Обещание

«Но в тихий час осеннего заката, Когда утихнет ветер вдалеке, Когда, сияньем немощным обьята, Слепая ночь опустится к реке» Н. А. Заболоцкий «Я не ищу гармонии в природе»

       Дни проходили быстро, сменяя один другой, забывая предупреждать меня об этом. Я давно не носила часы, но, как только мои порезы затянулись, надела их вновь и почувствовала время, что теперь словно текло сквозь меня. Теперь я снова чувствовала его ход.        Все были в ужасе от раскрытия тайны моего пола. А время не лечит — оно помогает смириться. И им помогло. Поначалу меня не оставляли и на десять минут без вопросов, касающихся этого, но чем больше времени проходило, тем вопросы возникали реже, тем меньше на это кто-то обращал внимание.        Прошла пара недель и в нашей жизни ничего не изменилось. Люди, узнавшие о моей тайне, будто бы и не обращали на неё внимание. Ральф ушёл в отпуск, не застав весь этот ужас, иначе и до него могла просочиться эта новость.        Благодаря вечернему обходу в момент, когда Сердце решила скомпрометировать меня, об этом узнала только Четвёртая и Рыжий со Стервятником, остальных эта новость обошла стороной, но это вовсе не означало, что кто-либо не сможет рассказать об этом остальным — особенно это касалось Волка и Чёрного. Слепой выполнил своё обещание: не знаю, что же он с ними сделал, но тайна оставалась тайной на какое-то время, пока я не услышала сплетню двух девчонок, проходивших мимо меня в коридоре. Можно было подумать, что эта сплетня была всегда, благодаря моей внешней миловидности, но были те детали, которые не вписывались — то, что они уточнили, когда эта тайна была выставлена на всеобщее обозрение в самом буквальном смысле этого слова.        После недолгих рассуждений и разговоров со стаей стало ясно, что причиной утечки стал не кто иной, как Волк — я не была удивлена этим, больше того, я ожидала именно такой подлости от него.        Слухи оставались бы слухами, если бы не событие, даровавшее этой сплетне почву под ногами.        Я проснулась посреди ночи от тихих, почти не слышных всхлипов в ванной. Медленно поворачиваясь в кровати, отходя ото сна, я прислушалась к звуку, стараясь определить, не очередная ли это игра Сердца со мной. Оставаясь в нерешительности, я тихо встала, стараясь не потревожить Волка, что спал рядом, и босиком прошла в ванную.        Яркий свет ослепил меня, когда я зашла в комнату. Прикрываясь рукой от лампочки, я увидела Македонского, свернувшегося в клубок у стены и содрогавшегося от рыданий.        — Македонский, — позвала я его охрипшим, ещё не проснувшимся голосом. — Что с тобой, Македонский?        Я опустилась перед ним на колени, положив руку ему на плечо.        — Я… — Не мог выговорить он, справляясь со всхлипами. — Я убил его, Талант, я убил его…        — Что, Македонский, — я сощурилась, — кого ты убил?        — В-волка, я убил его. Я убил Волка…        — Что ты говоришь такое? Он спит там, в комнате.        — Н-нет, Талант, он не спит. Он мёртв...        И он снова разрыдался, не справившись с этим. Я сидела в ступоре секунду, а после крепко схватила его за плечи и начала трясти, не понимая, что он говорит.        — С чего ты взял это?!        — Потому что я убил его…        — Что? Как?        — Я не справился. Он измывался надо мной всё это время. И он рассказал про тебя всё. Я не справился, Талант. Я убил его.        — Как ты мог убить его, Македонский? — Откуда-то у меня появилась усмешка, я только и могла воспринять всё это как неудачную шутку или кошмар Македонского. — Не говори глупостей, пойдём спать.        — Нет, Талант, ты не понимаешь. У меня есть эта сила, меня всегда называли телепатом или вроде того. Поэтому меня и отправили в этот дом, чтобы я не мешал никому жить.        Я ничего не понимала — Македонский прав — но меня охватил бешеный страх, что всё рассказанное им может быть правдой. Утешать его было бессмысленно, я быстро вышла из ванной и включила свет в спальне. Многие проснулись и, недовольно мыча, начали ворочаться в постели и требовать выключить свет. Я не слушала их и подбежала к Волку, со всей силы тряся его, пытаясь разбудить.        — Волк, проснись! Проснись — говорю тебе — жалкий ублюдок! Просыпайся, чёрт тебя дери!        — Талант, что ты… — Сонно пробормотал Табаки, но один мой вид смог мгновенно разбудить его.        Волк не просыпался.        — Проснись же!!! — Истошно кричала я. Теперь проснулись все.        Он не шевелился.        Я решила проверить его пульс и, только коснувшись его тела напрямую, не через одежду, почувствовала, что он холодный, словно ледышка. Я отскочила от постели, упав на пол у стены.        — Н-не может быть… — Я притянула к себе руки, которыми только что касалась его. — Это невозможно… — Я вжалась в стенку, дрожа от страха. Он был мёртв, и уже давно.        Время не лечит, оно помогает смириться.        Не стоит говорить, в каком состоянии находился Сфинкс, у меня и слов не найдётся для описания этого. Но дни шли, медленнее, чем до этого, но шли, верно унося всю боль в себе.        Я была шокирована смертью Волка, но не чувствовала той обиды и, уж конечно, той боли, что чувствовал Сфинкс. Поначалу я приняла себя бесчувственной и бессердечной тварью, которую никак не колышет смерть товарища... Но он не был мне товарищем. Я не была рада его смерти, не чувствовала какой-то свободы или спокойствия от его ухода, но и утраты также не ощущала. Приходилось надевать на себя траурную маску, чтобы не походить на бесчувственную или радующуюся этому событию.        Слепой делал то же самое. Он делал вид, что скорбит, но лгал — не могу объяснить, почему я это знала — просто чувствовала, и Сфинкс тоже чувствовал.        Я позабыла о своей личной драме на какое-то время, но мне напомнили очень скоро и ясно. Прежние слухи обросли оболочкой и приобрели влияние после смерти Волка, как того, кто начал разносить эти слухи. Никто из нас не комментировал их, и даже Табаки, что легко вступал в споры, никак не откликался на подобные россказни.        — Время — странная вещь, — сказал он мне в какой-то из дней.        Я только непонимающе глянула на него.        — Время уносит всё, — пояснил он. — Не только боль и радость, оно уносит твои воспоминания. Берегись времени, Талант.        Он был непривычно серьёзен, но недолго. Поняв, какое впечатление произвёл на меня, Табаки встряхнул головой, улыбнулся и похлопал меня по плечу.        — Не заморачивайся, — отозвался он.        Тогда я впервые задумалась о необъяснимых свойствах времени, но не собиралась отрекаться от него и игнорировать, как это делал Шакал. Время — мой друг уже многие годы, и часы, тщательно спрятанные под браслетами, тому подтверждение. Я полагалась на время, а в ответ оно благодарило меня, склонив голову, и помогало избавиться от того, что мешало мне жить.        На следующее утро Слепой разбудил меня, легко дотронувшись ладонью до моей щеки. Мой сон стал необъяснимо чуток.        — Слепой? — Я резко выдохнула, как делала каждый раз при пробуждении.        — Идём.        Он отошёл от постели и скрылся в коридоре. Мне оставалось только повиноваться. Встав с постели, я надела тёплую кофту и закинула в её карман портсигар. Прошла только неделя с того времени, как частая фраза «чёрт, как жарко» перешла в «чёрт, как холодно».        — Куда мы идём?        В коридоре было холодно и безлюдно, я скрыла свои ладони в длинных рукавах и прижала к телу, стараясь согреться. Раннее утро, а может, и день — за окнами пасмурно, но довольно светло.        — На чердак.        Я нахмурилась. На чердаке будет в сотню раз холоднее.        — В прошлый раз ты не дошла до него, и теперь идёшь со мной.        Я легко улыбнулась, сильнее укутав шею воротом.        Во время дороги нас видело — максимум — два человека. Наверное, всё же сейчас утро, но проверять это, снимая митенки, чтобы взглянуть на часы, мне не хотелось.        Пока мы взбирались по лестнице, я поняла, что забыла переобуться, и сосредоточилась лишь на том, чтобы с моей ноги не спали тапочки, старательно поправляя их о перекладины лестницы, чем, наверное, нехило так раздражала Слепого, который лез следом. Мне далось огромного труда не выронить тапочки — почти такого же, как и открытие люка.        — Прости, нужно было мне идти первым, — хрипло проговорил он, чем вызвал у меня большое удивление, но позже удивил меня ещё больше, накрыв пледом, взявшимся из ниоткуда. В этот момент мне даже показалось, что мы находимся в отношениях.        — Спасибо, — неловко ответила я.        Он сел рядом и закурил.        — Что ты хотел рассказать мне? Ты узнал что-то о Сердце? — Спросила я, устраивая голову на коленях.        — Да, всё это время я разбирался с ней.        Тут я вспомнила его состояние, которое длилось уже месяц, напряжённо-раздражённое — именно так можно было описать его.        — Ты узнал, зачем я ей?        — Я узнал всё.        Я впечатлённо охнула. Он продолжил:        — Лес неодушевлённый, — казалось, его самого поражала эта фраза, — и никогда не был таким. Лес просто существовал, а Дом был местом перехода в него. Некоторые могут слышать его, и они же получают некоторые возможности. Обычно люди не могут справляться с ними, но этому можно научиться, как я или как Сердце. Она раньше жила в Доме, когда он только открылся; она стала одной из первых, кто имел связь с Лесом, и додумалась использовать его в своих целях. Она не живая, у неё нет ни плоти, ни крови, она оборвала все связи с этим миром, избавившись от тела, и осталась в Лесу, провозгласив себя его Центром.        Мне оставалось только слушать, тихо охая от его слов. Хотя понимание «возможностей» ко мне так и не пришло. Я раскрыла портсигар и закурила на пару со Слепым.        — По её словам понятно, что в её время и словом «Лес» никто не клеймил то место. Благодаря специфике Леса, с его неподчинением многим законам пространства и времени, каждый, кто «слышит» Лес, может вынести толику того неподчинения в этот мир — это я и назвал «возможностями», которые даёт Изнанка. Но большего никто не может, иначе это приведёт к конфликту между этим миром и тем. Сердце же убивает людей, забирая их жизненную силу, чтобы не ограничиваться «толикой» и делать то, что ей вздумается — именно это она назвала «сохранением баланса».        Слепой скривился от неприязни.        — Она создала своё умение и овладела им полностью. — Он опустил голову, что ясно говорило о том, что он сам не овладел этим «умением». Затем он так же устроил голову на коленях и повернулся лицом ко мне. — Лес никого не выбирает, мы либо «слышим» его, либо — нет.        Я кивнула и отвернулась от него, устремив взгляд вперёд. Мне нужно было время для того, чтобы обдумать его слова и разложить всё по полочкам. Я переваривала услышанное, снова и снова прокручивая слова Слепого в голове, прикрыв глаза. Затем, когда вроде бы разобралась во всём, я вновь повернулась к нему, чтобы задать вопрос.        Но у меня перехватило дыхание, когда я увидела, что он так же повернул лицо ко мне, и, если бы я не знала, что он слеп, решила бы, что он всё это время смотрел на меня. Поэтому я решила задать совсем другой вопрос:        — А на что ты тратишь свою «толику» возможностей?        Кажется, он удивился.        — Обычно, чтобы сделать перевес сил в бою в свою пользу, но сейчас, — он легко улыбнулся, — я использую её, чтобы видеть тебя.        Я поражённо выпрямилась и будто бы стала оправдываться:        — Видеть меня? Зачем? Я же сейчас даже не расчёсана, — и начала поправлять волосы, — я только проснулась, я же так ужасно выгляжу сейчас, а ты тратишь эту свою «возможность», — я не придумала названия лучше, — на это…        — Ты чудесна, Талант, — он легко улыбнулся.        Я смутилась и отвела взгляд, но прикосновение его пальцев к моей руке заставило меня вздрогнуть от холода и повернуться к нему вновь.        Он улыбался самой нежной улыбкой, что я видела в своей жизни. Я взяла его за руку и улыбнулась в ответ.        Стоило ли говорить, насколько нереальным мне казалось всё происходящее.