Миры и Грани Шестигранника. История 18. "Не время для драконов"

Снилось что-то странное и страшное, что именно, Кордис не запомнил, но проснулся в подавленном настроении. Дрейк, против его ожиданий, все еще спал, и с места, кажется, даже не двинулся со вчерашнего вечера. В ярком утреннем свете юноша рассмотрел то, что не увидел вчера: глубоко запавшие глаза, бледные, обметанные лихорадкой губы, странно истончившуюся кожу. Таким Дрейк выглядел одновременно и моложе, и старше, и понять, как это возможно, Кордис не мог. Понимал лишь одно: сейчас именно дракону нужна его помощь и забота. Пришло время платить за все те полтора года, что Дрейк присматривал за ним, как за малым дитём. Сперва Кордис потрогал губами его лоб. Лихорадит. Дверь спальни он открывал с опаской, однако коридор был пуст, барон нигде не таился с кинжалом наготове. За сменой воды и полотенец Кордис отправился чуть ли не бегом, ни с кем в разговоры не вступая. — Корди… — матушка попыталась было его остановить. — Что случилось? — Поинтересуйся у отца, — буркнул юноша. Теперь понятно было, почему родители всегда относились к нему как-то… нет, не прохладно, недостатка в любви он не испытывал. Просто к сестрам они относились душевнее, чаще обнимали и проводили с ними больше времени. К „заложенному“ сыну они просто старались не привязываться. Обидно? Почему-то нет, просто все встало на свои места. И изменившееся отношение к нему Дрейка — тоже. Но поговорить все равно было надо, только, видно, уже не сейчас, а когда рыжекосый… проклятье, ведь и не назвать его теперь так… когда дракон выздоровеет — тогда и поговорят. — Матушка, пусть завтрак принесут в мою комнату на двоих. И посытнее. — Хорошо. — И без яда, желательно, — добавил Кордис. Баронесса промолчала как-то так, что стало ясно — знала она о том, что случилось, а может, и вообще сама подала идею. Юноше стало даже не горько, а как-то… смешно. — Не будем вас обременять своим присутствием слишком долго, смею вас заверить, баронесса. Как только мой оруженосец выздоровеет, мы уедем. Пусть с королевскими дознавателями разбираются сами. Право слово, ему здесь больше нечего делать. В самом деле, нечего. Только с сестрами попрощаться, они-то ни в чем не виноваты. Он вернулся в комнату, снова потрогал лоб Дрейка, нахмурился: показалось, что дракон стал еще горячее. Хотя, это ж дракон, у него всегда были теплые руки, прохладными казались, только когда Кордис сам валялся в жару. — Ничего, сейчас полегчает. По крайней мере, Кордис очень надеялся, что обтирание прохладной водой поможет. А еще надо повязки проверить, сменить их, что ли. Вряд ли сейчас у Дрейка есть силы на регенерацию. Обтирать его было примерно так же, как коня купать. Кордис аккуратно перевернул дракона набок, протер спину, после чего оставшееся чистое полотенце водрузил Дрейку на лоб, что-то такое, вроде, при жаре делают. И почему он сразу и наотрез отказался заниматься с замковым лекарем, пока тот еще был жив? Вот дурак! Сейчас знал бы, какие травки заварить, чем можно поить… а, нет, все равно бы не знал. Дрейк же не человек. Не зря же он тогда упомянул, что у травницы для него ничего не найдется. Принесли завтрак, далеко не такой сытный, к каким привык юный рыцарь в дороге — просто каша на старом сале, куски хлеба и сыра. Зато принесли целый кувшин молока, и ему Кордис обрадовался: вдруг, дракону поможет? Он ведь не зря пил его после ранения? — Выпей, — принялся он уговаривать Дрейка, придерживая того. — Тебе же нужно откуда-то брать силы. Тихо стонущий от боли в потревоженных ранах, дракон глотать отказывался, молоко текло по подбородку. — Как же тебя… Знаю! — Кордис набрал в рот глоток молока, припал к губам мужчины, потихоньку переливая в его рот, пока Дрейк не сглотнул с трудом. Дело пошло на лад. Кувшин они почти разделили пополам, впихивать в Дрейка кашу таким же способом Кордис не решился, положившись на молоко и его целебные для драконов свойства. После завтрака, сожрав обе порции в одного и выставив посуду за дверь, Кордис снова устроился на кровати, не забыв задвинуть засов, и принялся еще более пристально разглядывать своего оруженосца и… нет, назвать его хозяином не поворачивался язык. К тому же, Дрейк никогда не вел себя с ним, как с вещью или рабом. Наконец-то, можно был его потрогать и погладить. Горячая сухая кожа была как нагретая дорогая бумага, такая же приятная на ощупь. Кордис еще и обнюхал Дрейку шею зачем-то. Как выяснилось, ничем особенным больные драконы не пахнут. Просто кожа, да. А на вкус — солоноватая, тоже ничего особенного. Кордис отпрянул, когда понял, что лизнул мужчину в шею. Опасливо посмотрел на его лицо, но Дрейк спал, чуть подрагивали короткие, зато густые ресницы. Кордис принялся дальше разглядывать спящего, решив, что не такой уж Дрейк и страшный, как сперва казалось, очень красивый. Или это чувства Кордиса все так меняют? «Рыцарь, влюбившийся в дракона. Менестрелей закидывают гнилыми овощами с криком „Не бывает“, дамы смеются». Чувства… способен ли спящий или бессознательный дракон контролировать чувства своего заложника? Почему-то в этом Кордис крупно сомневался. Значит, они настоящие. Кордису внезапно захотелось, чтобы Дрейк каким-нибудь чудесным образом внезапно поправился. И они бы просто уехали куда-нибудь, неважно куда, лишь бы вдвоем. Деньги зарабатывать можно охотой на мелкую нечисть и на турнирах, так что на прокорм и себя, и коней вполне хватит. И главное, чтобы никто больше не пытался их прикончить по каким-то своим странным причинам. Отречение от имени можно написать в любой момент. И больше не будет сэра Кордиса Саттерли, будет безземельный рыцарь, сэр Кордис. Все. Разорвутся все связи и обязательства, кроме того, что между ними. Ведь он уже не заложник, теперь, скорее, Дрейк — его заложник, если верить его словам. А не верить им не было причин. Дракон был честен с ним пока что. — Главное, чтобы ты поправился, — Кордис погладил побелевшие волосы. — И порыжел обратно, а то как бурая поганка. Прошло еще два дня прежде чем дракон в самом деле поправился. Раны его затягивались, медленнее обычного, но быстрее, чем у человека. Исчезли тени под глазами, перестала казаться слишком тонкой кожа, он уже мог вставать, но Кордис попросил его не покидать пока комнату и запирать дверь на засов. — Я… не хочу тебя потерять. — Хорошо, оури, — Дрейк касался шершавыми пальцами его щеки, и у юного рыцаря перехватывало горло от противоречивых чувств. — Так что это все-таки значит? — справившись со всплеском эмоций, уточнил Кордис. — Неужели, ты еще не догадался? В серых глазах заискрился смех, необидный и теплый. И как он раньше этого не замечал, не видел? Почему ему казалось насмешкой такое выражение этих глаз? — Скажи сам. Пожалуйста… — Оури, — Дрейк поднялся с кресла, оказываясь нос к носу с рыцарем. Ему приходилось запрокидывать голову, чтобы смотреть в глаза Кордису, пусть и совсем немного. — Любимый. Рыцарь смутился донельзя, отвел в сторону глаза, потом обнял дракона. Хотел сказать, что тоже его любит, но в горле застрял ком, поэтому он просто прижимал Дрейка к себе и помалкивал, чувствуя себя самым счастливым на свете. — Сын, мне нужно с тобой поговорить, — когда Кордис выбрался из комнаты, чтобы посетить купальню перед дорогой, его перехватил барон Саттерли. — Сожалею, но нам не о чем разговаривать. — Мальчишка! Какой же ты еще мальчишка! В твои годы я… — Мне не интересно, милорд, — скороговоркой выпалил Кордис и ринулся прочь. Отречение он написал тем же вечером. Запечатал свиток сургучом, оставив на столе в отцовском кабинете. — Уедем завтра утром. Ты сможешь? .. — спросил он дракона. — Да, Кори, только не в однодневный перелет до самого Хорста, пожалей мои старые крылья. — Знать бы, где сейчас наши лошади… До Саттерли они не добрались, где вот теперь их разыскивать? — Не думаю, что старик Дюк прямо так и бросился отправлять рыцарского коня куда-то там, даже если за это уплачено, — усмехнулся дракон. — Сначала он сдаст его в аренду на недельку тем, кому охота поиметь жеребенка от такого красавца, как твой Адамант. Так что мы вполне можем застать наших животин там же, где и оставили. — Даже у моего коня личная жизнь насыщенней, чем у меня. Хорошо, тогда надо просто убраться отсюда подальше. И побыстрее, — добавил Кордис, вспомнив об отречении. — Нужно собрать немного еды, и взять для тебя куртку на меху и теплый плащ. Сюда ведь мы больше не вернемся, я правильно понимаю? Рыцарь кивнул, впервые с грустью подумав о том, что это его последние часы здесь. Прощаться с озерами, лесом и гусями ему не хотелось, но тоска накатила как порыв ветра. Все-таки в семнадцать лет так круто переворачивать свою жизнь не очень легко. Дрейк обнял его, даря свою молчаливую поддержку. И Кордис впервые был ему благодарен за то, что не стал напоминать о том, что юный рыцарь совсем недавно мог бы остаться и без семьи, и без дома по чужой воле. А сейчас он выбрал это сам. — Пойдем искать еду. Куртка и плащ у меня всегда наготове. И тебе тоже надо новую куртку, — Кордис изо всех сил пытался отвлечься от грусти. Они совершили удачный набег на кладовую, украв ключи, неосторожно оставленные матерью Кордиса в кабинете; итогом набега стал мешок с колбасами и окороком, цельной сырной головой и тремя копчеными сазанами. Хлеб решено было взять перед самым уходом, как раз утром его испекут. Поиски куртки для Дрейка успехом не увенчались, но он только махнул рукой: — Не важно, Кори, эта вполне еще неплоха. Просто поставлю заплаты на дырки. А в последний „набег“ Кордис отправился сам, и ему было почти стыдно за то, что он решил сделать. Но… хотелось иметь хоть что-то на память о прошлом. Вышитые платки сестер — вот что он украл, неслышно прокравшись потайным ходом в девичье крыло замка. Сестры вышьют себе еще, а у Кордиса будут его Прекрасные Дамы, в честь которых можно совершать подвиги. — Теперь осталось только дождаться свежего хлеба, и больше меня тут ничего не держит, — Кордис плюхнулся на кровать вниз лицом и натянул подушку на голову. Настроение было просто отвратительным. Он не представлял, что теперь делать. Раньше путешествовать было занятно, потому что за спиной был дом. А теперь дома нет. И никому Кордис не нужен. — Ты нужен мне, — спины коснулась жесткая ладонь, погладила, обжигая даже через полотно сорочки. — Вот теперь только Адамант и ты у меня и остались, — грустно пробормотал Кордис. Дрейк отобрал у него подушку, потом перевернул, помедлил два удара сердца и накрыл его губы ласковым поцелуем. Настроение слегка выправилось. Может, дома у него теперь и нет, зато есть дракон, теплый и ласковый. Кордис увлеченно целовался, демонстрируя, что обучается быстро. Поцелуи уже не были такими робкими, как в тот раз под ивами. Дрейк позволял ему вести, оставаясь сверху лишь номинально — по местоположению. Но потом снова перехватил инициативу, принимаясь медленно вылизывать его горло, пока проворные пальцы распускали шнуровку сорочки. Прикосновения языка были очень приятными, Кордис зажмурился, так получалось лучше вслушиваться в ощущения. — А дверь мы заперли? А то еще явятся разгневанные родители. — Заперли, — усмехнулся дракон, стягивая тонкое полотно с его плеч, отмечая каждое ярким следом от поцелуя, больше похожего на укус. Кордис перестал думать о посторонних вещах. Дрейк был важнее. А уж поласкаться с ним — ради такого вообще можно обо всем забыть, все равно, важнее ничего не будет. Что он там говорил о личной жизни Адаманта? У него у самого — вот она, личная жизнь, только намекни. Единственная проблема была в том, что Кордис все еще не знал, как намекнуть. Решение-то он принял еще в первую ночь в замке, после разговора с бароном. Но как… как дать понять дракону, что не будет против чего-то большего, чем бесстыдные его ласки? Он просто забыл о том, что Дрейк в состоянии услышать „громкие“ его мысли. И улыбку дракона он тоже не увидел, лежал с закрытыми глазами. Когда Дрейк принялся раздевать его целиком, Кордис все еще ничего не заподозрил. А вот когда он приоткрыл один глаз и увидел, что дракон раздевается сам, из головы вылетели вообще все мысли. Дураком Кордис не был и прекрасно понимал, что невинным он из этой спальни уже не выберется. Дрейк повел взглядом по комнате, кивнул сам себе и принес с каминной полки простенькую масляную лампадку, которыми здесь пользовались вместо дорогих восковых свечей. Выбросил фитиль, оставив саму плошку с маслом, поставил на сундук, стоящий у изголовья. И снова вернулся к ласкам, не торопясь, заставляя Кордиса снова обо всем забыть и тянуться за жесткими руками и горячими, как угли, губами. Не слишком искушенный в телесных наслаждениях юноша вскоре нетерпеливо застонал. Огненные ласки почему-то ничуть не помогали унять желание, причем, чего ж точно он желает, Кордис сказать бы не смог. Зато чуть позже он понял, зачем нужно было масло. И почти догадался, почему Дрейк так медлит. Первое проникновение не было слишком приятным, хотя и болезненным он бы его не назвал. Но то был только палец, а что будет дальше… Дальше он просто выгнулся, не понимая, что сейчас было — огонь, плеснувший в жилах вместо крови, или небо, рухнувшее на землю? Как любовник, Кордис пока что был никудышен: переживал все внутри себя, просто лежа, как дубовая колода, только изредка вздрагивал. Дракон, видимо, прекрасно это понимал, потому не требовал большего. Ласки становились все увереннее и напористее, масла он не жалел, как и простыни. Кордис только краснел, особенно сильно, когда Дрейк сунул ему под бедра подушку, развел в стороны колени, целуя внутренние стороны бедер. Посмотреть туда, вниз, юноша не решился, это было выше его сил, такой раскрепощенностью рыцарь пока не обладал. Оставалось только крепко жмуриться и чувствовать, чувствовать. Потом было немного больно и очень жарко, когда Дрейк практически лег на него, входя. Медленно и осторожно. Кордис внутренне выл и извивался, на самом деле позволив себе только сжать Дрейковы запястья. Из груди вырвался лишь тихий скулеж. — Потерпи, Кори, — шепнул дракон, и боль смыло чистым жаром. Расставаться с невинностью оказалось легче, чем Кордису думалось. Чистое удовольствие, словно его снаружи и внутри облизывают языки пламени, не причиняя боли, сжигая в себе все плохое. Потом пламя собралось под веками и ярко вспыхнуло, чтобы схлынуть, оставляя Кордиса в состоянии то ли сна, то ли оглушенности. В себя его привели прикосновения прохладного мокрого полотна. — Кори, очнись. Ты почти напугал меня. — М-м-м? А что… Что случилось? — язык еле шевелился и казался каменным. — Ты потерял сознание, правда, ненадолго, — Дрейк обтер ему лицо, грудь и руки, потом принялся стирать масло и семя с живота и бедер. А Кордису живо припомнилось написанное в той инкунабуле о драконах и их любовниках. — А правда? .. — Правда. Только оури, только избранные, принадлежащие нам с самого рождения, могут быть с нами. Это редчайшая редкость, стечение судеб. — Ну, значит, лет двадцать у нас будет много-много счастья. Дракон молча поцеловал его, поднимая. Сдернул испачканную простыню, бросил на кровать меховой полог, найденный, должно быть, в сундуке. — Поспим до рассвета. Тебе нужны силы, да и мне тоже. Кордис не возражал, ему казалось, что он не любовью занимался, а носил Адаманта на себе вокруг замка, так что уснул юноша даже не успев обнять Дрейка. Утро пришло непозволительно скоро. Но, разбуженный драконом, Кордис даже не перечил: не хотелось бы ему быть в пределах досягаемости барона, когда тот прочтет его отречение. Из замка выбрались потайным ходом, прихватив на кухне пару свежеиспеченных ковриг и кувшин молока. По пути разделили еще горячее печево и молоко, оставив пустой кувшин у корней какой-то елки. Дрейк некоторое время пристально следил за тем, как рыцарь двигается, потом вздохнул, как показалось Кордису, облегченно, и повеселел. Кордис себя чувствовал, пожалуй, слегка похуже, чем хотелось бы, но к неудобству при ходьбе притерпелся быстро. Это не нож в боку. Да и убираться отсюда надо как можно быстрее, барон наверняка прочитал документ. — Как думаешь, он хоть немного огорчится? — На его месте я бы очень огорчился. Ты ведь первенец, родная кровь. Для драконов первое дитя всегда играет очень важную роль. Иногда остается единственным. — А у тебя дети есть? — Есть. Дочь. И внуки уже есть, — усмехнулся дракон. — Я далеко не юн. — Тогда почему я? Зачем, если у тебя есть семья? — Семьи нет, только дочь. А ты… все получилось совершенно случайно, веришь ли? Драконы верят в то, что судьба предопределена Тьмой и Светом, и стечение обстоятельств принимают как единственно возможный путь. Я не думал, что, помогая рыцарю отбиться от разбойников, вступаю в круг предопределенности. — А теперь ты счастлив? — поинтересовался Кордис. — Мое счастье зависит от того, будешь ли счастлив ты. Кордис закивал. Он был счастлив, если не считать той занозы внутри, которая все еще ныла при воспоминании о потерянном доме. Они ушли довольно далеко, чтобы не опасаться стрелы из замковой стенной баллисты в брюхо взлетающему Дрейку, и вскоре Кордис, привязав мешок с доспехом к зубцу на его шее, натянул теплую, подбитую волчьим мехом, куртку, укутался в плащ и устроился на том же месте, что и в первый раз. Теперь он поглядывал вниз, любуясь проплывающими внизу лентами рек и пятнами лесов, рассматривал крылья дракона — огромные кожистые паруса, изучил шкуру рядом с собой, оценил размер чешуек. Для такого гиганта они были довольно мелкими, едва ли с три ладони самого Кордиса. В первый раз он этого не заметил, придавленный отчаянием. Легенды говорили о чешуе размером с малый щит пехотинца, как оказалось — врали беззастенчиво. И чешуйки совсем не казались металлическими, скорее, походили на кость или панцири черепах. — Везде обман, — грустно сказал Кордис, принимаясь ощупывать шип. В душу наконец-то вползал детский восторг — он трогает настоящего дракона! При ближайшем рассмотрении, шип не был однородного медного цвета. Оттенки перетекали один в другой, завиваясь спиралью, словно не менее легендарный рог единорога. Интересно, а единороги тоже бывают? И они, правда, враждуют с драконами? Это какой должен быть тогда единорог? Кордису наскучило разглядывать части дракона, он завернулся в плащ и устроился поудобнее, прикрыв глаза. Уснул он так же незаметно, как и в прошлый раз, а проснулся в полдень, как раз вовремя для того, чтобы рассмотреть, как дракон снижается, выискивая достаточно большую поляну, чтобы не сломать крылья при посадке и взлете. Когда он все-таки сел и дождался, пока его всадник уберется со спины, обернувшийся человеком Дрейк выглядел устало. — Отдохнем здесь. Недолго. — Иди сюда, — Кордис расстелил плащ и поманил Дрейка в свои объятия. — Отдохнешь. Ты еще не совсем вылечился. Мужчина и не думал отказываться, что может быть лучше, чем время в покое, в объятиях того, кого любишь? И Кордиса снова безмерно изумило то доверие, что дракон оказывал ему, засыпая в его руках, откинув голову на плечо. Наверное, это потому, что Дрейк его любит. Кордис нежно обнимал его и думал, что надо будет немного пройтись по лесу, устроиться на ночь на поляне, чтобы костер, ручей и ночь вокруг. Куда им торопиться? Адамант вовсю огуливает кобылиц, зачем лишать верного коня радостей жизни. А Дрейк немного наберется сил.