Пит действительно продумал каждый свой шаг по завоеванию расположения Джоанны. Впрочем, он её просто обезоружил, когда представил детям их новую детскую, а уже дальше ей ничего не оставалось, как признать своё поражение.
Ещё будучи беременной первым ребёнком, Джоанна часто слышала о фантазиях Пита: если будет мальчик, то обязательно какие-то его нереализованные мечты, если девочка, то: «О чём мечтала ты?» — спрашивал он её, пытаясь сам догадаться, чего могла хотеть пятилетняя девочка.
— Чтобы моё имя не назвали. Вплоть до того, как его назвали, я мечтала только об этом.
В мгновения таких признаний, Пит крепче прижимал её к себе, убеждая, что те времена прошли, у их ребёнка будут совершенно другие мечты: светлые, красочные, сказочные.
Как бы не хотелось, но ей было тяжело представить беззаботное детство, чьё бы то ни было: даже капитолийский детей она представляла несчастными, иначе, как им удавалось превратиться в таких бездушных монстров?..
Смягчилось её сердце только когда из Капитолия прислали курьером посылку. Эффи узнала, она была рада, ей не терпелось, она хотела праздник, она предлагала отметить. По тому, что было в коробке, не трудно было догадаться, что Эффи хотела девочку.
В отсутствие Пита Джоанна часто перебирала детский гардероб, тщательно подобранный, с учётом всего необходимого, и даже роскоши. Эффи подбирала как для себя. Это она умела. Это ей удалось в себе сохранить.
Джоанна рассматривала пинетки, разглядывала распашонки, раскладывала платьица, играла в погремушки... Она не осознавала, как ждала свою малышку, а когда поняла, успокоилась, что боролась не зря.
Тогда Пит ограничился детской кроваткой, но ни разу не поскупился на игрушки для своей малышки: их у неё было много, разных, необыкновенных.
А сейчас...
Каждая маленькая девочка мечтает иметь сказочный домик феи в своей комнате, и это именно то, что сделал для своей дочери Пит.
В течение этих долгих месяцев он создавал проект. На самом деле, наброски были готовы ещё до рождения Эмили, но всё это нашло своё пристанище в картонной коробке, когда Хеймитч сказал: «Ребёнок будет размером с ладонь! Какой дворец?»
А однажды днём он увидел, как его дочь пыталась залезть на дерево во дворе. Той ночью он проснулся от кошмара, что дочь падает, а он стоит внизу, и ничего не может сделать, потому что не стоит, а сидит, — он инвалид. За секунду до самобичевания он перепрограммировал мозг и задал себе правильные вопросы: «Как обезопасить дочь? Что делать, чтобы она не упала?»
Ему больше не спалось, он еле дождался, когда проснётся Джоанна, чтобы попросить её спустить с чердака коробку. То ли она была сонная, то ли предпочитала не знаться с планами Пита, но без лишних вопросов спустила ему коробки и всё, что не так лежит.
Он нанял частного сварщика, чтобы тот создал скелет дерева из арматуры.
Ему понадобилось около двух недель, чтобы самостоятельно обернуть полученный каркас оболочкой из металлической сетки.
Посоветовавшись с рабочими, он использовал специальную цементную смесь для создания ствола, и папье-маше для создания ветвей дерева. На всё это у него ушло ещё два месяца.
Затем он занялся раскраской дерева.
Работу тормозило вечное ожидание рабочих, которые работали только днём, и без которых он не мог ничего.
Поддерживал его только рисунок — изображение конечного результата, который лежал на его тумбочке.
Когда были размещены последние декорации —искусственные листья и, для создания сказочного эффекта звёздного неба, гирлянды на потолке, он еле дождался вечера, чтобы представить всё самому главному эксперту, заочному заказчику — своей дочери.
Она визжала, хлопала в ладоши, плакала, просилась на ручки матери и на колени отца — так её распирало от счастья. Она не знала, как со всем этим справиться, она не верила, ей казалось, что она в сказке, которые читала ей мама, которые ей снились, но она просыпалась. Теперь же малышка не хотела засыпать, но Джоанна, после слов Пита: «Наша спальня тоже готова», была на взводе, предоставила мужу разобраться самому с бессонницей дочери и оставила их наедине, царапнув едким:
— А теперь уложи её спать.
Было глупо уходить на второй этаж, когда дети на первом. Она вошла в свою новую спальню, и изумилась выбору Пита: органичный лофт, тёмные тона, индустриальный декор, минимум предметов мебели: крупная, удобная, без витиеватых узоров.
Он это сделал для неё.
Она не могла объяснить причин своей злости, ей не к чему было придраться, что бесило её ещё больше. Не выдержав идеальный порядок, она сходила на второй этаж, сгребла в охапку вешалки со своей одеждой, спустилась вниз и вывали всё на кровать.
Джоанна может и была вспыльчивая, но и отходила быстро: до того, как Пит въехал в их спальню, всё уже было развешено, разложено, прибрано.
— Эмили долго засыпала: привыкла, что ты её укладываешь, — задержался Пит в двери, оценивая ситуацию: Джоанна предпочла лечь ближе к двери.
Он осторожно объехал большую кровать, чтобы расположиться с другой стороны.
— Надо было ей объяснить, что теперь провожать их ко сну будешь ты, иначе к чему весь этот спектакль с ремонтом и переездом, — скалилась Джоанна, пытаясь вывести Пита из себя: где-то же должно быть его слабое место?..
— Я так и сказал.
Стянув с себя футболку, он положил её на стул, а потом, опираясь на руки, пересел на кровать. Джоанна пристально следила за каждым его движением — выверенным, уверенным. Свыкшимся.
— Спокойной ночи, — пожелал он, лёг на спину и накрыл себя одеялом.
Он уже засыпал, когда услышал над собой:
— Как это выключается?
Он не сразу вернулся в реальность, в которой в своей комнате наконец-то не один. Он повернул голову, чтобы посмотреть, на что указывает Джоанна.
— Надо прикоснуться к основанию.
Джоанна с недоверием последовала инструкции и светильник действительно выключился.
Она легла на свою подушку, и уже хотела потянуть одеяло на себя, но сердце её сжалось.
Она приподнялась на локтях, придвинула подушку ближе к Питу и снова легла.
Совсем скоро они оба заснули.
***
— Давно?
Вопрос Пита прозвучал без осуждения и без упрёка; его голос подтверждал, что это не догадки и не блёф, — он знает, что правильно всё трактовал, увидев Джоанну с сигаретой.
Джоанна не говорила лишь потому, что считала, что справится сама, что ей не понадобится помощь, как в прошлый раз. Она ошибалась, виной всё — её самонадеянность.
Она не помнила, как это началось, и как давно. Она даже не сразу поняла, что с ней происходит.
Но однажды она твёрдо почувствовала, что у неё вот-вот начнётся паническая атака. Она тогда бросилась на кухню — временное обиталище Пита, и принялась лихорадочно рыться в его вещах в поисках таблеток. К своему ужасу она обнаружила, что знакомых ей лекарств нет, предназначение имеющихся ей неизвестно, и сейчас она не знает, что делать. Такого с ней никогда ещё не случалось.
«Как такое могло произойти?» — в отчаянии вопрошала она себя. Первым побуждением было вскочить и опрометью броситься к Хеймитчу — у него всегда найдётся, чем утешиться.
Она, между тем, очень хорошо помнила, что приступы паники накатывали всегда внезапно, исполинской волной, на бесконечно долгие, мучительные минуты погружая её в состояние невыносимого ужаса и отчаяния. Джоанна понимала, что приступ неминуем, но не теряла надежды его избежать, сделав несколько глубоких вдохов, сопротивляясь наваливающейся на неё тяжести. Она чувствовала, как намокает потом её майка, ноги становились ватными, биение сердца отдавалось в голове частыми тяжелыми ударами, как будто после тренировок в Центре Подготовки. Она начала мерзнуть от холода, исходящего изнутри и ни одна сила в мире не смогла бы согреть её.
Помимо телесных симптомов — дрожи, пота, холода и сердцебиения — Джоанну со скоростью лесного пожара, охватил нутряной животный страх. Это был не просто страх. Это была паника! Чувство ужаса. Чувство невероятной муки. Чувство безысходности. Безымянный страх, которому невозможно противостоять, потому что не знаешь, откуда он берётся.
Джоанна вспомнила про пачки сигарет, купленные, но не выкуренные. Сумев открыть пачку только с третьего раза, она щёлкнула зажигалкой, и закурила первую. Она закрыла глаза. Дурманящий дым начал действовать. Унялась дрожь. Исчез внутренний холод. Пот высох. Паника постепенно отступила. Джоанна глубоко вздохнула.
Вторая пачка уже была на исходе, когда она услышала голоса своих детей, проснувшихся от дневного сна.
***
Однажды он просто взял её за руку, и повёл в мужскую душевую. От неожиданности она не успела вовремя стрельнуть какой-нибудь едкой колкостью: Пит, прямо в одежде, встал под струю воды. Это, считала Джоанна, затея глупая, бессмысленная, бесполезная. Ну, как, скажите, как её утешит, что других вода не бьет током? Её била. В мыслях бьёт и по сей день.
Каждый раз она разворачивалась и уходила. Только не понимала, почему каждый вечер он всё равно берёт её за руку, ведёт за собой, а она, будто марионетка или тряпичная кукла, идёт за ним, а собой становится только чтобы развернуться и уйти.
В очередной из дней она не пришла в условленное время в условленное место встречи. Пит ждал, несмотря на то, что Джоанна никогда не опаздывала, а если не пришла, значит, так решила.
Джоанна знала, что Пит после показательных для неё водных процедур, оставался мыться. В тот день она пришла, когда он уже был раздет и намылен.
Она смотрела на него, пока Пит её ещё не видел. Её пронзила острая боль от мысли, способна ли она кого-то привлечь и соблазнить, будучи лысой, бледной, в рубцах и шрамах? Она бы успела передумать и уйти, но Пит развернулся и совершенно не был растерян, увидев её. Возможно, такой исход он планировал с самого начала? Его тактики всегда отличались от привычных.
Никто из них не произнёс ни слова. Лишь краем глаза Джоанна заметила убедительное движение внизу живота Пита.
Для неё это было как приглашение на казнь.
Она не помнила, как ступила на скользкий мокрый пол, отвечая на протянутую руку Пита, не помнила, как отреагировала на первую каплю воды, попавшую на её оголенную кожу. Совершенно не помнила, как Пит снял с неё больничную рубашку, а потом развязал шнуровку на её штанах.
— Возможно, моих знаний будет недостаточно, — сказал он, но это не выглядело жалким и жалостным признанием. Они оба понимали, что это не причина, чтобы останавливаться.
— Вот будет потеха, когда нас найдут пришибленными током в объятиях друг друга. Особенно твоя Эвердин умрёт от ревности, — пыталась разрядить обстановку Джоанна.
— Она не моя, — беззлобно ответил Пит, понимая, что своим напоминанием о бывшей союзнице, она делает шаг назад, давая и ему шанс отказаться от своих намерений.
Он внимательно смотрел на неё, и понимал, что нет её прекрасней. Чуть позже он поймёт, что нет и никого капризней, скандальней и нестабильней. Но даже в этом она будет прекрасна.
Своим присутствием она умело разбавляла его серые краски и скучные будни. Именно она сделала эту реальность менее трагичной и менее жестокой. Её глаза, её руки, каждая её линия заключала в себе бесконечную нежность и необъятный смысл.
***
— Скажем Аурелиусу? — вывел Пит обоих из воспоминаний.
Джоанна молчала. Она явственно слышала голос Доктора — беспощадный, словно молот, вгоняющий гвозди в её мозг. Она не хотела принимать решений, она боялась совершить ошибку. Но больше всего боялась снова попасть в лечебницу Капитолия, из которой уже не сможет выбраться.
— Ладно, — принял решение Пит за них двоих. — Без него справимся.
