Эфир

      На сегодняшний рабочий понедельник, который, вопреки моим молитвам, всё же наступил, было запланировано множество новых поездок. Новых для Эда, разумеется. Я маршрут до своего офиса за столько лет успел выучить досконально, запомнил даже номера некоторых автомобилей, постоянно стоящих рядом в пробках, и общие черты их владельцев. Скучная рутина, к которой очень быстро привыкаешь, для парня представляет наивысшую ценность. Он с каждым днём всё больше начинает походить на обыкновенного человека, пусть немного замкнутого и нелюдимого, но живущего самой обыденной жизнью. И жизнь эта приносит ему удовольствия в сотни раз больше, чем другим. Именно этим, пожалуй, он всегда будет отличаться…       Отличился он, кстати, ещё и своим сегодняшним безразличием: вчерашний поцелуй никак не изменил его ко мне отношения. Утром он был таким же помятым, голодным и недовольным, как обычно. Ничего не выдавало в нём смущения или, быть может, излишнего рвения на мне повисеть, как обычно бывало у моих бесконечных любовников. На самом деле, такое поведение меня даже порадовало, и я тоже решил не придавать этому событию какого-то фундаментального значения.       В офис мы приехали немного раньше нужного, хотел быстро и без посторонних устроить Эда куда-нибудь и занять, чтобы не мешал, но сделать это не удалось: у дверей офиса уже стоял порядком замёрзший Дени.       — Простите, совсем из головы вылетело, во сколько нужно приходить, а звонить вам из-за такой ерунды как-то неудобно, — оправдался парень.       — Звонить среди ночи из самого именитого притона тебе было удобно, а тут вдруг проснулась совершенно ненужная воспитанность.       — Потому и проснулась, не было ещё у меня таких ситуаций, не знаю, как себя вести, — честно признался он.       — Забудь об этом. Можно было уже догадаться, что мне абсолютно плевать на твои развлечения вне рабочего времени.       — Я понял, но ведь…       — А взаимовыручка младших товарищей - это святое для бывшего военного, когда-нибудь ты мне за это отплатишь, а сейчас просто забудь.       — Есть! — улыбнулся парень, отдав мне честь не той рукой. — Я, кстати, не знал, что вы военным были, профессор ничего такого не рассказывал.       — Профессор тебе ещё что-то рассказывал? Боюсь даже спросить, что именно, — протянул я, открывая дверь и пропуская всех внутрь.       — Да ничего особенного, он просто часто ставил вас в пример, когда мы занимались вдвоём, а при других студентах он всё время делал вид, что все, кроме него, неисправимые тупицы. Это цитата.       Я усмехнулся: старик ни капли не изменился за это время. Где мои двадцать лет?..       — Ладно, раз никакого компромата на меня у тебя нет, то займись-ка ты, мой милый друг, наведением порядка вот в этих документах, — надменно выдал я, указав на стеллажи, полостью заваленные книгами, папками и отдельными листками, которые, вероятно, «случайно выпали» из них.       — Ничего другого я и не ожидал, — вздохнул парень и неуверенно подошёл к стеллажу, не зная, с какой стороны подступиться.       Пока Дени ходил вокруг своей испытательной работы, Эд облюбовал уютное кресло у окна, сгрёб у меня со стола все карандаши, взял пару листков бумаги, вытащил из стеллажа первую попавшуюся папку и принялся рисовать. Пусть его способности не распознают конкретные намерения, он и сам прекрасно догадался о причине своего здесь пребывания. Не мог я оставить его без присмотра в доме, где есть так полюбившийся ему камин, а здесь от него требовалось сидеть тихо и не мешать, что он, собственно, и делал.       Я, наслаждаясь тишиной и непривычной мне здесь компанией, занялся просмотром переведённых бумаг. Но тишина долго не продлилась: Дени неудачно выудил очередной одиночный листок и обрушил почти всё, что было на верхних полках. Такого поворота даже Эд не ожидал, он вздрогнул всем телом и что-то неаккуратно чиркнул в листке.       — Простите, — пробормотал парень, собирая всё в кучу.       — Расслабься, так ты далеко не уедешь. Я что, похож на тирана, который за каждую оплошность выгоняет?       — Ну… вообще, да, что-то такое есть.       Мальчик, до этого совершенно никак на нас не реагирующий, поднял на меня лукавый взгляд, улыбнулся и вздёрнул брови, мол, о чём я тебе и говорил.       — Замечательно… — поник я. Тиран, так тиран, надо соответствовать. — Забыл упомянуть, Дени, разобрать всё это ты должен до пяти, так что не отлынивай.       — Э-э-э!? — вскинулся он, но спорить не стал и уныло принялся за работу.       Так-то лучше.       Когда моя работа не касается суда, я её ненавижу. Отчеты, протоколы, заключения, бумаги, бумаги, бумаги! Это просто невыносимо. Я уже начал сильно жалеть, что именно сегодня, в день, когда никакой интересной работы нет, я заставил Дени разбирать стеллажи. Разобрать мне сейчас нужно совершенно не их, дела столетней давности (а таковые там действительно имеются, я находил из любопытства) вполне могут подождать пару дней. Очень не помешал бы одухотворённый юнец, ещё не попробовавший всех прелестей своей профессии, знакомый исключительно с теорией и этой бесполезной макулатурой. Но отказываться от своих слов я не привык, тем более теперь, когда решил изображать мерзкого босса.       Время тянулось очень медленно, в какой-то момент я даже решил, что пора ехать домой, но часы неумолимо показывали только два часа дня. К сожалению, мои надежды на интересного клиента себя совершенно не оправдали, до четырёх часов ни одна живая душа не заглянула ко мне даже по ошибке. По понедельникам редко удаётся встретить здесь людей, нуждающихся в помощи юриста, поэтому к концу рабочего дня я уже и не рассчитывал кого-нибудь застать. Дени к этому времени перебрал почти все документы и аккуратно расставил их в алфавитном порядке, поразив меня своей неожиданной работоспособностью. Эдвард, тихо сидевший всё это время в кресле, заканчивал второй рисунок — огромную бабочку с невероятным рисунком на крыльях. Таких необычных существ я никогда не видел, но парень убедил меня, что это самый обыкновенный представитель отряда чешуекрылых. Спорить с человеком, буквально живущим в лесу, я не стал, лишь кивнул и тоскливо окинул взглядом так и незаполненные бумажки. Из нас троих самым бесполезным человеком сегодня оказался именно я, но никто этого не заметил, полностью погрузившись в работу.       Буквально за пятнадцать минут до закрытия нас всё же посетил один немолодой мужчина, жаждущий потратить на мои услуги крупную сумму. Его не смущало, что офис уже закрывается, а у меня есть другие планы на вечер. Деньги в этом прогнившем мире решают, по его мнению, абсолютно всё. Очень хотелось просто послать его далеко и надолго самым дружелюбным тоном, но до ужаса заинтересованная физиономия Дени заставила меня передумать. Это первый клиент в его жизни, пусть не самый приятный, но для парня это не имело никакого значения. Пока мужчина медленно и безэмоционально объяснял мне свою проблему, юный адвокат, всё ещё разбирающий стеллажи, готов был шею свернуть, лишь бы увидеть всё воочию. Ничего интересного мужчина не говорил, для решения этой задачи вовсе не обязательно быть гением, поэтому где-то на середине повествования я задумался о чём-то своём и пропустил его вопрос, на который ответил мой подчинённый, ни капли не растерявшись. Ответил он правильно и вполне доступно, но всё равно заслужил с моей стороны только недовольный взгляд.       Так продолжалось ещё около часа, я беседовал с клиентом, Дени расставлял последние папки, тихо проговаривая все ответы прежде, чем я успевал их озвучить, но для человека неопытного, тихий бубнёж парнишки не значил абсолютно ничего. Мужчина не заметил, что его консультируют сразу двое, а я остался доволен своим выбором, ведь Дени оказался действительно "очень способным молодым человеком", как выразился старик Грумман.       К шести часам с делами было, наконец, покончено, и моя небольшая свита двинулась вон из кабинета. Дени я осчастливил, сказав, что его испытательный срок окончен, и отныне он мой постоянный работник. Он был удивлён, но я не видел смысла с этим тянуть, в конце концов, в скором времени из него действительно получится отличный специалист. Окрылённый назначением, парень быстро испарился, а мы с Эдом отправились прямиком к мистеру Грину. Я планировал сначала заехать к Армстронгу - показать документы и мальчишку, но время поджимало.       Психиатр встретил нас в приподнятом настроении, словно в жизни его сегодня случилось нечто очень важное. Эдвард, только войдя в кабинет, почувствовал эту счастливую атмосферу и о чём-то задумался, рассматривая мужчину.       — Я уже было подумал, что вы, господин адвокат, нашли информацию, которую я у вас просил, и передумали насчёт моей кандидатуры, — усмехнулся мистер Грин.       — Да, признаюсь, не ожидал, что вы замешаны в этом деле, — произнёс я, усаживаясь в кресло. — Но, полагаю, в нашем случае это скорее плюс. Вот вам пациент, развлекайтесь.       Он неоднозначно улыбнулся и присел напротив уже устроившегося на диванчике Эдварда, спросив:       — Ну, как продвигается твоя социализация? Принёс, что я просил?       Эд вытащил из рюкзака папку с рисунками, которая сегодня пополнилась ещё парой экземпляров, и отдал мужчине. Тот полистал, похмыкал, покивал, но так и не оформил свою мысль. А после, кажется, и вовсе забыл всё, что на уме вертелось, ибо парень что-то быстро напечатал и всучил ему. Уже тот факт, что Эд так спокойно идёт на контакт, да ещё и о чём-то повествует, пусть всего лишь набирая текст в телефоне, привёл мужчину в состояние полного замешательства. Я, конечно, не видел, что конкретно пишет ему мальчик, но вполне мог догадаться: рассказывает о последних изменениях. Теперь он не оставляет без ответа ни один вопрос, и психиатр решил, что это полностью моя заслуга.       — Рад, что у вас, ребята, всё наладилось, — загадочно улыбнулся он, вогнав парнишку в краску.       Этот маленький чертёнок всё же дал себя раскрыть, явив мне своё истинное отношение к произошедшему совсем недавно инциденту. Значит он просто старается вести себя непринуждённо, чтобы не выглядеть в моих глазах невинным ребёнком. Что ж, котик, не вышло, признай.       Пока мистер Грин опрашивал пациента и проводил какие-то тесты, я провалился в небытие и совершенно перестал следить за разговором. Собственно, и следить-то там было не за чем, разговор, если его всё-таки можно так назвать, был односторонним, а угадывать ответы Эдварда по следующим за ними репликам мистера Грина было довольно утомительно. Вместо этого я начал медленно разбирать в голове весь сегодняшний день, начиная с утреннего поведения мальчишки и заканчивая Дени с его новой должностью, которую он, вероятно, снова захочет отметить. Вспомнил ещё, что у маленькой Элисии сегодня первый день в школе, и решил навестить Хьюзов сразу после того, как мистер Грин отпустит моего эльфёнка. К Армстронгу мы всё равно уже не успеем, так что лучше провести вечер в компании любимой племянницы. Так я и вернулся обратно в кабинет, намереваясь узнать, когда сие мероприятие закончится, но вместо этого стал свидетелем одного довольно занятного разговора:        — Когда я работал в той лаборатории, была у нас одна крайне антинаучная теория. Учитывая, в какой сфере велись наши исследования, мы все ей пользовались, хотя так и не ввели официально.       Мальчик заинтересованно склонил голову, надеясь, наконец, разобраться в природе своего дара, а мужчина продолжил:       — Дело в том, что определённые способности усваивались одними людьми хорошо, а другими не усваивались вообще, и никаким научным способом объяснить это было невозможно. Поэтому мы поделили испытуемых на четыре группы, в зависимости от способностей, которым в скором времени дали названия в соответствии с четырьмя стихиями: огонь, вода, земля и воздух. Примечательно, что донор, относящийся к стихии огня был всего один, а способности его передавались лишь двум испытуемым из трёх тысяч. Очевидно, это самый редкий дар, но и самый, как по мне, неприятный. Эти дети могли значительно повышать температуру предметов и живых организмов. Мыши буквально кипели изнутри.       — И где сейчас эти дети? — спросил я, присев рядом с Эдом.       — Этого я сказать не могу, я не участвовал в общественной части эксперимента, нам лишь привозили материал с характеристиками. Я знаю только, что ничего общего у доноров не было.       — Кроме знаков зодиака? Учёные действительно руководствовались тем, что отвергают даже дети, достигшие определённого уровня развития?       — Я разве сказал, что дело в знаках зодиака? — усмехнулся доктор. — Стихии подобраны по способностям и никак не относятся к дате рождения. У нас не было абсолютно ничего, за что можно было зацепиться при ранжировании, кроме способностей, поэтому мы и придумали свою систему.       — Ясно. И куда же по вашей системе относится Эд?       — В этом и заключается проблема. У него отчетливо выражена способность к биолокации, которую мы относим к стихии воды, но это ведь не всё, на что он способен. Он часто рисует диких животных, обитающих, как правило в здешних краях, значит они не плод воображения, а вполне реальные натурщики. Животные, конечно, склонны доверять всем людям, имеющим определённые способности, в особенности представителям стихии воздуха и земли, но вряд ли эти зайцы — мужчина продемонстрировал рисунок, — сидели на месте несколько часов, позируя художнику. Суггестия и телепатия, позволяющие контролировать сознание живого существа относятся к стихии земли. Понимаете, в чём дело?       — Не очень, — скептично выдал я.       — Две стихии не могут быть в одном человеке, это факт.       — Вы только что говорили, что способность общаться с животными есть у людей сразу двух стихий. Довольно противоречивые предположения, не находите?       — Эта способность не относится к стихиям, случается, что животные благосклонны и к совершенно обычным людям, согласитесь.       — Допустим, всё, что вы говорите правда, хотя лично мне верится в это с трудом. Почему же тогда вы так уверены, что в одном человеке не могут сочетаться разные способности?       — Почему же, разные способности вполне могут проявляться у одного человека, к одной стихии не всегда относится одна способность. Воздух подразумевает как телекинез, так и левитацию, вода — биолокацию и целительство. Но левитация не сочетается с биолокацией. Эти теории выведены исключительно из наших наблюдений, которые, к моему личному счастью, не были продолжительными, поэтому информация, естественно, недостоверна. Но за все те четыре месяца, что я провел в лаборатории, не было ни одного случая разнородных способностей у одного донора.       — «Совсем ничего необычного?» — написал мальчик, явно проникнувшись гипотезой.       — Однажды нам доставили материал от донора, способность которого, а именно телепатия, передавалась всем группам реципиентов. К тому же способность приживалась со стопроцентной гарантией, тогда это был первый случай, когда у испытуемых не наблюдалось никаких побочных эффектов. Тридцать два часа — максимальное время сохранения способности, наблюдалась впервые у испытуемых, носящих биоматериал именно этого донора. Тогда у нас ещё не было классификации, но после мы часто вспоминали об этом случае.       — А после такой же результат давали сочетания людей с общей предрасположенностью?       — Верно, но тот донор по-прежнему подходил всем, чем, надо сказать, сильно портил нашу статистику. Но мальчик обладал только одной способностью, а значит, моя гипотеза, касаемая Эдварда, вполне респектабельна.       — Хотелось бы узнать, в чём гипотеза заключается. Я понял, что он отличается даже от необычных людей, но вы этого никак не объяснили.       — И не объясню, — хохотнул мужчина. — Я уже не настолько молод, чтобы выдвигать смелые и абсолютно необоснованные идеи, поэтому вверяю это вам. Эд, ты ведь хочешь узнать, что с тобой не так, верно? Так дерзай! Не ограничивай себя общепринятыми истинами, они, зачастую, очень ненадёжны. Какую-то почву я тебе дал, уж прости, это всё, что я знаю по этому поводу.       Парень кивнул ему и улыбнулся, получив, кажется, даже больше, чем ожидал.       — Ну вот, собственно, и всё, — подытожил доктор. — Следующий визит через неделю, и будьте добры, не забудьте.       Он пожал мне руку на прощание и как обычно протянул её эльфёнку, надеясь, видимо, что тот однажды тоже её пожмёт. Кто бы мог подумать, что это «однажды» случится именно сегодня. Парень перевёл взгляд на протянутую ладонь, тихо вздохнул и схватился за неё, готовясь пережить нечто страшное. Но вместо дикого испуга на лице его засияла счастливая улыбка, понять природу которой я не смог. Мальчик отпустил руку, достал телефон и написал мужчине:       — «Поздравляю».       — Вот значит как это работает, — произнёс он. — Ну, спасибо, малыш.       — «Я не малыш!!»       — Не хочу вмешиваться в вашу беседу, — остудил я закипающего мальчишку, — но может кто-нибудь объяснит мне, с чем я должен вас поздравить, мистер Грин?       — Сегодня утром у меня родилась замечательная внучка, — промурлыкал мужчина, напомнив мне Маэса. — Всегда хотел дочку, но как-то не вышло, а сынок у меня молодец, исполнил папину мечту.       — Рад за вас, — безразлично бросил я, надеясь, что продолжения тирады не последует. — Что же вы в такой день на работу вышли?       — Только ради Эдварда, — серьёзно отрезал он. — Я ответственен за произошедшее, а потому обязан ему помочь. Рад, что вы решили обратиться ко мне, господин адвокат, спасибо.       — Это не ваша вина, но раз так, будем рассчитывать на вашу помощь. До свидания, мистер Грин.       — До свидания, — тихо ответил он, закрыв за нами дверь.

***

      — Дядя Рой, а почему Эд сегодня такой грустный? — уже привычным заговорщическим шёпотом спросила Элисия, придвинувшись поближе ко мне.       Её действия были совершенно бессмысленны, ведь все возможные слушатели, включая Эдварда, сидели сейчас в гостиной, ожидая десерт, с которым я и помогал маленькой хозяйке. Этот странный день закончился в гостеприимном доме Хьюзов, под обсуждение заурядной, но счастливой жизни. Жизни семьи моего друга, не моей. Моё счастье сейчас сидело в кресле и меланхолично перемешивало ложечкой давно остывший чай.       — Он вовсе не грустный, Лис, — ответил я, не вступая в её игру. — Понимаешь, его мучает одна сложная задачка, которую нужно обязательно решить. Тебе ведь задают сложные задачки в школе, ты должна его понять.       — Да ничего сложного, какая-то ерунда про яблоки и ёжика, ну, ты знаешь, — раздосадовано сообщила она. — А что задачку очень-очень нужно решить?       — Очень-очень, это может помочь найти одного очень дорогого Эду человека, — признался я, выкладывая на тарелки торт.       — Тогда он её точно решит, нужно только ему помочь!       — Думаю, в этом мы с тобой ему помочь не сможем. Ты ведь не разбираешься в лженауках?       — Лженауках? Не знаю ничего об этом. Это как наука, только наоборот? Не наука, получается. А что же тогда? — рассуждала она, невольно вызвав у меня улыбку. — Ну, это же неважно, важно только хотеть помочь! Даже если я не разбираюсь, можно… Ну как сказать?       — Ну скажи уж как-нибудь, — насмешливо попросил я.       — Ему нужен свежий взгляд, вот. Даже если человек не разбирается в этой твоей неправильной науке, он может подсказать, если ему привести эту, как её? Которая похожа, но не то. Биологию?       — Аналогию.       — Да, точно! Когда папа работает и не знает, что делать дальше, всегда спрашивает маму, а она ему помогает.       — Твоя мама, на мой взгляд, могла бы писать гораздо лучше Маэса, так что это не лучший пример.       — Какой ты упрямый, дядя Рой. Ты ведь тоже так делал!       — О чём ты? Я взрослый самодостаточный человек и со своими проблемами разбираюсь сам, — наигранно произнёс я.       — Ты сам говорил, что если бы меня не было, ты бы никогда не стал успешным адвокатом. Значит, я тебе как-то помогла, хотя и не понимаю ничего в твоей юрист-чего-то-тамции.       — Не припомню ничего такого, — бросил я, ловко поднял поднос и направился в гостиную.       — Эй! — возмутилась малышка. — Нечестно! Я тебе всё равно докажу.       Пока я расставлял тарелки, маленькая егоза уже вертелась около парня, пытаясь выведать, над чем он так глубоко задумался. Но как бы она не старалась, ответ получить не удалось. Эд усадил её к себе на колени, вложил в руки блюдце с тортом, взял свою порцию и полностью увлёкся её поглощением, будто бы позабыв напрочь о своей проблеме. Конечно, это было совсем не так, даже Элисия раскусила его не слишком хитроумный план, но вмешиваться больше не стала. Пока.       Пока Маэс не скомандовал отбой, девочка не проявляла больше никакой активности, просто сидела тихо и слушала наш неспешный разговор, сидя у Эда на коленях. Посиделки надолго не затянулись, на улице стемнело ещё до нашего прихода, поэтому маленькой школьнице уже пора было ложиться в постель. Перед самым уходом она приподнялась и что-то прошептала Эду, скосив на меня странный взгляд, но традиционные объятия любимого дяди, однако, не пропустила.       — Спокойной ночи, дядя Рой. Не забудь, в пятницу меня забираешь ты, — в сотый раз напомнила она и умчалась наверх, не дождавшись моего ответа.       — Пошли, — обратился я к парню, — нам завтра тоже рано вставать, раз сегодня к Армстронгу заехать не удалось.       — «Почему тогда рано? Какая разница, сегодня или завтра?»       — Завтра нужно привезти продуктов твоей тётушке. Я же не ради тебя туда постоянно мотаюсь.       Он сузил глаза и демонстративно проигнорировал мою последнюю фразу, переключив своё внимание на шнуровку кед. Хьюзы, провожающие нас, дружно усмехнулись, а я попрощался и вышел за дверь, прихватив слишком медлительного мальчишку с собой.       — Полагаю, информация, полученная от мистера Грина, в голове твоей никак не укладывается.       — «Это интересная теория, Рой. Отвезёшь меня в библиотеку, хочу найти что-то это объясняющее».       — Не хочу тебя расстраивать, мой нелюдимый друг, но в век современных технологий куда-либо ехать вовсе не обязательно, — насмешливо высказал я, усаживаясь за руль.       — «Это не моя идея. Вернее, моя, но натолкнула на неё Элисия, она сказала сменить тактику».       — Пойдёшь на поводу у пятилетней девочки? Не думал, что всё настолько безнадёжно. Ты можешь мне сказать, что конкретно ты пытаешься сделать?       — «Я не знаю! Я просто хочу найти брата. Эта теория интересна, но что-то в ней определённо не так, хочу понять, что и почему я в эту теорию не вписываюсь, вдруг это чем-то поможет».       — В штабе есть библиотека, довольно обширная, насколько мне известно, думаю, тебе позволят прошерстить незасекреченные материалы. Армстронгу ты, по сути, не будешь нужен.       — «Замечательно. Только вот почему ты к нему раньше не съездил, раз моё присутствие не обязательно?»       — Потому что документы прочитал вместе с тобой, если ты забыл. Скажи спасибо, что я вообще полез в это гиблое дело.       — «Спасибо. Я подумал, что ты и так знаешь моё к этому отношение».       — Я же несерьёзно, глупый, — улыбнулся я, потрепав его по светлым волосам. — Найдём тебе завтра библиотеку.       Парень кивнул и уставился в окно, по традиции не отлипая от него до конца маршрута. В такие моменты он снова напоминал мне какое-то неземное создание, поэтому я не рисковал прерывать его «общение» со стеклом. Кто знает, может он действительно чувствует кого-то даже на большом расстоянии. До конца поверить во всю эту чертовщину я пока не мог, мнение высококвалифицированного специалиста, да и собственные наблюдения не давали мне ровным счётом ничего. Трудно поверить в то, что долгое время считал пустой сказкой, принять то, что не подкреплено ничем, кроме размытой антинаучной теории мистера Грина.       В этот раз ничего подобного не случилось, как только я заглушил мотор, Эд отстегнул ремень и вышел, захлопнув дверь. На улице вечерами было уже достаточно холодно, чтобы пускать облачка пара на выдохе, поэтому дожидаться меня парень не стал и живо удрал в дом. Только вот он всё равно закрыт, но мысль эта его замёрзшую голову, видимо, не посетила. Когда я нарочито медленно подошёл к входу, мальчишка уже успел основательно продрогнуть, так что взгляд его выражал далеко не радость от моего появления.       — Замёрз? — искренне удивился я. — Ты же говорил, что холод для тебя не помеха. И почему ни один взрослый человек даже не попытался тебя переубедить? А нет, погоди-ка, был один такой, «Городская неженка», кажется, так ты его назвал.       — «Открывай уже!» — настрочил парень непослушными пальцами.       — К чему такая спешка? Ты только посмотри, какой замечательный вечер, разве ты не хочешь пройтись по этим живописным улочкам, мы ведь ещё ни разу не гуляли здесь. Там, чуть дальше, есть небольшой пруд, сейчас в нём наверняка отражается звёздное небо, тебе понравится, идём.       Я взял не слишком-то сопротивляющегося мальчишку за шкирку, словно неразумного котёнка, и поволок за ворота, дабы он насладился незабываемой прогулкой и получил очередной жизненный урок: старших надо слушать. Эд не принимал никаких попыток к бегству, видимо, уяснил, что бежать ему тут совершенно некуда. Он просто шёл рядом, стучал зубами и безуспешно пытался отогреть пальцы тёплым дыханием.       Вечер и в самом деле был неплох: тихо, свежо, на небе ни облачка. Дорогу освещали тусклые фонари, которые, казалось, совсем скоро погаснут от времени. Конечно, это лишь видимость, которую изощрённые дизайнеры создавали с холодной педантичностью, но вышло у них весьма неплохо. Уверен, в других обстоятельствах Эд бы по достоинству оценил антураж, но не сейчас. Сейчас его занимало лишь желание согреться. Он действовал на инстинктах, полностью посвятив себя одной мысли, даже перестал прожигать дыру в моей совести своими гневными взглядам, лишь шёл, опустив глаза. Когда мы подошли к пруду, его уже довольно ощутимо трясло, но он продолжал упрямо шагать вперёд, прямиком в воду.       Я снова пропустил тот момент, когда он выплыл из реальности, полностью погрузившись в транс. Его взгляд был зловеще пуст, а тусклые фонари лишь нагоняли ужаса, придавая его бледной синеватой от холода коже, мертвенный оттенок. Такое состояние длилось всего несколько секунд, но впечатлиться я успел. Потом он снова ожил, стараясь отогреть дыханием руки вместе с лицом, и посмотрел на меня умоляющим взглядом.       — Иди сюда, — прошептал я и укутал его дрожащее тельце в свой плащ. Не знаю, сделал ли он это специально, или лишь из острой необходимости, но мне стоило огромных усилий не шевельнуться, когда он залез ледяными ладонями мне под рубашку, в попытке их отогреть. И судя по довольному выдоху это вполне неплохо получалось. Мне часто говорили, что я горячий даже в самую суровую стужу, в отличии от Эдварда точно. — Ледышка моя.       Согрелся он быстро, даже слишком, словно помогало ему в этом что-то кроме моего тела, но я не придал этому значения, как собственно и он. Мне постоянно кажется, что до сих пор он не до конца осознаёт, на что способен, а потому и не может дать происходящему объяснение. Мальчишкой был, мальчишкой и останется ещё как минимум лет десять. Он пережил многое, но ничему не научился, и это, как ни странно, мне безумно в нём нравится. Что бы не случилось с этим созданием, он всё равно остаётся чистым, словно белый лист.       — Красиво, да? — спросил я, как только мальчик повернулся лицом к водоёму, в котором действительно отражалось тёмно-синее небо, усыпанное множеством ярких звёзд, но главным для Эдварда была полная луна, кажущаяся в отражении просто огромной. Тусклый свет фонарей почти не доходил до этого места, лишь слегка касался наших фигур. Маленький кусочек живой природы с её звуками и запахами уместился даже в мёртвом бетонном городе. Это не могло не вдохновить лесного эльфёнка, он замер и не отрываясь впитывал в себя окружающую энергию, медленно вдыхая холодный воздух.       Сейчас, когда это чистое неземное создание прижимается ко мне, я как никогда могу почувствовать себя частью его удивительного мира. Не сказочного, вовсе нет, самого что ни на есть реального, того, что люди не могут понять и сохранить, того, что не менее реален, истинного мира. Потрясающее чувство, пронизывающее и вдохновляющее даже такого циника, как я. Мальчик оторвался от созерцания луны и перевёл на меня свой неземной зловеще-притягательный взгляд, который всегда сопровождает лёгкая полуулыбка. Не знаю, что он видит или чувствует, вглядываясь в лунный диск, но это странное действо помогает ему забыться, почувствовать себя свободным.       Взгляд его прояснился, он глубоко вздохнул, возвращаясь в привычный нам всем мир, улыбнулся мне самой обыкновенной улыбкой и уткнулся всё ещё холодным носом в щёку. Магия развеялась, и ко мне вернулся разум, стремящийся превратить чертовски романтичную ситуацию в нечто, более подходящее нам обоим.       — Ты ведь просто греешь свой нос об меня, не так ли? — дьявольски спокойно произнёс я, чуть усилив хватку, и продолжил уже шёпотом, обжигая его ухо горячим дыханием: — За это придётся заплатить…       Он покраснел и несмело тронул мои губы лёгким, почти невинным поцелуем, позабыв о том, как настойчиво делал это в прошлый раз. Я не стал углублять его, руководствуясь навязанным им порывом, лишь слегка сжал его нижнюю губу и отстранился.       — Идём домой, малыш, — и ожидаемо получил не слабый удар локтем, но совсем не разозлился, наоборот, было в этом жесте что-то привычное, уютное, хотя, конечно, довольно болезненное. Я сдавленно усмехнулся, растрепал его чуть жестковатые волосы и направился в дом.

***

      После вчерашней вечерней прогулки, окончившейся довольно поздно, разбудить мальчишку полшестого утра отказалось достаточно проблематично. За несколько лет свободной жизни у миссис Хизер он привык просыпаться поздно, по желанию, и сегодня был очень недоволен, что желаниями его так бесцеремонно пренебрегли. К счастью, проснувшись, он не стал со мной спорить, а начал собираться, расхаживая по дому, словно бесформенная амёба.       Дорога до Центрального штаба не заняла много времени, в такую рань работать начинали не многие, поэтому дороги были относительно свободны. Эд успел оклематься и принять человеческий облик, даже заплёл себе аккуратную косичку, которую делает только когда читает или рисует. Готовился, видимо, к посиделкам в библиотеке. Армстронг встретил нас как всегда череcчур радушно, не мало поразив неподготовленного парня своими габаритами, и традиционно рассказал об искусстве ведения боя «которые многие годы передаются в семье Армстронг из поколения в поколение». Надо было видеть лицо Эда в этот момент, он ожидал от офицера чего угодно, но не этого.       Коротко изложив Алексу в чём заключается проблема, я попросил его пустить Эда в библиотеку. Мужчина историей очень проникся и, слёзно восхищаясь его братской любовью, потащил по коридорам в направлении библиотеки... меня. Эда ведь никак нельзя трогать, пока он сам не позволит. Алекс, конечно, замечательный человек, но довольно своеобразный, чем-то он даже напоминает мне Маэса. Тот тоже похож на придурка ровно до тех пор, пока не начинается серьёзный разговор.       Так я думал уже после того, как мы оставили Эда в библиотеке. Пока мы шли туда, я думал лишь о том, как ненавижу этого мелкого поганца, откровенно смеющегося над развернувшемся перед ним действом. Армстронг намного больше и сильнее, как не прискорбно это признавать, даже мой вес для него не большая проблема. Он, конечно, не нёс меня, как жёнушку, но всё равно создавалось ощущение, что пола я вовсе не касаюсь. Последний раз меня так таскали ротные в академии, когда мне было всего четырнадцать, больше такого я никому не позволял. До этого дня.       — Сильный парень, — уже спокойно произнёс Армстронг, бодро направляясь обратно в кабинет. — Столько пережил, но подавленным не выглядит. Мне бы не помешал такой в команду…       — Забирай, — хмуро бросил я, потирая руку чуть выше локтя, которую минуту назад сжимала его каменная лапа. — Отдам с превеликой радостью, платочком разве что не помашу на прощание.       — Всё шутишь, Мустанг, — басисто расхохотался он, — А теперь давай по делу, желательно подробно.       Приказ есть приказ. Несмотря на то, что майор Армстронг мне вовсе не начальник и не мог бы быть им даже теоретически, отчитался я весьма развёрнуто. Рассказал всё, что узнал, услышал, почувствовал за время, проведённое рядом с Эдом. Разумеется, пропуская моменты, касающиеся нашей с ним личной жизни, если её можно таковой назвать. Пересказал даже все безумные теории мистера Грина, а так же его роль во всём этом деле. История получилась на удивление длинной и нереалистичной, приходилось периодически иллюстрировать её хоть какими-то официальными сводками, что надёжно хранились в моей папке.       Документы, совершенно оправдано находящиеся под грифом «совершенно секретно», нельзя копировать и рассылать, а это значительно усложнило мне задачу. Обычно подобные переговоры проходили быстрее, так как я заранее информировал майора с помощью банальной электронной почты. Шёл уже третий час нашего разговора, а я всё ещё не дошёл до конца. Армстронг вдумчиво изучал материалы, что я в спешке подсовывал ему, желая поскорее закончить. Конечно, хорошо что мужчина подошёл к этому со всей серьёзностью, но через два часа я должен быть на работе в другой части города, куда не так просто добраться сквозь бесконечные пробки. Не дожидаясь, пока он дочитает последние листы, вырученные помощницей Яна, я отдал тот, что собственноручно оформил мне мальчик, и начать рассказ о зверствах загадочной мачехи, имени которой я так и не узнал. Эд называл её не иначе как «эта женщина», а в документах, которые мы не успели тогда прочитать, больше никакие имена, кроме названных ранее, не просматривались, хотя, если признаться, я особо и не вглядывался.       Пока я подробно пересказывал всё Армстронгу, тот в какой-то момент удивлённо вскинул брови, но продолжил изучение не проявляя больше никаких эмоций. Это настораживало, ведь майор в моменты, подобные этому, вообще никогда не меняет выражения лица. Расспрос я решил оставить на конец моего повествования, ибо он почти подошёл к концу.       — Рой, насколько ты доверяешь этому ребёнку? — спросил мужчина, когда я закончил.       — Если назовёшь его так, он не побоится тебе врезать, — насмешливо высказал я, выиграв себе несколько секунд на размышления. Насколько я ему доверяю? Этот показатель обычно высчитывается на основе причин. Почему я доверяю ему? Таким должен быть вопрос. Только вот ответа на него нет, как нет и причин. Степень моего доверия небылицам больного ребёнка? Пожалуй… — Сто процентов. Настолько я ему доверяю, Алекс.       — Хорошо. Ты ведь не читал последний лист, верно?       — Не читал. Надеюсь, там не сказано, что на самом деле он сбежал из дурдома, в который попал с раздвоением личности.       — Здесь сказано, что он мёртв.       — Что?       — Эдвард Элрик, о котором говорится в документах, считается погибшим в автомобильной аварии уже девять лет. Повторю, насколько ты ему доверяешь?       Я не успел до конца осознать, то что узнал, а главное, мог узнать уже давно, как в кабинет вошёл Эд, держа в руках какие-то записи. В моей голове с удивительной скоростью пролетали все моменты, которые давно уже должны били заставить меня от него отступиться. Я не знал даже его фамилии. Когда пытался найти информацию, просто смотрел среди пациентов его психиатра. Он работал в крупной медицинской организации с хорошей защитой, меня сразу вычислили, как только я попытался что-то узнать. В этом я поверил Яну, не Эду. Он ничего мне не рассказал, пока я не показал ему документы. Где гарантия, что он не притворился Элриком, приняв историю и продолжив её на свой лад. Он болен. И не так давно он решил подкоптить свою ладонь… С чего я решил, что это ничего больше не значит?       Мысли эти почти сломили моё доверие, но парень смотрел на меня так, словно понимал, о чём я думаю сейчас, и это резко привело меня в чувство. Ведь есть миссис Хизер и мистер Браун, тот самый психиатр, Ян в конце концов, он ведь узнал откуда-то его фамилию. У Эда нет причин мне лгать, и я самолично с помощью специалиста, пусть и зацикленного на парапсихологии, убедился, что мальчик не настолько болен, чтобы придумывать подобные небылицы. Это просто ошибка, или хорошо продуманный ход, нейтрализующий последнего свидетеля, план «Б» на случай, если невменяемый подросток сможет небывалым образом излечиться. Умно.       — Моё мнение остаётся прежним, Алекс, — уверенно заявил я. — Нам нужны лишь доказательства, а это я, прости, оставлю на тебя. А нам уже пора, у меня там помощник мёрзнет под дверью офиса.       — С каких пор ты стал таким заботливым, Мустанг? — хохотнул он.       Я лишь улыбнулся и отсалютовал ему на прощание, покинув кабинет вместе с Эдом. Тому явно не давало покоя произошедшее, но говорить я начал только когда мы сели в машину. Впереди ещё целых полтора часа пробок, будет время всё обсудить.       — Дело в том, — сразу начал я, отвечая на немой вопрос мальчишки, — что согласно официальным данным ты умер девять лет назад. Если ты конечно тот, за кого выдаешь себя.       — «Ты ведь в это не веришь, правда?» — сразу же поинтересовался он, хотя и выглядел очень удивлённым. Настолько, что забыл воспользоваться своим привычным способом проверки людей, выбрав обычный человеческий.       — Нет, не верю, но доказать обратное собираюсь. Можешь считать это чем хочешь, но я привык проверять всё.       — «Миссис Хизер ведь может подтвердить, она наверняка видела отца».       — Что значит «наверняка»? Ты не уверен в этом? — удивился я.       — «Конечно нет, кто знает, что было на этом закрытом слушании? Может, они вообще не явились, отправив туда только адвоката, такое ведь возможно?»       — Вполне, но миссис Хизер говорила мне, что тебя родители к ней привезли, она не могла не столкнуться с ними.       — «Вовсе нет, знакомиться меня привозила только мачеха и один из её прихвостней. Отец, конечно, этого не знал, он как всегда работал… А после суда меня привозила служба опеки. Выходит, раз она решила, что тот мужик мой отец, то настоящего она точно не видела».       — Но мачеху-то видела, а значит сможет подтвердить.       — «Если я умер, то по этим документам никакой мачехи у меня не было, это ничего не подтвердит».       — Назови её имя, пролей свет на страшную тайну, тогда мы просто пробьем её, а фото покажем миссис Хизер, вот и всё.       — «Я не знаю её имени».       — Так, Элрик, перестань вешать лапшу мне на уши, чего ты сейчас-то боишься?       — «Я не боюсь, не этого, вернее. Имя, что она нам назвала фальшивое: Реми Рид, если хочешь, но я чувствовал ложь. Уверен, её вообще не существует».       — Мальчик, суд — дело слишком тонкое, чтобы соваться туда с подставным именем, даже если её не было на заседании, формально она была твоим опекуном. Если это проверить, правда вскроется.       — «С чего ты взял? Моим опекуном был только отец, я может и не шарю в юриспруденции, но они даже женаты не были, какое это имеет отношение ко мне?»       — Никакого. У меня была совсем другая информация. Не знаешь, почему твоя опекунша мне соврала?       — «Наверное она имела в виду венчание, хотя откуда ей вообще об этом знать?»       — Как проходило ваше знакомство?       — «Ну, я сидел, смотрел в стол, она напротив меня. Потом налила чаю и пирог свой фирменный отрезала, меня такими вкусностями редко кормили, да и что может сравниться с этим пирогом? Наверное, она всё решила, увидев с каким аппетитом я трескаю её еду».       — Так и было, уверен, — сказал я с улыбкой. — Но я имел в веду не это, она говорила с этой Реми?       — «В моём присутствии немного. А без меня не знаю, вполне возможно. Меня разбудили и сразу повели знакомиться».       — Ты спал так крепко, что не заметил остановки? — уточнил я, получив в ответ кивок.       — «Мы приехали туда после очередного эксперимента, я тогда жутко вымотался, поэтому так резво накинулся на еду. Никогда бы не сделал этого, будь со мной всё хорошо».       — Ясно. Итак, что мы имеем? Миссис Хизер нам не поможет, но вот твой психиатр вполне может, он ведь со всеми ими знаком, да и историю знает целиком.       — «Точно, только как ты собираешься это узнавать? Прикинешься новым мужем моей тёти?»       — Зачем же? Просто приду с ордером, который мне оформит Армстронг. Хорошо иметь надежное связи в армии.       — «Вы служили вместе?»       — Нет, Алекса точно нельзя назвать сиротой, которого можно легко бросить умирать. У него очень богатая и влиятельная семья, в которой просто принято служить. Отец генерал в отставке, старшая сестра командует войсками севера, а он здесь и всего лишь майор. Он служил на востоке, вряд ли тебе это о чём-то говорит, но после той войны его карьера военного пошла на убыль.       — «Я ведь не из пещеры вылез, о той резне даже дети знают. Война это страшно, теперь я понял насколько».       — Так ты видел?       — «Твой сон нет, если ты об этом. Мне не снятся сны и видеть их я тоже не могу. Я видел всё, пока держал тебя за руку. И в тот раз у беседки тоже. Видел, как ты убивал».       — И как ты вообще позволил мне подходить к тебе? Там ведь был такой же ребёнок, как ты.       — «Я не ребёнок! Я просто не чувствовал от тебя угрозы, хотя очень испугался тогда, не скрою. Видение было коротким и кровавым, ни формы, что была на вас обоих, ни оружия, я разглядеть не успел. Казалось, ты убиваешь его просто так, словно животное».       — Я тогда и был животным, цепной псиной армии. И я верю тебе потому что твоя история ни чуть не лучше моей. В этом страшном мире может быть что угодно.       — «Этот мир прекрасен, разве ты не видел? Вот люди, люди действительно страшные».       Не поспоришь. Я и не стал, только кивнул и надавил на газ — дорога, наконец, была свободна.

***

      Сегодня я понял одну очень важную вещь: когда у тебя есть подчинённые, можно не заниматься бумажной волокитой. Если бы кто-нибудь сказал мне об этом раньше, здесь корпел бы не один Дени, а целый штат сотрудников. Хотя парень тоже вполне неплохо справлялся, увеличив пропускную способность кабинета как минимум в полтора раза. Благодаря этому неуклюжему простофиле я мог заниматься только тем, что мне интересно, а главное выветрить из головы глупые мысли. Что бы не происходило, я должен в разобраться, а для этого нужно для начала узнать всё, что не сказала мне хитрая женщина с ангельским лицом.       Путь до дома миссис Хизер занимает значительно больше времени, когда на пассажирском сидении сидит создание, на дух не переходящее быструю езду. Будь моя машина живой, подобное отношение её бы оскорбило, но я бы всё равно не прибавил скорость. В прошлый раз, стоило мне лишь немного ускориться, парень сильно побледнел и перепуганно вцепился в кресло. Пожалуй, ездить быстрее допустимого максимума с Эдом в одной машине, я буду только в том случае, если он будет умирать…       Женщина увидев нас у порога очень обрадовалась, а когда узнала, что парень теперь письменно общается и вовсе расплакалась от счастья. Эда не было всего три дня, но она уже успела соскучится, так что все мои сомнения, касаемые её отношения к парню, мгновенно развеялись. Если она и умолчала какую-то важную информацию, то уж точно не со зла. Узнав об истинной причине нашего здесь появления, женщина мгновенно переменилась в лице.       — Вы ведь были нам тогда совсем чужим человеком, — горько оправдывалась она, — не могла же я сказать, что мне просто его подкинули, как ненужного котёнка, которого жалко топить.       — С этого места подробнее, пожалуйста.       — Это очень короткая история, я решила, что раз вы так хорошо общаетесь, Эдвард давно вам всё рассказал.       Мальчик, сидевший рядом со мной и поглощавший суп, подавился и закашлялся, явно не ожидая таких слов от своей, как он выразился, тёти.       — Он помнит только ваш пирог, и ничего больше, поэтому я хотел бы послушать вашу версию.       — Да тут и говорить-то нечего, случилось все летним вечером, в июне, число теперь и не вспомню. Погода была хорошая, поэтому я не спешила отправлять старичков в постели. Мы сидели в беседке и слушали Эмму, она читала какую-то поэму вслух. У неё прекрасный голос, поэтому было в сущности не важно, что именно она говорила, главное, это помогало держать всех в спокойствии и умиротворении. Собственно обычный вечер в нашем захолустье, нарушенный в одно мгновение…       Я услышала сильный шум, словно мимо проезжал старый трактор, а потом шум этот заглох прямо у наших ворот, и появились они: женщина и мужчина, одетые как самые настоящие деревенские жители. Я тогда очень удивилась, ведь даже здесь у нас никто не ходит в подобной одежде. Они представились, как мистер и миссис Томсон, и рассказали, что везут мальчика в город, хотят отдать в специальный приют для душевнобольных, но у машины колесо спустило. Конечно, я предложила им свою помощь и попросила познакомить с мальчиком. Тогда они и рассказали, что он им не родной сын, а приёмный.       — Приёмный? Хотите сказать, что история про его отца и мачеху — вымысел?       — Я не договорила, но судить о достоверности этой истории не могу, мне однажды поведал её мистер Браун, я ведь говорила вам.       Эд доел свой суп и попросил добавки. Он, как мне кажется, скучал вовсе не по тётушке, а по её стряпне. Рассказ не производил на него такого впечатления, как на меня, он словно ожидал чего-то подобного и вовсе не удивлялся.       — Так вот, — продолжила женщина, поставив перед парнем полную тарелку, — мальчика они усыновили в приюте временного содержания, что был ближе всего к их селению. Всё происходило так же, как и со мной, через суд в закрытой форме, где им просто огласили решение. Родителей к тому моменту уже лишили прав над ребенком и они даже не слышали о них. Я уже тогда подумала, что это очень необычно, но спорить не стала, решила, всякое бывает. А потом я увидела Эда, изнеможённого, голодного, с глубокими мешками под глазами, но яркой искоркой в глазах, которую он так старательно скрывал. Увидела и не смогла отвернуться, и та история, что рассказывали мне эти люди, повторилась и со мной.       — Вы больше не видели их после того дня?       — Нет, я тогда доехала с ними до приюта, куда они его отвезли, написала заявление, в тот же день наняла адвоката, который собрал мне все документы в кратчайший срок. Через три дня прошла через суд, в котором о родителях или опекунах и слова не сказали, но обязали посещать прошлого врача. Вот и вся история.       — Напомните, сколько лет он живёт здесь?       — Чуть больше четырёх лет, — ответила хозяйка. — У меня есть документы с точной датой, если вам интересно.       — Выходит у тех людей, что были его опекунами по вашим словам, он прожил всего несколько месяцев, может быть, даже один. Вам не показалось это странным?       — Откуда вы взяли эти цифры?       — Вы говорили, что родители отказались от него, когда ему было тринадцать, допустим даже ровно. Сейчас ему семнадцать и восемь, значит промежуток его жизни без родителей — четыре года, восемь месяцев. Допустим в начале июня было ровно четыре года, как вы его забрали, минус ещё три месяца до сегодняшнего дня. Остаётся всего четыре. Где гарантия, что родители отказались от него прямо в день рождения?       — Я ведь тогда ещё не знала ничего о родителях. Мистер Браун рассказал эту историю, лишь спустя два года, я уже и не задумалась об этом. Не было мне дела до людей, решивших избавиться от неугодного ребёнка, я только хотела знать, что его так покалечило.       Было видно, как тяжело ей вспоминать о тех днях, когда Эд на самом деле напоминал покойника. Эд обвёл её таким печально-благодарным взглядом, ободряюще улыбнулся и снова протянул пустую тарелку, требуя ещё.       — Ох уж этот растущий организм, — улыбнулась она, наливая новую порцию. — Небось этот изверг не кормит тебя совсем?       — Его прокормишь, — усмехнулся я. — За пятерых ест.       Парень бросил на меня гневный взгляд и принялся уплетать последнюю, я надеюсь, порцию, энергично работая ложкой. Было видно, как много он на самом деле хочет мне сказать, но не здесь, нельзя позволять миссис Хизер переживать за него ещё больше. Пусть для неё всё остаётся таким, каким она привыкла это видеть. Так будет проще им обоим, да и мне.       Из того, что мы сегодня узнали, выходит, что кто-то явно подстраховывался, запутывая это дело до невозможности. Не выходит у меня из головы мысль, почему обычное оформление опеки проходило в закрытой судебной форме? Если родителей к моменту заседания уже лишили прав, да и сам Эд в этом не участвовал, зачем тогда такие меры? Почему новому опекуну ничего не сообщили о старых, и зачем мачеха притворилась совершенно другим человеком?       — Миссис Хизер, вы говорили что-то про документы, можно мне на них взглянуть?       — На Эдварда-то? — уточнила она, и дождавшись моего кивка, направилась вон из кухни со словами: — Сейчас принесу, подождите.       Не было её довольно долго, словно документы эти она зашвырнула в один из самых дальних ящиков и забыла в какой именно. Эдвард уже успел доесть свой суп, вымыть тарелку и поставить чайник — как же он уйдёт отсюда без десерта? Женщина вернулась как раз когда вода начала закипать, и из носика потянулся слабый, едва заметный пар. Она передала мне папку и занялась разливом кипятка по кружкам. Я надеялся найти какую-нибудь юридическую неувязку в документах, но обнаружил нечто куда более занимательное…       — Эдвард Люкс? — спокойно спросил я, стараясь скрыть удивление. А вот Эд не старался совсем, он буквально вырвал из моих рук папку и недоуменно изучил первый лист — заключение об усыновлении.       — Что-то не так? — непонимающе спросила женщина. — Да, фамилия, конечно, довольно редкая. Честно говоря, я раньше такой и не слышала никогда. Эдвард, ты-то почему так удивляешься?       — «Потому что это не моя фамилия!»       — А чья же? Не я же тебе её выдумала. Можно было поменять, но для этого нужно было столько бумаг собрать, я решила, что это ни к чему.       — «Что это за бред вообще? Это ведь не фамилия даже, а номер в отеле».       — Вы не будете против, если вмести с этим недоразумением я заберу ещё на три дня и документы? — поинтересовался я, выволакивая парня в коридор.       — Конечно берите, они мне не пригодились за четыре года ни разу, так что я даже не замечу их отсутствия. Скажите мне лучше, куда вы оба лезете?       Эд взял у меня из рук папку, сердечно обнял миссис Хизер и поспешно удалился на улицу, оставив объясняться меня.       — Куда бы мы не лезли, уверяю, что без этого теперь уже никак нельзя, — признался я. — Не волнуйтесь, верну вам вашего мальчишку в целости.       — И сохранности, будьте добры. Вы ведь понимаете, что я позволяю вам практически всё, только потому что вижу, как это необходимо Эдварду.       — Конечно, будьте уверены, я понимаю, — серьёзно ответил я, намерено проигнорировав вопрос о сохранности. Как я могу гарантировать безопасность абсолютно неуправляемого подростка?       — Понимает он, ладно уж, идите, — вздохнула она, словно прочитав мои мысли. — Ой погодите, а пирог-то забыли!       Она всучила мне бумажный пакет, в котором покоился завёрнутый в фольгу пирог, и выставила за дверь. Парень ждал меня у машины, прибывая в не очень-то хорошем настроении, что было вполне объяснимо, но увидев в моих руках свёрток он заметно оживился, ведь ему так и не удалось полакомиться десертом.       — «Ты ведь мне всё ещё веришь?» — спросил он, усевшись в машину.       — Да, Эд, я тебе верю, совсем не обязательно спрашивать об этом каждый раз, как появляются новые обстоятельства. Это дело мне интересно не только как любителю сложных загадок, пойми.       — «Почему?»       — Почему интересно? Ну их мотивы…       Парень толкнул меня локтем и отрицательно мотнул головой, показывая, что интересует его вовсе не это.       — Почему я тебе доверяю?       Он кивнул.       — Я не знаю, Эд. Ты нелогичен, у тебя есть сотня поводов меня обманывать, и нет ни единого доказательства правоты, но я почему-то уверен в твоих словах. Может быть твои способности заразны, кто знает, — усмехнулся я, поставив в разговоре точку. Глупо пытаться объяснить необъяснимое, пусть этим лучше занимаются моралисты-теоретики вроде мистера Грина.

***

      Очередной рабочий день стал для меня сложнейшей головоломкой. Я уже попросил Армстронга пробить Эдварда Люкса и Реми Рид, но просто так оставить эти мысли не выходило. В голове автоматически строились абсолютно бессмысленные и ничем не подтверждённые теории, и даже попытки Эда доработать антинаучную классификацию мистера Грина казались куда полезнее в этом деле. К тому же у него на выходе получись довольно занимательные рисунки, в которых он умело иллюстрировал все четыре стихии. Результатом моих потуг стала лишь головная боль и недовольное лицо клиента, которого я не потрудился выслушать. Хорошо, что теперь у меня есть Дени. Хорошо, что у Дени красный диплом и вагон энтузиазма. Плохо, что его нельзя задействовать в том, что меня сейчас действительно волнует.       В обед неожиданно заехала Риза, решила справиться о состоянии своего отца лично, хотя обычно просто звонила мне вечером. Было изначально понятно, что явилась она вовсе не за этим — Маэс успел слить строгой девушке все мои авантюры. Она всегда была на моей стороне, что бы я не творил, но именно она не давала мне окончательно спиться или загнуться от передоза в какой-нибудь подворотне. Честно говоря я немного её побаивался, и вот сейчас она стояла и пыталась выведать, куда я опять умудрился вляпаться. А вляпался я крупно…       Я ничего скрывать от неё не стал. Совсем ничего. Не знаю, много ли успел рассказать ей Маэс, но думаю лишь то, что меня пора спасать, вот она и явилась. Уверен, если потребуется, она пойдёт с нами штурмом в любую лабораторию, чтобы вызволить ребёнка. Ведь в этом заключается работа взрослых, так она всегда говорила. К тому же у неё разряд по стрельбе и рукопашного бою, хрупкая с виду девушка зарабатывала себе имя ведя, репортажи из горячих точек. Заработала, но больше и слышать не желала о подобном, ей хватило пары месяцев, чтобы понять, что такое война.       Эдвард ей сразу приглянулся, хотя не знающий её человек вряд ли бы это заметил, любой, но не Эд. Этот маленький экстрасенс сразу же всё понял, одарив девушку самой лучезарной из своих улыбок. Он всегда улыбается искренне, и это не перестаёт меня удивлять и, пожалуй, подкупать. Такая широкая и открытая улыбка не может оставаться без ответа, и Риза сдалась. Что бы мы не делали теперь, она будет с нами. Она уже с нами, и сейчас направляется к мистеру Брауну брать интервью и выведывать все тайны. Хорошо иметь преданных друзей.       К концу рабочего дня я твёрдо решил взять отпуск, чтобы заниматься только тем, что нуждается в этом первоочерёдно. Деньги на счету есть, с голода не умрём, не страшно. А вот Дени был расстроен, без меня работа ему пока не светит, рано ещё отдавать моё честное имя в его неопытные руки. Но я нашёл альтернативу — парень вполне может поучаствовать в нашем расследовании, пусть лишь в качестве мальчика на побегушках, но зато с окладом. Его эта новость взбодрила, и я с чистой совестью отправился домой. Ждать результатов гораздо проще в уютной компании моего домашнего эльфёнка.       Дома стало легче. Вернее легче стало после того, как я в буквальном смысле выветрил из головы все мысли, проехав последние четыреста ярдов с открытым верхом. Этот поступок был глупым, ведь на улице уже далеко не лето, и температура воздуха не часто поднимается выше пятнадцати градусов, к тому же ехали мы не со скоростью шага. Эдвард ожидаемо замёрз, проклиная про себя моё безрассудство, и первым же делом по приезду убежал отогреваться в ванную.       Холод он совсем не переносит, но упорно продолжает это отрицать, одеваясь так, словно мы по пляжу гулять собрались. Эту его особенность я заметил ещё летом, когда мы вместе проводили генеральную уборку в его комнате. Небольшое помещение без преувеличений хранило в себе просто тысячи рисунков, которые были расфасованы по всем ящикам и углам. Тематика нарисованного была абсолютно разной, но даже в этой куче можно было отыскать лишь пару-тройки зимних пейзажей. Миссис Хизер обмолвилась как-то, что после того, как он провалялся с сильнейшей ангиной почти месяц, перестал подолгу гулять зимой. Не знаю даже, как он переживал эти наполненные скукой дни, говорит, что читал книжки, которые втихаря таскал из библиотеки покойного мистера Хизер. Почему-то эта картина представилась мне так легко, словно от ничего другого от это чуда ожидать и нельзя было.       Вернулся мой замёрзший лесной житель только через полчаса, одетый уже в полюбившихся мне слоников. От его распаренных горячей водой покрасневших ладоней исходил лёгкий, едва заметный пар, а пальцы уже покрылись морщинками. Тут я понять его не мог, горячий душ это, конечно, хорошо, но мне больше по душе прохлада, кондиционеры в доме работают круглосуточно и круглогодично, чему Эд бы не очень радовался, не будь у него тёплой пижамы, заботливо подаренной миссис Хизер. Он плюхнулся в противоположный от меня угол дивана, развёл в разные стороны согнутые в колеях ноги, прислонив одну к спинке, положил горячие ладони на живот и откинулся назад, прикрыв глаза от удовольствия, даже забыл написать мне какую-нибудь гадость за освежающую поездку.       — Не голоден, я надеюсь? — уточнил я. — Пирог на кухне, если что.       Парень вытянул ногу и слегка толкнул меня ей в бедро, привлекая внимание. Потом кивнул головой на лежащий на столе телефон, который я принёс из машины, когда он позабыв о нём вылетел в дом, отобрав у меня ключи. Видимо, всё же решил высказаться… Я отдал ему аппарат и ждал уже небольшой бури, но Эд печатал очень неторопливо, лениво перебирая пальцами по экранной клавиатуре, так и не открыв до конца глаза. Создалось впечатление, что он сейчас уснёт, оставив сообщение недописанным, но этого, конечно, не случилось».       — «Принеси пирог, пожалуйста, я так хорошо лежу», — светилось на экране. Я сначала хотел сказать что-нибудь едкое, и отправить его на кухню самого, но почему-то язык не повернулся, он и вправду так хорошо лежал…       Гостиная освещалась только экраном тихо работающего телевизора, но мне было прекрасно видно дремлющего парня даже несмотря на то, что диван стоял боком к кухне. Казалось, Эд уже уснул, но я был абсолютно уверен, что он себе не позволит остаться сегодня без десерта. Отрезав большой кусок пирога и поставив чайник, я вернулся в гостиную.       — Есть ты в такой позе всё равно не сможешь, не знаешь, зачем я вставал?       Он нахмурился, не открывая глаз, обдумал все варианты и неожиданно открыл рот, видимо, чтобы я его покормил. Молодец, хорошо придумал, ничего не скажешь.       — Совсем обнаглел? Вставай давай, я тебе не прислуга, — спокойно высказал я, легонько толкнув его коленом.       Он прикрыл свои медовые глаза, кажущиеся неестественно яркими в таком тусклом свете, и сложил бровки домиком, как щенок выпрашивающий последний кусок у хозяина. Конечно я сдался, а разве можно тут устоять? К тому же он лежал в такой соблазнительной позе, что для меня же лучше отвлечься на что-нибудь другое. Я осторожно присел на край дивана на уровне его живота, отломил кусочек вилкой и протянул к его губам. Просить его открыть было не нужно, как только он почувствовал еду в зоне досягаемости, моментально сцапал её с вилки. Я ждал чего-то более эротичного, но этот гадёныш словно специально демонстрировал мне свои белые острые клыки, безжалостно вгрызаясь в тесто. Но всё равно было в этом что-то такое… родное.       Когда пирог закончился, парень не смог скрыть своего разочарования, да и, думается мне, даже и не пытался. Я поставил тарелку на журнальный столик и осторожно поцеловал его в лоб, чувствуя, как тот уже проваливается в сон. И так уже второй день. Вчера, едва мы вернулись от миссис Хизер, он свалился в постель и заснул раньше, чем часы показали девять. Я ожидал вопросов и дискуссий по поводу новой информации, но парня словно кто-то выключил, а в дороге он обычно не разговорчив. Каким бы спокойным он не пытался казаться, но поездки на машине для него большой стресс. Я давно уже начал замечать, что в пути он очень внимательно смотрит на дорогу, и если впереди попадается какая-то преграда, или навстречу едет автомобиль, он бросает взгляд на меня, чтобы убедиться, что я справлюсь с управлением.       Вся та информация, которая вскрылась вчера вечером, так никем и не обработана. У меня накопилась куча вопросов, которые я бы хотел задать мальчишке, но времени на это совершенно не было. Поэтому завтра, вопреки всему, на работу мы не поедем, пора уже разложить все детали по полочкам. А сегодня кажется уже пора спать, хотя на часах ещё и семи нет. Удивительное он всё же создание, такое чувство, что дополнительные функции в его организме требуют куда больше энергии, чем у любого другого человека.       — Эд, — тихо прошептал я, склонившись над его лицом. — Пойдём спать, не встанешь же потом.       Мальчик тихо фыркнул и отвернулся, не желая покидать сладкую негу. Я бы, конечно, мог оставить его здесь, накрыв тёплым пледом, что всегда валяется на кресле, но камин, стоящий прямо напротив дивана, не давал мне покоя. Не так уж сложно его разжечь… К тому же, как не прискорбно это признавать, в обнимку с этим плюшевым слоником мне гораздо лучше спится. Ему не снятся сны, не снятся они и мне, когда он рядом. Выходит, я никак не могу его тут бросить.       Вопрос с транспортировкой персонального снотворного встал неожиданно остро. Мальчик хоть и казался достаточно миниатюрным, весил вовсе не сорок килограммов, да и не настолько уж он был маленьким, всего на голову ниже. Долго думать над этим вопросом не стал, не хотелось его сильно тревожить, но и просто так стоять тоже было глупо. К счастью ситуация решилась сама собой, как только я снова наклонился, он крепко обнял меня за шею, уткнувшись в неё же носом, а когда я его поднял, обвил ещё и ногами, устроившись на мне не менее удобно, чем на диване. Мне оставалось только придерживать его под попу и нести в постель, слушая тихое сопение.       — А ты тяжёлый, — выдохнул я ему в ухо, поднимаясь по ступенькам. Конечно, я немного соврал, в сравнении с восемнадцатилетним Хьюзом, который уже тогда весил больше сотни, Эд вовсе не был тяжёлым, он не дотягивал даже до шестидесяти. Но вот часто засыпающую на этом же диване Элисию нести в постель было гораздо проще. Парень на мои слова никак не отреагировал, либо провалился глубоко в сон, либо не счёл это оскорблением.       В комнате я осторожно сгрузил его на кровать, накрыл одеялом и пошёл в душ. Пользоваться гостевой ванной мне надоело, поэтому пока парень плескался в душе, я просто переоделся и сел смотреть телевизор. Сейчас же мне было просто необходимо постоять несколько минут под струями прохладной воды, привести в порядок мысли и тело, которое после тесного контакта с объектом вожделения отреагировало вполне ожидаемо. У меня не было секса уже четыре месяца, а это непозволительно большой срок, который растянется ещё приблизительно на столько же. На самом деле всё уже решено, как только этому поганцу стукнет восемнадцать, он уже не сможет так просто висеть на мне, уткнувшись носом в шею…       Холодная вода напрочь отбила и без того слабое желание ложиться в постель, поэтому я спустился на кухню выпить воды. На улице было уже темно, несмотря на не столь поздний час. Это обычно явления для осени, такое же обычное, как и мои ночные посиделки в тёмной кухне со стаканом фильтрованной воды. Так я жил последние шесть лет: сначала работа, а потом тишина, одиночество, вода… Здоровый и довольно заурядный образ жизни, сменил пьяный и разгульный.       Я жил по разному, но всегда меня сопровождало одиночество. Я не был нужен ни родителям, ни воспитателям в приюте, ни их воспитанникам, и уж тем более до меня не было никакого дела никому из армейских псов. Но в какой-то момент рядом появился Маэс, втесался в мою жизнь, словно именно его там всё время не хватало, и что-то во мне переменилось. Я всегда смотрел на людей свысока, считал их не достойными моего общества, но в итоге всегда сам оставался изгоем. С появлением Маэса моё мнение не изменилось в корне, но я стал видеть в некоторых себе равных, а в некоторых и превосходящих меня.       В академии у меня появились приятели, и только один друг — Хьюз. Приятелей тех я почти и не помню, они просто были, как тени, скрашивающие моё одиночество, а после растворяющиеся в темноте. Их всех поглотила вязкая кровавая пелена, тогда в промежутках между схватками мне казалось, что это естественный отбор. Пустышки, не ценящие собственной жизни, не достойны её. Только вот я сам был такой же пустышкой, лицемер, пытающийся выслужиться, добиться бессмысленного титула, глупец… Маэс таким никогда не был, он хотел чего-то большего: жениться, воспитать ребёнка, купить пса, как ни странно. Маэс хотел жить. Я понял эту простую истину слишком поздно, когда тащил его раненого в неизвестность.       А потом был ад, сложно создавать себе идеалы, барахтаясь в жарком пламени кровавых воспоминаний. Тут Маэс снова оказался сильнее, он нашёл свой спасительный берег, завёл семью, а я снова окружил себя пустышками. Вокруг вертелись тысячи людей, в моей постели засыпали сотни, но я всё равно был одинок. И глуп. Рождение Элисии, этого крошечного розового комочка с большими серыми глазами, которые вскоре стали оливковыми, стало переломным моментом в моей жизни. Когда она появилась на свет, я был, кажется, в каком-то очень большом сугробе, и думать забыл о возможности пополнения в семье. Увидел я её только через месяц, ввалился в их дом после очередной попойки с трёхдневной щетиной, глубокими мешками под глазами и потрепанным букетом в дрожащих руках. Тогда даже стоять было тяжело, не то что держать в руках бесценный свёрток, но Маэс всё равно сунул мне её прямо в руки.       Мне тогда впервые за несколько лет стало страшно не за себя, а за кого-то другого. Думал, что не удержу её, покалечу такое крошечное создание с невинным взглядом серых глаз. Страшно было сжать её крепче, страшно было ослабить хватку, страшно было отдать обратно… Я сел на диван, чтобы вокруг было безопасное мягкое прикрытие и, не обращая уже ни на кого внимания, смотрел в эти невозможные глаза, глубокие, словно два бездонных озера. Она смотрела на меня уже осознанно, недоверчиво, как на очень любопытного чужака, а потом улыбнулась так доверчиво, открыто… И всё поменялось, я завязал, пошёл работать, и каждый вечер, несмотря на усталость, приходил навестить маленькую бусинку. Она росла на моих глазах, а повзрослев немного, уже не отходила он меня не на секунду, это давало мне повод жить по-человечески и не срываться в очередную пропасть. Эта кроха знает, что очень помогла мне в жизни, но не имеет представления как именно, пусть для неё это останется секретом.       Сейчас где-то наверху сопит ещё один человек с такой же искренней улыбкой, а я сижу здесь, вспоминаю никому не нужное прошлое и пью фильтрованную воду. Почему-то я не могу просто подняться к нему и лечь рядом, словно что-то мешает, какой-то барьер из не оформившихся до конца сомнений. Я доверяю ему, но что-то в этой истории не так, и что-то это так близко вертится, но никак не осознаётся. С чего Ян вообще решил, что он Элрик? Если ни я, ни миссис Хизер, ни тем более сам Эд ему этого не говорили.       Я уже потянулся за телефоном, чтобы пролить свет на сей простой вопрос, который вертится в голове уже второй день, как на кухню заявилось разлохмаченное чудовище, схватило меня за руку и потащило в спальню. Он словно нутром чувствует, что я собираюсь звонить другу, чтобы снова узнать какую-то важную тайну. Вчера мы легли вместе, и он просто не дал мне пошевелиться, а с утра к занятому предпринимателю можно дозвониться только если непрерывно делать это несколько часов. Мобильный Яна становится доступным для простых смертных, включая друзей, только после семи вечера. Но сегодня этот шанс я снова упустил, потому что один наглый подросток решил, что я безумно устал и нуждаюсь в отдыхе.       Мотивы его поступков по-прежнему остаются для меня загадкой, сейчас он по сути намерено мешает поискам собственного брата, давая мне лишний повод усомниться в его существовании, но я всё равно продолжаю идти у него на поводу. Не знаю, какая неведомая сила вообще заставляет меня доверять. Такая роскошь, как доверие, уже давно мне не доступна. Но больному мальчишке, который, вероятно, сам не знает, что творит, я готов верить только за широкую искреннюю улыбку…