себя внимание. — Итак, — оскалился я, — сегодня я наконец узнаю о тебе что-то большее, чем имя и возраст. Мальчик покраснел непонятно от чего, но я не смог не подлить масла в огонь, уж очень мило он смущается. — Но для начала, думаю, тебе стоит переодеть своих слоников, не могу на тебя спокойно смотреть, — усмехнулся я. Парень очень «искренне» мне улыбнулся и спокойно ушёл переодеваться, пока я убирал со стола. Встречал я его уже на диване, машинально перелистывая телевизионные каналы, по которым как обычно ничего хорошего не транслировали. Остановился на пожирающей косулю львице, Эд же любит природу. Мальчик вернулся с телефоном в руках, устроился рядом со мной и тяжело вздохнул, ожидая расспросов. Но мне совершенно не хотелось его мучить, если он захочет мне что-то рассказать о прошлом — расскажет, нет — узнаю сам, документы, к которым я даже не притронулся, ожидают своего часа в столе под замком. — Ты обещал мне историю своей милой пижамки, — улыбнулся я, притягивая его к себе на колени, чтобы сразу было видно, что он там строчит. Он даже и не думал сопротивляться, сосредоточенно набирал текст, не обратив на мои действия совершенно никакого внимания. — «Мне подарила её миссис Хизер в первый день. Она мягкая, мне нравится», — поведал парнишка. — Мне тоже, — улыбнулся я, зарывшись носом в его мягкие волосы, кажется, скоро это войдёт в привычку. — Тебе хорошо у миссис Хизер? Мне кажется, она тебя очень любит, такие пижамы просто так не дарят. — «Ха-ха, очень смешно. У вас с ней очень похожее извращённое чувство юмора». — Но тебе же нравится, сам ко мне прицепился, так что не ной теперь. Мальчик как-то напрягся и быстро напечатал: — «Откуда ты знаешь что я?» — Ну, во-первых, после «знаешь» запятая, а во-вторых, я имел в виду, что ты сам пошёл со мной на контакт, и, честно говоря, сейчас не очень хорошо понял, о чём ты, — недоуменно произнёс я, заглядывая мальчишке в глаза, которые тот тут же отвёл. — Эд? — «Прости», — напечатал он и слез с меня, немного отодвинувшись. — За что? Объясни мне толком, что происходит, — спокойно потребовал я. Парень моего спокойствия не разделял, кажется, я невольно затронул своим извращённым чувством юмора не самую приятную для него, но крайне любопытную теперь для меня тему. — Эд, я совершенно ничего не понимаю, и пока ты мне не расскажешь, далеко мы не уедем. Я никуда не денусь, что бы там не написал сейчас, обещаю. Он едва слышно вздохнул и медленно застучал по экрану. — «Я не могу это объяснить». — Попытайся, мы с тобой не первый день знакомы, если уж я могу понимать тебя только по выражению лица, то и тут справлюсь. — «Я могу повлиять на человека… Пока неосознанно и слабо, но всё же. Когда мы столкнулись в коридоре у миссис Хизер я почему-то очень отчётливо почувствовал что ты…» — он ненадолго остановился и продолжил: — «… мне дорог и это передалось тебе». — Хочешь сказать, что всё, что я к тебе испытываю, всего лишь твоё внушение? — спросил я, не подумав, что практически в любви ему признался. Парень состроил недовольную рожицу, на которой явно отображался интенсивный умственный процесс, и напечатал в итоге что-то ещё более корявое и непонятное. — «Нет же! Я не могу толком объяснить это оно просто случается и всё. Разовый случай понимаешь?». Разумеется, нет. Как вообще можно понять неграмотный набор слов, не несущий к тому же никакого смысла. Он может влиять на людей — это единственная мысль, прочно оформившаяся в моём мозгу, но, несмотря на это, желания оттолкнуть его не возникло. Всё, что он написал, кажется с одной стороны полнейшим абсурдом, в который я бы даже не подумал поверить, но с другой, от этого парня можно ожидать чего угодно, особенно если учитывать степень засекреченности его прошлого. — Ты понимаешь, что всё это выглядит по меньшей мере глупо? У меня есть множество оснований не верить тебе. — «Но ты веришь», — ничуть не сомневаясь, написал мальчишка. — Да, — признался я. — Верю, хотя бы потому, что обычные люди не чувствуют чужих эмоций и с животными не общаются. Я успел убедиться, что ты отличаешься от других, но принять это трудно. Он кивнул и глубоко вздохнул, стараясь собрать мысли в кучу. Повисла довольно длинная пауза, каждый пытался разложить ситуацию по полочкам, но для этого кое-чего недоставало. — Ладно, — разрядил паузу я, — раз уж у нас сегодня день откровений, то давай разберёмся до конца. Мой друг, дело которого я вёл последний месяц, достал на тебя некоторую информацию, какую именно, пока не знаю, но после твоего довольно странного признания, догадываюсь. Предлагаю ознакомиться с ней вместе, чтобы потом не было лишних вопросов. Идёт? Он снова глубоко вздохнул и согласился, как мне показалось, лишь потому, что иного выхода нет. И его действительно нет, его волнует вовсе не совместное рассмотрение материалов, а рассмотрение их мной. Наверняка там есть информация, которую бы он предпочёл оставить в тайне, но я узнаю её в любом случае. Впервые, я как никогда близок к разгадке его тайны, той, что ежедневно тревожит его, той, от которой он сбежал в свой выдуманный мир, перекрыв реальности все проходы. Он обезопасил себя от тягот давящих на него проблем, но неосознанно запер себя в клетке вместе с незаметно разъедающими разум мыслями. Я эту клетку разрушил, впустил то, от чего он так долго скрывался в своём сказочном мирке, остановил невидимую катастрофу. Сейчас, возможно, он этого не понимает, но проблемы нужно решать, а не прятаться от них. Не справляешься сам, позови на помощь, здесь нет ничего постыдного. Мои слова вряд ли дойдут до его искалеченного сознания, ведь нельзя так просто отказаться от своих убеждений, но я не мог не попытаться. Я поднялся, быстро подбирая в голове подходящие слова, которые не буду звучать, как бесполезные родительские нотации, и произнёс то, что стало моим личным принципом: — Знаешь, в армии я кое-что понял: если врага не добить, он обязательно перережет тебе глотку. Делай выводы. Дав мальчишке почву для размышлений, я направился в кабинет, где покоилась тонкая папочка с довольно любопытными сведениями. Преодолев желание открыть её сиюминутно, я спустился назад к уже переварившему всё парню. Он выглядел сейчас совсем иначе, растерянно и даже немного подавленно, но во взгляде его уже чувствовалось нетвёрдая решимость. — Ну что, приступим? — улыбнулся я, сев рядом. Мальчик забрал у меня из рук папку и осторожно провёл по ней ладонью, никак не решаясь открыть. Он смотрел на неё так же, как я на материалы операций, в которых участвовал сам. Не очень-то хочется возвращаться в свой персональный ад… Я перехватил его поперёк живота и притянул к себе, снова усадив на колени. Пусть это создало лишь иллюзию защищенности, но такая защита отлично срабатывает против призраков прошлого. — Давай, — прошептал я, касаясь губами светлой макушки. — Это всего лишь данные, ничего больше. Он легонько кивнул мне, не отводя взгляда от папки, медленно открыл её и взял в руки первый листок. Я читал вместе с ним, открывая для себя всё больше нового и невероятного. Выяснилось, что мальчик у меня действительно необычный, с самого детства ему подвластны вещи, недоступные простым людям. Ничего из того, что он мне рассказал, на первых страницах не проглядывалось, но зато очень многое было посвящено его неразрывной связи с природой. Он жил с семьёй в далёкой деревушке, где многие прекрасно знали об удивительном мальчике, которого любит каждая корова, но ничего сверхъестественного, однако, в нём не находили. Зато нашли учёные, колесившие по стране в поисках талантов. Так Эд и стал частью полномасштабного медицинского эксперимента, финансируемого армией. Способности детей развивали с помощью завуалированных под игру психологических тренингов, а так же безопасных препаратов, стимулирующих мозговую активность. Всё происходило с добровольного согласия родителей и испытуемых, которым выплачивали немаленькие компенсации за возможный моральный ущерб. Сам эксперимент не являлся чем-то обязательным, при желании от участия можно было отказаться, но многие предпочли развивать своих детей и дальше, раз уж вреда это не приносило. В какой-то момент у меня возникло ощущение, что многие слова и формулировки, представленные в документах, я уже слышал от мистера Грина, поэтому почти не удивился увидев на страницах его имя. Удивительным было другие: та часть эксперимента, в которой участвовал Эд, была абсолютно легальной, и более того, придавалась огласке общественности. Всё это демонстрировалось, как социальная программа по развитию особенных детей, но на деле всё оказалось куда мрачнее. У армии была высокая цель — создать взвод солдат-экстрасенсов, способных реагировать быстрее мыслей своих противников. По подсчётам учёных подобная способность помогла бы в разы снизить количество жертв среди военных. Но способы достижения целей оказались слишком бесчеловечными, поэтому эта часть эксперимента проводилась под грифом «совершенно секретно». В организмы подопытных внедрялось особое вещество, синтезированное из биологического материала людей с определёнными способностями. К сожалению, а может и к счастью, эксперимент провалился. Результаты появлялись с попеременным успехом, что наводило учёных на определённые мысли: для донорства годятся не все. Эдвард из многих детишек имел наибольшую совместимость с любым реципиентом, что давало учёным новую надежду, которая, увы, не оправдалась. Результаты сохранялись совсем недолго, а именно тридцать два часа, к тому же многие подопытные не выдерживали и буквально сходили с ума. Психотерапевт наш работал как раз с теми детьми, которых подвергали вакцинации. Через пару месяцев после начала эксперимента именно он стал утверждать о негативных последствиях, которые в ближайшем будущем несомненно проявятся у испытуемых в виде сильнейших когнитивных расстройств. Разумеется, его слова ничего не изменили, эксперименты продолжались с чудовищной интенсивностью, поэтому мужчина ушёл ещё через два месяца, обязавшись не разглашать информацию. Эдвард, будучи донором, никак не контактировал с испытуемыми, поэтому с доктором никогда не был знаком. Зато с ним был знаком я, ведь испытуемыми были не прошедшие экзамены ученики военной академии, в которой я обучался как раз в тот же период. Все, кто вылетал с позором за ворота, отправлялись в подпольные лаборатории в качестве расходного материала. Конечно, мне не довелось поучаствовать в этом безумии, но я был свидетелем того, как мистер Грин отбирает материал в своё учреждение. Тогда нам это представили последней медицинской комиссией, необходимой для оформления документов в новый приют. Не понимаю, почему ни у кого, включая меня, не возникло ни малейших подозрений? — Выходит, Маэса я спас, а не покалечил… — сказал я вслух. — Ты знал об этом всё это время? — «Нет конечно, мне тогда было четыре года, я почти ничего не помню. Только что с нами играли и делали больнючие уколы в спину». — Больнючие, — усмехнулся я, — слово-то какое выдумал. Полагаю, забирали тот самый биоматериал, о котором нет ни слова. Даже Яну не доступна такая информация. — «Суть не в этом…» — написал мальчик, недоуменно перебирая документы, а выискав что-то важное по его мнению, протянул мне. Эксперименты продолжаются… После официального прекращения работ со стороны армии, некая частная компания с совершенно неизвестным мне названием продолжила незаконченное дело военных абсолютно незаконно, за что и была осуждена. Было это около четырёх лет назад, как раз когда Эд попал к миссис Хизер, а началось за пару месяцев до смерти его матери. Наталкивает на определённые мысли. — Отец тебя туда отправил? — предположил я. — «К военным да, но об этом он даже не догадывался, меня возила туда его избранница пока он был на работе. Я не мог рассказать, иначе бы она убила меня как маму и Ала». — Что значит убила? Твоя мама и брат погибли в аварии, думаешь, она её подстроила? Это же практически невозможно. — «Мои способности наукой тоже отрицаются, но они же есть. Это долгая история, я и сам пока не разобрался до конца». — Я никуда не тороплюсь, к тому же со мной разобраться будет проще, согласись. Он задумался, смерил меня оценивающим взглядом и кивнул. Всё же я добился его доверия, а всего-то стоило открыться ему первым. — «Я тогда начну с самого начала, только дай мне листок и ручку, а то я так полгода писать буду, и над ошибками не смейся пожалуйста». — Конечно, грешно смеяться над больными, разве я посмею? — с напускной серьёзностью парировал я. — А за ручкой и бумагой сам иди, мне лень вставать. — «Ненавижу тебя», — напечатал парнишка, отдал мне телефон и поплёлся наверх. Вернувшись, парень заскочил на кухню, насыпал в миску кукурузных палочек, с какой-то непонятной целью переключил с одной природы на другую и начал что-то быстро записывать на удивление корявым почерком, который ну никак не ассоциируется с художником. Я сел поближе и стал вчитываться в его каракули, совершенно не соответствующие семнадцатилетнему парню, но поправлять его через каждые три слова было бесполезно — работу над ошибками проведём позже. Он начал свой рассказ с той самой аварии, после которой его жизнь медленно превратилась в ад. В тот день они с мамой и младшим братишкой поехали на озеро отдохнуть от скучных серых будней. Трасса была практически пуста, редко кто выбирается на природу по вторникам, но это был особенный день для их семьи — семилетие младшего сына. Мама, всецело занимающаяся детьми и хозяйством, решила устроить малышам незабываемый праздник, и ей это удалось… По дороге они увидели на обочине автомобиль и отчаянно ждущую помощи женщину. Добродушная по натуре своей Триша Элрик не смогла проехать мимо и одолжила несчастной телефон, по которому та тут же позвонила неизвестному мужчине, пообещавшему забрать её буквально через двадцать минут. Эдварду женщина не понравилась с первого взгляда, ибо он её совсем не чувствовал. После длительных курсов военных его способности стали гораздо сильнее, и он научился видеть сущности людей, но эта дамочка фонила пустотой. Мальчишка умолял маму уехать, но она оставила одинокую даму только после того, как та сама попросила их удалиться, ссылаясь на грядущий скандал, который вовсе необязательно слушать детям. И они уехали, но останавливаться Триша больше не планировала, упорно давя на педаль газа. Дети в панике никак не могли достучаться до сознания одурманенной родительницы, и машина на бешеной скорости вылетела с дороги прямо в то самое озеро — пункт назначения. Плавать Эд действительно не умел, и он погиб бы вместе со всеми, если бы та самая женщина не вытащила его из воды. Мальчик в полубессознательном состоянии не смог разглядеть спасительницу, но то, что он привык называть «аурой», в державшем его человеке не проглядывалось, он чувствовал лишь зловещую пустоту. Она оставила его на берегу и скрылась. Больше Эд ничего не запомнил, очнулся он уже в больнице, где отец рассказал, что его нашёл какой-то старичок, решивший прогуляться вдоль озера. Больница, к его огромному удивлению, находилась в совершенно другом населённом пункте, поэтому мальчик сразу же начал новую жизнь. После потери самых близких людей у Эда открылась ещё одна достаточно неприятная способность — он чувствовал самые яркие моменты из жизни людей во время прикосновений, и моменты эти зачастую были страшными. У отца он чувствовал боль утраты и раскаяние за совершённое с ним маленьким когда-то. Это было невыносимо, но он сумел с этим справиться, научился контролировать. А потом снова появилась она. Он не узнал её лица, но почувствовал знакомую прогнившую натуру, которая, однако, больше не фонила пустотой. Это было странно, но парень был уверен, что не ошибается. Уже тогда Эд не говорил, сказалась детская травма и неверие в его слова взрослых, но допустить убийцу к отцу он не мог, поэтому делал всё возможное, чтобы помешать их союзу. И тогда она впервые пригрозила ему, напомнила обо всём, заставила смириться, но своими одурманивающими способностями больше ни разу не воспользовалась, и Эд справедливо решил, что их у неё в действительности не было. Только сейчас он понял, как ей это удалось тогда… она прекрасно выдержала сильнейший удар по когнитивной системе, а в замен получила свои тридцать два часа. Отец после переезда любимой заметил перемены в поведении сына, нанял учителя, чтобы помочь малышу спастись от одиночества и злой мачехи, но не учёл, что дамочка подберёт пасынку нужного ей гувернёра. Мистер Стюарт не был плохим человеком, он действительно помог мальчику тогда, но остановить хозяйку дома не мог — жизнь его маленькой дочки зависела от этой компании. Женщина забирала маленького Эда в лаборатории, где десятки мучителей в белых халатах без каких-либо церемонностей кололи и резали невинное дитя, заставляли проходить сотни мучительных испытаний под страхом смерти. Они развивали его способности, и развивали вполне успешно, надо сказать. Спустя год он не просто чувствовал яркие воспоминания, он становился их участником. Но хрупкая и уже тогда покалеченная детская психика не выдерживала. Эд заметил, как с каждым срывом они всё меньше издеваются, и включил свои феноменальные актёрские способности. Проходить любые психологические тесты в свою пользу после многочисленных тренировок не составило труда, но особого результата это не принесло. Эксперименты продолжались почти с той же интенсивностью, лишь немного щадя морально искалеченного мальчишку. Но иногда лаборанты увеличивали дозы препаратов и уровень стресса до таких пределов, о которых Эд предпочёл лишь упомянуть. Он почти слился со своей маской, смирился с происходящим, пока не случилось одно из ряда вон выходящее событие: внутри гнилой ауры его мачехи затеплился светлый-светлый лучик, такой же удивительный, как сам юный Элрик. Это был ребёнок его отца, маленький мальчик, которому суждено будет стать ещё одной подопытной крысой. Он каждый день чувствовал его, мог проникнуть в его ещё не сформированное сознание, но не мог спасти. Вскоре отец поддался бесчисленным уговорам будущей мамаши и согласился отдать старшего сына, но не в приют, а на попечение другого человека. Тогда мамаша, притворившись заботливой овечкой поставила условие — обязательное наблюдение врача. Того самого врача, что отравлял ему жизнь многие годы. Мистер Браун не знал, что творит, помогая новоиспеченной миссис Элрик, и Эд не держал на него зла, но и открываться не собирался, тот бы моментально доложил мамаше. Родителей лишили родительских прав, но если бы Эд случайно заблудился в лесу и пропал навсегда, никто не удивился бы, кроме разве что миссис Хизер, поэтому он и боится. Боится пройти через ад снова, но не может забыть светлый лучик на дне чёрной дыры. Буквально через неделю, как отец отказался от Эдварда, компанию, проводящую эксперименты, осудили на огромную сумму, а директора приговорили к смерти, как и многих работников лабораторий. Мальчик был рад, но не настолько, чтобы снова начать показывать своё истинное лицо. Та женщина и её малыш никуда не исчезли с закрытием фирмы, ещё перед самым расставанием она часто поторапливала мучителей в белых халатах, аргументируя тем, что скоро возможности пользоваться оборудованием этих лабораторий не будет. Её эмоции, несмотря на это, выражали тогда лишь торжество, словно всё шло согласно её идеально продуманному плану. Но Эд слишком поздно понял, в чём беда… С самого первого дня пребывания у миссис Хизер он начал тренироваться, хотел развить свои способности до предела, научиться постоянному контролю сознания, погубившего его семью. К тому моменту учёные уже сумели добиться от него желаемого эффекта, но только под действием препаратов и оглушающего страха… Его реальная способность была совсем иной, поэтому при всём желании у него не вышло то, чего от него добивались другие и он сам. Он понял, что никак не сможет вытянуть солнышко из тьмы, поэтому замкнулся и смирился. Всё, что грело его все эти годы, не угасающая связь с братом, которая через полгода совсем окрепла. Он понял, что мальчик родился, что он тоже чувствует его. Он действительно общается с кем-то на той стороне, с таким же крошечным эльфёнком, отчаянно нуждающимся в помощи. Я ожидал многого: отца-педофила, мачеху садистку, психиатра, который не лечит, а калечит, но такого даже предположить не мог. Всё это какая-то невероятная антиутопия, пародия на реальный мир, но, увы, я знаю ценность действительности: она стремится к нулю со скоростью света. Эдвард — лишь очередная жертва надменного кукловода, имя которому жизнь. Эд с тоской наблюдал, как я дочитываю строки его отчаянного письма, потом вздохнул устало и взял в руки свой смартфон. — «Я ещё не разобрался до конца в природе своего… таланта, многое не могу тебе объяснить. Но то что ты чувствуешь ко мне, чувствуешь именно Ты, а то что чувствую я к тебе, чувствую Я», — подытожил мальчик, вероятно уловив то, что до сих пор крутилось у меня в голове. — Признаваться первым должен был я, — улыбнулся я, прижимая к себе мальчишку, который словно фонил своими страхами, переживаниями и болью. Я чувствовал его эмоции сейчас и это было страшно, но в то же время я его понимал, как и он меня. Он выбрал меня неслучайно, выбрал, потому что на уровне своих невероятных инстинктов знал, что я смогу его понять, что я — его спасение, а он — моё. Каждый раз, когда я обнимаю его, он настраивается на спокойную волну, словно камертон, стук его сердца выравнивается, дыхание замедляется, рядом со мной ему не страшно. — «Почему это сразу ты? Я тоже мужчина между прочим, не надо делать из меня сопливую девицу», — напечатал он, нахмурив брови. Ты не девица Эд, ты очень сильный, сильнее всего нашего отряда вместе взятого, и я люблю тебя… — Люблю тебя, — сказал я вслух, снова зарывшись носом в светлые пряди. — Слушай, из всего твоего рассказа я только одного не понял, почему ты рисуешь? Часть образа аутиста? Почему тогда не математика, например? — «Это не образ Рой… Не совсем так, тебе ведь уже сотню раз говорили что я болен, не веришь?» — Со мной ты ведёшь себя, как самый обычный человек, и запятая перед «что», Эд, сколько можно лепить одну и ту же ошибку? Обращения тоже запятыми выделяются, тебе может репетитора нанять? — «Не надо мне репетитора, зачем ты тогда нужен? И я не веду себя нормально, ты ведь сам тогда хотел уйти… Мне легко только с тобой и миссис Хизер, люди очень страшные если видеть их насквозь». — Как самый обычный немой человек с паранормальными способностями, — исправился я, — ничего удивительного. — «Ты неисправим», — напечатал парнишка, усмехнувшись. — «Перед «что» всегда запятая что ли?» — Нет, не всегда. Куплю тебе завтра учебник после праздника, позанимаемся. — «Какого ещё праздника?» — Ой, а я что не сказал тебе? — притворно изумился я. — Завтра же первое сентября, дочь моего лучшего друга не может пойти в школу без любимого дяди, а ты, разумеется, идёшь со мной. — «Я не могу, оставь меня тут, обещаю не включать камин». — Так не пойдёт, доктор сказал тебе начать приобщаться к людям. Думаю можно начать это дело с маленькой милой девочки, у неё уж точно нет никаких страшных воспоминаний. — «Но у неё есть папа и мама… Я ведь их совсем не знаю, буду только мешать. Это же семейный праздник». — У неё очень гостеприимные родители. Глесия из хорошей семьи, всю жизнь прожила в тепле и заботе, из родных никто не умер, а про Маэса ты всё и так знаешь, мы с ним провели бок о бок много лет. Не волнуйся, я буду рядом. Эд был явно не в восторге от этой идеи, но сопротивляться больше не стал. До конца дня решил оставить реальный мир и вернулся к оставленной здесь месяц назад математике. Я не стал его тревожить, пусть развлекается, как привык. Документы мы так и не осилили до конца, там осталась всего пара листков, говорящая, вероятно, о его настоящем. Не привык я тратить время на бесполезную информацию, поэтому быстро собрал листочки в кучу и отправился в кабинет развлекаться гражданским правом.***
Утро выдалось пасмурным, в воздухе витал приятный запах озона, не успевший выветриться с ночи, деревья, которые по обыкновению должны пестрить яркими красками, стояли чёрные как смоль, стараясь удержать прогнившие грязные листья. Такая совсем не праздничная атмосфера вкупе с обществом поникшего эльфёнка, уныло рассматривающего такой же поникший пейзаж, оптимизма не внушала. Мы уже подъезжали к дому Хьюзов, когда я начал сомневаться в правильности своей затеи, но поворачивать назад было уже поздно. К счастью, размышлять о свой ошибке дальше мне не дал Май — тот самый снежный пёс, названный весенним месяцем. Он с завидным энтузиазмом носился по сырому полю, втаптывая в грязь остатки гнилой травы мощными лапами. Видимо, мелкий проказник умудрился удрать от своей юной хозяйки, оставив её далеко позади. Я резко затормозил, намереваясь выловить негодника, чем вызвал немалое удивление моего попутчика, не ожидавшего таких резких манёвров. — Пёс, — пояснил я, вызвав, кажется, ещё больше вопросов. — Вылезай, я точно помню это наглую морду, сам выбирал. Парень, разумеется, снова ничего не понял, но из машины вышел и направился следом за мной. Как только мы перешли дорогу, оказавшись на тротуаре, в поле моего зрения попала маленькая девочка с поводком в руках и совершенно замученным видом. — Ма-а-ай! — закричала она, кажется, уже не в первый раз. — Май, ко мне! Элисия в тёплом спортивном костюме и вымокших кроссовках устало топала по лужам, не заботясь больше о состоянии обуви. Но заметив нас, девочка мгновенно оживилась и радостно побежала встречать, забрызгивая грязной водой всё вокруг, включая себя. — Здравствуйте, — кивнула она Эду, получив кивок в ответ. — Дядя Рой, представляешь, Май куда-то убежал, не могу его найти уже полчаса… — протараторила малышка, сникнув под конец. — Да вот он твой Май, куда он денется, — указал я на грязного пса вдалеке. — Ты-то зачем по лужам бегаешь? Вымазалась же вся как свинка, разве так ведут себя взрослые девочки? — Прости, я просто и так уже грязная, испачкалась, пока за Маем бегала, но его разве догонишь. — Зачем ты его вообще с поводка спустила? — Хотела, чтобы он побегал на улице — устал, а дома не носился, мама на него ругается. — Побегал? — усмехнулся я. — Ну, считай, миссия удалась. — Что теперь делать? — расстроенно спросила она. — Он же меня совсем не слушается, а когда пытаюсь подойти, убегает. Надо придумать план! — воодушевилась она. Парень, не сводивший всё это время взгляда с Мая, неожиданно спокойно и непринуждённо пошел за ним к полю, совершенно невзирая на предупреждение хозяйки. — Он же убежит, — прошептала мне девочка, словно боялась спугнуть их обоих. — Это твой эльфёнок, да? — Угу, как ты догадалась? — тем же заговорщицким шёпотом вторил я. — Не знаю, он какой-то… странный, как будто не человек, — высказалась малышка, не повышая голоса. — Точно, сам иногда его боюсь, — признался я. — Но он на самом деле добрый, только, знаешь что, ты его, пожалуйста, не трогай, он этого не любит. — О, а я знаю! — воскликнула она, а потом одумалась прикрыла рот ладошкой и продолжила тихо-тихо: — Это гаптофобия называется, да? Я в кино видела. — Верно, — согласился я, наблюдая как парень уже почти подобрался к замершему псу. — Ну что, договорились? — Конечно, — закивала девочка, также не спуская глаз со странной сцены. — Слушай, он его наверное загипнотизировал, эльфы же умеют говорить с животными? — Кто знает… Девочка глубоко задумалась, а Эдвард же уже возвращался назад вместе с собакой, которая спокойно шла за ним без какого-либо контроля. Когда парень остановился рядом со мной, пёс послушно сел рядом, добродушно размазывая когда-то пушистым хвостом уличную слякоть. Эдвард неловко достал из кармана телефон, что-то быстро напечатал и отдал малышке. — «Я могу взять тебя за руку?» — вслух по слогам прочитала она. — А, но ты ведь… то есть да, конечно, держи. Она протянула ему ладошку, которую Эд тут же сжал и положил Маю на макушку, накрыв своей. Я уже ничему не удивлялся, поэтому просто наблюдал за этим представлением пару минут, пока парень не убрал руку, а Май не встал рядом с хозяйкой: видимо воспитательная беседа прошла успешно. — Ух ты, как здорово, ты его уговорил меня слушаться? — засияла девочка. Эд, кажется, убедительной отговорки не придумал, поэтому просто отрицательно покачал головой, понадеявшись на благоразумие пятилетней девочки. Что ж, умно. Только дураком в этой ситуации оказался один я, мальчик не прогадал: Элисия действительно повела себя достаточно сдержано, полностью поверив словам моего неземного друга. — Жаль, но всё равно спасибо тебе огромное! — Ну, раз мы во всём разобрались, предлагаю вернуться домой, нам скоро выезжать уже. Только вы, хрюши, пойдёте пешком, я вас таких в салон не пущу, — отсалютовал я и направился к машине. Удивительно, что он даже ни капли не колебался, предлагая прикоснуться к девочке. Понятно, что у неё из ярких воспоминаний самое страшное — это разве что недавнее неудачное поступление, но такого быстрого прогресса я не ожидал. Он ведь даже к миссис Хизер прикасается неохотно, что уж говорить о совершенно незнакомой малышке. Элисия была права — он странный. В доме Хьюзов взволнованный долгим отсутствием любимой дочки папаша не находил себе места, то и дело поглядывая на циферблат наручных часов. Моё появление он полностью проигнорировал, за что и поплатился, ведь я знал очень важную для него информацию, которую пришлось докладывать посреднику — жене. — Привет, Рой, я думала, ты придёшь со спутником, — вздохнула Глесия, — мы даже специально провели беседу с Элисией. — Зря проводили, — усмехнулся я. — Видимо, дети для него угрозы не представляют. — В смысле? — Успели познакомиться, пока вытаскивали вашего пса из грязевой ванны, так что не удивляйся, когда увидишь дочь. — С тех пор, как моём доме появилось эта мохнатая бестия, я перестала удивляться, — улыбнулась девушка. — Значит, Эдвард всё таки с тобой? Замечательно! У нас есть для него небольшой подарок в честь вступления в семью. — Надеюсь, он не живой и не мохнатый… — Ро-ой, — заныл Маэс, переместившись к нам, — Элисии уже так долго нет. — Она просто гуляет с собакой. — Совсем одна… моя девочка… В этот момент дверь открылась, явив нашему скромному обществу тройку вымазанных чертят. Причём Эдвард был не чище Мая, очень мне интересно, что же они такое делали по дороге сюда и о чём думал мальчишка, пачкая единственную чистую у него одежду. — Господи, где вы так вымазались? — очень правдоподобно изумилась Глесия, придав голосу строгости. — Прости, он так резко побежал за кошкой, я не удержала… — Плохое оправдание, — подключился Маэс, справившись с нахлынувшим приступом радости. — Ты же понимаешь, что такой поступок не может остаться безнаказанным? — Да, папа. — Поездка на выходные к дяде Рою отменяется, останешься дома, — невозмутимо велел Хьюз, забыв добавить самую главную деталь наказания: «Дома с любимым папочкой». — Хорошо, — согласилась малышка, стараясь скрыть обиду. — И Мая будешь сама отмывать, — добавила мама совершенно беспристрастно. — Конечно, — кивнула она, — я тогда пойду мыть? — Поторопись, нам совсем скоро выходить. Девочка вместе с оставляющим грязные следы на светлом ковре псом направилась в ванную, а мама тяжело вздохнула, готовясь убирать за ними весь коридор. Маэс светился, как новогодняя ёлка, несмотря на печальное выражение на лице любимой дочки, он уже предвкушал весёлые выходные. К воспитанию в этой семье подходили не очень строго, на мой взгляд, пусть праздник не смог смягчить приговора, но я был уверен, что на самом деле малышка легко отделалась. Выходные в компании папы это тоже хорошо, к тому же дядя Рой может зайти навестить дорогого друга, осчастливив своим приходом только его чадо. Пса она всегда сама моет, развезя больше грязи в ванной, чем бы того хотела Глесия, которая, однако, всегда просто молча убирает. — А ты, мой дорогой, с какой радости так изгваздался? — обратился я к притихшему мальчишке. — Переодеваться не во что, подумал об этом? Эд кивнул и посмотрел умоляюще на хозяйку дома. Еще сутки назад он не был готов к знакомству с моим дорогим семейством, а сейчас уже просит у них спасения. Мне кто-нибудь объяснит, что с ним не так? — Полагаю, — начала девушка, — мы можем решить эту проблему. Она кивнула мужу и тот внёс большую золотистую коробку с ленточкой, в которой покоился комплект одежды, очень подходящий к сегодняшнему случаю. Когда я забирал парня от опекунши, не задумался о том, что на праздник ему придётся идти в джинсах и футболке, а вот Маэс всё предусмотрел. Этот день должен пройти идеально, а внешний вид моего спутника, пусть и не самая значительная деталь, но общую картину всё же портит. — Это тебе от нашей семьи, добро пожаловать, Эд, — улыбнулась Глесия, как и её любимый. — Можешь принять душ и переодеться, вторая ванная наверху. Мальчик кивнул им благодарно, разулся осторожно, стараясь ничего не испачкать, забрал коробку и скрылся в указанном направлении. — Думаю, Элисия по дороге раскрыла ему наш маленький сюрприз, поэтому он и не заботился о внешней виде. Зная нашего Мая, неудивительно, что всё так обернулось, — пояснила Глесия. — Боюсь спросить, как вы снимали мерки… — Обижаешь, Рой, — начал Маэс, — я же величайший сыщик, лучший журналист этого города… — … который просто позвонил миссис Хизер и всё узнал, — закончила за мужа девушка. — Ясно всё с вами, — вздохнул я, улыбнувшись, — На самом деле Эд очень волновался сегодня, а ведёт себя так, словно бывает тут каждый день. Спасибо, что так тепло приняли его. — О чём разговор, ты мне почти как младший братик, Рой. — Мы ровесники, — напомнил я. — Но ты всегда ведёшь себя, как ребёнок! Вспомни хотя бы свою «учёбу» в институте, да и в академии тоже… — Кстати об академии, мне нужно с тобой поговорить, — серьёзно заявил я, полностью проигнорировав завуалированное оскорбление. — Вскрылась новая интересная информация. Я не говорил Эду, но с того самого момента, как нас выпустили из больницы, каждый счёл важным озаботиться информацией о деятельности военных, дабы себя обезопасить в будущем и, быть может, отомстить, но на подобное отважился только один парень. С самого начала было понятно, что на нём ситуация отразилась сильнее всего — его отряд, третий отряд, вырезали полностью. Он выжил, но не самым благородным способом — спрятавшись среди кучи трупов, которые в ожесточённой схватке никто не утруждается проверять, в чём я убедился лично. С нами он не общался, но после самоубийства Молчуна мы справедливо решили одного его не оставлять, поэтому он и разговорился волей-неволей. Много узнать не удалось, только историю чудесного спасения и степень его ненависти к армии. Возможно, он знал больше нас, ведь, несмотря на наше высокое положение, большенство информации было засекречено, как, собственно, и вылазки каждого отряда. Мы знали лишь то, что видели сами и чем поделились друг с другом, но только Роберт владел какой-то иной информацией, которой жаждал поделиться с общественностью и поквитаться с бесчеловечными армейскими шавками, за что и поплатился. Ему тогда было двадцать четыре, шесть лет прошло, но никто из нас не забыл… Маэс, услышав моё громкое заявление, мгновенно переменился в лице, а Глесия тактично удалилась, сославшись на грязные ковры. Мы поднялись в кабинет, где я подробно пересказал другу всё, что узнал накануне. — Армстронг уже в курсе? — спросил он, переваривая услышанное. — Пока нет, но я намерен познакомить его с Эдом поближе. — Думаешь, это хорошая идея? Мальчик и так пережил не меньше нашего, куда ему столько в семнадцать-то лет? — Он думает обо всём этом чуть ли ни каждую минуту своей жизни, Маэс, я не знаю, что для него будет лучше, но если дать ему право выбирать, он несомненно захочет участвовать в расследовании. Ему нужна наша помощь. — Выбирать не ему и не тебе, он несовершеннолетний и у него есть законный представитель, ты узнавал, что думает миссис Хизер по этому поводу? — Как ни странно, думаю, она не будет против. — Не будет против чего, Рой? Твоего к нему интереса как к мужчине, участия в расследовании нечеловеческих преступлений, или опасных игр с правительством? — Ты преувеличиваешь, нам всего лишь нужно найти ту женщину и доказать её вину, а Эд будет у нас лишь в качестве свидетеля. — Постарайся не переходить грани дозволенного, Рой, иначе закончишь, как Роб. — Разумеется, — согласился я, закрыв тему. Когда мы вернулись в гостиную, ждала нас только миссис Хьюз, и я решил выудить из ванной одного очень неторопливого утёнка. За дверью слышался неравномерный плеск воды, словно кто-то заигрался в пенной ванне, поэтому я не стал дожидаться приглашения, благо, с появлением в доме Элисии, возможность запирать дверь любой комнаты изнутри пропала. Я вошёл и сразу же услышал смущённый голосок: — Дядя Рой, ты чего? — заверещала малышка, окунаясь обратно в густую пенную шапку. — Мужчинам нельзя заходить к девочкам в ванную… — Да ладно тебе, ещё недавно вместе купались, а сегодня уже и зайти нельзя? — улыбнулся я, подойдя поближе, мимо мирно вылизывающегося Мая. — Я уже большая… — неуверенно запротестовала она, прижав к груди коленки, — И это было очень давно, не ври! — Всего-то полгода, меньше даже, вот будет тебе лет десять хотя бы, тогда и выгонишь. — Полгода это много, — не сдавалась девочка, о чём-то крепко задумавшись. — Почти сто восемьдесят три дня, да? — Да, верно, — согласился я. — Но тогда тебе было пять лет, и сейчас тоже пять, ничего не изменилось, так в чём же проблема? — Не знаю, — прошептала она, всё больше краснея, — просто я стесняюсь… — Глупости какие, — усмехнулся я, присев напротив неё, — чего я там не видел? Малышка мне ничего не ответила и спрятала лицо в ладошках. Было так забавно за этим наблюдать, растёт всё же моя крошка. — Не выдумывай, Лис, — произнёс я, погладив её по мокрым волосам, — нечего тут стесняться. Давай-ка смывай с себя всё это безобразие, и пойдём, все уже ждут. Малышка вздохнула и включила душ, освобождаясь от ароматного облака, а я поднялся, снял с крючка её большое розовое полотенце, развернул его и сказал с лёгкой насмешливой улыбкой: — Иди сюда, мой стеснительный ребёнок. Девочка так и осталась сидеть в воде, не поднимая на меня взгляда. — Ну, смелее, Лис, — тихо засмеялся я, кажется, смущая её ещё больше. — Иди ко мне, не стесняйся. Папу же ты не стесняешься, верно? — Папа это папа, а ты это ты, — сказала она тихо. — Вот как, значит, мне тебя теперь нельзя голышом видеть, — нарочито обиженным голосом парировал я. — Ну ладно, тогда я пошёл. Я повесил полотенце на согнутую руку и направился к двери, услышав предсказуемые слова: — Стой! Не уходи, дядя Рой. Я больше не буду стесняться, обещаю. — Ну вот и славно, — обрадовался я, снова раскрыв полотенце. — Можешь прыгать в мои благодарные объятия. Малышка встала, неловко прикрываясь, потом выкинула из головы ненужные в таком возрасте заморочки и улыбнулась мне. Полотенце дождалось своего часа и мягко легло на её плечи, укутав с головой. Я поднял Лис на руки, стянул с макушки полотенце и поцеловал в висок. — Я тебя люблю, бусинка, оставайся всегда такой маленькой. — Дядя Рой, я должна тебе сказать кое-что важное, только это секрет, пообещай, что никому не скажешь, — неожиданно выдала девочка. — Обещаю, — настороженно произнёс я, перебегая в голове не самые хорошие «секреты». — Эд на самом деле умеет с животными разговаривать. — Да что ты? — успокоился я. — С чего это ты это взяла? — Я тебе точно говорю, — заявила она уверенно. — Май его как будто понимает! Я наблюдала за ними очень внимательно. Только ты никому не говори, ты обещал. — Конечно, никому…***
Праздник на этот раз прошёл, как требуется, все остались довольны, даже мой нелюдимый товарищ, которому очень понравилось в обществе кучи невинных детишек, ещё не покалеченных жизнью. Было приятно видеть сияющие лица самых дорогих мне людей, создалось ощущение, что так всё и было все мои годы: семья, друзья, Эд… Распрощались мы ближе к шести вечера — Элисии нужно было готовиться к первому дню учёбы и всем вытекающим из него неприятностям, но девочка, ввиду своей детской наивности, была этому только рада. Эд за день так вымотался, что заснул прямо в машине, поэтому в книжный мне пришлось идти одному. Я быстро купил пару учебников, какой-то универсальный справочник и тесты для школьников. Хотелось поскорее вернуться в машину, где так сексуально спит мой маленький эльф в фирменной одежде. Кто бы мог подумать, что ему так идут рубашки, он словно стал на несколько лет старше, и в моей голове закопошились не самые приличные мысли. По приезде домой, Эд неожиданно проснулся, потянулся, как он любит, демонстрируя природную гибкость, и уставился на меня в предвкушении. Учитывая те мысли, что крутились в моей голове всю дорогу, взгляд этот немного обескураживал, но парень, к сожалению, ждал от меня совсем другого — урока правописания. — Но сначала ужин, — предупредил я. — «Разумеется, я тоже кушать хочу. Что есть?» — Ничего нет, но могу что-нибудь быстренько приготовить. — «Бутерброды?» — написал он, усмехнувшись. — Как вариант, — не стал скрывать я. — Но всё не так плохо, как ты думаешь, я умею ещё жарить мясо и делать всякие салаты из серии «просто порежь всё, что найдёшь». — «Отлично, я буду всё!» — Никто и не сомневался, — улыбнулся я и направился в дом создавать очередной кулинарный шедевр. После ужина я, как и было обещано, провёл индивидуальный и довольно заунывный урок. Никогда не считал нужным запоминать сотни правил с тысячами исключений, грамотность мне была дана практически от рождения, только в любимой академии это никого не интересовало, так что теперь я вполне могу быть отличным учителем. Всегда удивляло это неудержимое стремление военных выдрессировать не просто оружие для убийств, а чертовски образованное оружие, видимо, был у них всё же расчёт, что пара-тройка ребят выживет. Дело в том, что за особенные заслуги перед отечеством, проявленные каждым солдатом во время операций, нам повышали звание. Чтобы выжить, отличались многие, я «дослужился» до полковника, Маэс до подполковника, но по сути ничего конкретного эти звания не значили, так как после окончания военных действий практически всех отправили в отставку, всвязи с неудовлетворительным психологическим состоянием. Но выпускать необразованных офицеров было никак нельзя, ведь для армии в нашей стране главное — незапятнанная репутация. В основном преподавались предметы, имеющие прямое отношение к тактике и ведению боя, а так же к территориально-политическому устройству страны. Забавная ирония: мы отлично знали свои права и обязанности, но в отношении нас их никто не соблюдал. Эдвард оказался очень способным учеником, такое чувство, что вся информация, обрабатываемая его удивительным мозгом, сохранялась без малейших потерь. Буквально через пару часов, он усвоил треть одного из учебников, поэтому урок я решил закончить, успеем ещё позаниматься. С такой высокой степенью обучаемости ему вполне хватит одного часа в день, чтобы в скором времени избавить меня от этой обременительной затеи. Главное, чтобы этот малолетний непостоянный вредитель не отлынивал, а это я вполне в состоянии проконтролировать. Единственный плюс в профессии учителя, как по мне, это чувство превосходства над учеником, повторяющим за тобой с кислой миной, без права прекратить. Пусть сейчас Эд и занимается куда с большим воодушевлением, чем я преподаю, но, уверен, совсем скоро ему это надоест, и торжествовать буду уже я, а на сегодня, пожалуй, достаточно. — Ну всё, хватит на сегодня, мне надоело, — сообщил я, откинувшись в кресле. — Займёмся чем-нибудь более интересным. — «Чем же?» — У меня есть, конечно, предложение, но оно тебе не понравится, так что оставляю выбор за тобой. — «Я есть хочу, можно?» — Можно-то можно, но у нас по-прежнему ничего нет, а готовить я как-то не очень люблю, тем более на ночь есть вредно. Могу предложить тебе яблоко. — «Как ты тут живёшь без еды вообще?» — Очень хорошо живу, пока ты не появился в моей жизни, обитал я в основном на работе, а по выходным кушал в ресторане. — «Мажор». — Имею право, — усмехнулся я. — Есть ещё мороженное, всегда покупаю на случай вторжения в мой дом на продолжительный срок одной маленькой особы. — «С этого надо было начинать!» — обрадовался парень. — В морозилке на второй полке, дерзай. Парень удрал на кухню, а я поднялся в кабинет, намереваясь завершить некоторые формальности, касаемые недавнего дела. Мне совершенно не хотелось выходить завтра на работу, ведь в доме, наконец, появился уют, неосознанно созданный одним неординарным существом. Постоянное присутствие рядом живого человека, к которому я к тому же испытываю однозначные чувства, умиротворяет. Я даже стал спокойно спать только рядом с ним, и сон теперь для меня тоже высшее благо, а не мучительная необходимость изнеможённого организма. Пока я занимался делами, ускоренно набирая текст, чтобы побыстрее оказаться в постели, парень в том же режиме поглощал мороженное из ведёрка вилкой, что было, опять же, достаточно странно, но я не стал вмешиваться. Ведёрко было рассчитано человека на три, в лучшем случае, не каждому удаётся съесть в одиночку полтора литра мороженного. Однако Эд, как уже давно выяснилось, был далеко не обычным человеком, поэтому, несмотря на сильную дрожь переохлаждённого тела, продолжал поглощать холодное лакомство с завидным энтузиазмом. Когда миссис Хизер сообщила о его пристрастии к сладкому, я даже предположить не мог, что всё настолько плачевно… — Заканчивай, Эд, и топай в душ, — сказал я, закрыв крышку ноутбука. — Я такую ледышку в постель не пущу, знай. Парень нахмурился, отправил в рот последнюю вилку и поплелся в ванную отогревать свою замёрзшую тушку. Пока он там плескался, я принял душ в другом месте и по обыкновению дожидался его у двери, стараясь высушить волосы уже влажным полотенцем: в гостевой ванной фена нет. Эта комната существует в моём доме практически для красоты, до недавнего времени ей никто не пользовался, но с появлением здесь жильца, с которым пока нельзя мыться вместе, декорация вернула себе свою функцию. Когда за дверью послышалось жужжание того самого механизма, который был мне необходим, я решил присоединиться к парню. У меня, в отличии от Хьюзов, есть возможность запирать дверь изнутри, но Эдвард по каким-то своим причинам этого никогда не делает даже дома, где совершенно неожиданно может нагрянуть кто угодно. Учитывая, что Эд у меня скромник похлеще Элисии, можно предположить насколько веская причина должна быть у него, чтобы лишать себя возможности от всех отгородиться. Но, несмотря на его возможную психологическую травму, для меня это был больше плюс, чем минус, ведь я смог беспрепятственно проникнуть на территорию, оккупированную вооруженным феном эльфом. Эд сразу сразил меня точным ударом из своего орудия, направив поток горячего воздуха прямо в лицо. — Паршивец, — усмехнулся я, начиная понимать намерения военных: если бы мы могли чувствовать людей так же, как он, удалось бы избежать сотни жертв. Парень ответить мне не мог, потому что не додумался взять с собой телефон в ванную, но так, пожалуй, даже лучше. Одет он был уже в любимых слоников, что добавляло образу пижамного рейнджера с феном ещё большей комичности. С этим созданием под боком я имею возможность почувствовать себя ребёнком… — Мне вообще-то тоже нужна эта штука, — заявил я, указывая на фен. Эд фыркнул и продолжил сушить свои волосы, совершенно не обращая внимание на моё присутствие. Так, значит, да? Ну ладно, война, так война. Видимо, я не очень хорошо вникал в основы тактики, раз не придумал ничего лучше, чем просто наброситься на него с щекоткой. Конечно, парень живо от меня отскочил и снова обдал горячим воздухом. Так продолжалось минуть десять, и за это время мои сравнительно короткие волосы успели высохнуть от его воздушных атак, но сдаваться я не собирался. Убегать от достаточно проворного меня в пространстве, ограниченном размерами моей ванной, было не так легко, как могло показаться со стороны, поэтому в определённый момент нашей бессмысленной беготни мне удалось загнать мальчишку в угол. Но он тоже не желал проигрывать до последнего, и даже когда шансов выбраться уже не осталось, продолжал направлять на меня фен, что на таком коротком расстоянии достаточно неприятно. Я прижал обе его руки к стенам, ловко вытащил уже порядком нагревшийся фен из пальцев и положил его на полку над рукой. — Игры кончились, малыш, пора отвечать за содеянное, — оскалился я, любуясь представшей передо мной картиной: растрепанный мальчишка с легким румянцем на щеках старался унять сбившееся от нашей битвы дыхание, слегка приоткрыв рот. Он смотрел на меня, не отрываясь, и будь на его месте сейчас кто-нибудь другой, я бы давно перевёл ситуацию в горизонтальное положение, но ведь это же Эд, мой невинный лесной эльфёнок, который, однако, смотрел на меня совсем не невинным взглядом. Сил сдерживаться у меня уже не было, хотя бы поцелуй я должен получить в награду за три месяца верности. Я осторожно приблизился к его лицу, боясь спугнуть своего зверька, но, к своему удивлению, получил в ответ точно такое же движение, только куда более решительное. Он смело коснулся моих губ своими, прикрыл глаза и замер, пытаясь понять, что нужно сделать дальше. Я улыбнулся и углубил поцелуй, притянув его к себе за талию, переплетая наши языки, наслаждаясь его теплом и невероятным запахом молодости. Мальчик обнял меня за шею и начал уверенно отвечать, в точности повторяя мои действия, прижимаясь всё теснее и теснее, чем вызвал вполне ожидаемую реакцию, но, кажется, даже не заметил этого. С таким напором меня, пожалуй, ещё никто не целовал, он словно пытался во мне раствориться, слиться в единое целое, и я не мог не ответить ему тем же. Все плотские желания перешли куда-то на второй план, туда же отправились и представления о пространстве и времени, оставляя мне только кипящий водоворот чувств, полностью захвативших моё сознание. Это были и его чувства тоже, он снова излучал свои эмоции: отчаяние, страх и любовь. Не нужно было слов, чтобы понять, как сильно я ему дорог и как сильно дорог мне он…