С тех пор, как я присвоила тебя, казна души вовек не обнищает, Хоть нету ни щита и ни копья, и нас одно объятье защищает.
— Эмили надо в сад записать. Ей не хватает общения. — Я займусь этим. В ванне лежали двое: хрупкая девушка в крепких мужских объятиях. В безводной, холодной ванне из чугуна. Это была идея Пита. Придумал ли он её раньше, чем заговорил о недуге жены, или за ночь сгенерировал эту безумную задумку, но уже на следующий день, уложив детей спать, зашёл за ней в спальню и позвал за собой. Не раздеваясь, он переместился на дно ванны, и пригласил Джоанну последовать его примеру. Переполненная скептицизмом, девушка всё же приняла приглашение: ведь сработал же его метод в прошлый раз. Почему не сработает сейчас? — Только воду не открывай, — попросила она на всякий случай. Пит тогда мягко коснулся губами её волос. Со временем в ванной появились два пледа: один стелили под собой, вторым накрывались: сидеть было холодно, но именно здесь, в метре от опасности, Джоанна чувствовала себя защищенной. Их ежедневные уединения стали причиной того, что они начали разговаривать. Не обмениваться односложными ответами на насущные вопросы: «Здоровы ли дети?» и «Как прошёл день?», а его подробные рассказы о новом работнике, новости о жителях, его планы по стройке второй пекарни на другом конце дистрикта. Джоанна обычно рассказывала о детях: как Эмили купала брата, например, или как Кевин пытался сделать новые шаги, падал на пол, видел там кубик и совершенно забывал о своих планах идти. Ценности в своих рассказах Джоанна не видела, но Пит, лишённый возможности наблюдать за жизнью и ростом детей днём, был рад всему, что она о них рассказывает. — Сегодня виделся с Мией... — нарушил Пит тишину, воцарившуюся после рассказа жены. Джоанна вопросительно развернула голову, не понимая, о ком он говорит: — Наш семейный психолог. Молодая девушка, которая приходила к нам. Блондинка... — начал пояснять Пит. Джоанна продолжала делать вид, что не понимает, о ком речь. Пит недовольно поджал губы: Джоанна намеренно не признавалась, чтобы сконфузить его и вынудить напомнить о более щепетильных фрагментах их встречи. — Она просила передать, — продолжил Пит, будто Джоанна вспомнила (или даже не забывала), — что тебе следует пройти обследование. Она делает нам... — выдержал он паузу: — большую услугу, ставя метки, что ты посещаешь все консультации. — Ох, как благородно. А если не посещаю, то что? — не сдержалась Джоанна от реакции на провокацию: сто лет ей не нужна никакая консультация, кто вообще верит, что Джоанна на неё ходит? Интересно, о чём он там разговаривают без неё, если заявлено об этой блондинке, как о «семейном психологе»?.. — Лучше нам этого не знать. Джоанна промолчала, но её терзало навязанное чувство долга: — И с чего бы она наш семейный психолог? — не хотела она мириться, что эта особа возьмёт своё. — Её назначили. И, стоит отметить, она хороший специалист. — Допустим. Только я в её консультациях не нуждаюсь, — начала вставать Джоанна с насиженного места, чтобы выбраться из ванны: вечер был испорчен напоминанием об учреждениях, которые она старательно избегала. Настолько старательно, что в своём лечении предпочитала пустую ванну любой хорошо оборудованной палате. — Останься, — мягко попросил Пит, и она почувствовала на своей талии его сильные руки. Никто из них не видел смысла делать вид, что тяготится обществом другого, они и сами не понимали, как избавиться от напряжения, возникшего в их отношениях после возвращения в дистрикт. Как только им казалось, что они начали сближаться, их снова взрывной волной отбрасывало друг от друга, и они упорно не хотели верить, что так будет всегда. Возвращая замешкавшуюся девушку на её прежнее место, Пит то ли случайно, то ли намеренно коснулся её округлостей — в голове тотчас вспыхнули яркие картинки. Одновременно с этим он почувствовал, как Джоанна сжалась от мурашек, пробежавших по её телу. — Останься, — повторил он, выдыхая поток горячего воздуха на её голые плечи. Джоанна, околдованная шёпотом мужа, повернулась к нему лицом. Лишь на секунду встретившись взглядом, она перевела глаза на его губы. Не задумываясь, она сократила оставшееся между ними расстояние и скользнула языком в его рот. Она теснее прижалась к нему, позволяя властвовать у неё во рту, громко, прерывисто выдыхая в губы своего пекаря и извиваясь на его бедрах всем телом. Оба почувствовали, как возбуждение, концентрированное внизу живота, приятно манит и мутит рассудок. Она чувствовала, как его рука властно сминает её грудь, слабо защищенную тонкой майкой: она тосковала по его страстным прикосновениям, юношеской наглости, безудержному нахальству. Она считала крупным везением его боеготовность, безотказность и неумный интерес. И когда-то страшилась, что однажды это прекратится. Её рука шарила между ними, пытаясь нащупать пуговку и молнию на его штанах. Оставалась секунду — может быть, две — до того, как они встретились бы не только губами. Но мысль сверкнула, словно молния. «Резинки». Джоанна грубо отстранилась от Пита. Цепляясь за края ванны, она встала на ноги и переступила через бортик. — Резинок нет, — озвучила она Питу, оправдывая своё поведение. Она невольно потерла свои колени, на резкое движение хозяйки отозвавшиеся острой болью. Девушка не увидела, как её прикосновение к своим ногам, остриём кольнуло сердце Пита — дело не в резинках, подумал он. Было глупо надеяться, что такое вновь повторится. Но Пит наивно начал носить презерватив в кармане штанов.***
— Пита нет дома, — сообщила Джоанна, стоило Китнисс появиться в зоне её видимости, направляющейся к ним; она учила своего сына ходить. — Он в пекарне, вернётся после обеда. — Я к тебе. Джоанна закатила глаза, подхватила сына на руки и выпрямилась. — Говори. — Зачем ты его мучаешь? — Я так понимаю, ты о Пите, а не о моих попытках научить сына сделать первый шаг. Китнисс проигнорировала реплику Джоанны: — Ему и так тяжело приходится в его новом положении, так ещё ты добавляешь ему проблем: то твоя выходка с неожиданным отъездом, то этот внезапный ремонт. Ты не могла подождать, пока он окрепнет, тебе взбрело в голову строительство новой пекарни! — негодовала Китнисс: сама идея казалась охотнице возмутительной. — По-моему, ты кое что упускаешь из виду, — помогла Джоанна сыну удобнее устроиться у себя на груди. Малыш примкнул к её округлости, от которой был отлучен, но сохранил воспоминания, что там, где стучит и бьется, тепло и забота. — И что же? — спросила Китнисс с вызовом, испытывая непонятное раздражение. — Твоего «мальчика с хлебом» не существует уже давно. Он вырос, у него у самого сейчас дети. И решения теперь способен принимать без чужих подсказок. Раздражение Китнисс увеличилось, но она так и не поняла, что связано это с тем, что все, кроме неё, меняются.***
Работы было много, заказов, с увеличением количества жителей дистрикта, становилось всё больше, амбиции крепли в своём желании исполниться, но, несмотря на всё это, Пит старался не задерживаться в пекарне и возвращаться до отбоя, установленного Джоанной, чтобы самому укладывать детей спать. Сегодня он устал больше обычного, поэтому даже обрадовался, что к его приходу Джоанна уже уложила детей. Он не стал уточнять, что этому послужило причиной, списав на то, что, возможно, те пропустили дневной сон. Удивил его и готовый ужин с накрытым столом. Но утомлённый дневным трудом и утренними тренировками, которые, казалось, не дают никаких результатов, он ел молча. Его мысли блуждали в поисках какой-нибудь конкретной темы, на которой можно было бы остановиться и поразмышлять. Но в какую бы тему не уткнулся, его это либо огорчало, либо прежде обдумал сотни раз и теперь нуждался в передышке, либо упирался в тупик. — Ты специально так медленно ешь? — не удержалась Джоанна: некогда горячий ужин не только остыл, местами виднелся застывающий жир. — Я хочу попробовать, — не стала дожидаться Джоанна вопросительной реакции со стороны Пита. Он внимательно смотрел на жену, пытаясь понять, что изменилось. Буквально на днях он предлагал ей сделать попытку и помыться. Она отреагировала резко, отражая, как ей казалось, нападение Пита. Он пытался уговорить её хотя бы помыть волосы: сколько? Месяцами не мытые... «Их в любой момент можно сбрить», — огрызнулась она тогда. Да, в этот раз было сложнее. И не только из-за волос. Эмили видела, как мама держит дистанцию, стоит ей или Кевину приблизиться к воде. Она так же замечала, что брата теперь моет папа, а не мама. Папа и её хотел сам купать, но она каждый раз плакала и бежала к матери. Девочка боялась, сама не понимая, чего. Интуиция эти изменения связывала с событиями, после которых она с мамой уехала и жила без отца. Она отчаянно не хотела мириться, что теперь, возможно, роли поменяются, и она останется без матери. — Пойдём, — выехал Пит из-за стола и направился к ванной. Джоанны долго не было, Пит успел предположить, что она одумалась, как она появилась в проходе: не передумала, понял он, увидел её в одном нижнем бельё и прозрачном пеньюаре. — Ты долго? — не понимала она причин, задержавших его. — Я всё приготовил, — указал он на полотенца, шампунь и гель. Джоанна непонимающе разглядывала банные принадлежности. Сосредоточенная на своём, ей никак не удавалось сменить точку концентрации. «Чего он хочет?» — не понимала она его фантазий, пока он сам не озвучил: — В чулане должен быть ковш. Если хочешь, могу наливать из него. Джоанна закрыла глаза и сжала зубы. Он её неправильно понял. Она ему ничего не объяснила. Она передёрнула плечами, на секунду представив, как вода касается её кожи. — Секс, Пит. Я говорила про секс. Она смотрела на него взглядом упрямым и настойчивым, желающим получить своё. Он смотрел на неё и не верил: неужели это правда? Не будет ли всё, как в прошлый раз: возбудила и оставила одного? Действительно ли решилась? Не спасует ли? Хочет ли?.. Он не удержался, чтобы не рассмотреть её желанное тело. В голове у него сгущалась какая-то масса. Ещё одна — в желудке. Тёмные комья чего-то давно забытого. Ревность. Чёрная, глухая ревность. Он ревновал её ко всему живому, не хотел с ней делиться, но и не мог обладать. — Я жду тебя в спальне. Джоанна не находила оправданий своей робости, представ перед ним в ванной почти обнаженной. Так некстати она вспомнила про свои шрамы, один из которых на животе, откуда появился их сын. Она нервничала и теряла уверенность, но Пит въехал в спальню до того, как она подумала, что зря всё это затеяла. Она забралась на кровать и передвинулась на середину, позволяя Питу пересесть к ней. Она закрыла глаза и подняла руки, позволяя ему снять с себя прозрачное платье — точь-в-точь маленькая девочка, которую готовят ко сну. На ней было бикини, которое она надела впервые. Пит дёрнул за завязки, удерживающие трусики, и стянул их с неё, затем расстегнул легко поддавшийся бюстгальтер, сначала на шее, потом на спине. Теперь на ней ничего не осталось, но сам он был всё ещё одет. Она не стала ему помогать, даже не прикоснулась к нему, позволяя ему всё сделать самостоятельно. Пит старательно подбирал удобную позу, чтобы не оказывать давление на больную конечность. Он пытался контролировать вес своего тела, чтобы не разочаровать её, и не повредить себе. Джоанна томилась в предвкушении, она уже давно смяла пакет и держала презерватив наготове. Стоило Питу высвободить своё естество из штанов, как она воспряла духом и потянулась, чтобы натянуть резинку. Твёрдое, смелое — она провела по нему несколько раз, а потом направила в себя. Пит навис над ней, Пит уже был в ней, она едва успела прикрыть глаза, как почувствовала толчок от струи. Она резко распахнула глаза и устремила взгляд на Пита. «Это всё?» — спрашивала она, но не теряла надежду на продолжение. — Извини, — прошептал он и отвёл глаза. — Слезь с меня. Джоанна молча натянула снятое с себя три минуты назад кружевное платье и вышла из спальни.***
Пит лежал и смотрел в потолок. Стыд сменился гневом. А потом накатила волна ярости. «Наверняка, — думал он, — стоит на крыльце и выкуривает очередную пачку сигарет. Когда замёрзнет, сама вернётся». Но часы с каждой секундой тикали громче, а сердце — чаще. Она имеет право злиться, понимал он, поэтому оделся и, пересев на кресло, отправился на её поиски. Свет горел в коридоре, в ванной и в гостиной, но её нигде не было. Он предположил, что она поднялась наверх, но что-то подсказывало, что её и там нет. Он долго вглядывался в темноту на кухне. Никого не разглядел, но догадывался, что она, скорее всего, там. Вдохнув полной грудью, набрался мужества и направился вглубь. Джоанна сидела на полу. Она никак не среагировала на появление Пита перед собой. Если бы не открытые глаза, которые ему удалось разглядеть в темноте, он бы подумал, что она уснула. — Я включу свет? Протеста не было, он принял это за согласие. Краснота с глаз почти исчезла, но Пит понял, что она плакала. Ему не удавалось подобрать нужных слов, он не знал, что сказать, как утешить. Тишина тяготила его. Её молчаливость угнетала. Он знал свою Джоанну лучше всех. Она криклива, скандальна и неотступна. Именно с такой он связал свою жизнь и ни о чём не жалел. Лишь однажды она промолчала, а он тогда не сообразил, что на следующий день она исчезнет из его жизни. — Вернёмся в спальню, — заговорил он снова. Джоанна продолжала молчать и даже не смотрела на него. Пит чувствовал себя никчёмным мальчишкой, которому приходится оправдываться. Он не хотел себе такой доли и участи, он ведь тоже ни в чём не виноват. Если на то пошло, это она застала его врасплох: откуда ему знать, что взбредёт ей в голову, каким импульсам она поддастся, что она затеет в дальнейшем. В прошлый раз она и вовсе оставила его одного, не считаясь ни с его чувствами, ни с его мнением, ни с его желанием. — Ты думаешь, я не понимаю, что калека? Считаешь, что не осознаю, что прикован к этому чёртовому креслу, который ограничивает не только мои движения, но и волю?! Каково, по-твоему, мне, если я не способен удовлетворить собственную жену? Каково просыпаться и искать доказательства, что ты не исчезла, что ты всё ещё в доме, и никуда не уехала? Как думаешь, что я чувствую, когда мой сын пытается делать шаги, а я не могу его подхватить, если он начнёт падать? Считаешь, не вижу, как Эмили стыдится меня, когда я подъезжаю к детской площадке?.. При знакомстве с тобой, у меня уже не было ноги, это ни для кого не новость! Весь Панем знал о моём увечье, и не давал забыть: на каждом интервью интересовались, как я себя чувствую, нужна ли мне помощь, не тяжело ли мне приходится… Я инвалид, и это уже не исправить! Мне даже шанса не дают перебраться на костыли, и тем более никто не даёт никаких утешающих прогнозов, избегая говорить со мной о моём будущем. Что ты хочешь мне сказать? Почему ты не говоришь мне это? – Не кричи на меня! Потому что он действительно кричал, и от этого у неё путались мысли. Холодности в нём больше не было, он оттаял, ярость согрела его. Пит опомнился. Он сам не понял, как начал кричать. Он не осознавал, когда именно начал говорить вслух слова, которые так часто крутились в его голове. Он сделал пару вдохов и выдохов, чтобы прийти в себя. Он так устал, что не находил сил подумать о том, что именно только что наговорил. Обречённо он направил колёса кресла к выходу из кухни. — Пошли спать, — позвал он Джоанну и протянул ей руку, чтобы помочь встать. — Если ты ещё раз так сделаешь, я возненавижу тебя, Мелларк, — предупредила она, вкладывая ладонь в его руку: легкое сжатие с его стороны, скрепляющее договор.***