Обещание

«Кто из дому, кто в дом, кто над кукушкиным гнездом» Считалка

      Я просидела на том подоконнике всю ночь, успокаивалась и приходила в себя. Мои мысли всё ещё не собраны, в голове каша. Я не понимаю, что произошло и что мне делать дальше. Но сейчас уже утро, время завтрака. Я сижу за столом Четвёртой. Вот-вот кто-нибудь придёт. Нужно держаться спокойно.        На меня косятся другие стаи. Они делают это по-разному: Фазаны мелкими переглядками по очереди, чтобы не вызывать подозрений; Псы внаглую, ни капли не испытывая стыда за свой пристальный взгляд; Крысы пялятся так же, к ним бы присоединились и Птицы, но Стервятник быстро одёргивает их, и стая синхронно опускает взгляды к миске с кашей. Птица смотрит на меня с сочувствием — его взгляд единственный, что не давит на меня, остальные же давно сравняли меня с землей. Я буквально чувствую всю эту тяжесть на своих плечах и сутулюсь под пристальными взглядами. Закрываю глаза. В ушах начинает шуметь.       «Пожалуйста… Хватит…»       Бодрый голос отвлекает меня:        — Талант! Дружище, где же ты пропадал? Мы уж начали волноваться, — Табаки толкает меня в бок со всем своим оптимизмом, вызывая этим улыбку.        — Прости, мне нужно было немного побыть одному, — я пытаюсь усмехнуться, но это выглядит жалко.        Шакал смотрит на меня взволнованно. Я опускаю взгляд в тарелку. Он шикает на соседние столы, чтобы они отвернулись. Мне становится немного легче.        — Где же ты пропадал? Мы так волновались! Всю ночь не спали!        — Да, особенно ты, Табаки, — иронично замечает Сфинкс и садится рядом со мной.       Я поднимаю глаза. С одной стороны от меня сидит Сфинкс, с другой — Табаки, следом за ним Толстый, а прямо напротив меня садится наш дражайший вожак.       Я набираюсь смелости.        — Слепой, — тихо говорю я. — Можно, мы поговорим наедине после завтрака?       Я не смотрю на него, но слышу тихое угуканье. Шакал не выдерживает:        — Оуууу… — Его улыбка расползается до самых ушей. — Эти ваши любовные дела, да?       Я откашливаюсь.        — Заткнись, Табаки, — одёргивает его Слепой. — Оставь свои шуточки на потом.       Шакал немного опешил, как и все мы. Вожака уже давно не удавалось застать в таком отвратительном расположении духа.       Молчание затянулось. Все уставились в свои тарелки.        — Талант, — неожиданно обращается ко мне Слепой, и я вздрагиваю и поднимаю голову, — после завтрака встретимся на чердаке. Ты знаешь дорогу.        — Угу, — промычала я и кивнула.        Но это не помогло затянувшейся паузе. Шакал только повернулся ко мне в безмолвном вопросе «Зачем?», но я быстро опустила голову, не удостоив его ответа.       Слепой съел пару ложек и вышел из-за стола, направившись к выходу; Сфинкс положил свою клешню на мою руку, как бы говоря «всё будет в порядке», и ушёл вслед за вожаком. Он не решился сказать это вслух, значит, напряжённость после упрёка Слепого не зря и вожак, видимо, действительно в отвратительном расположении духа, так что теперь все поголовно боятся потревожить его. Это жутко.       Когда они покинули столовую, Шакал начал:        — Да что с ним такое? Со вчерашнего утра злой и бескомпромиссный! Возмутительно! — Насупился он, попутно стругая бутерброды и технично складывая запасы в рюкзак-мешок, устроенный на коленях. — Он нас за людей не считает! Слова ему не скажи!       Возмущения его не знали предела, но каждое из них он выражал скорее в недовольном, нежели в злом или яростном тоне. Видимо, он понимал настроение Слепого — не причину, а само это состояние — и просто мирился, хотя внешне всё равно выглядел недовольным для поддержания образа.        — Не расскажешь, что случилось? — Через пару минут спохватился он, и его голос уже не звучал привычно задорно.        — Это сложно, Табаки, — я глубоко вздохнула. — Я сам ничего не понимаю, поэтому хочу спросить у Слепого — вот и всё, — я старалась перевести разговор в шутку, натужно улыбаясь, но он тут же это понял.        — Как обычно, скрываете всё от меня, — он тоже вздохнул. — Но, Талант, пообещай мне, если всё будет совсем плохо — обязательно обратись ко мне, хорошо?        — Да, хорошо, — я улыбнулась от его заботы ко мне. — Обещаю, Табаки.        — Вот и славненько! — Он снова засиял.        Шакал вслед за бутербродами сгрёб фрукты со стола (для каждого были выложены апельсин и яблоко) и вручил мне рюкзак с запасами, а сам усадил Толстого на колени и поехал в сторону выхода. Я быстро доела остатки завтрака, запихав их в рот, и поспешила за ним. Заметила нахмурившегося Стервятника, смотрящего на меня, и постаралась показать ему, что всё в порядке; он никак не среагировал и продолжил провожать нас взглядом.        Мы молча двигались в сторону Четвёртой, Табаки о чём-то глубоко задумался, и я не решалась что-либо сказать, да и говорить мне было нечего: казалось, что ни одно моё слово не вызывало у него доверия. Мозг потихоньку отключался, и моя прежняя тревога была уже не такой ощутимой, как желание поспать. Мою лёгкую дремоту прервал Табаки:        — Иди, — сказал он, — на чердак. Слепой ждёт тебя там.        Я не ответила, удивлённо покосилась на рюкзак и затем на него; он вздохнул:        — Вешай его на ручку коляски и беги.        Во мне даже проснулся какой-то задор, я быстро выполнила его желание и убежала, помахав ему рукой, но так и не сказав ни слова. Стоило хотя бы спасибо сказать.        Людей в коридорах встречалось всё ещё немного, и проблем с перемещением (точнее, с тем, что меня могли сбить и не заметить) не возникло. Я быстро добралась до грубой лестницы с давно облупившейся краской, сквозь которую виднелась ржавчина. Надеюсь, она не обвалится прямо сейчас…        Слепой уже ждал меня. Он сидел ко мне спиной, когда я добралась до люка. Вожак не обернулся, я только тихо подошла к нему, боясь как-то потревожить образовавшуюся тишину и задеть этим и без того скверное настроение Слепого. Аккуратно подсела к нему и достала портсигар.        — Рассказывай, — он повернулся ко мне, и меня неожиданно испугала эта безжизненность в его глазах, хотя я уже много раз видела их раньше. Я отступила и медленно начала:        — Я видела себя в Лесу.        Он откашлялся и сказал спокойно:        — Подробнее, — и взял сигарету из портсигара.        — Я попала в Лес случайно, пока спала, и там, пока я бродила по нему, я видела саму себя — абсолютно такую же — на коне с цветными волосами и одетую в непонятные древние одежды. Я сказала, что всё пойму, и это сильно тревожит меня. И само то, что я попала так неожиданно в Лес и не могла выбраться, но когда я встретила себя и после моих тех слов меня будто выкинуло оттуда, и я проснулась.        Речь моя была несвязной, я постоянно запиналась и только могла надеяться, что он всё понял правильно.        — Ты уверена, что это была ты? — Продолжил он так же спокойно, но что-то в нём выдавало волнение.        — Да… Я — та, другая я — выглядела так же, как я сейчас, и голос был такой же, и… не знаю… Я уверена, что видела себя, будто глядела в отражение в зеркале. Если это не я, то может какое-то… чудовище?..        Он хмыкнул, но ничего не отвечал.        Я просидела какое-то время в ожидание, потягивая сигареты.        — Знаешь, Талант, — начал он осторожно, — Лес — такое место, где нельзя ничего предугадать. В Доме многие правила не работают — ты это прекрасно поняла сама, но Лес — это более загадочная его часть, это самая глубинная часть Той Стороны, и я не смогу ничего точно тебе объяснить. В Лесу время не идёт в привычном твоём понимании: все времена, в которых существовал Лес, давно смешались, и вполне возможно, что ты видела саму себя из прошлого… Но скорее из будущего. Все неясности, связанные со временем в Лесу, объяснять очень долго, и ты вряд ли поймёшь их сейчас, но я с уверенностью скажу, что это не какая-то тварь, принявшая твой облик — таких в Лесу не водится.        Слепой ответил на мой немой вопрос. Он был неожиданно многословен, и, закончив, снова затих и принялся за новую сигарету. Мне потребовалось время, чтобы принять то, что он сказал. Он прав, что я многого не пойму сейчас, я даже сказанное им не особо понимаю, но его объяснение вполне удовлетворило меня. И я решилась задать мой роковой вопрос:        — Мне стоит бояться этого?        Он запнулся, казалось, что он вовсе перестал дышать, но спустя полминуты всё-таки ответил:        — Да, стоит.        Меня снова охватила паника.        — Подожди. Не начинай, — поправил меня он, будто чувствуя моё напряжение. — Судя по твоему рассказу, ты Прыгун, то есть неосознанно перемещаешься в Лес, когда твоё тело остаётся здесь, а позже не можешь выбраться. Но не переживай так сильно, может, это только временно, и ты станешь Ходоком — сможешь контролировать это. — Он резко остановился, будто собираясь сказать «но маловероятно» — так что легче от его слов мне не стало.        — А в Лесу кто-то водится, помимо… людей?..        — Я не уверен. Там водятся свои звери, как и в обычных Лесах, в Баре водится свой бармен. Там что-то есть, но я не встречал кого-то серьёзного, они словно куклы, маячащие на фоне, не более.        Он действительно был очень многословен для себя.        Сигареты кончились.        — Иди в Четвёртую, тебе стоит выспаться.        — А ты? Ты так и будешь здесь?        — Да, — он улыбнулся, мне стало неожиданно тепло на душе, я уже успела и забыть о своей влюблённости. — Приготовь мне свой кофе, когда придёшь в порядок.        Меня до глубины души тронули его слова, его забота обо мне, его желание успокоить — даже в какой-то излишне мягкой и нежной для него форме. Меня это делало счастливой. Я угукнула и оставила его одного, помчавшись обратно в Четвёртую.        Пока я добиралась до комнаты, моё сердце немного приутихло, а усталость вновь дала о себе знать. В спальне были практически все, за исключением Горбача и Лэри. Все спали, только Табаки что-то мастерил со своим Мустангом, а Сфинкс пил кофе; он с интересом глянул на меня, я улыбнулась ему, давая понять, что всё в порядке, и завалилась в постель. Сон пришёл быстро.        Темнота. Она повсюду, она обволакивает меня. Совсем рядом слышится чьё-то дыхание, но я не могу определить его источник, этот звук доносится со всех сторон. Непроглядная тьма, ничего не вижу, и эти звуки... Грохот моего сердца и собственное дыхание быстро заглушают окружающий звук, я боюсь пошевелиться.        Вижу силуэт, он проясняется — может, стало светлее, или мои глаза привыкли к темноте. Передо мной стоит фигура невысокого роста, тело скрыто тёмным балахоном, а лицо закрывает объёмный капюшон. Не могу определить цвет ткани, для меня всё ещё слишком темно. Фигура стоит неподвижно какое-то время, затем медленно поднимает ладони к лицу, выстраивая пальцы «домиком», чтобы каждая подушечка одного пальца касалась подушечки другого на противоположной руке. Поднимает голову — не слишком высоко, так, чтобы открылись только губы азиатской формы. Слышится протяжный вдох.        Маленькие кукольные ладошки вздымаются в такт дыханию, и затем фигура говорит всего одну фразу, которая заставляет меня остолбенеть:        — Ты останешься здесь.        Фигура медленно исчезает снова, а меня обволакивает тьма и тихая усмешка говорящего.        Я просыпаюсь.        Вскакиваю вся в поту, тяжело дыша; Табаки недоуменно смотрит на меня и уже начинает что-то говорить, как я прерываю его:        — Нет, нет, всё в порядке! — И резво встаю с постели, как бы подтверждая свои слова.        Табаки с недоверием смотрит на меня, а затем выдаёт:        — Стервятник принёс тебе презент.        — Какой?        — Бутылка чего-то — не знаю, — он пожимает плечами, — там записка, но он просил не читать.        — И ты не прочёл? — С иронией отмечаю я.        — Она приклеена, — признаётся он.        С моих губ срывается усмешка, и я быстро осматриваю комнату в поисках презента. Нахожу его у двери. Табаки внимательно следит за моими действиями и, как ему кажется, незаметно подбирается ближе, чтобы прочесть записку вместе со мной.        «Как откроешь бутылку, заходи ко мне, поговорим».        Я откупориваю бутылку. Это вино. Стервятник хочет выпить со мной вина? Ох, я слишком быстро опьянею от этого. Но если бутылка предназначалась именно мне, могу ли я сварить глинтвейна? Обращаюсь к Шакалу с этим вопросом.        — Оу, — отвечает он. — Он сказал, что это тебе.        Я воспринимаю это как положительный ответ. Прошу Табаки принести мне коробку со специями, которую я долго и упорно собирала в Кофейнике и у Стервятника. Он удаляется, а я рыщу в поисках небольшой кастрюли и чего-то, чем можно хотя бы примерно измерить объём («на глаз» у меня никогда не выходило).        За мерную тару беру обычную чашку и нахожу маленькую кастрюльку, всю в обгорелых следах, которые, кажется, уже никогда не отмоются. В это время возвращается Шакал с картонной коробкой без верха — в таких обычно возят овощи и фрукты.        — Спасибо.        Он кивает и улыбается мне в ответ. Собирается сползти с коляски, но я вовремя прошу не делать этого, вспомнив о том, что было бы неплохо положить в глинтвейн фрукты, и попросив его подать их мне. Рюкзак с припасами стоит в углу комнаты, Табаки легко дотягивается до него и передаёт мне, затем всё-таки сползает с коляски и садится на пол рядом со мной у электроплитки.        Ставлю на одну из конфорок кастрюлю и выкручиваю рычажок температуры до максимума — пока она будет разогреваться, я успею положить всё необходимое. Выливаю в кастрюльку два стакана воды из бутылки, что всегда стояла у постели на случай, если кому-то захочется пить в три часа ночи (пополню её немного позже); когда вода закипает, высыпаю чай из ситца, что был в чайнике — да, этот чай уже использованный, но он вполне заварится снова, а глинтвейн не претендует на звание самого ароматного чайного напитка — ставлю ситце обратно и добавляю немного каркаде из коробки со специями (хотя это не совсем верно, скорее, это коробка с бакалеей, так как помимо специй там находится и чай, и кофе). Когда вода окрашивается в цвет бордо (что уже очень характерно для глинтвейна), выкручиваю рычажок температуры на троечку и, пока конфорка ещё не остыла, закидываю в кастрюлю специи: палочка корицы, цветки гвоздики, пара кусочков мускатного ореха, звёздочки аниса, кардамон, нарезанный имбирь, перец горошком, кориандр. Важно, чтобы специи были цельными, тогда глинтвейн не выйдет слишком мутным, поэтому из всей моей бакалеи только кардамон имеет вид порошка (вообще найти его стало большой проблемой, хотя его аромат нравится мне больше всего). Затем нарезаю апельсин и яблоко и бросаю прямо с кожурой (цедра также даст свой оттенок). Всё это немного варится, я снижаю жар до минимума и добавляю полкружки мёда, следом — две кружки вина. Пара минут, и всё готово.       Комнату окутывает прелестный аромат. Он не слишком тянет алкоголем, и от этого кажется необыкновенно приятным. Я выливаю остатки вина (где-то треть бутылки) в свою большую кружку, а в бутылку с помощью самодельной воронки вливаю глинтвейн, стараясь не допускать попадания специй, но всё-таки парочка проскальзывает в бутылку. Закупориваю её той же пробкой.        Табаки смотрит на меня с восхищением.        — Можешь попробовать, — улыбаюсь я. — Всё, что осталось, можешь выпить сам или с кем-то. Там немного вина, а здесь полкастрюли глинтвейна.        — Я подожду Сфинкса, чтобы выпить глинтвейн, — отвечает он, потягивая кружку с вином.        Я снова улыбаюсь — Табаки всегда забавляет меня, и мне уже стало куда легче в сравнении с этим утром, а может, я уже немного опьянела от испарений вина.        Киваю Табаки и, глубоко вздохнув, выхожу из Четвёртой с бутылкой глинтвейна; он ещё очень тёплый, и я прижимаю бутылку к телу, чтобы немного справиться с волнением. Закрыв за собой дверь, я резко выдыхаю и шагаю в сторону Третьей к Птицам.        В Третьей, как обычно, шумно и темно. Меня замечают только благодаря небольшому лучу электрического света, что я пропускаю с собой в открывшуюся дверь, но вскоре обо мне снова забывают, и в Третьей становится так же шумно. Я не вижу Стервятника на его привычном месте, но подоспевший Ангел тихо шепчет, что он в своей каморке, и указывает мне направление к ней.        По пути меня не замечают, толкают, и в один момент я за малым не отлетаю в стену, но вовремя хватаюсь за рукав этого громилы, восстанавливаю равновесие и прохожу в каморку. Сейчас Третья сильно напоминает Крыс.        — Присаживайся.        Я моментально узнаю голос Стервятника, но мои глаза всё ещё не привыкли к сумеркам, и полминуты я стою на месте, пытаясь разглядеть, куда мне стоит сесть, затем усаживаюсь напротив него за импровизированный столик в виде обычного стула — на нём стоит пара стаканов и плитка шоколада. Сам Стервятник сидит на уголке дивана, захламлённого разной утварью. Я ставлю бутылку на стул.        — Я приготовил глинтвейн, — поясняю я, когда Стервятник откупоривает бутылку, — От вина я слишком быстро опьянею. — Мне сложно не волноваться перед ним.        Он одобрительно кивает.        — Не волнуйся, — вкрадчиво начинает он, — я тебя понимаю. Мне тоже снятся кошмары.        Я вспоминаю о моём виде сегодняшним утром и понимаю, что он именно для этого позвал меня — чтобы поддержать. Ах, если бы я могла, я бы всё рассказала ему. Я не представляю, какие догадки он строит о моём состоянии.        Он долго выдерживает паузу и затем заканчивает:        — Кошмар, что тебя раскроют.        Я перестаю дышать. Меня мгновенно снова накрывает паника, но уже совсем по другой причине. Могу ли я довериться Стервятнику? Выпиваю залпом стакан глинтвейна. Он замечает мою нарастающую панику и пытается успокоить меня, но его прерывает вошедший в каморку Красавица. Парень быстро нашептывает ему что-то на ухо и удаляется.        — Прости, мне нужно идти, — с печалью в голосе говорит Стервятник. — Послушай, — его голос возвращает свою привычную серьёзность, — не стоит так переживать, иначе все быстро догадаются об этом.        Я справляюсь с волнением и загораюсь:        — Пожалуйста, никому не говори об этом, — мой голос звучит умоляюще.        На лице у Стервятника проявляется удивление, и он мягко отвечает:        — Конечно, нет, не волнуйся об этом.        Я опускаю голову, и он гладит меня по волосам на прощание и уходит. Пару минут я сижу в одиночестве, справляясь с дрожью, выпиваю ещё стакан глинтвейна и выхожу из комнаты. В Третьей немного поутихло, но меня так же не замечают, и я легко проскальзываю мимо людей и выбираюсь из комнаты в коридор, где вот-вот должны отключить свет.        Мне стоило бы принять душ, чтобы немного освежиться и окончательно прийти в себя. У меня нет причин сомневаться, что Стервятник не расскажет о моей тайне, но меня пробирает ужас от понимания, что меня можно так просто раскусить. Конечно, Стервятник далеко не дурак, но у него явно есть основания посоветовать мне быть скрытнее, значит, кто-то ещё мог догадаться об этом. Я надеюсь, что он подловил ту грань, когда могли догадаться другие, и сказал мне о близости к этой грани.        Войдя в Четвёртую, я глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю, стараясь унять сомнения, которые вновь могли начать есть меня изнутри. Я прекрасно помню свою бессонную ночь и не хочу возвращаться к ней, потому что в этом просто нет смысла, все эти страхи никак не помогут мне, а не спать вовсе я не смогу. Мне стоит положиться на Слепого и на его слова, сказанные мне сегодня утром. Мне стоит стать более уверенной в себе и в своём окружении. В ближайшем окружении. У меня появились люди, которым я могу доверять, и я не хочу терять эту связь из-за своих бесконечных сомнений.        Меня ждут чудесные люди.        В спальне сидят трое: Сфинкс, Табаки и Лэри. Сфинкс и Табаки распивают глинтвейн из глубоких блюдец, которые, видимо, остались единственной чистой тарой в группе, а Лэри валяется на верхнем ярусе, слушая музыку. Чуть позже я замечаю Чёрного, без движения лежащего на своей койке, и Толстого, премило играющего в загончике.        Сфинкс и Табаки приветствуют меня и благодарят за глинтвейн, я улыбаюсь им и говорю, что пойду в душ. Позже, если выйдет, я хочу поговорить со Сфинксом насчёт того, чего мне стоит избегать, чтобы оставаться в своём образе «милого парня».        Душ. Освежающий и бодрящий. Наверное, это то, чего мне не хватало эти пару дней. Но он же вводит меня в рассуждения: что я делаю не так? Что даёт понять, что я девушка? Конечно, я сразу исключу свою миловидность и низкорослость — к несчастью, это достаточно сложно исправить, и стоит сконцентрироваться на чём-то другом. Может, моя походка? Но я хожу достаточно быстро: не думаю, что успеваю вилять бёдрами. Женственная фигура? Но я скрываю её под балахонами чужих рубашек и толстовок. Голос? Но мой голос никогда не звучал слишком женственно. Манеры? Но… что плохого в манерах? Ух, это слишком сложно, мне стоит поговорить с третьими лицами.        Стервятник сказал мне не зацикливаться на этом, может, моё излишнее старание походить на парня выдает меня?        Я медленно выхожу из душа, тихо вздыхая, окунаясь в пелену прохладного воздуха и шлёпая босыми ногами о холодную плитку. Беру полотенце и старательно стираю с себя лишнюю влагу — с волос всё равно капает вода. Утягивающий бинт, бельё, брюки и ночная майка, которую я надеваю, чтобы скрыть силуэт бинта под одеждой; кажется, одна из бретелей майки немного растянулась — вытираю запотевшее зеркало, чтобы проверить это. Нет, вроде бы всё в порядке. Поправляю волосы, чтобы они не выглядели как птичье гнездо.        Моё отражение делает что-то не так. Я чувствую небольшой рассинхрон в наших движениях. Мой облик немного меняется — волосы в отражении не того оттенка, а я замираю в замешательстве. Отражение протягивает ко мне руку:        — Талант… — Голос в моей голове кажется нежным и заботливым. — Талант, вернись. Проснись, Талант!..        Голос мог бы быть громче, но что-то мешает ему быть ближе ко мне, я будто слышу его сквозь пелену.        Моё отражение закрывает туман, черты лица едва проглядываются, только протянутая ко мне рука выглядит чёткой. Я делаю шаг навстречу.        — Талант, быстрее! Ты должна проснуться! Пожалуйста, очнись!        Голоса отличаются. Кажется, эта фраза сказана не одним и тем же голосом. Кто-то зовёт меня из зеркала. Это не только моё отражение. Это не Лес, зовущий меня, это кто-то другой. Я делаю ещё шаг и протягиваю руку.        — Талант, — голос Слепого звучит неожиданно чётко, — не слушай их, — он наклоняется к моему уху, и я чувствую жар смущения на своих щеках, дыхание учащается, — я просил тебя не слушать Лес.        Мне кажется, что он коснулся губами моей шеи, а затем он накидывает мне на плечи свою рубашку.        — Выходи, мы ждём тебя.        Я смотрю на него и радостно киваю. Выходя из ванной, оборачиваюсь на зеркало, но там — лишь моё запотевшее отражение.