[…]
— Хорошего дня, милая, — тепло сказал Бен, мысленно явно пребывая не в этой машине, в его глазах поселилась какая-то не свойственная ему мечтательность. Вайолет хмыкнула: — И тебе, пап, — выразительно проговорила она и хлопнула дверцей машины прежде, чем отец сказал бы хоть что-то. Она плотнее запахнула пальто, спрятав концы шарфа под его края, и поспешила в здание. Шаги замедлились сами, как только она заприметила двоих на крыльце. Зак отсалютовал ей зажжённой сигаретой (как ему это удавалось на территории школы?) и улыбнулся, Тейт почти пригвоздил к месту своим тёмным взглядом. Вайолет растянула губы в улыбке, игнорируя бешеный стук сердца, и стремительно прошла мимо них, не оглядываясь, но глупо улыбаясь. — И ни единого приветствия, Вайолет? — растянул её имя Ксавье, заставив полуобернуться, но она не успела и рта раскрыть. — Знакомство с тобой чревато, — раздался знакомый голос. Перешагивая через ступени, поднимался Линкольн, одаривая троих улыбкой, но его глаза не могли обмануть — ему было неприятно. Вайолет непривычно было видеть его в джинсовой куртке с тёплой овечьей подкладкой и обыкновенном джемпере с каким-то числом и бессмысленной надписью. Одной рукой он придерживал рюкзак, а второй подхватил Вайолет под локоть. — Конечно, я ведь меняю людей, Линкольн, — Зак выпустил струю дыма, оставаясь спокойным, и подмигнул девушке, которую потянул за собой Кэмпбелл. Вайолет мельком посмотрела на Тейта, который нечитаемым взглядом смотрел на Кэмпбелла, не предпринимая никаких действий. Уже в здании школы Линкольн отпустил девушку и поправил взлахмоченные светлые волосы, всё равно рассыпавшиеся в художественном беспорядке. — Лучше тебе не водить дружбу с Заком, — наконец, пояснил свои действия Линкольн, когда Вайолет, дойдя до своего шкафчика, достала несколько учебников. — Я не заговариваю с ним первая, — огрызнулась Вайолет, на ходу расстёгивая пальто. — Но, тем не менее, ты его и не отталкиваешь, — они прошли вместе до шкафчика Линкольна, и он по пути перебросился приветствиями со своими многочисленными друзьями. Вайолет облокотилась о соседний шкафчик. — У меня есть подозрение, что его не стоит игнорировать. Линкольн вздохнул, продолжая копаться в своём ящике. — К сожалению, ты права. Они также вместе пошли в сторону кабинета, и Вайолет испытывала странное чувство, когда с Линкольном здоровались, а после замечали её и делали ей комплименты. Это было смешно, она улыбалась, со стороны казалось, что она это делает совершенно искренне под влиянием слов, но едва заметный изгиб уголков губ более внимательному наблюдателю подсказал, что эта улыбка издевательская. — И как, Тейт был на твоей стороне? — совершенно неожиданно спросил Линкольн, перед тем, как к ним не подошла Изабель с ворохом слов. — И он также не был на стороне Изабель, но, похоже, ни ты, ни она никаких уроков не вынесли, — зло закончил он. Изабель о чём-то защебетала, однако Вайолет окунулась в ворох мыслей, одной из которых была утихомиренная досада от произошедшего на крыльце школы; ведь там Тейт был на своей собственной стороне, если не на стороне Зака, а последний совершенно точно не был желательной компанией для неё. Но если она точно знала, что Зак — это не самое желательное знакомство, то на имени «Тейт» сердце ускоряло своё биение, и часть доводов окрашивалась в куда более притягательный цвет. Хармон взглянула на Линкольна, искусственно улыбающегося на слова прекрасной Кларк. Он словно знал, что между ними происходит. Изабель тоже была хороша: прекрасно видела неискренность, но искусно делала вид, что всё хорошо. Это такая особенность детей богатых родителей? Делать всё, чтобы поддерживать глянцевый фасад, зная, что ничего кроме этой выверенной улыбки не осталось? Вайолет оглядела их сборный класс, собравшийся на испанский язык. Она увидела компанию Тейта, он с Мойрой над чем-то посмеивался, подобно Линкольну и Изабель. Вайолет отвернулась, уставившись в окно в коридоре, солнце за которым уже не воодушевляло так, как утром. Когда она шла к своей парте, за которой сидела с милой девушкой в очках с необычной оправой и английским акцентом, она услышала: — Un vestido hermoso* [перевод с испан. «Чудесное платье»], — слова предназначались только ей, быстрый шёпот у уха вызвал мурашки. Мимо неё прошёл Тейт в синих джинсах и чёрной футболке, держа в руках джемпер. Он оставался неизменным. Они словно утро и ночь. Довольно поэтичное начало для первого урока, на котором они обсуждали уже долгое время книгу о любви испанского автора. Вайолет улыбнулась уголком губ и села, кладя свою шляпу на стол и расправляя складки на юбке. Солнце уже не казалось насмешкой.[…]
Было непривычно находиться в таком состоянии. Если бы Вайолет не сомневалась в наличии души, то сказала бы, что она у неё пела. Её походка была бодрой и летящей, она впервые за долгое время так много и так искренне улыбалась. Улыбка, конечно же, выходила в её стилей: ироническая, но она замечала, что окружающие к ней тянутся. А ей стоило всего лишь улыбаться, не сутулиться и приветливо отвечать. В этот день после испанского у неё не было больше общих уроков с Линкольном и Изабель, чему Вайолет вообще-то была рада. Первый был слишком жёстким, а вторая чересчур восторженно реагировала. Ни та, ни другая крайности Вайолет не устраивали. Перед тем как отправиться на обед, Хармон собиралась сложить ненужные тетради и учебники, подозревая, что домашнюю работу делать всё равно не будет. Исключениями были лишь пара уроков (и то в минуты особого вдохновения); она ленилась и часто мыслила в правильном направлении, даже не готовясь, наверное, засчёт этого она и набирала нужный бал для поступления в Бостонский университет, а об эссе и остальном она подумает после Рождества. Из шкафчика выпал листок, сложенный пополам. Она наклонилась и с любопытством развернула его, придерживая другой рукой учебники. Внутри была она; она была нарисована резкими штрихами гелевой ручки, но эти грубые штрихи смогли передать воздушность платья, черты лица и движение всколыхнувшихся волос в тот момент, когда она их поправляла. Тейт успел поймать этот момент и зарисовать его. На этом простом линованном в клетку листе осталась та Вайолет, которую она в себе не замечала. Она была красивой. Ниже рукописными буквами на английском было ровно выведено: «Нежна как лепестки розы, опасна, как её шипы». И пусть эта фраза была слишком сентиментальна и пафосна, но Хармон улыбнулась. — Тебе понравилось, — услышала она, когда захлопнула шкафчик. Вайолет вздрогнула и повернулась в сторону Тейта, который стоял по диагонали от неё справа. — Это очевидно, — она сняла шляпу и вспушила волосы. — Обед? — спросил он, сделав шаг. Кажется, немного неловко не только ей, и Вайолет расслабилась, поняв, что они оба не совсем понимают, что им делать друг с другом. Им нужно приноровиться к друг другу. — Точно, — вздохнула она. — К сожалению, столовая — это место встречи, от которой очень трудно отказаться. Они шли, и Вайолет чувствовала себя удивительно гармонично, не замечая всего остального. Раньше окружающее давило на неё, но сейчас она посмотрела на Тейта и осознала, что даже если она не права в своей симпатии к нему, то всё равно ни за что не променяет это хотя бы из-за спокойствия той самой души, в существовании которой она сомневалась. Вайолет так не делала, но она отпустила ситуацию, решив, что хоть раз она хочет пожить. Тейт поймал её взгляд и пропустил вперёд, в столовую, оберегая её от чужих тычков и неаккуратности. Галантно, словно из прошлого времени. Вайолет не раз наблюдала за странными (мягко сказано) отношениями в парах, и совершенно не ожидала этих джентельменских черт в Лэнгдоне. Как только она обращала на него внимание, он всё больше её удивлял. — Хочешь, мы займём отдельный столик? — спросил он у неё, проведя сквозь очередь к началу кассы. Вот это привилегии. Вайолет хмыкнула, оценивая. — Нет, мы не будем делать столовую нашим местом встречи. Мы не будем обедать вместе и всё то, что снимают в фильмах и пишут в книгах, — отчеканила Вайолет. — Зато мы будем делать всё то, что почему-то не делают за пределами школы в фильмах и книгах, — добавила она чуть тише, говоря это слегка склонившемуся к нему Тейту и беря порцию тушёных овощей. Левый уголок губ Тейта растянулся в усмешке. Они посмотрели друг на друга, Вайолет была уверена, что для них обоих перестало существовать всё вокруг. Ощущение единения не покидало. Они понимали друг друга. Ей бы только не ошибаться в своих выводах. — Тогда до встречи, Вайолет, — Тейт протянул её имя на французский манер, и они разошлись каждый в свою сторону. Вайолет предчувствовала тонну вопросов со стороны Изабель и уже закатила глаза, вздохнув. Где-то хорошо, где-то не очень. Это жизнь. В ней не бывает всё гладко. Особенно Линкольн с его подчёркнутым равнодушием. Вайолет сжала губы; определённо не ему себя так вести. И она также обдала его холодом при общении. Если Изабель чему и удивилась, то проигнорировала это, видимо, ожидая, что они оба перебесятся. Но сейчас Вайолет интересовало совершенно другое. Она с головой окунулась в свои чувства.***
Вайолет воспользовалась привилегией необязательного посещения английского языка, поэтому она ушла из школы раньше, с облегчением вздохнув, когда поняла, что больше не будет холодного непонимания между ней и Линкольном, больше не будет щебечущей Изабель. Хотя бы сегодня. Удивительно, но она мало знала этот город с населением чуть больше четырёх тысяч. Она вышла из школы, прошла по знакомой улице с магазинами со стеклянными витринами, свернула и шла-шла по узкой мощёной старым камнем улочке, круто спускавшейся вниз. По обеим сторонам высились многоквартирные дома со стенами жёлто-бежевого оттенка, гармонично смотревшиеся под солнцем, которое, казалось, собиралось освещать, как и положено, город все часы, которые были ему отведены. Один раз встретился цветочный магазин с большим количеством жестяных вёдер с цветами, искрившимися от воды и солнца. Вайолет сделала мысленную пометку вернуться сюда и сфотографировать их. А пока она продолжала идти вниз. Издалека зелёно-желтые деревья казались островком леса посреди цивилизации. Ярко выделялись огненно-рыжие клёны, ещё не потерявшие листву, но, когда Хармон дошла до светофора на небольшом перекрёстке, то поняла, что это старое кладбище. Ограда со слезшей краской почти сливалась посреди густо растущих деревьев и кустарников. Вайолет дождалась зелёного света и устремилась вперёд, встречая по пути прохожих. В этой западной части их было предостаточно. Это не юг, в котором, казалось, все вымерли. Вайолет прошла по блоковым плитами, устлавшим дорожку, не размываемую от дождей, и достигла ограды. Между тонкими и высокими кованными прутьями виднелись надгробия и статуи; уже не новые, потрёпанные неизбежным временем. Двустворчатые ворота были распахнуты, оповещая о часах посещений. Что-то экзотичное было в католическом кладбище, гармонично вписавшемся в окраину города. Как вырезка из прошлого. Вайолет ступила за мнимый порог и тут же ощутила, словно её что-то отрезало от внешнего мира. Кладбище завладело её вниманием. Она не заметила ни одного посетителя в послеполуденный час. В этот время скоро потянутся рабочие с единственного завода на другом конце города. Вайолет пошла дальше по покрытой мелким гранитом дорожке мимо старых и новых надгробий, расположенных почти впритык к друг другу. Зашумели деревья, посыпались оставшиеся листья, Вайолет ступала посреди тишины, с любопытством осматриваясь. В представшей перед ней картине было особое очарование увядшего. Вайолет пожалела, что с ней не было её старого фотоаппарата, доставшегося от матери, а той от её отца. Кажется, вечером она зарисует это место по памяти. Она шла всё дальше и дальше, уходя вглубь кладбища, в его сердце. Всё чаще встречались поверженные временем захоронения, которых атаковала как непогода, так и природа. Камень уходил в землю. Буйно росла трава, но сейчас она медленно желтела, словно подпитывалась останками похороненных. Вайолет вышла к нескольким усыпальницам. Если сейчас в них чувствовалось великолепие, то что было тогда? Вайолет задержала своё внимание на ангеле, спрятавшем своё лицо в ладонях. Его крылья были опущены, выражая всем своим видом скорбь. Он, словно не выдержав мрачной вести о смерти, присел у входа в усыпальницу, скорбно опустив плечи. Вместо теряющей цвет зелёной травы она увидела чёрно-белые цветы, которые пышно цвели вокруг усыпальницы. Вайолет припомнился густой запах, исходящий от них. Хармон моргнула, силясь прогнать наваждение. Это снова началось. Она уже почти забыла про свою «особенность», но она вернулась. Вайолет отступила назад, оглянулась; было уже поздно. Перед ней развернулся чёрно-белый мир прошлого. Усыпальница выглядела куда строже и новее, хотя крошки уже начали с неё осыпаться. Каменное строение с несколькими маленькими колоннами утопало в цветах. Кончики крыльев ангела ещё были целы. Мгновение, и Вайолет увидела двух девушек, шедших мимо неё. Одна из них шла, очевидно, нехотя, вторая же почти тянула её за собой. — Что мы здесь забыли, Мэри? — спросила светловолосая девушка, волосы которой были заплетены в замысловатые косы. Подол длинного платья лип к ногам от ветра. Она придерживала аккуратную шляпку, удивительно шедшую ей. Вайолет вздрогнула, до этого момента она и не подозревала, что может услышать разговоры. Она знала, что находится прямо сейчас посреди нынешнего кладбища и физически её здесь не было, но ощущение, что её сейчас заметят, не пропадало. — Хотела показать, — Мэри, чьи волосы цвета воронового крыла трепал ветер, остановилась перед усыпальницей со склонившимся ангелом. — И нарвать цветы, — она озорно рассмеялась и вновь задвигалась. Складывалось ощущение, что эта девушка не может подолгу оставаться на месте, и подобно её телу мышцы её лица также постоянно двигались, отчего девушка приковывала к себе внимание. Её платье явно было короче нормы того времени, а шляпка и вовсе отсутствовала. Рядом с ней её подруга казалась чопорной леди. Вайолет усмехнулась, когда это подтвердилось после восклицания девушки: — Мэри Уайт! Как только такое тебе могло прийти в голову… — улыбка резко пропала с губ Вайолет. Она знала одну Мэри Уайт в их городе. Сумасшедшую миссис Уайт, чей кот теперь прописался в её доме. Вайолет внимательно и с волнением всмотрелась в ритмично перемещающуюся девушку, срывающую яркие цветы, цвет которых для Вайолет оставался загадкой. Этого ведь не может быть, люди не живут столько лет. — Какая же ты зануда, Виолетта, — расхохоталась мисс Уайт, и только теперь Вайолет более внимательно рассмотрела другую девушку, стоящую к ней в профиль. Это потрясло её ещё больше. Тот же профиль носа, подбородка и губ, которые так знакомо капризно сложились. Она хотела было уже каким-то образом подойти поближе и рассмотреть девушку, сомневаясь в том, что хочет на самом деле увидеть то, что уже предчувствовала, но она почувствовала касание, которое выдернуло её из бредового состояния. Вайолет моргнула и выдохнула, разворачиваясь. — Вайолет? С тобой всё в порядке? — перед ней стоял Тейт Лэнгдон, лёгкий ветер трепал полы его чёрного пальто прямого покроя с воротником-стойкой. Он смотрел на неё с беспокойством. — Тейт? — Вайолет ещё раз моргнула, восприятие цвета к ней снова вернулась, и она почувствовала, что замёрзла, поэтому сунула ладони в карманы пальто, небрежно повязанного поясом. — Что ты здесь делаешь? — она нахмурилась и неосознанно сделала шаг назад. Теперь тишина не воспринималась как благодать, отсутствие людей напрягало. — Искал тебя, — простой ответ, но он выбил Вайолет из равновесия окончательно. В груди расцвёл жар. — И не сразу понял, что найду тебя здесь. Хотя это было очевидно, — он криво улыбнулся. Вайолет повторила его улыбку: — Кажется, реферат мы уже написали, — сказала она, намекая на то, что у него нет поводов ходить за ней. Тейт широко улыбнулся, и недоверие окончательно покинуло Вайолет. Она не могла быть подозрительной по отношению к Лэнгдону, когда он так ей улыбался. Ветер взъерошил его волосы. — Но у меня остались к тебе вопросы. Ты не против прогуляться? Вайолет покачала головой, не сомневаясь. Они медленно пошли по дорожке, уводящей их дальше во всё более густо растущие деревья, несмотря на это, солнце пробивалось через листву, и кое-где образовывались крохотные солнечные полянки. В какой-то момент Тейт начал придерживать её за локоть, помогая ориентироваться посреди заброшенного дендрологического парка. Дорожка уже смешалась с землёй, но Вайолет лишь с любопытством оглядывалась, впитывая в себя окружающее. По пути попадалось всё больше почти разрушившихся захоронений. Позже он коснулся её ладони, давая право на отказ, а когда не получил его, переплёл их пальцы. Руки Вайолет уже согрелись, но его оказалась ледяной. — Куда мы идём? — полюбопытствовала она. — Тебе не хватило совсем немного терпения, — с этими словами он вывел её на берег бурной и неширокой реки, на другой стороне темнел хвойный лес, глухо шумевший от усилившегося ветра. Этот же берег был крутой, вода остервенело билась об омытую землю. Вайолет подошла к краю, ощутив на себе силу ветра. — Здесь прекрасно, — повернулась она к Тейту и вовремя придержала шляпу. Взгляд её цеплялся за всё вокруг, она даже подумать не могла, что этот город скрывает такое буйство природы. — Я надеялся, что тебе понравится, — ответил он, кажется, с облегчением. — Пойдём спустимся ниже. Там пляж. Тейт протянул ей руку, и они молча последовали дальше по склону. Вайолет сняла шляпу, замучавшись удерживать её, и забрала мешающиеся пряди волос за уши. Она поймала взгляд Тейта и вопросительно вздёрнула бровь. Тот лишь подарил её свою кривую улыбку. После размякшей земли из-за долгих дождей и истоптанной ими травы постепенно начался галечный пляж, который под подошвой шумел и скрипел, то и дело норовя уронить потревожившего их путника. Вайолет взяла под локоть Тейта и крепче сжала пальцы, замедляя темп после того, как едва не упала. — Новичкам здесь бывает сложно, — прокомментировал это Тейт, помогая ей идти. Вайолет отпустила предплечье Тейта и подошла ближе к воде, которая быстро накатывала плоский берег и также быстро отходила назад. Она обрушивалась на несколько крупных валунов у кромки. Тейт уселся на один из дальних камней и принялся бросать в воду наиболее округлую гальку, вызывая круги на воде. У Вайолет так никогда не получалось. Она вдыхала холодный воздух, чувствовала, что замерзает, хотя ещё гревшее солнце освещало и дарило блики от воды, но всё равно испытывала счастье, свободу в порывах ветра и силу в плеске волн. Лес, надгробия и тёмная вода. Сухая коряга. — Ты не чувствуешь холод, да? — повысила она голос, чтобы перекричать ветер, и пошла в сторону парня, его волосы также трепал ветер. Края пальто развевались, но он даже не ёжился и не пытался прикрыться. — И не источаешь тепло, — добавила она, даже не добиваясь утвердительного ответа, потому что была уверена в своих выводах. — Ты как этот камень. — Одна из издержек, — ответил ей Тейт, повернув голову в её сторону, — моего не-существования. Он развернулся к ней, прекратив делать «блинчики». — Так вот почему лес «молчал», — догадалась о той неестественной тишине природы. Ведь когда она одна шла по кладбищу, то изредка слышала шорох белок и редкие крики птиц. — Зак, Мойра, Мэй, — перечислила Вайолет очевидных кандидатов на такой же феномен, как и у Тейта. — Кто ещё? — Это не я тебе должен говорить. Ты знаешь про меня, этого достаточно. Вайолет хмыкнула, остановившись в полметре от него: — Это сложно назвать достаточным знанием. Покажи мне. Тейт не двигался, а затем, словно в замедленной съёмке специально для неё, «растёкся». Вайолет не знала, как это обозначить по-другому, но это было похоже на расщепление. Только что перед ней был Тейт Лэнгдон из плоти и крови, а теперь от него ничего не осталось. Лишь более тёмные тени вокруг неё. А затем она ощутила пламенный поцелуй на своих губах, который не смог бы ей дать обычный человек. Так целовала тьма. Вайолет прикрыла глаза, зная, что в следующее мгновение её поцелует уже Тейт. Она почувствовала его холодные губы, нагревающиеся от её собственных, его ладони, сжавшие её щёки. Она раскрыла веки, встречаясь с его серьёзными тёмными глазами своими ярко-янтарными, подсвеченные неотвратимо уходящим за горизонт солнцем. — Уверена, что тебе это подходит? — Тейт внимательно смотрел на неё, удерживая, словно сомневаясь в её адекватности. — Ты ведь знаешь ответ. Она получила следующий поцелуй.***
Миссис Уайт стала его пациенткой месяц назад. Бен Хармон считал её одной из самых сложных пациентов, с которыми ему доводилось работать. Каждую неделю её привозил мужчина-скандинав со сложно выговариваемой фамилией на машине люксового класса. Даг Хольмквист неизменно был аккуратно и со вкусом одет, вежлив и предельно тактичен. Этого нельзя было сказать о Мэри, от которой нельзя было ожидать подобной стабильности. Честно говоря, Бен лишь мог приблизительно предположить, какая личность посетит его на этот раз. Неизменно было лишь то, что для женщины, страдающей расщеплением личности, она была поразительно собрана. Эту собранность сложно было заметить сразу. Её личности общались друг с другом, что-то согласовывали и вели себя удивительно сообща для запертых в одном теле. Бен столкнулся с подобным впервые. Сейчас она сидела в кресле, предназначенном для пациентов, и не проявляла особого рвения для разговора. Это было не ново. Мистер Хармон уже успел изучить её достаточно, чтобы понять, что Кире нужно дать время. Ему всегда становилось понятно, с кем конкретно он будет работать сегодня. Кира отличалась строгостью и лаконичностью одежды; обычно это было платье, туфли на невысоких каблуках и пальто. Волосы она укладывала и так умело наносила макияж, что удачно скрывала обезображенную правую половину лица. Лишь однажды он встретился с той, от которой практически ничего не осталось от былой Мэри Уайт; она тогда была в ночной сорочке (Бен был уверен, что Хольмквист пытался её одеть), со спутанными волосами и неприкрытыми шрамами на лице. От катастрофы спас Чешир, который так кстати непонятно как вбежал в комнату. Миссис Уайт отвлеклась на него, демонстрируя кротость характера. Кабинет утопал в полумраке. Солнце уже село, а верхний свет он не включил просьбе пациентки. Комнату скрадывал мягкий свет торшера, бра и настольной лампы, ярко освещавшей массивный стол. Бен наблюдал за тем, как постоянно менялось выражение лица его пациентки. Пожалуй, это была константа всех личностей в ней. В первый раз, когда он «познакомился» с Кирой, он получил от неё комплимент по поводу со вкусом обставленного кабинета. Она ещё добавила, что ничего не изменилось со времён, когда она бывала здесь ещё совсем юной. Бен специально уточнил этот момент у Дага Хольмквиста, но тот уверил, что это очередная «причуда» Мэри Уайт. — Вы задумывались, в какое место вы приехали, мистер Хармон? — ясным голосом спросила Кира, посмотрев на него своими ясными глазами, нарушив молчание. — Расскажите мне, — мужчина приготовился делать пометки. — Оно собирает здесь всех их. Это он устроил это место, выполняя волю Божью. У него это вышло не без жертв, конечно. Отныне мы здесь заперты, — на этих словах Кира посмотрела прямо на него. — Давайте поговорим о «нём». Кто это? — У него тысяча имён и тысяча ликов, — пожала плечами Кира так, словно это был общеизвестный факт. — Я думаю, что он появился здесь вместе с людьми. Люди верят, поэтому он есть. Это место его культ. Порочный круг, правда? Если разорвать его, то исчезнет смысл в его существовании, а если нет, то мучения душ не закончатся. — Зачем «он» здесь? — А как вы думаете, мистер Хармон? Почему вы здесь? — бесстрастно спросила его Кира, и на секунду ему показалось, она знает о нём всё. — Впрочем, наше время вышло, — женщина взглянула на левую руку, которую украшали дорогие часы, инкрустированные бриллиантами. — Даг забронировал столик, не могу задерживаться, — Кира встала, Бен никогда напрямую ей не возражал, а время действительно почти подходило к концу. — Подумайте на досуге, мистер Хармон, почему вы оказались здесь. Бен Хармон, психиатр, пропустил её вперёд. Он услышал, как хлопнула входная дверь. Вернулась Вайолет. Бен поморщился — невовремя. Он привык, что Вайолет возвращалась в этот день недели позже, потому что проводила время с друзьями, Линкольном и Изабель, как он выяснил, поэтому время приёма Мэри Уайт он поставил в этот промежуток. Вайолет снимала пальто, и Бен заметил, когда она повернулась, её светящееся лицо. В такие моменты она была очень красивой и напоминала свою мать. — Миссис Уайт, познакомьтесь моя дочь Вайолет, — начал Бен, делая особый знак дочери, чтобы та поняла, что это его пациентка. Вайолет недоверчиво посмотрела на женщину с волосами цвета воронового крыла и, оправившись от ступора, улыбнулась губами и приветливо ответила: — Добрый вечер, миссис Уайт. Женщина посмотрела на неё расфокусированным взглядом прозрачных голубых глаз и задала бессмысленный для Вайолет вопрос: — Хочешь разорвать порочный круг? — Что? — она посмотрела на отца, прося помощи. В этот момент дверь распахнулась, и вошёл Даг Хольмквист. Вместе с ним ворвались холодный ветер и темнота. В тёмно-зелёном костюме тройке он казался пришельцем в её реальности. — Добрый вечер, мистер Хармон. Кира, ты готова? О, мисс Хармон, какая приятная встреча, — проговорил он низким, рокочущим и хорошо поставленным голосом, заметив девушку. — Да, Даг, мы можем идти. — Тогда всего хорошего. Я свяжусь с вами, мистер Хармон, — Хольмквист отвесил лёгкий поклон. До того как за парой закрылась дверь, Мэри Уайт обернулась и, вперив взгляд в Вайолет, сказала: — Ты хорошо подумала? Тейт Лэнгдон стоит того? — Миссис Уайт отразилась в зеркале, Вайолет машинально посмотрела и отшатнулась, на миг она увидела лицо красивой девушки с ровной и бледной кожей без единого шрама и морщин. Дверь закрылась. Вайолет смотрела в неё, думая одновременно о словах миссис Уайт, о том, что видела на кладбище и о Тейте. — Прости за это. Я думал, что ты придёшь позже, — Бен взъерошил волосы. — Ничего страшного. Она любопытный персонаж, — отозвалась Вайолет, намереваясь подняться к себе в комнату. Она думала о том, что эта Мэри Уайт была копией той чёрно-белой Мэри Уайт, правда, постаревшей, но мимика лица… — Почему она упомянула Тейта Лэнгдона? — неожиданно озвучила она вопрос вслух, обернувшись к отцу. Бен пожал плечами: — Не бери в голову. Это тот самый Тейт Лэнгдон? — Очевидно да, — быстро ответила Вайолет. — К ужину не жди, — повысила она голос и начала подниматься наверх, перешагивая через ступеньку. Она была всерьёз озабочена ситуацией. Застигнута врасплох после пары безоблачных часов с Тейтом. Бен посмотрел ей вслед. Действительно безумной была только Мэри Уайт, но Кира удивляла строгостью мыслей и слов. Её слова нужно было лишь верно интерпретировать. Она не зря упомянула Тейта Лэнгдона. Бен беспокоился за дочь, мысли которой для него отчасти были загадкой.***
Дом тихо стонал. Шелестел газон на улице, скрипели половицы, стены источали глухие стуки, слышался перезвон столовой утвари и гулкое движение мебели в комнатах. За столом в неосвещённой кухне сидела сгорбленная фигура. Стоны то нарастали, то опадали до шипящего шёпота. — Прекрати, — хлопнул выключатель, раздались шаги, полилась вода из встроенного фильтра. Мэй, облокотившись о кухонный островок, повернулась к Линкольну, опустившему голову. — Ты прекрасно меня слышишь. Прекрати будоражить дом. Хотя бы ради Марты, — добавила со вздохом его сестра. — Она не может уснуть. Дом спустя долгие минуты будто осел. Стало тихо. — Спасибо. Мэй Кэмпбелл взобралась на столешницу, болтая в стеклянной кружке воду. Длинные золотистые волосы струились по спине. Лицо без косметики выглядело удивительно юным, настоящим и живым. Она смотрела на морально истощённого брата и испытывала тень горечи. Они выражали чувства совершенно одинаково и являлись отражениями друг друга, хотя, если не присматриваться, то казалось, что они совершенно не похожи. Но это было не так. — Что случилось? — У нас разное мнение по одному щекотливому вопросу, так что тебе не понравится, — глухо ответил ей Линкольн, наконец, распрямившись и посмотрев на сестру. Мэй закатила глаза: — Тебе просто нравится быть страдальцем. Пойми, что ничего не изменится. — Они сблизились. — И произойдёт то, что всегда происходило. История циклична, помнишь?[…]
Линкольн сомневался, что уснёт, но всё же решил подняться к себе в комнату. Может быть, он почитает. Он заметил Марту в полумраке коридора. Она сидела в глубоком кожаном кресле у окна под скудным светом от бра и, не глядя, вязала. — Ты посмотри, какие яркие луна и звёзды. Сегодня чудесная ночь, ты принял правильное решение не спать, — тихо сказала ему пожилая женщина, не глядя в его сторону. Линкольн остановился и присел на подоконник, последовав примеру миссис Митчелл. Они долго смотрели в небо, пока Линкольн неожиданно не спросил: — Марта, как думаешь, он способен полюбить? Марта долго молчала, и Кэмпбелл уже не ожидал ответа, он лишь смотрел в окно, видя нечёткое отражение себя и темноту и совершенно не чувствуя холода холодного дома. Ведь никто в этом доме никогда не беспокоился по поводу зимы, отопления или простуды. — Тебя не это интересует, а то, когда это закончится. Я знаю лишь то, что она для него великое искушение, — Линкольн вздрогнул, когда женщина, наконец, ответила. Марта Митчелл замолчала, так и не озвучив конец мысль: «Но сможет ли она стать для него искушением сильнее, чем искушение дьявола, я не знаю».