Обещание

«Этого снега нрав. Этого снега боль: в небе себя разъяв, стать на земле собой.» Роберт Рождественский, «Этих снежинок смесь»

       Жизнь в Доме никогда не была чем-то шикарным. Я жила здесь с самого его открытия, я была одной из тех, кого первыми впустили в его объятия. Да, тогда он был лучше, краше, стены не были такими обшарпанными, а двери ещё не начали скрипеть, но что-то было в нём, что-то такое витало в воздухе, что пахло бы затхлостью, если бы у этого «чего-то» был запах. Было в Доме что-то, из-за чего он никогда не ощущался новым и новинки в нём никогда не воспринимались. Это «что-то» не давало ему почувствовать свои стены обновлёнными.        Не уверена, что все ощущали это «что-то», но оказывало оно своё воздействие на всех. Дом был в своём расцвете: много спонсоров, готовых помочь бедным деткам; учителя, заинтересованные в процессе обучения; доброжелательный директор, готовый исполнить любой каприз своих маленьких подопечных; милые медсёстры; сочувствующие местные психологи. Всё было при нас. Но все понемногу становились другими: мы резко взрослели и вели себя, будто нам не по пятнадцать лет, а на пару десятков больше.        Я хорошо чувствовала это давление на себе.        Оно съедало меня изнутри, вгоняло в долгие депрессии, из которых раз за разом выбираться было всё сложнее и сложнее. Я тихо плакала по ночам, точно не осознавая, от чего именно. Бесконечная пустота и уныние разрывали меня, и я не могла справиться с этим.        Не прошло и года, как я попыталась покончить с собой. Но что-то остановило меня, и я убрала лезвие, оставив на запястьях много мелких порезов, которые с неделю саднили, напоминая о себе под тканевыми митенками. Я помню, что, когда это «что-то» остановило меня, я просто разревелась, завыв, как маленькая девочка, в тесной ванне.        Спустя месяц я встретила парня. Он был старше меня почти на пять лет, и я совру, сказав, что с самого начала относилась к нему лишь как к другу.        Он был не из Дома, и я до сих пор точно не могу сказать, откуда он взялся здесь. Но это не имело значения. Мы прекрасно общались, едва ли не с полуслова понимая друг друга, мы находили много общего и много различий, но различия эти сплачивали нас, будто мы были пазлами — разными, но идеально подходящими друг другу и образующими прекрасную, но контрастную картинку.        Он был неразговорчив, у него было мало друзей, и, когда мы познакомились, он был совсем в плохом состоянии, наверное, близком к моему собственному — возможно, именно поэтому я доверилась ему безоговорочно и полностью.        Он знал обо мне всё. Всё, что происходило в моей жизни, в моей голове, обо всех моих мыслях и действиях; я могла изливать ему все свои переживания и чувства, выписывая длинные письма на несколько листов.        Спустя пару месяцев мы стали «встречаться». Совсем скоро я сама призналась, что он появился в моей жизни очень вовремя, и с ужасом глядела на свои фотографии, сделанные за месяц до знакомства с ним.        Через пару месяцев он написал длинное письмо с поздравлением ко Дню рождения, ещё через полгода я написала своё, поздравив его с двадцатиоднолетием. Я упорно готовила ему свой подарок, который он позже нежно берёг, что не оставляло моё сердце в покое. Он ничего не требовал от меня, но я была так сильно благодарна ему за его поддержку и понимание, за нежность и заботу, за само его появление в моей жизни так вовремя, что позволила ему узнать меня всю по собственному желанию. Он знал, что творилось в моей голове, знал о каждом чувстве, что я испытывала, знал о всех переживаниях и страхах и знал моё тело.        Я смущалась, а ему льстило, что я вверяю себя ему.        Затем всё пошло к чертям. Милые беседы прекратились, а на их место пришли беспочвенные ссоры и обиды. Я держалась до последнего, но затем сильно напилась и полночи провела на качели, как маленький ребёнок. Затем мы не общались три дня, и после он подбросил мне письмо, в котором писал, что нам нужно расстаться. Я пыталась связаться с ним, но всё безуспешно, он назвал мне только пару причин, полностью высосанных из пальца, так и не удосужившись встретиться со мной.        Началась новая депрессия, стократ сильнее и глубже всех, что происходили со мной когда-либо. Поначалу я благодарила его за тот год счастья, что он дал мне, но после того, как не получила никакого ответа на свои вопросы, я возненавидела его сильнее, чего кого-либо в своей жизни.        Я не понимала, как человек, которому я отдала себя без остатка, так трусливо мог поступить со мной. Я буквально вывернула себя наизнанку и вверила ему, а он просто ушёл из моей жизни, не терзаемый совестью и не имеющий какого-либо малейшего уважения ко мне.        Беспрерывно я плакала больше недели; мои веки опухли, а голову неустанно терзала острая боль от слёз, но меня это не волновало. Каждую ночь он снился мне, даже когда мне казалось, что я уже отделалась от мыслей о нём, из-за чего я вновь просыпалась в слезах.        Вскоре начались проблемы со здоровьем. Мои ногти, обычно очень крепкие, сильно слоились и, едва успевая отрастать, тут же превращались в бесцветный пергамент. Каждое утро меня мучила мигрень, а по вечерам — кровотечения из носа. Казалось, я никогда не чувствовала себя такой подавленной. Мне приходилось постоянно жевать жвачку, чтобы не плакать перед людьми.        Прошёл месяц. Эмоции не утихали.       «В твоей жизни не было того, кто бы любил тебя сильнее, чем любила тебя я, и не будет того, кто бы возненавидел тебя сильнее, чем возненавидела тебя я,» — так звучало моё последнее письмо ему, которое, может, он так и не прочёл.        Как только письмо было отправлено, я услышала Его. То самое «что-то», не дававшее покоя всему Дому. Он звал меня по имени, звал в свой мир и не давал спокойной жизни в этом.        В этом мире не осталось ничего, что грело мою душу, я ревела по ночам в погоне за стремительно ушедшим счастьем, которое нагнать было уже не в моих силах. А Он, такой чарующий, дарящий свободу и ту власть, которой мне не хватало…        И я повелась. В этот раз я была более решительна и уже не отбросила лезвие.        Я получила ту власть, о которой втайне грезила. Я получила власть, взамен отдав жизни десятков людей, заставив их пойти моим же путём, а позже — раствориться во мне, передав всю свою энергию моей силе для неукротимой мести. Той силе, которой у меня никогда не было, ведь я не являлась частью Того Мира, а была лишь человеком, присоединившимся к нему, распрощавшимся с человеческой своей сущностью и жизнью.        Я стала центром Того Мира.        И мой любимый испытал ту же боль, что причинил мне, ощутив её на собственной шкуре в такой же глубокой и истязаемой форме, которой страдала я. Он почувствовал всё это. Моя месть свершилась, но бесконечный гнев по отношению к человеческому миру не утих.