***
— Стоп, стоп, стоп, — он закатил глаза и повернулся на голос, зная, что Зак Ксавье может быть очень упрям. Тейт проходил через арку в одном из заброшенных дворов — здесь больше не жили. Луна пыталась пробраться из-за рваных наползающих туч, но получалось у неё это только изредка и бегло, поэтому ночь наступала тёмная, и мёртвая тишина расползалась по округе, заставляя всех затаиться и задержать дыхание. Раньше в такие ночи открывалась охота. Зак вышел из-за тени фонарного столба, чья лампочка еле-еле горела, вот-вот потухнет. Друг прищурился, но улыбался, в глазах плясали зелёные бесенята. — Норе это не понравится, — заявил он, не собираясь разыгрывать комедию. Оба понимали друг друга и без лишних объяснений. — Ей много чего не нравится, — насмешливо проговорил Лэнгдон, прислоняясь к обшарпанной кирпичной стене, на которой висели обрывки бумажек, были написаны нецензурные слова, и каменная крошка то и дело сыпалась на асфальт, испещрённый вмятинами и ямами. — Ты понимаешь, о чём я. Ты нарушаешь все запреты. — С каких пор, Зак, тебя это интересует? В глазах и словах Ксавье нет того безумия и смеха, маску которых он натягивает постоянно. Он мрачно смотрит на друга и вздыхает. — Ты угробишь нас всех. Малышка Вайолет тебе не по зубам. — Тёмный взгляд — чёрный, чернее ночи — давит почти физически, но загвоздка в том, что Зак ничего не чувствует. Он совсем, чёрт возьми, ничего не чувствует. Только вечный голод, но это в порядке вещей. — Прими к сведениям, что я против Монтгомери не пойду. Она, может, и не ты, но… ты её знаешь. — Нора Монтгомери не зря держала их всех за горло и могла сломать хребет, если понадобится.***
Вайолет внимательно смотрит на пролетающие мимо дома, затем поля с одинокими деревьями и капли дождя на стекле машины, который зарядил мелкой дробью и грозил перерасти в полноценный поток воды. Из колонки лилась ненавязчивая музыка, и мысли Хармон от этого усиливались в своей депрессивности. Нет, она любила такую погоду, любила такие дни, любила эту музыку и любила то, что сейчас происходит, но в тот же момент это придавливало её к земле тяжёлой бетонной плитой, не давая расправить крылья. Мазохизм какой-то, наверное, но Вайолет получала удовольствия от этого. Она, словно бабочка в коконе, который остался от гусеницы. Вот-вот задохнётся. — Ты отвезёшь меня на барбекю? — К тем Кэмпбеллам, да? — отец повернул голову к дочери. — Да. Ты можешь со мной пойти, — вежливо предложила Вайолет. — Нет-нет, не хочу сковывать тебя, к тому же тебе полезно хоть куда-то выходить, — девушка закатила глаза, — и у меня дела. Вайолет лукаво посмотрела на отца, который вновь внимательно следил за мокрой дорогой, по которой лишь изредка проезжали другие автомобили. — Я не против Вивьен, пап, если ты ещё не понял. — Пока она не занимает её личное пространство и не отнимает её жизнь. Всё-таки Бен её отец, и она любит его. — Я рад этому, — Хармон как-то расслабился, улыбнувшись. В машине вновь воцарилось молчание, и Вайолет принялась вновь следить за проплывающими мимо видами. Из сумки, лежавшей на заднем сиденье, донеслась барабанная дробь, оповещающая о пришедшем сообщении. Хармон, немного подумав, повернулась и дотянулась кончиками пальцев до поцарапанной кожи и выудила из недр сумки телефон. Изабель: «Мини платье или джинсы скинни?» Вайолет улыбнулась. «Смотря для кого ты хочешь одеться». «Для себя любимой». Вайолет фыркнула, потому что обе знали, что это не так. «Надень то, в чём тебе будет хорошо». Вайолет не любила много писать, она предпочитала говорить вживую, и поэтому надеялась, что Изабель поймёт бОльший смысл, чем она написала. Она отчаянно верила, что люди всё ещё читают между строк. — Кто тебе пишет? — ненавязчиво поинтересовался Бен, скрывая своё любопытство, чтобы не давить на дочь, которая в любой момент могла закрыться в своём панцире. — Изабель. Я тебе вроде бы говорила про неё. — А, твоя новая школьная подруга. Я рад за тебя, — снова повторился он и свернул налево, заезжая в черту их нового города. Их дом показался через полчаса. Хармон-старший остановился прямо перед ступеньками, и отец и дочь вытащили покупки из багажника, в основном продукты, но Вайолет настояла на покупке стеклянной вазы в виде шара и пачке прищепок, чтобы вывесить недавно распечатанные картинки над столом. А что? Дырки в стене делать не надо, а верёвки всего лишь протянуть от вешалки, скорее для верхней одежды, и поэтому она теряла свою основную функцию (но Вайолет решила не убирать её из комнаты), до крючка, на котором висит картина, наверное, написанная рукой прошлой жительницы её комнаты. (А пейзаж на холсте картины подозрительно напоминал вид из окна комнаты, но только из прошлого времени.) Бен ушёл раскладывать продукты в холодильник, а Вайолет бросилась в комнату, чтобы осуществить задуманное. Она поставила вазу на комод, делая пометку в голове, что надо купить несколько видов цветов, чтобы, когда они завянут, собрать лепестки и сложить их в эту вазу. Так делала мама. И Вайолет нравилось это. И нравился факт того, что с ней будет ещё одна частичка её матери. Верёвки были давно протянуты, и девушка принялась цеплять на неё деревянные прищепки разного цвета, с усердием тянулась наверх, а потом подтащила стул и встала на него. Она совсем забыла про время и опомнилась только тогда, когда отец деликатно постучался в её дверь и зашёл, не дождавшись ответа. — Не хочу тебя отвлекать, но мы уже опаздываем, — он огляделся, остановив взгляд на её работе. — Ух ты, это здорово, Вай. Вайолет криво улыбнулась и кивнула. Картинки лежали на столе, маня к себе, и Вайолет уже хотела плюнуть на барбекю, потому что тут оставалось то, что действительно ей нравилось (она не любила останавливаться на полпути), когда звякнул телефон (той же барабанной дробью). «Ну, где ты?» — Да, пошли, — нечто новое нести ответственность не только за себя, но и за свои слова перед другим, другом. Бен затормозил перед домом Кэмпбеллов. Он едва ли был больше дома Хармонов, но что-то в нём будто бы смотрело свысока и говорило о том, что здесь живут не обыкновенные люди. Перед домом, на траве, смеялись гости, ели, говорили, в общем, проводили время. На террасе готовили блюда и раскладывали, судя по столпотворению желающих у столов. Вайолет хлопнула дверью и сразу почувствовала запах жареного мяса, овощей и сладкий запах вин, словно это были виноградные соки. Она толком сегодня не ела. Отец коротко просигналил ей в знак прощания и поехал дальше. Хармон оглядывалась, видя столько лиц, и словно терялась. А её точно пригласили? Она выдохнула и ступила на дорожку, ведущую к дому с намерением найти Изабель. Краем глаза она замечала, что остальные приглашённые не то чтобы нарядные, но было видно, что они постарались для «приёма», и Вайолет поняла, что она даже не заморочилась по поводу своей одежды: её заношенная длинная чёрная юбка из тюлевой ткани, футболка с длинными рукавами, кажется, с катышками, длинный кардиган уже непонятного цвета от длительной носки и неизменная шляпа. Пожалуй, только ботинки были новыми (пара месяцев). Вайолет тряхнула головой — когда это её интересовал внешний вид? Удобно, нравится — отлично. Дом Кэмпбеллов был поистине огромен. Вайолет свой дом считала большим, но этот… хотя в нём жило гораздо больше людей, но всё-таки девушка считала, что в таком особняке наверняка неуютно, а что говорить о том, что это помещение надо было как-то протапливать зимой, да и сейчас уже наступали холода. Газон терял свой яркий зелёный блеск, трава постепенно желтела и жухла, падая на землю, втаптываясь в грязь. Дорожки из серого камня пересекали участок в нескольких направлениях, доходя до деревянной беседки, выкрашенной в белый цвет, нескольких скамеек, качели, рассчитанной на несколько человек, и вели куда-то за дом, где, наверное, расположился сад, судя по растущим деревьям у дома и выглядывающим из-за торцов дома. Деревья поразили Вайолет; они словно тянулись ввысь и во все стороны своими могучими ветками, а мощные стволы создавали образ непобедимой силы. — Вайолет! — Изабель пробралась сквозь небольшую толпу с сияющей улыбкой. Вслед ей оборачивались. Изабель была словно не от этого мира. Слишком красива, ослепительно красива. Обыкновенные чёрные джинсы с потёртостями и белая свободная рубашка, но никому более, кроме неё, так не шла эта одежда. Волосы даже без солнца переливались всеми оттенками чёрного и синего, их хотелось потрогать и удостовериться в их мягкости. И Вайолет с удивлением отметила, что на Изабель нет привычных глазу каблуков. Кларк заключила её в объятия, обдавая лёгким и вкусным ароматом духов, которые хотелось вдыхать. — Ты снова так потрясно выглядишь! — воскликнула Изабель, оглядывая Вайолет. — Ты мне почему-то напоминаешь ведьму. Мне бабушка в детстве втайне от родителей постоянно рассказывала на ночь странные сказки, по их мнению, а мне нравилось и нравится. И ты будто бы современное воплощение этих сказок. У Вайолет расширились глаза, и растянулась улыбка. Впервые она услышала что-то настолько приятное. И от кого? От той, с кем знакома всего лишь пару дней. Противный голос в голове просил придержать коней, мало ли кем окажется Изабель Кларк, но девушка тянулась к теплу, которого так не хватало. — Даже не знаю, зачем пришла, — хмыкнула Бель, оглядывая округу. — Сброд какой-то. Ты и Линк единственные адекватные тут. Вайолет рассмеялась, думая, что бы сказала собравшаяся элита школы и их родители на эти слова. — Вон там родители Мэй и Линкольна, — Изабель незаметно указала пальцем на мужчину и женщину. Первый следил за жаркой мяса, а вторая смеялась над шутками стоявшего рядом гостя. — Констанс и Ларри Кэмпбеллы, — Изабель как-то насмешливо выплюнула их имена и фамилию. — А вот и Линкольн, — Изабель ткнула пальцем в сидящего у крыльца парня, закутанного по самую макушку в плед. — Уж очень они любят своего сына, — и снова неприкрытая ирония. Вайолет закусила губу и усмехнулась. Кларк решительно разогнала людей рядом с младшим Кэмпбеллом одним своим видом. — Я уже и не надеялся вас увидеть! — заулыбался Линкольн, принимая сидячее положение. — Какая скука строить из себя чудовищно больного, чтобы все считали своим долгом подойти и посочувствовать, — кривя лицом, произнёс Линкольн. — А как миссис Митчелл? — интересуется Хармон. — О, бабушка отлично. Сказала, что останется дома. Думаю, сидит в комнате и перечитывает «Унесённые ветром». Вайолет улыбнулась, вспоминая эту забавную старушку. Может, Марта Митчелл и была не совсем такая, как все (впрочем, кто определяет эти границы?), но вот Тереза Уайт была гораздо пугающей. — Чёрт, — лицо Линкольна изменяется, улыбка сползает, и лоб прорезает неглубокая складка. — Что? — спрашивает Изабель и поворачивается, а затем, видимо, сдерживает ругательство. — Меня бесят твои родители, Линкольн, — в сердцах шипит она. — Меня вообще-то тоже, — бормочет он в ответ и встаёт, скидывая плед. А Вайолет лишь может молча смотреть на неожиданного гостя, который мило разговаривает с какой-то блондинкой. Сердце заходится в каком-то непонятном ритме, и она почти готова умолять не реагировать себя так на него. Что она нашла в Тейте Лэнгдоне? Ведь видно, что он последний мудак. Лэнгдон, наверно, шутит, девушка кокетливо поправляет волосы и заходится в громком смехе, выдающем её. — Ребекка Доулсон — дура. Кстати, она одна из шестёрок Мэй, — бросает Изабель и садится в кресло-качалку, в котором до этого сидел Линкольн, и закидывает ногу на ногу. Она коротко смотрит назад, видя что её бывшая — окончательно — девушка о чём-то весело щебечет со своей матерью и отцом. — Он ваш родственник, — догадывается Вайолет, наконец, отрывая взгляд от Тейта и намереваясь более не смотреть на него. — По маминой линии. Её девичья фамилия Лэнгдон. Вайолет хмыкает. — Прямо-таки мексикано-бразильский сериал. Кэмпбелл всё равно коротко фыркает и оборачивается к Вайолет, когда Тейт бросает девицу с кислым выражением лица одну и движется в их сторону с блуждающей улыбкой, от которой Вайолет хотелось сглотнуть. — Вайолет, я могу кое-что сделать? Провести своего рода эксперимент? — глаза Линкольна зажглись. — Какой? — Вайолет прищурилась, но Линкольн не успел ответить. Только теперь она поняла, в какой двусмысленной позе они застыли: почти впритык к друг другу, лицо Линкольна наклонено к её, а она сама тянется к нему, будучи не такого высокого роста, как он. И тут Изабель заливисто смеётся. — Привет, Тейт, — она фривольно машет ему рукой, ухмыляясь и сдерживая смех. Линкольн отворачивается от девушки и с улыбкой говорит: — Добрый день. Вайолет отступает назад, мало понимая, что происходит. Дурдом. Хотелось сжать голову в попытке унять голоса, но она лишь молчала, не желая играть в этот театра абсурда. Тейт замер в метре от них, внимательно их рассматривая своими антрацитовыми глазами, и Вайолет пожалела, что не захватила чёрных очков. Они бы помогли спрятаться от этой темноты в его взгляде. Девушка не понимала, что с ней происходит, когда на неё смотрит Тейт Лэнгдон: он буквально поглощал её, затягивая в омут с головой, не давая опомниться. Ей хотелось бежать к нему, улыбаться. И Вайолет слишком сильно пугало это, чтобы пойти на поводу своих желаний. Хотя задней мыслью она отчётливо понимала: она не боится Лэнгдона, она хочет, что бы он и дальше «смотрел на неё». — Тейт, милый! — прорезает их напряжение женский голос, сочащийся приторностью, — иди сюда. Констанс отвлекается от разговора с мужчиной и машет и улыбается Тейту, который отворачивается от троицы и с милой улыбкой идёт к миссис Кэмпбелл. Изабель громко фыркает. — Меня тошнит, — демонстративно заявляет она, кривя идеальные губы. — Мамочка любит Тейта, — с насмешкой говорит Линкольн. А Вайолет не может избавиться от ощущения, что роли уже распределены, а она одна потерялась на сцене, не в силах найти выход из этой безумной пьесы. А так хотелось глубоко-глубоко вдохнуть свежий воздух и почувствовать взметнувшиеся за спиной крылья, которые бы подняли над землёй. — Где можно привести себя в порядок? — спрашивает Хармон. — Давай я тебя приведу, — Изабель встаёт. — Нет-нет, не хочу тебя отвлекать, — сразу же отвечает Вайолет, желая остаться одна, но и грубить тоже не хочется. Кларк хмурится. — Зайди через боковой вход, — Линкольн указал на открытые двери, в проёме которых пузырилась тонкая белая тюль, — сверни налево, там будет лестница, поднимись на второй этаж, в конце коридора. Там тебя никто не побеспокоит, — вместо Бель говорит Кэмпбелл. Вайолет молча кивает в знак благодарности и спешит по указанному маршруту. Ноги отбивают ритм на камнях, быстро поднимается по ступенькам и натыкается на пороге на кого-то, ойкает извинения и поднимает голову. На ступеньку ниже спустился мужчина. Чёрные пряди волос с некоторыми седыми лохматил ветер, белоснежный костюм ярким пятном выделялся в серости дня, лакированные туфли отразили в себе деревья, растущие рядом с домом; мужчина удобнее перехватил трость с мощным набалдашником в виде головы какого-то мифического зверя (Вайолет не успела рассмотреть). — Прощу прощения, сэр! — слова вылетели как-то сами собой, прежде чем девушка сообразила, что уж излишне не по-нынешнему звучат эти слова. Ей с её неформальным видом вроде как надо грубить, да, согласно стереотипам? Незнакомец, видимо, даже не собирался останавливаться, но замер и с полувопросом взглянул на Вайолет, которая во все глаза рассматривала благородные черты лица. Не то чтобы она впервые видела человека, но точно впервые видела словно лик короля среди лиц обычных людей. — Ничего существенного, мисс… — голос снова рокот ветров, волнующих море. — Хармон, — Вайолет почувствовала себя не в своей тарелке рядом с таким величественным человеком. — Рад знакомству, мисс Хармон, хоть и столь необычному. Даг Хольмквист, — и изящно поклонился. Девушка обомлела. Выходец из Скандинавии, может быть. — Не менее приятно, — медленно проговорила она, и мистер Хольмквист, кивнув в знак прощания, сбежал со ступеней и твёрдыми шагами последовал к выходу. Вайолет ещё отходила от знакомства, когда вошла в дом. Последовала чёткому инструктажу Линкольна и нашла заветную комнату. Долго приводила себя в порядок: плеснула воды на лицо, осталась недовольна своим бледным и каким-то замученным видом, вымыла руки, насухо вытерлась одним из полотенец и снова умылась, вдыхая. Она вышла из комнаты и пошла обратно по тому же пути, более внимательно рассматривая убранство дома. Стены, картины, ковры напоминали об эпохе романтизма. Здесь будто всё дышало прошлым временем, даже занавески с лёгким намёком на старину. — …я никогда не принадлежал к числу тех, кто терпеливо собирает обломки, склеивает их, — Вайолет остановилась у одной из дверей, которая была приоткрыта, хотя вначале она этого даже не заметила, — а потом говорит себе, что починенная вещь ничуть не хуже новой. — Она замерла, это же из «Унесённых ветром»! — Что разбито, то разбито, — прислушалась, это читала вслух Марта Митчелл. — И уж лучше я буду вспоминать о том, как это выглядело, когда было целым, чем склею, а потом до конца жизни буду лицезреть трещины. Половица скрипнула под Вайолет, когда она поддалась вперёд, желая услышать дальше, чтение прекратилось; книгу громко захлопнули, и наступившую на миг тишину прорезал женский старческий голос: — Кто здесь? — требовательно. Вайолет прикрыла глаза и вошла в комнату. — Простите, миссис Митчелл, я проходила мимо, а вы так прекрасно читали. — Ах, Летта! — радостно воскликнула старушка, поддавшись порыву встать, но всё же осталась на месте, улыбаясь. — Как я рада тебя видеть! Ты давно ко мне не заходила, — укорила её Марта. Вайолет уже подумала возразить, ведь она никакая не Летта, но остановила себя — это ли не шанс узнать интересующее её. — Извините, — кротко бросила она и села в мягкое кресло, на которое указала миссис Митчелл. — Надеюсь, у тебя всё хорошо. Как миссис Хармон, а Мойра? — Вайолет застыла. Мойра? Та самая Мойра? Она… о нет, она прекрасно понимает, что Мойра, та самая рыжеволосая бестия, оказывается, сестра из её снов и фантазий. Девушка облизнула губы в попытке успокоиться и унять дрожь в теле. — Бабушка, — осторожно начала она, — в порядке, а Мойра, ну, вы же знаете… — на свой страх и риск продолжила. — Ну конечно, вы с Мойрой такие разные! Как жаль, что родители Тейта и твоя бабушка в упор не видят, что вы с Тейтом совершенно разные. А меня давно уже лишили слова в этой семье, — старушка вздохнула. Что Марта имеет в виду? Вайолет выдохнула. Неужели их захотели свести, как… Девушка тряхнула головой, быть такого не может! — Были бы живы твои родители, они бы ни в коем разе не допустили такого бесчинства. Дорогая моя, — миссис Митчелл осеклась, — ты в порядке? Не болеешь? Твои глаза так лихорадочно блестят. — Нет-нет, всё в порядке. Вы не могли бы мне подсказать, как поступить? — Ох, нет, милая, — Марта Митчелл покачала головой, — от такого, увы, не уйдёшь. Вайолет вдавила ногти во внутреннею часть ладоней. Нет! Она попробует, обязательно попробует. И что-то ей подсказывает, что та Летта, с её лицом и телом, тоже попыталась, а вышло… Вайолет содрогнулась, когда перед лицом возник образ горящего здания, кричащих гостей, но всё это также неожиданно исчезло, и она не смогла ничего разобрать. — Миссис Митчелл, мне что-то действительно нездоровится, я приду к вам позже, — Хармон встала и двинулась к двери. — Конечно-конечно! Лечись, порхающая Летта, — сказала с участием и теплотой старушка. И что-то Вайолет подсказывало, что крылья Летты обломали. Вайолет замерла у лестницы, прокручивая в голове промелькнувшую мысль. Марта Митчелл, Констанс и Ларри Кэмпбеллы, но Тейт Лэнгдон, хотя в девичестве Констанс носила фамилию Лэнгдон. Не сходится.***
Бен Хармон гнал на непозволительной скорости, но только так он мог привести мысли в порядок. За обедом Вивьен рассказала ему об убийстве парня на одной из крайней улицы города. Того нашли без каких-либо телесных повреждений, но жутко холодного даже для трупа и с резко обозначенными венами, словно из него что-то тянули. Да вытянули. В полиции работал брат мисс Коллинз, и, как выяснилось, жертвой оказался Джейк Ли. Что-то оборвалось в груди Бена, когда он вспомнил, что Вайолет мельком говорила про этого парня, окрестив его как школьного друга. Он знал, что навряд ли за пару дней Джейк и Вайолет сблизились, но его дочь была ранима, и утверждать наверняка было сложно. Мысли о каком-то романтичном направлении сразу испарились из его головы, когда Коллинз продолжила говорить про то, что всерьёз опасается. Ей кажется, что это какой-нибудь маньяк. Бен с иронией подумал, что, видимо, всех их разговоры будут начинаться с психопатов или убийств. Но, несмотря на это, ему было отчего-то важно благополучие Вивьен, хотя они и были знакомы всего ничего. Но эти густые рыжие волосы с медовым оттенком и мягкие глубокие серые глаза, как расплавленная сталь… Они так сильно манили Бена, что он был не в силах отказать женщине по имени Вивьен Коллинз. Хлопнул дверью машины, набрал Вайолет сообщение, чтобы она возвращалась (уже стемнело), и зашёл в дом, будучи встреченный абсолютной темнотой и тишиной. Он быстро щёлкнул по включателю, разулся и прошёл в зал, чтобы забрать от туда папки с личными делами на некоторых его пациентов. Бен поднялся к себе в комнату и переоделся в домашние штаны и футболку. Швырнул, не глядя, папки на рабочий стол, когда заглянул в рабочий кабинет. Звук разбившегося стекла привлёк его внимание, чертыхнулся, поняв, что он смахнул папками со стола зеркало на одной ножке, используемое им для сеансов. Он не услышал, как дом замер.***
Вайолет вышла из машины Изабель и махнула ей рукой в ответ на прощание. Водитель автомобиля приветливо отсалютовал девушке и дал задний ход, чтобы развернуться. Хармон в полнейшей прострации поднялась по ступенькам и толкнула дверь, закрыла на замок. Но вместо привычной темноты она встретила свет горевших бра и люстр со стен и потолка. Ей стало отчасти приятно, что папа подумал о ней. Но только из головы не шли мысли о том, что она поняла. Привычным движением сняла обувь, сев на пуфик, повесила шляпу на свободный крючок. Встала и пошла к лестнице, когда сильный толчок в спину швырнул её к ступеням, и она упала на них, больно ударившись коленями и головой. Вайолет не успела сориентироваться, когда что-то поволокло её наверх, ударяя головой о ступень, она попыталась уцепиться, но пальцы скользили по лаковому покрытию. Свет погас, отрезая от реальности. Громкий девичий крик прорезал наступившую скрадывающую реальность тишину. Говорят, если погаснет свет, монстры тебя не увидят, как и ты их.