Обещание

«Мы взяли меч, но бьём для восторга» Совергон

       Меня будит громкое шебуршание в коридоре. Я медленно открываю глаза и вижу Таланта, сидящего за столом и читающего книгу, явно очень неприятную для него. Рукой он подпирает лоб, взгляд — уставший и полный непонимания. В комнате прохладно, но уже довольно безлюдно — думаю, сейчас ещё ранее утро. После произошедшего, видимо, всем довольно неуютно находиться в Четвёртой.        — Который час? — Сонно спрашиваю я у Таланта.        Он поднимает на меня обессиленный взгляд — книга, видимо, просто омерзительная — оглядывается, показывает семь пальцев и, не успевая закончить, вздрагивает от вопля Шакала:        — Какое время?! Курильщик, ты с ума сошёл?        Я не знал, что здесь Табаки.        Талант быстро опускает плетёные браслеты и выставляет запястье с часами ко мне. На запястье зияет длинный шрам вдоль вен и время на часах: «7:42». Я вздрагиваю от вида его шрамов, благодарно киваю и снова укрываюсь с головой.        Я стараюсь отогнать от себя мысли, как и при каких обстоятельствах возникли эти шрамы, хотя сам Талант любит чёрный юмор: подшучивать над способами самоубийств. Никто не разделяет этого чувства юмора, но, кажется, им он может утешить себя самого.        Снова высовываю голову, когда понимаю, что заснуть мне уже не удастся. Талант всё так же бьётся над книгой, а Табаки разворачивает на полу ватман и, технично спустившись с коляски, начинает чертить на нём.        В какой-то момент Талант всё же откладывает книгу и поворачивается к Шакалу, полминуты смотрит на него, подперев голову рукой, и встаёт со стула. Проходит в коридор, вытягивает из шкафа ещё пару инструментов и садится рядом с Табаки.        — Возьми рейсшену — так будет удобней. И вот ещё, — он с трудом поднимает узкую коробочку, — готовальня.        Шакал раскрывает коробочку, полную различных циркулей, перьев, держателей для них и прочих инструментов, предназначение которых я не совсем понимаю. Он сияет и радостно благодарит Таланта, а также быстро находит применение и самому Таланту: припахивает его к черчению. Как я понял из его разговоров, они чертят карту перемещений Р1, доклады о котором время от времени выдаёт прибегающий на пару минут Лэри.        Я решаю прогуляться по коридорам, пока меня не приспособили к этому сложному чертёжному делу. Но мне не удаётся проехать и до конца коридора, как меня ловит Рыжий и запыхавшимся голосом произносит:        — Акула вызывает Таланта, Курильщик, я верю тебе, ты должен привести его! — Толкает коляску к Четвёртой и так же внезапно, как и появился, исчезает.        Я не успеваю что-либо сказать, как его и след простыл. Тихо чертыхаюсь себе под нос и медленно еду по коридору в противоположную от моего прежнего маршрута сторону.        Я нахожусь в замешательстве. Для чего же вызывают Таланта? Это как-то связано с Помпеем? Хотя что сейчас в Доме может быть важнее этой ситуации с трупом вожака? Но, если бы это было что-то серьёзное, например, подозрения в причастности Таланта к этому, то, боюсь, директор, если не специальные службы, сами бы пришли за парнем. Тогда знает ли он сам, зачем его вызывают?        «Прогулка» моя не занимает и пяти минут, и вот я уже снова нахожусь в Четвёртой.        — Талант, — обращаюсь я к нему, едва подъехав к чертежу. — Тебя вызывает директор.        Он вскидывает бровь, но, не говоря ни слова, послушно поднимается с колен и проходит в коридор.        — Ты со мной?        — А… — Теряюсь я. — Д-да!        «Мне просто любопытно» — признаюсь я себе самому.        Талант берётся за ручки коляски и выходит из Четвертой, везя меня перед собой.        — Не знаешь, зачем? — Спрашивает он.        — Нет, не знаю, а разве ты не в курсе?        — Хах, если бы! — Он смеётся. — Интересно…        — Это как-то связано с… с Помпеем? — Решаюсь задать этот вопрос.        — Вряд ли. — Его голос звучит холодно и очень серьёзно — неожиданно он очень сильно становится похож на Слепого. — По крайней мере не напрямую. Я бы знал об этом. Тем более прошёл уже месяц.        Я резко выдыхаю и теряюсь с ответом.        Остальную часть пути мы едем молча, только лицезрим косые взгляды Псов, что поглядывают на нас то презрительно, то испуганно. Я каждый раз оборачиваюсь, замечая на себе чей-то взгляд, а Таланта, кажется, это совсем не волнует, он сосредоточен на какой-то своей внутренней мысли.        Когда мы подъезжаем к кабинету директора, я открываю дверь, и Талант завозит меня вовнутрь, затем здоровается с директором и встаёт перед ним. В кабинете, понурившись, сидит Глоссария.        — Это у нас кто? — Директор указывает на меня.        — Это Кур... — Талант прокашливается. — Эрик.        Акула явно имеет в виду не это, но Талант со своей неизменной привычкой отвечать на вопросы максимально прямо только премило улыбается — это не может не раздражать директора.        — Ты знаешь эту девочку? — Он указывает на Глоссарию, сидящую на стуле рядом с директорским столом.        — Да, конечно, знаю, — кивает Талант.        — Знаешь ли, что она натворила?        Глоссария виновато опускает голову, когда парень оборачивается на неё.        — Вероятно, нет, — не отводя от неё глаз, задумчиво отвечает он.        — Кхм, — директор кашляет в кулак, доставая бумаги, — как я понял, эта юная особа пригрозила парням из соседней группы, что переломает каждому из них носы, если они себе позволят что-то оскорбительное сказать о тебе.        Талант улыбается.        — Почему-то они решили, что ты — прямо или косвенно — причастен к недавней трагедии. Имеются причины?        Он качает головой и решительно отвечает:        — Безосновательно.        Разговор оказывается недолгим, без лишних подробностей и доводов — в стиле Акулы. По нему видно, что он с удовольствием не говорил бы об этом, но измученное состояние директора показывает, что проверки хорошенько потрепали ему нервы, и как бы ему ни хотелось спровадить всех за дверь, нужно быть начеку.        После паузы директор кивает и продолжает:        — Тогда сейчас мы обойдёмся предупреждением в её адрес. Воспитатели в курсе, но хотелось вызвать и вас собственной персоной. В следующий раз ей придётся встать на учёт.        — Нет такой статьи! — Смело выкрикивает девочка.        — Глоссария... — Обрывает её Талант. — Спасибо, до свидания.        Он разворачивается и выходит, мы следуем за ним.        — Что за ерунда, Глоссария? — Начинает он, как только мы оказываемся за дверьми.        — Они первые начали! Они принижали тебя и дразнили меня, что я с тобой общаюсь! Да что они понимают вообще! Бестактные, безмозглые, бестолковые! — Голос Глоссарии дрожит, и Талант останавливается перед ней, утешая, а потом и вовсе встаёт на колени, чтобы, оказавшись немного ниже её, обнять девочку.        — Всё, не плачь.        — Угу.        Талант пару минут вот так обнимает её, поглаживая по голове, пока девочка не успокаивается и не выпрямляется. Кажется, его совершенно не волнует, что о нём могут подумать другие жители Дома, которые наблюдают эту картину.        — Обещай мне больше не делать таких глупостей.        — Но, Талант, они же!..        — Нет-нет-нет, я сам обо всём позабочусь, не волнуйся об этом. Ты не должна реагировать на глупых мальчишек.        — Угу, — она снова опускает голову.        — Обещаешь? — Талант наклоняется к Глоссарии.        — Обещаю.        — Вот и отлично. — Он треплет девчушку по волосам, его заботливость к ней вызывает у меня улыбку. Затем Талант оборачивается, глядя на меня: — Курильщик, у меня будет к тебе партийное задание, — сурово говорит он, — не мог бы ты попросить Стервятника прийти к нам, как только у него появится время?        Я устало выдыхаю: хотел избежать лишней работы, а в итоге получаю её в несколько раз больше.        — Да, конечно, — отвечаю я, тяжко вздохнув, и еду к Птицам.        На меня продолжают коситься Псы, пока я еду в направлении Третьей. Я только, смущаясь и не понимая, откуда ко мне такое внимание, опускаю взгляд к полу и стараюсь ехать как можно быстрее. Да, я числюсь в группе Четвёртой, но я же никак не причастен к тому, что произошло! Мне вообще ничего не говорили! И самое отвратительное, что я обязан хранить молчание, хотя едва остаюсь в здравом уме. Кажется, ещё немного и я сам поеду крышей.        — Да? — Без интереса обращается ко мне Красавица, когда я появляюсь в дверях Третьей.        — Мне нужно передать послание Стервятнику, — как можно более решительно говорю я.        — И какое же? — Красавица облокачивается о дверной косяк, издевательски глядя на меня.        — От Таланта.        — Тц, — недовольно цокает он и пропускает меня вперёд. — Стервятник у себя.        Про себя я отмечаю, что со мной он вовсе не так мил и приветлив, как с Талантом, с поручением от которого я явился.        Навстречу мне выворачивает Стервятник.        — Кхм, простите, — неловко начинаю я, сидя перед Большой Птицей.        — Да я слышал, — отвечает он и проходит к дверям; я увязываюсь за ним в надежде, что он мне что-то да объяснит.        — Он просил, чтобы вы пришли, как только появится возможность…        До меня не сразу доходит, в каком уважительном тоне я говорю с ним.        — Сейчас такая возможность есть, — хрипло отвечает он, закуривая.        Я все пытаюсь набраться смелости и задать вопрос вроде «может, хоть расскажете мне, зачем весь этот сыр-бор», но только тихо еду рядом с ним, подстраиваясь под его медленный хромой шаг. Неожиданно Стервятник изменяет своё направление и проходит мимо Четвёртой.        — А в... — Я осекаюсь. — Ты знаешь, зачем Талант зовёт тебя?.. — Тихо спрашиваю я.        — Подозреваю. — Коротко отвечает он.        — Мм, — мычу я, опуская глаза.        Стервятник, кажется, хочет дополнить, но тут мы подходим к Таланту и Слепому, стоящим у стены около странного знака — глаз, обвитый колючей проволокой, на фоне радужных переливов. Я слышал, у некоторых жителей Дома есть свои «знаки». Это совмещённый знак Слепого и Таланта? Что-то здесь хорошо олицетворяло каждого из них.        — О, прости, что оторвали тебя от дел, Стервятник, — удивлённо начинает Талант.        — Нет, у меня не было дел сейчас, я сам собирался прийти.        — Что у тебя спрашивал Ральф? — Тихо говорит Слепой.        Эта троица выглядит очень странно: с одной стороны одинаково серьёзно-однотипные, но с другой — абсолютно разные во внешности и своих «стилях». Талант — самый низкий из них — миловидный и приятно одетый, затем Слепой — на голову выше Таланта — вечно угрюмый и пофигистичный, неопрятный и лохматый, дальше Стервятник — на полголовы выше Слепого — серьёзный и в траурных одеяниях. Контраст — это то слово, что хорошо описывает их компанию.        — Ничего необычного, — так же тихо отвечает Стервятник, выпуская облако дыма. — О том, что происходило в его отсутствие. Особенно его поразила смерть Волка. У тебя есть какие-нибудь новости, Талант? — Он обращается к парню, что старательно изучает рисунок на стене — осматривая, пробуя стереть отдельные фрагменты и изучая следы от красок и маркеров на своих пальцах.        — Очень талантливо… — Тихо отозвался он. — Ральф, если верить Лэри, уже посетил Шестую и пару часов простоял там, как вкопанный, чем нехило так испугал тамошних жителей. Думаю, он с удовольствием поговорит с тобой, Слепой, — он поворачивается к вожаку, заглядывая ему в лицо, — особенно насчёт Волка, — тихо добавляет Талант.        — Скверно, — только и отвечает тот, прикрыв глаза.        — Нас ждёт серьёзный разговор? — Спрашивает Стервятник.        — Ну… Твои пояснения насчёт Помпея очень поразили его — то, что его смерть нужно понимать, как самоубийство, — думаю, он именно от этого так долго простоял у Псов, впав в раздумья — наверняка пришёл к какому-нибудь выводу и не будет задавать о Помпее много вопросов, а вот Волк… Это более шокирующе и загадочно, и кого, как не Слепого, расспрашивать об этом. — Парень опирается о стену.        — Сомневаюсь, что он заявится в Четвёртую, — хмурится Стервятник.        — Пф! — Фыркает Талант. — Если нужно — заявится, но что-то мне подсказывает, что Шакал сейчас проводит голосование «кто же пойдёт к Ральфу с гостинцами (новостями)» — без нас, конечно же.        Слепой бубнит что-то нечленораздельное себе под нос.        Ещё через пару минут они прощаются со Стервятником и расходятся. За ручки моей коляски снова берётся Талант и везёт меня в Четвёртую, за ним идёт Слепой.        — Прости, Курильщик, — говорит он, отпустив меня в коридоре Четвёртой. — За то, что ты стал свидетелем этого разговора. Бьюсь об заклад, что тебя уже тошнит от них.        Меня вправду подташнивало от воспоминаний о людях, которые успели скончаться за какие-то полгода, что Ральфа не было здесь, но я только мотаю головой в ответ и, подъехав к постели, влезаю на неё, укутываясь толстым мохнатым пледом, стараясь укрыться от всех этих проблем.        Талант оказывается прав: Шакал действительно всё это время проводил голосование, кто же отправится к Р1. Выиграл Слепой, как представитель стаи, хотя сам Табаки, по его восторженным отзывам, был за Толстого.        Слепой, бросив пару несносных комментариев на этот счёт, всё же идёт к Ральфу, и тут начинается самое интересное.        Мне, конечно, всегда казалось, что Талант будто сквозь стены слышит всё происходящее, но это меня поразило: через пару минут после того, как Слепой скрылся за дверью, все притихают и с благоговейным трепетом слушают, что же скажет Талант.        В комнате слышно только Таланта, Сфинкса и Македонского с весело играющим Толстым. Меня, как и обычно вовсе не замечают.        — Он спрашивает, крепкий ли сон у Слепого, проснётся ли он, если кто-то застонет под боком.        — Да что за вздор! — Тут же взрывается Шакал.        — Заткнись, Табаки, — шикает на него Сфинкс, — Курильщик спит.        Но я не сплю, я только укутался пледом, повернувшись к стене, и тихо слушаю их разговор.        — Слепой отвечает, что проснётся от писка и… — Талант медлит. — И что Волк не стонал.        Я почти слышу, как вздрагивает Сфинкс.        — Продолжай. — Говорит он мрачным тоном.        — Ральф спрашивает, рад ли Слепой, что Волк умер.        Молчание.        — Он взорвался. Слепой.        Звук сюрпанья — и я уверен, что это Шакал.        — Ещё бы, — говорит он, — от такого попробуй не взорвись, я б сказал Ральфу пару ласковых.        — Но успокоился. Он отвечает, что не был рад, но… Но никого бы на него не обменял. Слепой признаётся, что не любил его, как и тот Слепого.        Молчание.        — Ральф перебил его. Они заговорили о Помпее, но тут же прекратили. О Лорде ничего.        Молчание.        — Ральф почти насильно выставил его. Ему не нравился их разговор.        Молчание.        Звонкий скрежет открывающейся двери. Я делаю вид, что только что проснулся. Передо мной встаёт Слепой, и я аккуратно отползаю от него, стараясь делать это как можно более незаметно. Табаки нападает на Слепого с расспросами о Лорде, тот только фыркает и говорит, что уверен, что они уже всё знают. Талант ухмыляется, попивая свой крепкий чай.        — Этого и следовало ожидать. Лорд никто Ральфу, и у него нет причин помогать нам.        Я сижу в полном непонимании. Что это только что было? Может, я действительно уснул, и уже всё произошло, а Талант просто пересказывал? Но зачем? Он же абсолютно точно не мог слышать всё это. Я принимаю решение, что это была какая-то из их причуд и не больше — что-то вроде ритуала. Или нет, может, мне кажется… Кажется, кажется, кажется… Я слишком не уверен во всём происходящем. Я всё это время отгонял от себя эту мысль, но что, если они все просто сумасшедшие? Не хочу втягивать в это обобщение Таланта, но что, если… Я снова мотаю головой, отгоняя навязчивые рассуждения.        Талант недолго ещё сидит на своём месте, мирно прислушиваясь, затем поднимается, поставив кружку на комод. Проходя мимо Слепого, кладёт руку тому на плечо, будто опираясь на него, и выходит в коридор, позже возвращаясь с парой своих черных кожаных туфель на шнуровке, которые он всегда очень любил и открыто ими восхищался, и начинает заниматься своим любимым делом — натиранием этой пары обуви обувным кремом. Это всегда было очень странно, чем-то даже сильно напоминало мне жизнь с Фазанами, что ненадолго вгоняло меня в состояние ностальгии. Он доставал эту классическую пару миниатюрных туфель — или любых других своих туфель на шнуровке — и с особым удовольствием, понятным лишь ему одному, со счастливой улыбкой и лёгкостью брал обувной чёрный крем и маленькой губкой начинал тщательно натирать обувь, аккуратно затирая потёртости и мелкие трещинки в коже уже немного затвердевшим кремом. Позже он откладывал эту пару, брал другую, как правило, трёхцветную (светло-коричневая кожа граничила с тёмно-коричневой, а на носках и пятке — с чёрной), и так же тщательно затирал дефекты в чёрных вставках кожи, где на носках быстрее всего появлялись пробоинки.        Для меня это всегда казалось чем-то нереальным в Четвёртой, как и сам Талант, оказавшийся здесь. Хотя если он сумасшедший — это всё объясняет.        «Хватит!» — Обрываю я свой внутренний голос, крепко зажмурившись.        Пока Талант занимается этим странноватым делом, к нему на соседний стул подсаживается Чёрный; через пару минут тихой беседы они встают из-за стола и (Талант задорно прощается со всеми присутствующими) удаляются из Четвёртой, хотя уже давно настало время отключения света.        Возвращаются они заполночь, хорошенько надравшись.        Я просыпаюсь от того, что Талант спотыкается о туфли, что до этого тщательно натирал кремом, и, тихо извинившись перед парой «милых, прекрасных туфелек», откладывает их к стене. Видимо, проснулся я один — остальные продолжают похрапывать.        Чёрный сразу же валится на постель и моментально засыпает, успев пробурчать что-то вроде «кто хочет подраться?». Слепой встаёт на пути Таланта так, чтобы тот точно впечатался в него по дороге к кровати.        — Что ты вытворяешь? — Тихо проговаривает он.        — Тщщщщ, — шипит Талант, приложив к губам палец. — Всё в порядке, — он поднимается на носочки и, притянув к себе за ворот свитера Слепого, впивается тому в губы, — я спаточки. — И немедленно валится в кровать.        Я чувствую себя просто отвратительно в этот момент — мне чертовски стыдно, будто я подглядел за ними в замочную скважину, залез прямиком в их личную жизнь. Я не испытываю отвращения или презрения, только ощущаю невероятный стыд и накрываю голову одеялом, стараясь скрыться от него.        Затем слышится тихое шуршание и невнятный голос Таланта, говорящего «спасибо большое»: наверное, Слепой укрывает его одеялом. И снова тишина.        Через пару дней утром к нам прикатывают Лорда. Все и не замечают Ральфа, как кидаются встречать старого друга, которого Шакал внезапно перестаёт называть «новичком».        — Дружище! Мне нужно рассказать тебе о стольких книгах, которые не стоит читать! — Плача от радости, воет Талант, обнимая Лорда.