Пит исправно навещал Джоанну, превозмогая боль в ноге и усталость по всему телу. Ещё засветло он начинал работу на ферме, а потом шёл в больницу, приготовив что-нибудь домашнее на скорую руку. Своей податливостью он хотел заслужить прощение Джоанны, но успехом пользовался только у Эмили.
— Меня завтра выписывают, — уведомила Джоанна его как бы между прочим.
— Эээ... хорошо, — немного растерялся Пит от того, что об этом сообщили так поздно: ему следовало прибраться в доме, навести порядок во дворе, приготовить что-то вкусное на ужин. К тому же, было ещё кое-что, к чему следовало подготовиться как можно тщательней, продумав все тонкости. — Я поговорю с мистером Бишопом, чтобы встретить тебя...
— Я уже договорилась, — перебила его Джоанна. — Пару дней назад он заходил, тогда и условились, что заберёт меня сразу после завтрака.
— А почему мне сказала только сегодня? — старался не выдать свою обиду Пит: Джоанна продолжала держать его на расстоянии, несмотря на все его попытки ей угодить. — Утром у меня смена на ферме, боюсь...
— Это неважно, — по голосу Джоанны было понятно, что она продумала всё заранее. — Ты нам не понадобишься. Я вообще не понимаю, зачем ты приехал, — удачно перевела она тему на ту, с которой давно следовало разобраться.
Пит перевёл взгляд с дочери, сидящей неподалёку на корточках и собирающей в ладони красивые камешки — на Джоанну, и решил, что пришло время поговорить и объясниться:
— То, что ты тогда увидела...
— Я не хочу об этом говорить.
— Просто послушай, пожалуйста.
— Нет.
— Джоанна, пожалуйста... — молил его взгляд о снисхождении.
Девушка недовольно заскрипела зубами, понимая, что никуда ей не деться от этого разговора — не сейчас, так потом: Пит не угомонится, пока не оправдается.
Она молчала, и Пит взял слово:
— Я сам не понял, что произошло. Это было... как наваждение. Она зашла за хлебом, дождалась, пока я освобожусь, и мы просто шли домой, разговаривая на насущные темы. А потом как-то само собой так получилось... что... ну, мы остановились попрощаться... И... этот... ну, то, что ты увидела, — намеренно не использовал он слово «поцелуй», чтобы не вызвать агрессию Джоанны. — Потом я увидел тебя в окне, и мне стало так стыдно, — выделил он интонацией слово «так». — Я не знал, что сказать, как себя вести. Всю ночь не спал. Пораньше отправился в пекарню в надежде, что во время работы лучше удастся привести мысли в порядок... Когда вернулся вечером, вас не было дома. Я предположил, что вы пошли в магазин, и мы разминулись по дороге — я заносил хлеб Сальной Сэй. Время шло, я начал беспокоиться, сходил к Хеймитчу, думал, может вы там?.. Прошёлся до детской площадке, больше для того, чтобы скоротать время — был уверен, что к моему приходу вы уже будете дома. Темнело, вас всё не было, я не знал, где ещё вас искать... В доме от вашего отсутствия стало тесно, я не находил себе места, поднимал телефонную трубку — но не знал, чей номер набрать, кого спросить, что сказать. Лишь много позже я понял, что попусту терял время — количество поездов, выезжающих из дистрикта, с каждым часом становится больше, а я не знал, в какой именно вы сели и куда держите путь. Той ночью я сидел на нашем крыльце, когда подошёл Хеймитч и предположил, что, возможно, ты уехала... Я не хотел в это верить, считал, что для этого не было причин, потому что тот поцелуй, — не заметил он, как это слово вырвалось само собой из его уст, — давно уже выветрился из моей головы. Я обыскал дом в поисках записки от тебя, совсем забывшись, позвонил среди ночи Энни, разбудив и её, и её сына — опомнился, только когда услышал его плач на заднем фоне. Еле дотерпел до утра, чтобы сделать звонок в Капитолий — Эффи и Плутарху. Только... только даже такие связи, на которые я рассчитывал, не возымели успеха — все мои поиски тебя приравнивались к преследованию, потому что... потому что мы не были женаты, — выдохнул Пит, признавая свою ошибку относительно отсутствия обручального кольца. — Я это всё к тому, что можешь быть уверена: мои чувства к Китнисс давно остались в прошлом, и нет ни одной причины для твоей ревности. Все эти полгода мои мысли занимали только поиски тебя и нашей дочери. Вы — моя семья, — уверенно произнёс Пит то, что уже давно крутилось в голове и стремилось наружу.
— Чтооо?! Ревность? Парень, ты свихнулся? — чуть не рассмеялась ему в лицо Джоанна от его наивности. — Всё, что я чувствую — это злость! Потому что меня вновь подставили! О чём ты думал, Мелларк? При свете дня, перед самыми окнами, на глазах людей, идущих с работы — да плевать на это! Но ты хоть на секунду задумался об Эмили? О её чувствах? О том, какого будет ей? Это всё, — обвела она воображаемый полукруг над собой, подразумевая весь земной шар, — для неё! Вся моя чёртова победа на Играх — для неё! Ты понятия не имеешь, что я чувствовала, узнав, что беременна! После всего того, что со мной сотворил Капитолий, быть матерью — это чудо для меня! Если не ты, то наверняка кто-то другой, в конце концов, стал бы отцом моего ребёнка, но самое главное, что стала бы матерью — я! И я не для того отвоёвывала чистое небо над головой, чтобы хрупкое сердечко моей дочери растоптал собственный отец, не сумев определиться, с кем ему быть! Я не позволю, чтобы она жила с мыслью, что является твоей ошибкой, потому что всё это время ты будешь крутить шашни со своей Китнисс! Мне всё равно, Мелларк, на тебя, и на твою Охотницу! И на статус «разлучницы несчастных влюблённых» мне тоже глубоко плевать! Но моя дочь не помеха на твоём празднике жизни! Ты хоть представляешь, какого мне, когда все смотрели на неё как на недоразумение? Как на препятствие на пути вашему с Эвердин счастью? Шли годы, я верила, что наши с тобой отношения и попытки быть семьёй — не самообман и не иллюзия. И что жители дистрикта тоже в этом могут убедиться. А ты взял и всё перечеркнул, публично поцеловав свою Китнисс. Я даже не удивилась, Пит, — лукавила Джоанна, в чём не призналась бы даже себе. — Но я презираю тебя за то, что ты позволил это увидеть нашей дочери.
Наверное, Пит не отличался наблюдательностью. Или, возможно, есть иная причина того, что он никогда не видел косых взглядов жителей в сторону Джоанны. А может ей показалось? Или он сам пожелал не замечать?.. Но весь её монолог для него был полной неожиданностью. Её речь была куда более откровенней, чем его. Он и не догадывался, с какими именно мыслями она жила всё это время. Он не подозревал, что её тоже что-то беспокоит, что она тоже озабочена, что под маской безразличия и наигранной иронии — всё человеческое ей не чуждо.
Он не нашёлся, что ответить, а потом подоспела Эмили, при которой на эту тему говорить уже никто бы не стал.
Девушка с дочерью уже ушли в здание, а Пит, с тяжёлым сердцем, остался сидеть на скамейке. Он о многом думал, размышлял и о том, как жилось его матери рядом с женщиной, с которой хотел быть его отец? Неужели эта история повторяется?.. Но ведь… Он же действительно не испытывает прежних чувств к Китнисс. Или ему хочется, чтобы именно так всё и было?..
***
Весь вечер Пит убирался в доме, а потом готовил: пирожные для Эмили, свежий хлеб для завтрака, песочное печенье для соседей. Он хотел приготовить что-то особенное и для Джоанны — то, что любит именно она. Как Китнисс любит его сырные булочки. Но вдруг осознал, что не знает любимое блюдо девушки, которую намерен взять в жены. «Я всеядная», — отшучивалась всегда Джоанна на вопрос Пита, что приготовить. А он и не настаивал, и в итоге она ела то, что он готовил на свой вкус.
Мысли одолевали его, сгущаясь, подобно темноте на улице. Он не сомневался в правильности своих поступков, но не понимал, какие именно чувства его к этому побуждают. Почему-то он боялся, что все произнесённые им признания в любви к Джоанне в конечном итоге окажутся ложными.
Натаскав в дом воды, чтобы её было достаточно искупаться и Джоанне, и Эмили, он отправился на работу. Отпросившись на целый день, он столкнулся с непониманием — в здешних местах не было принято так носится с жёнами, как это делал блондин. Даже если он провинился — а в этом никто не сомневался, — сам его приезд уже служил, по их мнению, искуплением. Только Пит не был в одной с ними упряжке и его мнение сильно отличалось от их.
Перед тем как отправиться в здание больницы за Джоанной, Пит заранее договорился с мистером Бишопом о том, что они кое-куда заедут на обратном пути. Он теребил в кармане кольцо, не понимая, как всё устроить. Наверное, в их случае требовалось нечто подобное Лас-Вегасу, где заключить брак — как сходить за хлебом в булочную. А сейчас требовалось почти невозможное — согласие Джоанны.
— Куда это мы? — нахмурилась она, адресовав свой вопрос соседу, который их вёз, игнорируя Пита, который начал отвечать:
— Нам нужно кое-куда заехать. Тебе и мне.
Джоанна недоверчиво перевела на него свой взгляд:
— Зачем?
Пит не хотел говорить об этом при лишних свидетелях, поэтому ограничился коротким: «Потом». Джоанна хоть и была временами эксцентричной, но не могла не согласиться: соседям лучше не знать всех подробностей их с Питом семейной драмы.
— Что мы здесь делаем? — пристально смотрела она на него, стоило им обоим слезть с телеги. — Зачем ты привёз нас сюда? — немного отвлеклась она на Эмили, бегающей вокруг коня в попытке накормить его травой, которую нарвала.
— Нам нужно расписаться, — не стал скрывать Пит своих намерений, хотя изначально планировал именно это — обманным путём получить подпись Джоанны в нужной графе. Хижина, в которой происходило заключение брака, никоим образом не походило на учреждение для регистрации брака; заманивая Джоанну, Пит надеялся на чудо.
— Спятил? — развернулась Джоанна, чтобы вернуться к телеге и продолжить путь домой, но Пит схватил девушку за запястье и развернул её к себе — грубее, чем планировал.
— Извини, — сразу выпустил он её руку и потупил взгляд. Быстро растеряв былую уверенность, он затараторил — невпопад и неуместно — слова, которые, по его мнению, должны были её убедить:
— Ты говорила об Эмили... — посмотрел он на дочь ласковым взглядом. — Изначально, она — фундамент наших отношений, да и... То есть, мы в первую очередь должны руководствоваться её предпочтениями, потому что рождение ребёнка накладывает особые обязательства, в том числе и обеспечением полноценной семьёй... То есть, я, как глава семьи, должен снабжать вас всем необходимым не только в рамках стен нашего дома, но и взять ответственность перед государством, перед людьми, обязуясь заботиться о вас должным образом... Разыскивая вас, я столкнулся с тем, что никто не стремился мне помочь, потому что я сам изначально не заявил о себе как об отце и муже, а, значит, не должен посягать на свободу человека, который решил уйти... Разумеется, они не знали всех подробностей и...
— Хочешь держать меня на коротком поводке? — перебила его Джоанне. — На случай, если с Китнисс не всё сложится? С ней-то печать не нужна, раз уж ты на всю страну объявил о вашей помолвке и свадьбе, верно? А я... Я — что? — ненамеренно повысила она голос, тем самым привлекая внимание дочери.
— Папа? — почему-то обратилась малышка к отцу, чем Пит воспользовался очень удачно:
— Мы с твоей мамой женимся, — не смотрел он на Джоанну и осторожно присел на корточки перед дочерью. — Мы долго откладывали, точнее, это я виноват, — подбирал Пит слова, чтобы всё правильно объяснить дочери: пусть не думает, что она ничего для него не значит и он женится на её матери только из-за братика. Но Эмили была так наивна и доверчива, что ей и в голову бы не пришли такие мысли — главное, что мама с папой теперь всегда будут вместе, считала она.
— Мама?! — полувопросительно-полувосклицательно уточнила Эмили у матери достоверность слов отца.
Сердце Джоанны сжалось. А потом разжалось.
Её дочь так долго плакала, что папы нет рядом, она так скучала по нему, она так его ждала... Джоанна часто порывалась солгать, что её папа умер, надеясь, что это поможет Эмили смириться с утратой. Но Мейсон никогда не была лгуньей, и уж тем более не покусилась на доверие маленькой дочери.
Вот и сейчас Пит умело воспользовался слабостью девушки, чтобы получить её подпись.
— Это тебе, — протянул он кольцо, чтобы надеть его на неё.
Джоанна долго смотрела на украшение, будто прицениваясь, а потом едко спросила:
— Это её?
Пит не сразу понял, что речь снова зашла о Китнисс, но по сжатым губам Джоанны понял, что она намерена швырнуть его дар куда подальше.
— Отдашь матери дома, — протянул он кольцо дочери, которая присутствовала на — скорее убогой, чем скромной, — церемонии.
***
Как мало требуется ребёнку, чтобы обычный день стал праздничным.
Эмили крутилась вокруг родителей, весело щебеча обо всём на свете. Она искусно не замечала ни физиономию матери, сидящей чернее тучи, ни лицо отца — удрученного предстоящей разборкой их с Джоанной отношений.
Только она и не думала с ним заговорить. Из всего, приготовленного им, она выпила только чай, из всего, заданного им, она ответила лишь на: «Налить ещё?»
— Хотя бы для Эмили постарайся сделать вид, что ты счастлива, — упрекнул он её негромко, чтобы не услышала дочь.
Всё, о чём думала Джоанна, так это — куда делась её решительность, сила, независимость? Всё то, что помогало ей справиться со всеми напастями долгие годы?.. Неужели материнство настолько накладывает свои отпечатки, что она становится марионеткой в руках своих детей?..
Она уже давно отметила, что на многое начала смотреть через призму материнства, подстраиваясь под дочь. Даже уезжая от Пита, она, в первую очередь, думала об Эмили, а не о себе.
— Я купил его специально для тебя, — прервал ход её мыслей Пит, смотря на кольцо, которое лежало на краю стола — там, куда дотянулась ладошка дочери, оставившей его там. — У Китнисс не было кольца. Я ей ничего не дарил.
— Можешь отдать это, — равнодушно ответила Седьмая, кивнув на кольцо.
— Джоанна, ну зачем ты так? — не выдержал Пит. В его голосе было столько боли, столько мольбы, но девушка предпочла оставить его вопрос без ответа, а потом и вовсе выйти из дома.
