[...]
Она спустилась вниз, проведя рукой по перилам, трогая кончиками пальцев дерево, покрытое лаком. В холле темно, но из зала пробивается свет, наверное, горит одна лампа. И там отец, судя по всему. Она открыла дверь и тихо вошла, заметив, что на диване полусидит Бен, в разжавшихся пальцах пульт, а телевизор что-то вещает, освещая вместе с настольной лампой комнату. Спит. Она бегло осмотрела зал, подмечая странные обои, но не акцентировала на этом внимания. Вайолет, зажав между пальцами ободок кружки, стянула с кресла плед и укрыла отца, выключила телевизор, нажав пальцами на кнопку, обходя отцовские пальцы, и вышла из зала, прикрыв за собой двери. Она остановилась, привыкая к темноте, и глубоко вздохнула. Раньше всё было не так. Раньше отец не был таким одиноким. А его это съедало. Он ведь не привык, да и не такого склада характера. Вайолет по ощущениям нашла кухню, включила свет над раковиной и вгляделась в смутные тени за большими окнами. Кажется, поднялся ветер. Шатались ветки деревьев, по асфальту бежал листок. Собирается буря? Вайолет нахмурилась. Надо бы погуглить. Или почитать о местном климате. То, что она читала до этого, не соответствовало действительности. Значит, это тучи покрыли улицу преждевременной темнотой. По часам ещё было рано для захода солнца, а свет мерк быстро. Действительно тучи. Какая странная погода. Середина осени, а погода такая, будто лето на дворе. А с утра светило солнце, как и днём. Вайолет хмыкнула, открывая дверцы шкафчиков, ища, куда поставить свою любимую кружку: стеклянная, прозрачная, детский рисунок — тигрёнок, но это был подарок, а значит, любим Вайолет Хармон. «— Убирайся из моего дома, придурок! — Не подобает юной леди так выражаться, — его это смешило; губы кривились в издевательской улыбке, а глаза выдавали его откровенное довольствие ситуацией. — Вон, — отчеканила она, распахнув входную дверь и толкая его на выход. А он перехватил её тонкие запястья и сжал, но не причиняя, а ведь может, она это точно знала. — Милая моя… — он притянул её к себе, наклоняясь…» Вайолет пошатнулась, задыхаясь, захлёбываясь от штормовых волн эмоций, диких, ярких эмоций, пылавших и в ней. Из ослабевших пальцев выпала кружка, падая на пол и разбиваясь на крупные и мелкие осколки, задевшие босые ступни. Но Вайолет этого не заметила. Она вцепилась в столешницу и закрыла глаза, пытаясь восстановить дыхание и контроль над собой. Боль ворвалась резко и сразу, окончательно отрезвляя.1. Осколки
20 января 2016 г. в 19:26
«— Сколько себя и тебя помню, тебе нравился этот дом всегда. Что случилось? — это говорила седая женщина в винтажном платье, снявшая очки и повернувшаяся к девушке.
— А теперь он мне не нравится, — упрямо повторила она.
— Может, объяснишь почему? — женщина внезапно изменила тактику и цепко смотрела на неё.
— В любом случае я совершеннолетняя, и могу переехать, — огрызнулась девушка и, взбегая по ступенькам на крыльцо, исчезла внутри неприступного на первый взгляд дома.»
— Вайолет, милая, ты меня пугаешь, — до ушей юной Хармон резко дошли слова отца, словно они пробрались сквозь толщу воды.
Она рассеянно и одновременно напуганно перевела на него взгляд, расширив и без того огромные глаза, осознав, что тупо пялилась в стену дома, ничего не говоря.
В её голове так и стояли голоса, а перед глазами — расплывчатая чёрно-белая картинка…
Отчасти это пугало, но, вернее сказать, вводило в ступор. Она не в первый раз выпадала из реальности. Что это? Плод её воображения? И она бы посоветовалась с отцом, но хотелось сохранить лелеянную тайну происходящего — это разбавляло жизнь, а ей и так скучно жить.
А, по идее, она должна хоть что-то сказать.
— Что-то случилось? — Бен поймал взгляд дочери и остановился, держа в руках коробку с вещами Вайолет.
Вайолет глубоко вздохнула.
— Нет-нет, просто этот дом такой большой, — она махнула рукой в сторону своего нового пристанища, мельком оглядывая его снова.
Бен рассмеялся.
— Да уж, это не наша квартирка в Бруклине, — Вайолет, наверное, впервые увидела его таким довольным.
Она заулыбалась в ответ, чтобы поддержать настрой отца.
— Теперь есть, где разгуляться.
— О да, — подхватил Бен, вытаскивая последнюю коробку из багажника, — теперь никто не будет жаловаться, что Вайолет Хармон слишком громко падает со стола.
На этот раз Вайолет искренне рассмеялась, вспоминая те дни, но старательно обходя воспоминания о ней, на неопределённое время заперев их в сейфе на дне памяти.
Мисс Хармон осторожно, как пугливая лань, ступила на ступеньки дома, задирая голову и осматривая его. Ей казалось, что он неприветлив, что он не хотел видеть её здесь, ей казалось, — она точно знает — что когда-то уже была в этом доме.
— Вай, я, конечно, не против, чтобы ты осматривала всё тут, но может, хоть посторонишься? — раздался голос отца позади; Бен действительно весел, не угрюм, а главное, пытается шутить.
Отчасти радовало.
Вайолет молча отошла в сторону, чтобы зайти в дом следом за отцом и закрыть дверь.
Холл огромен. Непривычно попасть из обыкновенной квартиры в целый дом, где будут жить только двое людей.
Только двое.
Вайолет зацепилась за эти слова. Интересно, возможно ли то, что Бен заинтересуется какой-нибудь женщиной? Она бросила взгляд на отца, который, напевая незамысловатый мотив, переносил коробки с первого этажа на второй туда, где будет её комната. Несомненно.
Внутри Вайолет были смешанные чувства: равнодушие подростка и гнев подростка. Вполне естественно. И Вайолет как обычно промолчала, хотя в ней, вполне возможно, назреет буря.
— Надеюсь, это не мрачная коморка под крышей, — ступая по ступенькам, бросила она, продолжая осматриваться.
Оттенки скорее холодные, чем тёмные, кое-где есть и светлые, яркие мотивы; больше антиквариата, чем современной мебели, а может, и просто обыкновенный винтаж (Вайолет не настолько хорошо разбиралась в искусстве).
— Что ты, я думаю, тебе понравится. Прошу, — Бен Хармон распахнул двери в комнату Вайолет.
Девушка остановилась на пороге, осматриваясь, неосознанно ступила вперёд. Шаг, неуверенный шажок, и ещё пара стремительных. Она оглянулась. Почему она себя чувствует как дома? Будто в уютной тёплой и мягкой шали или под пледом.
— Нравится? — спросил Бен скорее для галочки, по реакции дочери и так всё было понятно.
Вайолет кивнула в ответ, не отрываясь от разглядывания потолка, который был разрисован в мельчайших подробностях в ночное звёздное небо. Именно разрисован. От руки. Красками. И идеально точно повторял, по подозрениям Вайолет, здешнее небо. Стоит проверить.
— А кто это сделал? — она повернулась к отцу, тот за это время поставил все коробки теперь в комнате Вайолет.
— Наверняка прошлые хозяева, которые и продали нам этот дом. Если что-то понадобится, кричи. Я внизу.
— Ладно, — Вайолет села на высокую кровать с резными ножками, подминая перину, наблюдая, как вышел отец, и не переставая осматриваться.
Удивительно, но ей нравится.
Первым делом Вайолет достала из рюкзака макбук и включила музыку. Двигаясь в такт, она разбирала коробки, иногда зависая, чтобы понять, куда и что она хочет положить, повесить, а может, засунуть в ящик и больше не вынимать.
Переоделась в домашнюю одежду — первый шаг к превращению комнаты в жилое и любимое место.
Отец заранее позаботился о чистоте, поэтому ничего приводить в нормальный вид не пришлось, зато сохранилась целая куча времени для разбора вещей и продумывания их устройства на новом месте.
Так шаг за шагом Вайолет обставляла комнату, в которой она хотела находиться — жить.
Полки заняли книги, которые она читала в то время, когда отец переезжал и обустраивался в этом городе. Она сделала пометку в голове, что стоит перенести свои любимые сюда (перевезённые Беном ранее), а лучше сходить в книжный и приобрести пару книг из того списка, в который она записывала то, что хотела прочитать, зная, что не проиграет в выборе.
В комоде и шкафу появилась одежда, преимущественно новая, но добрая половина всё равно пустовала. Очень может быть, что она всё же решится на прогулку в каком-нибудь центре или винтажном магазинчике.
А дальше пошли милые сердцу вещи: несколько рамок, пара сплетённых браслетов, две пары солнечных очков и статуэтка Эйфелевой башни.
Но вообще в вещах Вайолет не было лишнего. Она поразительно рационально относилась ко всему, что бы у неё не было, всё она любила, ценила и не променяла бы ни на что.